***
Набережная была пустынна. Слышался лишь шум проезжающих автомобилей, тронутой ветром листвы и плеска воды в Малой Невке. Шапошников не знал, приехал его брат или еще нет, поэтому неторопливо шел вдоль набережной, наслаждаясь тишиной. Увидев наиболее чистую лавочку, Павел сел и принялся смотреть вдаль. Но уже спустя пять минут скамейка прогнулась под чужим весом. — Здравствуй, Саша. — Шапошников даже не повернул головы. По ядреному запаху одеколона он сразу понял, что пришел нужный человек. — Давно не виделись. — Да, Паша, — отозвался Александр, незаметно разглядывая младшего брата. — Много времени прошло с тех пор, как ты разрушил наши отношения. Шапошников покосился на Александра, показав удивление всего лишь поднятой бровью. — Я разрушил? Так-то это ты решил оборвать со мной все связи только потому, что я не захотел выгородить твоего дружка. — Да, да, скажи еще, что ты «просто выполнял свою работу». Ты же всегда так оправдываешься. — Александр теперь открыто рассматривал Павла. За те десять лет, что они не общались, младший брат обзавелся несколькими глубокими морщинами, взгляд у него стал еще более уставшим, чем раньше, а губы были мрачно поджаты. Сам Павел тоже не стеснялся разглядывать брата. Вообще выглядеть старше своих лет — это у них семейное, но лицо Александра показывало больший возраст, чем должно было: сказывались многолетние переживания из-за осужденного лучшего друга, разрушенной семьи и пренебрежения со стороны родственников. Павел был единственным, кто спустя время все-таки вышел с ним на связь. Несмотря на то, что ссора с ним как раз и стала причиной разлада между оставшимися в живых членами семейства Шапошниковых. — Саш, мне правда жаль, — повторил Павел уже заученную фразу, не глядя на брата. — Но я так-то ничего не мог сделать. Улики и свидетельства сказали больше, чем я сам хотел бы знать. Ты просто не можешь принять тот факт, что твой лучший друг — преступник. Я понимаю, но такая уж у меня работа. — Да уж. — Александр продолжал сверлить Павла взглядом, и младший Шапошников в конце концов посмотрел ему в глаза. Мужчины были похожи — их сразу можно было идентифицировать как братьев: примерно одинаковый рост, похожие прически, фигуры, стиль в одежде. Особенно сходство было заметно в глазах — у обоих братьев Шапошниковых были яркие голубые глаза с синим, более темным ободком радужки. Взгляды мужчин были по большей части холодными, утомленными и немного грустными, но в то же время притягивали, словно магнит. Редкие прохожие то и дело бросали взгляды на братьев, но тех это не волновало: они оба знали, что их встреча не произошла бы, если бы не обстоятельства. Сильнее укутавшись в пальто, Александр невзначай спросил: — Ульянка как? Хорошо работает? — Да неплохо, — согласился Павел. — Ей нравится. — Слушай, Паш, может, все-таки отговоришь ее? — внезапно попросил Александр. — Ну ты же сам говорил, что это не женская работа. А вдруг ее подстрелят? Я же переживаю за нее. И ты тоже. — Саш, Ульяна так-то не маленькая уже, — ответил Павел, желая закрыть эту тему. — И если ты так переживаешь за нее, почему ты сам с ней не поговоришь? — Напомни, когда в последний раз она меня слушала? — насмешливо поинтересовался старший брат. — Вроде это ты для нее больший авторитет, чем я. Сейчас-то уж точно. — А кто в этом виноват? — Ладно, давай к делу, — свернул неприятную тему Александр. — Ты сказал, что меня подозревают в трех убийствах. На каком основании? — Разрабатываются несколько версий, — уклончиво начал Павел. — Одна из них: убийца — маньяк, случайно выбравший своих жертв. Другая — убийства совершаются осознанно, с целью устранить нежеланных свидетелей какого-то другого преступления, например. Мы уверены, что жертвы не были знакомы друг с