Я как сталь плохого меча, Не был закален огнем, Сломался в бою. Хокку
Сакура и Хаширама мчались к деревне. Они были уверены, что Учиха не причинили большого вреда, но тревога в их сердцах плясала в унисон, сплетаясь в липком страхе, поэтому оба шиноби немедленно пустились по следу в родные края. Сакура не могла не думать о том, что произошло. Хотэка мертв, а Какузу… Она не стала ничего говорить, когда поняла, что мужчина, лежащий среди деревьев и пепла, дышал. Тяжело и надрывно, но дышал. Хаширама тоже знал это, он сохранил ему жизнь и никак не прокомментировал, надеясь списать все на невнимательность. Харуно не стала оспаривать это его решение, ведь Какузу должен был выжить в битве, чтобы в будущем столкнуться с Конохой уже в качестве члена Акацуки. И все же невероятен был тот факт, что она лично застала эту великую битву и увидела бога шиноби в действии. Теперь ее главной головной болью были поступки друга, которым вероятно овладело безумие или еще какая-то страшная сущность, потому что иначе она не могла объяснить его действий. Для чего и зачем? Как можно было так поступить с деревней? Что теперь будет его ждать? Казнь, харакири или может быть пожизненное заточение? В ее времени нестабильных предателей карали без сожалений, а в этом подобных людей могла ждать участь и страшнее. Сакура испытывала боль, страх, а еще злобу и сожаление. Неужели линия времени, которую она нарушила вернется на свое место… Этого нельзя допустить!! В уголках глаз начинали скапливаться слезы. Идиотка, Харуно, просто, молодец, теряешь мозги, едва увидев кого-то хоть немного похожего на Саске. Леса сменяли друг друга, чакры оставалось мало, Сакура неслась с бешеной скоростью, чувствуя, как с каждым прыжком ноги начинают дрожать быстрее, а голова становиться ватной. Когда они подоспели к воротам, в нос ударил едкий запах гари, а отовсюду послышались тревожные крики. Ночь была в самом разгаре, она сковала цепкими темными лапами деревню, укрыла красные языки пламени своей зловещей вуалью. Россыпь бриллиантов звезд было невозможно разглядеть, смог гари лиловой дымкой тянулся к небу, серые здания отблескивали безразличием. Несмотря на страх и общую суматоху, искры яркого пламени охватывали всего пару построек – высоких зданий с лаконичными крышами. Это был относительно небольшой ущерб, который означал, что Мадара и Тобирама уже тут. Только где? От последних мрачных мыслей ее желудок сделал сальто. Шодай сразу же создал несколько древесных клонов, которые поспешили на помощь раненным. Они с Хаширамой бежали по темным улицам, петляя и огибая перепуганных гражданских, пока не наткнулись на красные доспехи Мадары, он выбежал из-за угла и видимо, тоже искал Изуну. Когда два основателя и Сакура пересеклись взглядами, все трое подумали об одном и том же. Если Мадара еще не добрался до Изуны, но драки прекратились, значит это сделал кто-то другой. Харуно тупо бросилась вперед, вкладывая последние силы, чтобы преодолеть пару кварталов, она чувствовала, как лязг метала позади и свист оружия подгоняли. Сердце отплясывало беспокойный такт, норовя разорвать грудную клетку на части. Вдали раздался невероятный грохот, и девушка с ужасом наблюдала, как часть только построенной башни Хокаге откололась и, сопровождаемая пылью и адским шумом падала вниз. Впечатляющий теракт. Когда она выбежала к большому величественному храму, украшенному красными столбами, позолотой и оранжевыми фонарями, первое, что Сакура ощутила, была разрушительная чакра неестественной природы – она сливалась из двух бушующих, штормовых и знакомых. Первая всегда холодная и ужасающая своим давлением – бушевала словно снежная буря, вторая вязкая, темная и одновременно горячая, вспыхнула языками пламени. Глаза застилала пелена ужаса. Здесь слышался шелест темных кимоно Шинигами, крадущихся за ее спиной тихими шагами, и потрескивание разряженного воздуха от энергии и злобы. Светловолосый высокий мужчина в синих доспехах, создавая вокруг себя серебристое мощное осязаемое Ки, бросился с катаной навстречу темноволосому юноше с гербом Учиха за спиной. Кровавые Тории мирно ждали, чтобы открыть врата в бесконечную тьму для двух озлобленных воинов, которым суждено было встретиться в поединке и даже чудесное исцеление не помешало судьбе сложиться так, как было предначертано. Они, словно сошедшие с гобелена самураи, бежали навстречу друг другу, вооруженные острыми клинками, которые пульсировали в воздухе от жажды крови. Сакура торопилась, задыхаясь от удушья, а в висках стучало: «успеть любой ценой!». Анализировать ситуацию времени не было, но девушка заметила, что у Изуны было глубокое ранение в области живота, и следующий удар мог стать летальным для него. На этот раз она почувствовала дежавю, словно была маленькой тринадцатилетней девочкой, в слезах бросившейся под техники Наруто и Саске, но тогда она была ребенком без чувства самосохранения, а сейчас… Сакура была чем-то большим, чем женщиной с разрывающимся от опасений и страданий сердцем, она была шиноби на задании, с печатью Ооцуцуки на шее, которая свидетельствовала о важности ее