События происходят после 5 главы
— Эй, Дост-кун, сколько можно работать? Удели уже внимание и друзьям. Несколько дней подряд Фёдор не покидал своего кабинета и, следовательно, никого туда не пускал. Из-за этого все «крысы» начали переживать. И хотя изначально к Достоевскому хотел отправиться Гончаров, Тацухико решил, что у Гоголя больше шансов заставить брюнета выйти из кабинета. Хотя бы затем, чтобы выставить из него слишком активного блондина. — Николай, я, кажется, просил никого сюда не заходить, — не отрываясь от компьютера, ответил Достоевский. — Дост-кун, ты уже три дня не выходил из кабинета. Мы все переживаем, — Николай начал отодвигать от брюнета ноутбук, сидя при этом на столе и обворожительно улыбаясь. На это Фёдор лишь нахмурился и уставился на обнаглевшего гетерохромика, который, понимая, что ему ничего не будет, спокойно сохранил все документы и закрыл ноутбук. — И что же дальше? — В глазах с тёмным фиолетовым отливом мелькнул насмешливо-заинтересованный огонёк. — Кушать и спать, разве нет? — Ответил Гоголь, спрыгивая со стола и силой выталкивая Достоевского за дверь. — Давай-давай, Дост-кун, всё равно знаешь ведь, что иначе я не отстану. И так, чувствуя чужие руки на плечах, Фёдор всё же зашёл на кухню. А стоило Гончарову увидеть, что брюнета всё же удалось вытащить из кабинета, он начал быстро накрывать на стол. И вскоре Достоевский, ощущая на себе три взгляда, медленно поглощал горячий суп. — Я вам зверушка в зоопарке, что ли, что вы взгляда отвести от меня не можете?! — Всё же не выдержал аметистовоглазый. — Просто хотели убедиться, что ты ничего с этим супом не сделаешь, — ответил Шибусава и утащил Ивана с кухни. — Что? Дост-кун, ты думаешь, что я вот так просто возьму и уйду? — А вот Гоголь даже не шелохнулся, оставаясь на том же месте и с тем же изучающе-гоголевским взглядом, свойственным только ему. Вздохнув, Фёдор продолжил есть и лишь на секунду заглянул в телефон, оповестивший о новом сообщении. Почему «на секунду»? Потому что в следующую блондин отобрал чужой телефон, что-то говоря о том, что так только желудок испортить можно. И брюнету ничего не оставалось делать, кроме как доесть, выпить остывший зелёный чай и поморщиться от его вкуса, а затем призывно посмотреть на Николая. — Эээ не, Дост-кун, никакого телефона, — игнорируя возмущение в тёмно-фиолетовых глазах Гоголь на этот раз выталкивает Достоевского из кухни и ведёт в его комнату. — Вот поспишь хоть немного, а потом и поговорим! И гетерохромик усаживается на стуле, закидывая ногу на ногу и всем своим видом показывая, что и на этот раз не сдвинется с места. Поэтому Фёдору вновь ничего не остаётся, кроме как снять излюбленный плащ, отороченный белым мехом на вороте, красные сапоги до колен и всё же лечь. И хотя парень искренне верил, если не надеялся, что уснуть у него не выйдет, он уснул уже через несколько минут. — Эх ты, Дост-кун, угробишь ведь так своё и без того плохое здоровье, — убедившись по дыханию брюнета, что он уснул, Николай тихо встал со стула, положил чужой телефон на тумбу у кровати и сел уже на саму кровать, мимолётным движением убирая чёрные пряди с закрытых глаз. — Что же мы будем без тебя делать? Или что я буду делать? И вообще, ты представляешь, какой шум тут поднимут Эля и Эри, если с тобой что-то случится? Тихо вздохнув, блондин лёг рядом, всё так же невесомо касаясь чужой щеки и надеясь, что Фёдор проснётся не очень скоро и не заметит этой небольшой вольности, которую позволил себе Николай. Вот только Гоголь не учёл, что организм Достоевского уже привык к недосыпу, и что ему хватает нескольких часов, даже если до этого несколько дней были проведены в состоянии бодрствования. Вот поэтому Фёдор и удивился, когда, проснувшись спустя пять часов, обнаружил прямо перед собой спящего блондина, чуть поёжившегося от небольшого сквозняка, но всё так же цепляющегося за рукав чужой рубашки. — И кто это тут у нас гробит своё здоровье? — Вздохнул брюнет, аккуратно отцепив от себя Николая и накинув на него сверху свой плащ. Гоголь, конечно же, сразу в него укутался, пробурчав что-то невразумительное. Затем, взглядом обнаружив телефон, аметистовоглазый забрал его и покинул комнату, вновь отправившись в кабинет — как никак прервали его на самом конце работы. И, пока уже в кабинете варился кофе, Фёдор заглянул в сообщения с известно-неизвестного номера. Почему так? Потому что сам номер никак не был назван, однако сам парень знал его уже наизусть:«Федь, можешь завтра часов в десять утра покрасить меня в рыжий? Парикмахерам я не доверяю, но ты меня уже красил, так что… Плиз?»