другом, но их связывал кто-то, кто был знаком с ними со всеми. Майор Шапошников говорил и одновременно следил за изменениями в лице брата. Тот заметно заволновался, но изо всех сил старался скрыть это. Павел продолжал: — Один человек недавно рассказал, что стал свидетелем убийства последней жертвы. Совершенно случайно: хотел пройти через пустырь в парк — думаю, знаешь, какой — и вдруг увидел, как мужчина в длинном темном пальто убивает молодую девушку. А этот мужчина, — майор сделал небольшую паузу, — очень похож на двух твоих знакомых. Догадаешься, на кого? — Провоцируешь, Пашка? — внезапно озлобился Александр. — Думаешь, даже если я пойму, о ком речь, я их выдам? Ни за что. Я уже один раз сболтнул лишнего, но теперь научен держать язык за зубами. — Я так и думал, — усмехнулся Шапошников. — Скажи, а недавняя встреча с твоим товарищем на Невском проспекте — случайность или это было подстроено? — Знаешь что, Паша, — прошипел старший брат, — ты не лишишь меня моего круга общения еще раз. — Не вопрос, — пожал плечами Павел и поднял воротник пальто. — В случае чего пойдешь как соучастник. — Ты этого не сделаешь, — пролепетал Александр, прекрасно отдавая себе отчет в том, что пытается обмануть себя. Если брат захочет — он и не такое сможет сделать. Шесть лет, проведенных на юрфаке, точно дали ему достаточно знаний, чтобы повернуть дело так, как ему нужно, и самое главное — сделать это законно. Александр больше всего боялся именно этого — он в законах разбирался не слишком хорошо, а вот его младший брат… Тем временем Павел посмотрел на Александра с притворным сочувствием и спросил: — Какие отношения связывают тебя с Киреевым и почему вы общаетесь через левый мобильник? — Если бы мы общались по левым мобильникам, ты бы об этом не узнал, — съехидничал Александр. Павел насмешливо улыбнулся: — Я, наверное, неточно выразился — почему Киреев звонил тебе с левого мобильника? — А я откуда знаю, — развел руками Александр. — Может, его основной потерялся. Павел хмыкнул — ему-то было известно, что у Киреева было аж два мобильных телефона. Неужели Саша как лучший друг не в курсе? Если так, то ему знать об этом не обязательно. — Саш, а ты знаком с Дятловым Леонидом Кирилловичем? — вдруг спросил Павел, надеясь застать Александра врасплох. Но тот совершенно искренне пожал плечами: — Не-а. Впервые слышу. А что, натворил что-то? — Мы пока просто проверяем, — уклонился от ответа Павел. Александр насмешливо поглядел на младшего брата и произнес: — Эх, Павлик, доведет тебя твоя честность когда-нибудь до чего-нибудь нехорошего. — Лучше прожить короткую жизнь, но честную, чем дожить до ста лет и знать, что ты всех и вся обманывал, — глубокомысленно изрек Павел и, выразительно глянув на Александра, добавил, словно поставил точку: — Так-то.***
После разговора с братом, по всей видимости, до сих пор державшим на него обиду, у майора было ощущение, что его облили помоями. «Лучше бы не звонил», — промелькнуло у него в мыслях, и тут раздался стук в дверь кабинета. — Да, — гаркнул Шапошников. В дверном проеме показалась Ульяна. — Павел Ильич, — заговорила она, — могу я сегодня пораньше уйти? — А тебе зачем? — с подозрением спросил Павел. Ульяна замялась, но сказала: — Мне нужно доклад по учебе делать. Он довольно большой, и я боюсь не успеть. Шапошников не поверил, но ничего не сказал. Если выяснится, что Ульяна просто искала повод пропустить практику, он просто ей ее не засчитает. Пусть ложь будет на ее совести. — Иди, — разрешил он. Ульяна с удивлением отметила недовольный тон дяди и негромко спросила: — Дядь Паш, что случилось? Ты сам не свой. Снова обернувшись к ней, Павел про себя усмехнулся. Его умиляло беспокойство племянницы за него, но в то же время оно было ему непонятно. Она