роли. Огонь и желание убить – ярко, отразившееся в глазах обоих воинов заставили ее сердце заныть от боли. Сакура сорвалась, контроль слетел с петель, которые она тщательно оберегала, призывая себя собраться с мыслями и действовать рационально. Этого у нее никогда не получалось. Девушка ринулась с места, не соблюдая безопасность и не ожидая нападения. Ей часто становилось страшно в этом времени, но это был эгоистичный страх за себя, а теперь же он обусловливался безумным стремлением защитить других людей. Раньше она думала, что в этом времени нет никого, кого бы ей нужно было защищать, здесь и ее не должно быть, как не могло находиться близких. Просто летела, пока в ушах задавало быстрый ритм, выпрыгивающее сердце. Она выпорхнула на пути мужчины в ту секунду, когда катана была уже занесена. Кто-то бы назвал ее отважной. Сакура бы охарактеризовала себя отчаянной. Тобирама наверняка отнес ее к безрассудным в ту минуту, если бы его пылающий взгляд не был застелен пеленой жуткого тумана. Она не боялась попасть кому-либо под клинок и не страшилась того, что реакция Нидайме сыграет быстрее. Словно в замедленной съемке ее окатило холодом. Искаженные злостью глаза Тобирамы отразили ужас, когда она встала к нему лицом, загораживая Изуну. Величественный силуэт храма поплыл, зрение смазалось. — Сакура!!!! Он использовал хирайшин, и катана по имени Рэйден с громким чавкающим звуком пронзила живот Сакуры насквозь. Все замерло. Острие довольного меча чуть не задело печень и внутренние органы, адская боль сковала ее, когда она поняла, что клинок Изуны едва коснулся ее, ведь он уступал Сенджу в скорости. Послышался испуганный вздох Хаширамы где-то за спиной. Оба воина замерли не в силах ничего сделать или произнести. Струйка крови потекла изо рта, Сакура закашляла, глядя в туманные красивые алые глаза мужчины напротив, боль сжимала своими опасными тисками всего несколько секунд, но ноги подкосились, так и, норовя перестать слушаться ее. У нее не оставалось выбора. Метка на лбу, всегда скрытая хенге, запульсировала, опаляя воздух. Печать проявилась и начала распускаться, быстрыми темными узорами окутывая тело куноичи. Она чувствовала, как ромб во лбу загорелся сиреневым и высвобождение бьякуго поднял угрожающий ветер ее собственного Ки, настолько неконтролируемого и мощного, что ее саму затошнило. Вот и все – дальше ее ждал допрос с пристрастием и волна нового недоверия, но это было не самым страшным из того, что предстояло впереди. Злость и разочарование, обуявшие ее, заставили зарычать. — Какого черта вы устроили?!?! — Она с омерзительным звуком выдернула катану из своего тела, и рана мгновенно затянулась с легким паром. Всю ее кожу покрывали черные полосы печати, Ки горело сиреневой давящей энергией. Хаширама смотрел с ужасом, Мадара стоял рядом и его брови были сведены к переносице. Эта сцена могла быть комичной как всегда, если бы не ужасающая трагедия, повисшая между шиноби, безмолвным грузом. Тобирама все еще стоял неподвижно, держа меч в том же положении, его лицо было равнодушно, но куноичи видела на нем так много, а Изуна… Сакура обернулась на того, кого закрыла собой, словно живой щит. Шаринган мгновенно пропал из его потемневших глаз, и в них отражался весь непосильный по объему ужас, так словно он осознал, к чему привело все, что он сделал, и какие последствия ждали их впереди.***
Хаширама устало провел рукой по своему лицу, последний день на улице стояла пасмурная погода, тучи сгущались, но дождь никак не мог, наконец, выпустить всю тяжесть, скопившуюся на небе. Он сидел в своем кабинете, который в тусклом сером свете выглядел отрешенным и неживым, уже битый час выслушивая крики, возмущения, требования и угрозы, казалось бы, всех влиятельных людей, приближенных к деревне. Он узнал подозрения всех кланов, выслушал обвинения старейшин, и, к сожалению, даже Мацуду, который, не останавливаясь, тараторил ему нравоучения, словно он получал скрытое удовольствие о побоище, произошедшем в Конохе. — Я говорил тебе, Хаширама, что Учиха нестабильны, — грузный мужчина в изумрудном расписанном золотой нитью кимоно качал головой, глядя на него, будто отец, порицающий несмышленое дитя. Он чертовски устал, и все, что делал последние пару часов – это словно амеба, выслушивал, кивал и вежливо аргументировал свою позицию, когда оппонент переходил все возможные приличия. Сейчас, же, несмотря на полную апатичность, Хаширама не мог не отреагировать. Он резко вскочил с места, из-за чего Кеничи испуганно моргнул. Сенджу сразу же понял, что немного переборщил и прокашлялся в кулак, присаживаясь. — Я попрошу вас! Не оскорблять клан основателей. — Но… — Все совершают ошибки, и проступки одного члена клана ни капли не очерняют всех остальных. — Старейшины шиноби потребуют отстранить Учиха от управления деревней, и это будет правильным решением, — Мацуда нахмурился. Знал бы он, сколько раз за этот день Хаширама уже слышал подобные фразы, их смысл не менялся. — Я считаю, что такая политика может привести только к обострению конфликта, а не к его решению, — начал было Хаширама, но заметив