«Хорошо. Я приду ровно в десять, так что будь уже готова.» Вздохнув, отправил Достоевский, забирая стаканчик кофе и вновь садясь за, на самом деле, уже осточертевший рабочий стол и компьютер.«Тогда жду завтра. Только не говори никому, так как секрет.»
Моментально пришёл ответ. Кивнув самому себе и вспомнив, всё ли нужное у него имеется в наличии, брюнет открыл компьютер и вновь погрузился в сотни расчётов, цифр и других не менее важных документов.***
Всю ночь Фёдор всё также провёл в кабинете, на этот раз закрывшись на ключ и игнорируя остальных, которые всё также пытались вытащить его из кабинета. А на следующее утро всё наконец-то было закончено, поэтому, потянувшись, Достоевский всё же покинул свой кабинет. И, остановившись в гостиной, брюнет осмотрелся вокруг и стал собираться. — Дост-кун? Ты куда? — Наблюдая за Фёдором, который кидал какие-то краски в сумку, спросил Николай, переглянувшись с Иваном. И хотя Гоголь ничем себя не выдавал, аметистовоглазый всё же заметил, что ещё ни разу тот не встретился с ним взглядом,***
— Дост-кун, ты снова нас всех игнорируешь! — А вот вечером вся неловкость Николая вновь испарилась, поэтому он не боялся мешать Фёдору читать. — Николай… — Достоевский кинул на товарища убийственный взгляд, ведь тот в конец обнаглел и, используя свою способность, нагло тыкал брюнета в щёку. Однако затем аметистовоглазый усмехнулся и, нарочито глядя на опешившего блондина, медленно укусил того за палец. — До-До-До-Дост-кун!!! — Шумно втянул воздух Гоголь, не зная, куда ему смотреть: в фиолетовые глаза, подёрнутые тёмной дымкой, или на собственную руку, палец которой всё ещё был в чужом рту. — П-прекрати, Дост-кун! — Однако демоны в фиолетовых глазах лишь насмешливо смотрели на покрасневшего блондина. Однако затем брюнет всё же отпустил чужую руку, переставая издеваться над не знающим куда себя деть товарищем. Прекратив использовать «Шинель», гетерохромик просто смотрел на Фёдора. — Что? — Сделав самый безобидный вид, Достоевский поднял глаза, искусно пряча насмешливую ухмылку. — Можешь попробовать вновь меня вывести из себя, если не боишься, — сказал он, и фиолетовые глаза вновь опустились к книге. — Тогда… — Гоголь сделал неуверенно один шаг, а затем всё же подошёл впритык, наклоняясь, хватая чужие руки за запястья и продолжая: -… позвольте докоснуться до вас. Книга с характерным звуком упала на пол, фиолетовые глаза с шоком распахнулись, а одни губы накрыли другие. Брюнет дёрнулся, однако его запястья сжали ещё сильнее. И поэтому, чтобы хоть как-то «закрыться» от блондина, Фёдор зажмурился. На это Николай, прервав поцелуй, лишь умильно хмыкнул, проводя кончиком языка по чужим губам и вновь накрывая их своими.