вроде пытается отделиться от своей семьи и показать, какая независимая и ни в ком не нуждающаяся, но почему так стремится о нем позаботиться, пусть даже и на словах? Шапошников всегда решал все свои проблемы самостоятельно и старался скрывать обуревающие его эмоции, подавлять их. В детстве Павел это делал из-за отцовского воспитания и собственного представления, каким должен быть мужчина, в юности — из-за презрения к слезам как к признаку слабости, а потом это стало привычкой и основным условием для выполнения работы. Поступив на службу в полицию, Павел уже точно не мог позволить себе расклеиваться, погружаться в чужое горе и выплескивать эмоции. Уже почти двадцать лет он — полицейский, тот, от кого ждут помощи, и тот, кто должен помочь. Поэтому тратить время на всякие сантименты, считал майор Шапошников, глупо. Когда дело касалось семьи, он мог проявить чувства, но опять же, не слишком явно. Павел прекрасно видел попытки Ульяны походить на него: использование в речи «так-то» вместе с сарказмом и иронией; бесстрастное выражение лица, улыбка на котором появлялась в основном из-за еще юного возраста, позитивного взгляда на мир и отсутствия цинизма как такового; водолазки, прописавшиеся в ее гардеробе. Павел видел это, но не упрекал племянницу в том, что она бездумно его копирует. Потому что это было не так: индивидуальность, как и свобода от стереотипов, у Ульяны была. И последнему Павел втайне завидовал. — Ульян, все нормально, — заверил он. — Просто много работы. Иди. Ульяна с пониманием кивнула и спешно ушла. Она хотела предложить дяде ловить маньяка на живца. Стать приманкой Шапошникова хотела сама. Ульяну возбуждала мысль о том, что это может стать ее первым боевым заданием, с помощью которого можно было бы доказать дяде, что она способна стать хорошим сотрудником. Конечно, дядя-майор наверняка бы отказался — ведь он всегда оберегал свою племянницу, несмотря на ее боевой характер и смелость, но попробовать стоило. Однако дядя Паша был явно не в духе, и попадать ему под горячую руку не хотелось. Ульяна решила поговорить об этом завтра утром, когда его настроение еще не будет испорчено текущими делами. На выходе она столкнулась с Красавченко. Тот предложил Ульяне подвезти ее, но девушка отказалась. — Прогуляться хочу, — объяснила Шапошникова, и Дима не стал спорить. Его удивляла и даже немного восхищала способность Ульяны предпочитать общественный транспорт даже в час пик. Но отчего-то девушка пошла не более удобным путем — по оживленной и хорошо освещенной улице, а двинулась в сторону черного выхода парка. Дима решил проследить за ней — вдруг опять найдет приключений на свою голову. Сохраняя достаточную дистанцию, он шел следом и размышлял, почему Ульяна направляется туда. Неужели надеется найти какую-то еще улику, которая укажет на убийцу? Но ведь там уже все, что можно было, нашли. Ульяна шла, остатки снега похрустывали под ее ногами, цеплялись к подошвам ботинок, и время от времени ей приходилось останавливаться, топать ногами, чтобы стряхнуть липкий снег, и тогда только двигаться дальше. Красавченко был достаточно далеко от Ульяны, примерно в полутора километрах, но старался как можно незаметнее сократить расстояние. Когда они вышли на пустырь, словно из-под земли перед Ульяной возник мужчина. Дима резко замедлился и отошел чуть-чуть в сторону, к стройке. Там можно будет скрыться, если племянница майора заметит слежку. Медленно продвигаясь к ограде, закрывавшей проход к строившимся офисам, Красавченко оглядывался на предмет кустов, невысоких зданий или чего-то еще, что позволит ему незаметно приблизиться и подслушать, о чем Ульяна говорит с этим мужчиной. — Папа? — удивилась Шапошникова. — А что ты тут делаешь? — Привет, Ульяш, — отозвался