прозрачный взгляд собеседника, вздохнул и устало потупил голову. — Я тебя предупреждал… Впредь поступай разумнее, — и он ушел, сверкнув многочисленными драгоценными перстнями. Хашираме требовалось время все обдумать, взвесить, посоветоваться с братом и Мадарой. О скандальном происшествии в скором времени узнают все страны, и чуяло его сердце, враги будут рады узнать, как Коноха ослаблена и нестабильна. Хаширама винил себя в случившемся, в том, как легко поверил и отвлекся на врагов извне, когда проблема зарождающейся деревни была внутри. Он думал, что происшествие должно стать для него уроком. Чтобы создать настоящее селение, основанное на доверии, нужно уважать каждого жителя и не отдавать преференции одним, лишая других. Это была та мудрость, которую ему еще предстояло познать. Все события прошедшего дня пролетели очень быстро. Покушение, битва, попытка переворота, бунт, несколько убийств, разрушения, пожар, паника, Изуна и Тобирама, готовые убить друг друга и Сакура, пронзенная насквозь катаной его брата, которая смогла исцелить себя чудесным образом. Эта девушка не переставала удивлять его и, казалось бы, когда удивляться уже нечему, она снова делала это. Потрясающая женщина. И как бы он не хотел узнать, какие тайны таят в себе ее техники ( чем был безумно озабочен Тобирама) существовало множество проблем куда более насущных и требующих немедленного решения, участия с его стороны. Пока Сакура отсыпалась после истощения чакры в своих покоях (ах, как бы он хотел оказаться на ее месте), Мадара боролся за жизнь Изуны против старейшин Учиха, а брат улаживал материальные вопросы деревни, он… вынужден был быть покорным пока все не уляжется. Как бы Хашираме не хотелось этого произносить, но политика была грязной игрой, в которой невозможно было не идти на уступки и соглашения с тем, с чем ты не согласен, во благо интересов деревни. Он вздохнул и посмотрел в окно, погружаясь в омут воспоминаний далекого прошлого. « Вода реки была прозрачной, но когда взгляд скользил вдаль, она приобретала бирюзовый чистый оттенок. Сквозь дымку быстрой горной стихии проглядывали крупные светлые камни, которые бы резали пальцы ног, если пройтись по ним босиком. Стоял ясный день, солнце игралось и рябило миллионами драгоценных бриллиантов на водной глади. На другом берегу было пусто, лишь великаны деревья с толстыми корнями и салатовый листвой угрюмо покачивались в такт слабого ветра. Хаширама гулял по лесу и собирал сладкие ягоды. Он решил выйти к реке, когда почувствовал чьё-то присутствие, не излучающее угрозы. В такие моменты любопытство всегда брало над ним вверх. Он заметил мальчика его возраста, с тёмными непослушными волосами и в синем кимоно. Тот стоял на берегу быстрой реки и играл в блинчики, но выходило у него, честно говоря, из ряда вон плохо. Каждый брошенный им камень неизменно падал в бездну холодной реки. Всем своим видом человек с непослушными чёрными волосами, которые, по мнению Хаширамы, напоминали гнездо, выражал забавное недовольство. Сенджу подхватил белый точеный камень с земли и показал мастер класс в этой игре незнакомому мальчишке. Когда-то они с Каварамой и Итамой целыми днями могли играть у реки, пока братьев не отправили на задание. Однако у Хаширамы ловкость в подобных делах все равно была на высшем уровне. Мысленно он усмехнулся, когда его камень полетел по идеальной траектории. Сенджу не смог скрыть улыбки, ведь ему было очень одиноко в последние дни, отец много времени проводил с Итамой, а Тобирама был постоянно занятым занудой. Так что Хаширама был рад встретить новое лицо у реки. Спина незнакомца напряглась, он обернулся и бросил недовольный взгляд на Сенджу. — Целься чуть выше! В этом весь смысл, — улыбнулся Хаширама. — Мне не нужны твои советы! Я могу добросить камень до другого берега, если очень постараюсь, — незнакомец сверкнул тёмными глазами, — Эй, ты кто такой вообще? — Напускная грубость необычного мальчика лишь позабавила его. — Сейчас я твой соперник в кидании камней, и мой уже на том берегу, — Азарт прибавлял ему смелости. — Я задал тебе вопрос! Ты кто такой? — Грубый мальчик с гнездом на голове нахмурился, он начинал нравиться Сенджу. — Хаширама! Но я не могу сказать свою фамилию. — Хаширама? Тогда смотри, в этот раз у меня точно получится! — Темноволосый незнакомец прицелился и сила, с которой его детские руки метнули игровой снаряд, напрягла Хашираму, было в манерах нового знакомого безумно знакомое. Тогда это было лишь подозрением, но ему казалось… мальчик бросил камни как сюрикены. Снаряд громко ухнул в воду. На мгновение оба замерли в неловкости. Хаширама не смог скрыть сомнения, а мальчик с гнездом на голове поник, прежде чем резко накричать на него. — ТЫ СПЕЦИАЛЬНО СЗАДИ СТОИШЬ, чтобы отвлекать меня? — Хаширама испуганно подпрыгнул, — ДА Я ДАЖЕ ОТЛИТЬ НЕ МОГУ, когда на меня смотрят! — Хаширама резко впал в уныние. Вероятность того, что Сенджу расстроил нового интересного знакомого своим присутствием, заставила ощутить вину. — Прости, — пробормотал он. Мальчик нелепо моргнул. — Эй… да будет тебе, — он закрыл глаза, — ладно… прости, я