Александр и сделал еще шаг к ней. — Я… Гуляю. А ты с работы идешь, что ли? — С практики, — поправила его Ульяна. Дима заметил, что к ней со спины очень медленно приближается еще кто-то. «Что делать?», — задался вопросом капитан и решил: нужно бежать к ним. Да, опасно, но если он будет просто стоять и смотреть — это может навредить еще больше. — Пап, а почему ты гуляешь именно тут? — с недоумением спросила Ульяна. — Тут же парк есть рядом. И с центрального входа гораздо удобнее. Александр улыбнулся и ответил: — Там слишком много народу. — Да не так уж и много, — возразила Ульяна, и от нее не ускользнуло перемещение отцовского взгляда куда-то за ее спину. И в этот же момент раздался пронзительный крик капитана Красавченко: — Ульяна, беги! Изумленная Шапошникова повернулась в сторону голоса, и Александр этим воспользовался: он ловко и крепко схватил ее одной рукой, другой зажал ей рот и развернул девушку к себе спиной. Поодаль внезапно раздался выстрел, Ульяна вскрикнула и попыталась повернуться в сторону Димы. Наверняка стреляли в Красавченко, который каким-то волшебным образом здесь очутился. Еще через мгновение Ульяна ощутила укол в шею. Она открыла было рот, чтобы закричать, но из груди вырывались лишь хрипы. — Пап… — Тихо, тихо, — раздалось у нее над ухом. Минуты через две Ульяну уже сморило, но девушка успела почувствовать, как ее подняли на плечо и куда-то понесли. В становившейся все более легкой голове крутилась лишь одна мысль: «Как он мог?»***
— Я вас понял. — Шапошников положил трубку и повернулся к коллегам. — Родители Красавченко понятия не имеют, где он. Говорят, он до них не доехал. — Значит, точно что-то случилось, — настаивал Бубнов. — Я же сказал: если бы Димка задержался где-то из-за каких-то личных причин, он бы наверняка позвонил. Ну или хотя бы смс прислал. — Если он с девушкой — то вполне мог потерять счет времени, — съязвил Шапошников, а Бубнов покачал головой: — Павел Ильич, Дима, конечно, тот еще сердцеед, но работа для него все-таки важнее. Он же обещал приехать к девяти, а сейчас уже, — он посмотрел на настенные часы, — почти половина одиннадцатого. Где вот его носит? — Что ты меня об этом спрашиваешь? — возмутился Шапошников. — Лучше у Кузьмина поинтересуйся, где его приятель пропадает. — Павел Ильич, Дима мне не говорил, что задержится, — доложил Кузя. — Он обещал приехать к девяти. Сейчас снова буду звонить ему. — Он схватился за телефон, но Ветров махнул рукой: — Да бесполезно, Кузь. Ну не берет он трубку. Мы ему уже раз двадцать позвонили, а он не ответил. И даже не перезвонил. Тимур прав — с Димой наверняка что-то случилось. Кузьмин снова и снова набирал номер Красавченко, не обращая внимания на слова старлея, однако тот все же оказался прав: на звонки Дима по-прежнему не отвечал. Вдруг затрещал мобильник Шапошникова. — Да? — ответил майор. — Что?! Наташ, подожди… подожди, Наташа… Голос в трубке что-то чрезмерно эмоционально рассказывал, тем самым вынудив Павла в итоге отстранить телефон от уха, иначе майор бы оглох. Дождавшись снижения эмоционального накала собеседницы, Павел строго сказал: — Наташ, успокойся, пожалуйста, и повтори все с самого начала, я ничего не понимаю… Пока Шапошников слушал некую Наталью и издавал понимающее «угу», Кузьмин, Бубнов и Ветров с надеждой и страхом смотрели на начальника. Чем дальше — тем мрачнее становилось его лицо, и это оперативникам очень не нравилось. Наконец Павел сказал: — Так, Наташ, я тебя понял. Мы ее найдем. Пока обзвони всех ее друзей, однокурсников, одноклассников и прочих товарищей, с кем Ульяна общалась. Может, она у них засиделась. Только без паники! — предупредил он женщину, чей взволнованный голос было слышно даже без громкой связи. — Мы сейчас же начинаем