просто искал оправдания. — Я… я… не знал… что у тебя такой невроз! — ЧТО!?!? — Новый знакомый снова взорвался, — ты либо идиот либо смельчак? Хаширама вскочил и лучезарно рассмеялся. — Ну, пока точно известно лишь то, что я бросаю камни лучше тебя. — Будешь выделываться, я тебя запущу в полёт вместо камня? — Худой мальчик нелепо расставил руки в строну в приступе агрессии, отчего Хаширама снова впал в уныние, падая на камни. — Прости, чтобы загладить вину я даже не буду сопротивляться. — И ты мне будешь говорить про невроз? —Просто… надеюсь, что я не утону после твоего броска, как камень. Мальчик снова закричал. — ААА да ты совсем ?!?!? Отвянь уже? Хаширама встал, чтобы уйти, зная, что будет дальше. — Эй, подожди! Он очень забавлял Хашираму, а чёрное гнездо на голове придавала новому знакомому более нелепый и смешной вид. Сенджу он понравился. Когда мальчик обернулся, он хотел улыбнуться собеседнику, но вдруг уловил тревогу. Река журчала по-другому, не так как прежде. Мимо них проплывало тело… Израненный хладный труп шиноби… Чувства опасности охватило его, Хашираме пришлось оставить беспечность, волнение подгоняло. Он пустил немного чакры в ноги, пересёк реку и остановил тело, чтобы доверить свои догадки. Где-то шла битва? На броне мертвого воина был герб клана Хагоромо. Он услышал тихий вздох нового знакомого. — Так ты… шиноби? — Разочарованно и без былой беспечности спросил он. Хаширама тоже почувствовал, как аура беззаботности покинула их. Он вздохнул. — Скоро это место превратиться в поле сражения. Иди домой. Прости, мне пора бежать. Бывай! — Он совершил длинный прыжок, оказался на другом берегу и вдруг остановился, почувствовав, что забыл что-то важное. — Эээ. — Мадара, — уверенно произнёс мальчик, и, предвидев следующий вопрос, продолжил, — не называй фамилию чужим - закон шиноби. Новое интересное знакомство осело горечью на языке. — Знаю… выходит, и ты шиноби. Они были очень разными, противоположностями. Но в этот момент, Хашираме показалось, что он почувствовал с ним особую связь, будто они были знакомы уже тысячу лет. В тот день он впервые встретил Учиха Мадару и похоронил одного из братьев». «Он помнил, как кричал на отца, на морщинистом и не по годам усталом лице которого, отплясывали оранжевые лучи закатного солнца. Кавараму захоронили прямо перед ними. Его жестоко убили, а отец назвал этой честью для шиноби. Но Хаширама не понимал его. Слёзы опасно щипали глаза, когда он позволил себе говорить в непозволительном тоне с главой клана. — Кавараме было семь лет!!! Сколько это будет продолжаться?!?? — вскрикнул он, глядя вслед уходящему шиноби. — До тех пор, пока каждый из наших врагов не будет уничтожен…— нетерпеливо ответил отец, — путь к миру опасен и полон смерти. — Даже если для этого приходится жертвовать детьми? Резкий удар в челюсть отрезвил его. Отец загремел боевым доспехом, его лицо исказила злоба. — Да как ты смеешь так неуважительно говорить о Кавараме, он сражался и погиб, как шиноби! Он не был ребёнком. — отец отвернулся от него и продолжил свой путь. Это казалось ему чушью, несусветной и жёсткой истиной мира, в котором он жил. — Хаширама, ты в порядке? — Тёмные глаза брата смотрели испуганно. — Ты знаешь, что бывает, если перечить отцу, — красные глаза другого брата были наполнены осуждением, граничащим с беспокойством. Хаширама схватился за ушибленное место. Боль не волновала его. Теперь он был самым старшим и… нёс ответственность за них, хотел этого отец или нет. — Я… не хочу, чтобы вы, Итама и Тобирама, погибли! — Он вскочил и закричал снова, — погиб, как шиноби - чушь!!!!! Сенджу - клан любви - это глупость!!! Вы просто ведёте людей на смерть и не ведёте им учета. Мы ничем не лучше Учиха. — Так мы чтим наши традиции. Ребёнок, взявший в руки оружие, становится полноправным воином. Превратить детей в настоящих, достойных ниндзя - вот истинная любовь. — Ответил отец, оставаясь к нему спиной. — Значит, чтобы стать настоящим шиноби нужно умереть? Вы убиваете друг друга так долго, что даже и сами не помните из-за чего началась кровавая борьба. Мы даже фамилию не можем назвать из-за постоянной опасности!! Такой мир шиноби неправильный. Его лицо снова исказило знакомое выражение презрения и злобы. Отец не был плохим, он был консерватором, который следовал наследию предков, какими жёсткости и пустыми они не были. Хаширама уважал его, но не понимал. Мужчина занёс кулак, и он был готов стоически принять удар, но этого не последовало. Маленький мальчик с серебристыми волосами раскинул руки, закрывая его собой. —Отец! Старший брат просто устал сегодня, он очень расстроен, — оправдал его Тобирама, — пожалуйста, прости его. Дымка гнева отступилась в темных глазах, и он встал ровнее. — Думай, что говоришь, Хаширама. Жестокость - этим словом он бы охарактеризовал бы мир вокруг себя. Спустя время они сидели в лесной чаще клана Сенджу на одном из крупных корней, наслаждаясь уходящими теплыми лучами. — Эти взрослые - идиоты, — Тобирама всегда был очень хмурым и редко говорил не по делу. Но сейчас, когда они с Итамой расположились на корне