поиски. Да, хорошо. Если найдется — обязательно позвони. Если мы ее найдем — я позвоню. — Павел Ильич…? — хотел было предположить, что случилось, Бубнов, но Шапошников бросил на него ледяной взгляд и произнес: — Да, Тимур, ты правильно понял. Ульяна пропала. Ее мать сказала, что она ей позвонила, как только вышла из отделения, и сообщила, что едет домой. Домой, как вы понимаете, Ульяна не доехала. — А почему ее мама-то сразу не спохватилась? — удивился Ветров. Шапошников закатил глаза: — Она уже привыкла, что Ульяна шляется допоздна. Гуляет типа. Вот и надеялась, что ее дочка внезапно решила и сегодня погулять, а позвонить забыла. Типично для Ульяны так-то. — М-да, судя по всему, мать Ульяны ей не авторитет, — предположил Бубнов. — Ей никто не авторитет. Она же у нас взрослая уже, не обязана ни перед кем отчитываться, — язвительно произнес Шапошников. Его коллеги не догадывались, что за маской сарказма и ядовитой злобы их начальник прячет сильнейшее беспокойство и страх за племянницу и подчиненного. Оба ушли около семи вечера и до сих пор не пришли туда, куда должны были. На звонки, естественно, они тоже не отвечают. Где они? Живы ли они вообще? Вдруг в кабинет заглянул рассерженный Голованов. — Где Красавченко? — Недоступен, — отозвался Кузьмин после очередной попытки позвонить. Голованов возмутился: — Что значит недоступен?! Где он вообще? С очередной барышней развлекается? — Андрей Борисович, мы думаем, с ним что-то случилось, — как можно спокойнее сказал Ветров. А Бубнов добавил: — И с Ульяной… племянницей Павла Ильича… с ней тоже что-то случилось. Она тоже не берет трубку. Ее мама даже позвонила Павлу Ильичу, думала, Ульяна все еще здесь. — А что сидим?! — вскипел Голованов, и подчиненные невольно втянули головы в плечи. — Где находятся телефоны Красавченко и Шапошниковой, пробили? Володя! — Димин выключен, Андрей Борисович, а Ульянин сейчас в районе пустыря, — негромко ответил Кузьмин. — Правда, сигнал у него очень слабый. Я могу попробовать найти, где Димин мобильник включался в последний раз. Может, это как-то поможет. — Может, поможет, а может… и не поможет! — рявкнул Голованов, у которого нервы были на пределе. — Вы чем занимаетесь, господа офицеры?! Ваши товарищи пропали, а вы и в ус не дуете, чтобы найти их! Паша, — обратил он свой гневный взор на майора Шапошникова, — тебя разве не беспокоит, что твоей племяннице сейчас может угрожать опасность? А она ведь еще не майор полиции, ей наверняка нужна помощь. Ты как-то слишком уж спокоен. Да и о Красавченко, — подполковник посмотрел на каждого подчиненного, — вы все что-то не слишком волнуетесь. — Борисыч, мы делаем все, что в наших силах, — потер глаза уставший Шапошников, которого задела тирада начальника. То, что майор внешне казался спокойным, еще не значило, что это было действительно так. Странно, что Голованову за долгие годы работы это не приходило в голову. Подполковник Голованов в последний раз окинул взглядом оперативников и выдохнул: — Работайте, работайте. Когда начальник ушел, Ветрову позвонили. Спустя две минуты разговора он положил трубку и заявил: — Пуговица с отпечатком Дятлова, которую нашли на месте преступления, не от пальто Киреева. Там похожие пуговицы, но все же другие. — Здорово, — с сарказмом выдал Шапошников, на глазах которого только что разрушилась очередная хорошая версия, — великолепно.***