огромного дуба великана, прячась от отца, он выглядел мрачнее обычного, — если они хотят покончить с войной - достаточно заключить перемирие, союз. — А как же месть за наших родных, которых мы потеряли? И друзей! — Итама неуверенно посмотрел на брата. — Продолжишь думать так дальше - долго не проживешь, что ты, что взрослые - у вас нет головы на плечах. — Прости…— опустил голову Итама. — Шиноби должны сдерживать свои чувства. Необходимо создать правила, чёткую систему, чтобы избежать бессмысленных жертв и смертей, — Тобирама всегда был самым сообразительным из них, и суровым. Он не перечил отцу, строго выполняя его наказы, но в глубине души был не согласен с тем образом жизни, который вел клан. — Вот бы… создать союз… — Хаширама задумчиво посмотрел на брата. В глазах Тобирамы блеснуло понимание, такое, которое всегда проскальзывало между ними, если дело касалось чего-то серьезного. —Союз? — переспросит Итама. Хашираму переполняла решимость». «Он снова сидел у реки. В этот раз, небо было затянуто серыми облаками, а бирюза воды напоминала блеклость грозы. Он ждал, когда начнется дождь, камни казалось, тоже утратили свою чистоту и блеск с уходом солнца. А журчание воды теперь казалось не чистым и сильным. А холодным и опасным. Итама был мёртв. Слёзы щипали его глаза. Громкие шаги сандалий позади известили о том, что он больше не был один у водоема. Сил повернуться не было. — Привет, давно не виделись! Ээээ, — по голосу он узнал худощавого мальчика с непослушными волосами. — Хаширама… — бесцветно подсказал он. — Точно. Ну, чего ты грустишь? Рассказывай. — Я в порядке, — он был в этом не уверен и голос предательски дрожал. — Ты же знаешь, мне можно рассказать… — Все хорошо. — Да брось ты. —Все нормально. — Хватит тянуть, выкладывай, — в голосе знакомого появилось нетерпеливое раздражение. — Все нормально, — он обернулся в тот неподходящий момент, когда слёзы горячим потоком вовсю струились по лицу, обжигая кожу. — Эй, а ну быстро говори!!!! — лицо Мадары почти сразу смягчилось, когда он почувствовал неподдельную горечь и печаль Хаширамы, — Что произошло? — Мой младший брат мертв, — он вытер слёзы, глядя на быструю гладь, — я прихожу к этой реке всякий раз, когда на сердце грусть, в надежде, что ее смоет потоком воды. — Вот, что случилось... — мальчик посерьёзнел. — Ты ведь Мадара… чувствуешь тоже самое? У тебя есть братья? Он был хмур. Мадара сел рядом с ним, и детское лицо показалось Хашираме непривычно взрослым. Они все были юны, и казались бы обыкновенными детьми, если бы не усталость в глазах, - по ней можно было читать, как по боевым шрамам. —Да, я один из пяти, — начал Мадара, — точнее, нас было пятеро. Хаширама подавил новую волну слез. — Было?... — Мы ведь шиноби, никогда не знаешь, когда смерть придёт за тобой, — тёмные глаза мальчика были устремлены вдаль, — если и есть возможность закончить кровопролитие, то нужно открыться своему противнику и ничего не утаивать от него. Стать братьями… но это невозможно, ведь невозможно разглядеть, что находится у человека внутри. Все всегда будут придерживаться опасений, а они порождают разлады. — Думаешь, невозможно показать свои истинные чувства врагу, не причинив ему боль? Мадара швырнул камень. — Я не знаю… но каждый раз, когда я прихожу сюда, я надеюсь найти выход из этого этой запутанной реальности. Камень перелетел берег и стукнулся о гальку. — Ты такой не один. Я тоже достиг другого берега. Хаширама изумленно посмотрел на собеседника. Неужели, среди всех кого он знал, нашелся человек, который понимал его и разделял терзающие мысли, идеи. Ему казалось, что прочная связь между ними была ощутимой. Такой же ребенок, пытающийся изменить мир. Мадара был словно его собственным отражением в кривом зеркале. — Я могу понять тебя, даже не заглядывая в твою душу… — В смысле? — Хаширама поднял брови. — Ты только посмотри на свою причёску и одежду - полный отстой!!!! Хаширама впал в уныние, он явно не ожидал услышать что-то подобное в ту минуту. С тех пор они с Мадарой стали неразлучны. Общие мечты и фантазии объединяли их, заставляя держаться друг за друга…». Они повзрослели, мечты начали воплощаться в реальность, но она не изменилась своих суровых черт, и для них оставался несправедливо жестокой. — Что думаешь, Тобирама? — спросил Сенджу через минуту, избавившись от дымки далеких воспоминаний. Постороннему могло показаться, что он обращается в пустоту, но это было не так. С характерным хлопком на подоконнике появился младший брат – плечо и опора, без которого он чувствовал себя, как без рук, или точнее, как без головы. Его белая кожа приобрела серый оттенок из-за недосыпа и волнений, призрак которых он тщательно скрывал. Весь день он помогал считать убытки и возмещать компенсации пострадавшим, в то время, как остальное легло на плечи Хаширамы. Тобирама был в своем боевом доспехе, узнав, что тело Какузу из Таки не нашли, он созвал своих приближенных и собрался на поиски. Пока его останавливала только помощь в срочных вопросах деревни и… еще что-то или кто-то. Признаться честно, Хаширама немного волновался за брата, вчерашняя ситуация Изуной разозлила его, но то, что произошло между ним и Сакурой позже, похоже, оставило неизгладимый отпечаток. Возможно, он никогда в этом не признается, но Тобирама безумно испугался тогда, когда Рэйден прошла сквозь куноичи. Они все были в волнении, но Хаширама давно не видел эту бледную тень ужаса на малоэмоциональном лице брата. — Если хочешь, знать, что я думаю о Мацуде. Он не прав, — альбинос скрестил руки и задумчиво посмотрел в окно, — но нам придётся временно принять эту сторону, чтобы уладить все конфликты с кланами и мирными жителями. Хаширама знал это, он нахмурился, испытывая сожаление, чувство вины и отрешенность. Хотя, он был рад, тому, что его брат осознал, что как бы он не любил Учиха, стоило давать всем равные права, чтобы внутренние конфликты не обострялись. — Что теперь будет с Учиха? — Конфликт не разгорелся до той степени, о которой стоило сильно беспокоиться. Но их угроза надолго укоренит осторожность других, обоснованную. — Изуна? Он молчал. — Мадара этого не переживет, я должен помочь. Это моя обязанность перед ним. — Что ты собираешься сделать, брат? А обязанности перед деревней? — Тобирама посмотрел на него холодным безразличным отрезвляющим взглядом, — спасти жизнь преступника и бунтовщика, идя наперекор правилам, потому что он брат твоего друга. Мысли трезво. Очень скоро народ потребует казни зачинщика. — Я думаю, должен быть выход, — Хаширама покачал головой, —суд? — Это не игра, Хаширама. Лидеры не руководствуются любовью или ненавистью, их направляют интересы, а не чувства. Это большая ответственность. А, Тот, кто боится ответственности, не может быть руководителем. Если ты готов к ней, придётся научиться делать выбор. Хаширама почувствовал, как тяжесть слов брата опустилась на его плечи. — Мадара скоро явится к тебе. Предзнаменования были плохими.***
«День, когда люди вкусили запретный плод, стал днем их проклятия. Мы обрекли себя на вечный круг ненависти…» Мадара Учиха.
Все окрасилось серым. Оттенки серебристого, оловянного и стального оседали пеплом на лицах, одежде и бетоне. Серость была в звуках, сливающихся в какофонию отчаяния. Небо затянули грозовые тучи, селение укрыл туман, вокруг звучал плач, лились проклятия и крики страданий. Люди и шиноби затянули балладу о страданиях. Но они ничего о них не знали… Мадара никогда не возражал против перемирия кланов и создания единой системы, под руководством Хаширамы; он долгое время считал, что единственный способ выжить в мире шиноби — заключить союз со своим противником. Он даже был готов смириться с тем, что не станет Хокаге, но интересы его клана будут учитываться. Как он в этом заблуждался, теперь Мадара был частично согласен с Изуной, к Учиха не прислушивались, их лишь боялись и не понимали. Воздействие Хаширамы долгое время лечило тьму в его сердце, и Мадара видел будущее развитие своего клана в новом селении, в отличие от Изуны. И, хотя раньше он заявлял, что разорвал дружбу с Хаширамой, всё равно несознательно держался за неё. Это было его ошибкой. Всегда поступки и решения Мадары были единственным образом сосредоточены на защите Изуны, но, когда он позволил давним мечтам об общей деревне и мире укорениться в холодном сердце, стал достаточно слепым, чтобы не замечать, как терял своего брата. Отголоски его разговора со старейшинами клана до сих пор стучали в голове. «— Твой сопливый брат оказался глупцом, Мадара, — прошипела старая карга Кимико. Казалось, еще немного и с ее морщинистого лица начнет сыпаться песок. Учиха стоял в темной комнате перед советом и чувствовал, как его кишки скручиваются в узел от горечи и злости. — Феодал и другие кланы требуют наказать мальчишку и всех его приспешников, — подал высокий противный голос старик с длинной седой бородой по имени Тетсуо, — Так как убытки оказались незначительными и большая часть клана была не в курсе, — он имел ввиду бездействие, о котором Мадара читал между строк, — они готовы замять это дело. Конечно, если…— он слегка запнулся. — Мальчишка должен умереть, — выплюнула Кимико с ненавистью глядя на лицо главы клана. Он знал, что эти слова прозвучат и даже готовился защищаться, но в этот момент все аргументы испарились, когда приговор раздался в оглушающей тишине и старики закивали друг другу. Гнилые хитрые выродки его клана продолжали указывать ему и чувствовать власть. Мадара мог одним движением посворачивать их старые дряблые шеи, и измазать кровью темные дубовые столы, за которыми они сидели. Он на мгновение закрыл глаза, выпуская воздух и представляя медленное жестокое убийство. Он ненавидел совет и этих чертовых стариков, ненавидел осуждение, с которым теперь в клане говорили о его брате, хотя еще день назад его восхваляли, он ненавидел тот факт, что, даже убив их всех, он не смог бы уберечь Изуну, ведь теперь вопрос его угрозы был выдвинут среди всех кланов, имеющих влияние в деревне. Ненависть была осязаемой и она все еще не прорвалась наружу только из-за искр надежды. Старейшины принимали серьезный вид, но на самом деле насмехались над ним. Он знал, что глубокую рану, которую оставил на