Голованов тем временем наконец допросил Киреева. Тот, видимо, уже понял, что серьезно попал со своей клоунадой, поэтому теперь отвечал четко и по делу. Но прежде всего спросил: — Начальник, а если я следствию помогать буду, мне уменьшат срок? — Посмотрим, — не стал давать ложных надежд Голованов. — Эксперты изучили всю вашу верхнюю одежду, которую нашли при обыске вашей квартиры, и определили, что пуговица, которую мы нашли на месте преступления, принадлежит не вам. — Ну вот, — с удовлетворением произнес Киреев. — Я ж говорил. — Говорили, — согласился Голованов. — Только вы тогда вот что мне скажите: чья это пуговица? На которой к тому же обнаружен частичный отпечаток Леонида Дятлова? Раз, как мы выяснили, она точно не ваша и не Дятлова. Киреев молчал. В этот момент решалась его судьба — количество лет, которые он снова проведет на зоне. Только сейчас у него был выбор: либо все честно рассказать, оформить это как явку с повинной и получить меньший срок, либо молчать до последнего и тем самым усугубить свое положение. В конце концов, Киреев принял решение. — Я все расскажу, — пообещал он. Голованов кивнул, давая понять, что тот может начинать. Киреев заговорил: — Я когда с зоны вышел, меня никуда не брали на работу. Совсем. Все друзья отвернулись от меня. А Сашка… Он единственный предложил мне помощь. Устроил на стройку к своему хорошему знакомому, спасибо ему, что взял меня. Но с месяц назад Сашка вдруг попросил меня устранить его дочь. Когда я спросил его, как устранить, он сказал «убить», и у меня чуть сердце не остановилось. Как я мог убить дочь моего друга?.. Да и вообще как я мог убить человека? В тот раз, когда я сел, получилось, конечно, но я потом ужасно себя чувствовал. Чесслово. А Сашка потом сказал, что пошутил насчет убийства, но я не поверил. И действительно: вскоре он прибежал ко мне, весь в крови, с ножом, который тоже в крови был. Говорит, выручай, Антох. Мол, я тебя выручил, теперь твоя очередь. Я, говорит, человека убил. Киреев глубоко вздохнул, затем продолжил: — Ну, а мне что? У нас с Сашкой всегда так дела делались: услуга за услугу. Да и он мой друг же. Хотелось как-то… я не знаю… В общем, на мне уже клеймо сидельца, мне типа не так страшно. А Сашка… Он думал, что убить будет легко, но потом… потом он пожалел. Сказал, что не себя — Наташку с Анюткой, жену и младшую дочку то есть. Я испугался, что он старшую дочь свою все-таки кокнул, но он сказал, не ее убил, другую девчонку в темноте за нее принял. Понял, что не она, когда девчонка вскрикнула, но решил не останавливаться — нельзя было оставлять свидетеля. Потом Сашке че-то в голову взбрело продолжить убийства, типа в вашем районе маньяк завелся. Не спрашивайте, почему. Сам не в курсах. В общем, последних двух девочек я убил. Сашка — только первую и то случайно. Сделав паузу, Киреев продолжил: — Сашка предложил подставить этого… соседа его бывшего, Дятлова. Он же тоже сиделец, правда, за изнасилование. Сашка, короче, дал мне наводочку, я с Ленькой познакомился, мы задружились. А потом Сашка че-т на него налетел, дескать, этот Дятлов как-то на Анютку смотрит не так. Как педофил, во! С чего он это взял — я не понял, но Сашка стоял на своем: педофил и все тут. Когда Дятлов вцепился в пальто Сашкино — ну, они подрались почти, — он выдрал пуговицу из его пальто. Прям с мясом. Ну что, пуговицу выдрал, в лицо Сашке плюнул и ушел. Перчатку как-то обронил. А Сашка-то свои перчаточки надел, пуговку с перчаткой поднял и в карман положил. Когда я собирался на этот пустырь, чтоб его, Сашка эту пуговицу с перчаткой велел бросить рядом с трупом, типа это Дятлов убил. Но кто же знал, — с досадой уронил голову на руки Киреев, — что Ленька не носит одежду с пуговицами! Совсем! Тогда это что получается, Сашка меня подставить хотел?! — Антон Степанович, — прервал поток мыслей подозреваемого Голованов, — ваш рассказ очень интересен и многое проясняет, но позвольте уточнить: под Сашкой вы подразумеваете… — Александра Шапошникова, — закончил Киреев. — Организатор всей этой херни — Шапошников Александр Ильич. — Внимательно посмотрев на подполковника, Киреев попросил: — Так и запишите.