Изуне ублюдок Сенджу никто не лечил, к нему не пускали клановых целителей и Сакуру тем более. Совет делал все, чтобы его брат сдох от своих же ран. — Если мы хотим сохранить клан и союз - это необходимо, — старуха подняла руки и обвеяла всех взглядом, — тебе придётся выбрать, Мадара, долг или брат…» Они дали ему два дня все обдумать – как благородно, но все понимали, что выбора у него нет. Либо Изуну уничтожат с его легкой руки, либо Мадару попробуют заменить и тогда старейшины убьют сразу нескольких зайцев одним махом. «Попробуют» было ключевым словом в этой логической цепочке, ведь сейчас он ощущал себе более взрывоопасным, чем прежде. Он знал, что они были разочарованы не тем, что Изуна устроил побоище, а тем, что у него не удалось перехватить аппарат власти в свое управление. Никто из стариков в этом никогда бы не признался, но они наказывали его брата за недостаток сил и продуманности. А не за угрозу селению. Они все хотели одного. Надежда – самое отвратительное чувство, теплеющее у него в груди на протяжении долгого времени. Она никогда не оправдывалась, но он безустанно продолжал в нее верить. Вот и сейчас, идя по занесенному пеплом селению, он пытался отрезвить голову от мрачного пламени, кипевшего внутри. На него оборачивались редкие гражданские, буравя злыми взглядами, шиноби смотрели с опаской, когда он подходил к месту вчерашнего сражения. Страшный вид поля битв, обычно покрытого умирающими и страдающими, в соединении с известиями о немногих убитых, произвели на Мадару странное впечатление пустоты. Он обыкновенно любил рассматривать раненных и пленных, подпитывая тем свое представление о силе его клана. В этот день ужасный вид нескольких разгромленных улиц, на которых происходили сражения, победил душевную силу, в которой он полагал свою холодность и стойкость к таким вещам. Он видел тела его мертвых соклановцев, жестоко убитых Тобирамой Сенджу в ту злополучную ночь. Желтая, опухшая, с мутными гнилыми глазами, над которой кружили вороны, лежала голова Тсутому прямо посреди улицы. От трупов разило мертвечиной, и Мадара мысленно усмехнулся тому, как долго стражи не убирают останки мятежных Учиха, давая разозленным людям насладиться их разложением и падением. Беловолосый ублюдок Сенджу снова был на грани того, чтобы убить его брата, и Учиха с пустой горечью в сердце предполагал, что Изуна может скончаться раньше вынесенного приговора от не смертельных, но прогрессирующих ран, нанесенных ему Тобирамой. Как же Мадара хотел сейчас свернуть шею ублюдку младшему брату Хаширамы, но он должен был сдерживать себя ради… грядущего. Сакура, которая вчера закрыла собой Изуну мало помогла, и он вообще мало думал о ней последнее время. Даже невероятная мощь чакры и странная, ранее неизвестная ему техника, которую Харуно утаивала от них, не занимали его голову. Признаться честно, он ожидал от нее чего-то подобного. Раны затянулись на ней, как на божестве, Сакура была бессмертной? Даже такие странные догадки сейчас казались, ему далекими и не насущными. Все, чего он в данный миг хотел от девушки – это, чтобы она снова проявила чудеса и исцелила его брата. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над ним, позволяя оглушающей пустой тоске разлиться по телу. Мадара привык не переносить на себя страдания и чужую смерть, которые он видел на поле сражения, но в эту минуту не хотел ничего, только жизни брату и отдыха. Он смертельно устал сопротивляться тьме, проклятию его клана. Учиха проснулся ото сна, когда большой, черный, как смоль, грязный ворон опустился перед ним и темным острием клюва с чавкающим звуком вгрызся в глаз отрубленной головы Тсутому. Мадара срочно должен был увидеться с Хаширамой. Они вместе что-то придумают и обойдут требования старейшин. Учиха потерял слишком многое и теперь не собирался лишаться последнего брата. Он сделает это.***
Судьба. Что это? Как правило, существует две точки зрения людей, смотрящих на этот феномен. Первая базировалась на принципах фатализма. Сакура никогда не относила себя к таковым, считая, что судьба всегда находилась в ее руках. Фаталисты считают, что все происходящее в мире случается по воле некоего Проведения, которое для каждого человека определяется с момента его рождения. Второе мнение – совершенно противоположно первому. Его приверженцы считают, что все события случаются по воле самого человека, а глупая вера в судьбу – лишь слабая попытка защититься и оправдать свои неудачи. Харуно мало задумывалась о таких вещах - раньше. Ей казалось, что она преодолела столько трудностей и невзгод, исходя из личных желаний, и шла наперекор своему происхождению, не руководствуясь какой-то там судьбой. В истории ниндзя существует множество случаев, когда наперекор негативным событиям люди не пасуют перед судьбой, а борются, стараются и побеждают, преодолевая все невзгоды, и в конечном итоге достигают признания, как и она сама. Но теперь, она не могла отрицать факты, которые выходят за рамки обычных совпадений. После встречи с самим божеством и, узнав о реинкарнациях, она приняла подобные феномены как данность, но сейчас… Сражение Тобирамы и клинок, сразивший Изуну, все равно нашел его, даже с измененной линией времени. Не значит ли это, что судьба играет с ней, глупой девчонкой, вмешавшейся в материю и теперь цепочка событий восстановится. Подобно магнитному полю, мир окружала информация, мощная энергия вокруг, с которой она постоянно контактировала. Сакура старалась установить с этой новой старой реальностью сознательный контакт, то есть проявлять свою личную волю, влиять на прошлое, руководясь продуманным планом. Но теперь она как никогда чувствовала, как мала была перед влиянием судьбы и законами этой вселенной. Она готовила себя к худшему. Но для начала ей нужно было увидеться с Изуной, удостовериться, что он еще жив. Ей требовались ответы на огромное количество вопросов. Самой глупой и одновременно самой логичной мыслью было улизнуть из дома и проникнуть в поместье Учиха. Как это сделать все еще оставалось загадкой. Она точно знала, что внутри проклятого клана сейчас велись споры, и внутренние недомолвки должны были ослабить охрану, верно? Ведь, многие из Учиха, включая Изуну, были осуждены. Да и кому нужно было покушаться на них сейчас? Верно, только одной розововолосой путешественнице во времени. Она немедленно сбежала, радуясь, что будущий Хокаге и его брат наверняка занимались тем, что разгребали проблемы и искали решения для их устранения. Сакура додумалась обойти весь квартал Учиха со стороны леса, там, где располагался черный ход для прислуги и ремесленников. Перед задней стеной комплекса клана находилось поле. Пустота бескрайних пространств как будто отражала внутреннее состояние истощения и измученности этого места. В покрытых лоснящимися от ветра колосьях, окруженных холмами и редкой растительностью завывал угрожающий ветер, небо снова затягивала красно-лиловая дымка. Сакура еще раз тревожно оглянулась на ярко-синий лес вдали и услышала громкое карканье воронов, круживших, словно стервятники в поисках падали. Вокруг пахло смертью, и Харуно была не уверена, за кем шинигами явились на этот раз. Они явно были разозлены, что она уже не раз выхватывала из их цепких рук добычу. Как и ожидалось, охрана была слабой, Харуно не составило труда скрыть чакру и обмануть пару стражей. Несмотря на то, что она была плохим сенсором, Сакура закрыла глаза и сосредоточилась на огоньке едва-ощутимой знакомой чакры и тихо, крадучись, пошла по следу. Она плохо чувствовала Изуну, и это уже тревожило ее. Обычно пламенная и острая, словно катана, энергия, которую он излучал, горела маленькой трепещущей искоркой. Удивительно, но Сакура остановилась у серого высокого непримечательного амбара на самой окраине, оснащенного красными деревянными балками. Небо угрожающе задрожало. Неужели ее навыки настолько подводили? Не мог же Изуна в самом деле находиться здесь? Это была простая постройка для хранения зерна, муки и других продуктов питания, но она охранялась двумя стражами, пусть и не очень сильными, но они были явно способнее и ответственнее тех, кого она встречала ранее, как странно. На этот раз она действовала решительнее, снова не думая о последствиях своих действий. Вырубила обоих, прежде, чем они поняли, кто враг. Сакура огляделась и открыла тяжелую деревянную дверь. Внутри было тихо и темно, пахло сеном, кровью и чем-то омерзительно спертым. Она шла на свет и треск красноватого факела, минуя деревянные балки, на которых держалась крыша и, стараясь, чтобы сено не хрустело под ногами. Ее съедало нехорошее предчувствие, пока она не увидела… то, что увидела. — Я знал, что ты придёшь, — в тишине раздался красивый голос Изуны. Сакура закрыла рот рукой, чтобы скрыть ужас, сковавший ее. Изуна сидел у небольшого фонаря в своем темно-синем хаори, его волосы спутались, на животе зияла рана, которую он, по-видимому, сам наспех перевязал. Это она издавала отвратительное зловоние, и Сакура не хотела думать о том, почему ему ее даже не промыли. Так теперь в великом клане относятся к братьям главы? Но самое страшное было не это. Изуна улыбнулся, но она не видела блеск его темных глаз, потому что на его лице виднелась белая повязка из бинтов, запачканная кровью. У него не было глаз. Первый всхлип вырвался непроизвольно, рассекая тишину. Учиха вздохнул, словно ожидал подобного. Девушка дала себе несколько секунд форы и бросилась на колени, чтобы скорее начать залечивать рану, в которую, вероятно, попала инфекция. Эта вещь могла убить его раньше всего остального. Но ее руки довольно грубо перехватили, парень встряхнул ее, словно все видел. — Не глупи, не нужно меня лечить, — он все еще сжимал дрожащие руки Сакуры, — сядь. — Но эта рана убьет тебя, — прохрипела она, не узнавая свой голос. Парень отпустил ее запястья и откинул голову назад, его вид казался расслабленным и даже умиротворенным. — Знаешь, Сакура. Страх человека перед смертью и потусторонним силами ослабевает в меру возрастания числа близких ему людей, туда ушедших. Его слова потонули в вязкой тишине. Ее мутило, казалось, еще чуть-чуть и Харуно стошнит прямо здесь, в ушах стучало, сердце разрывалось. — Не говори так, я здесь, чтобы вылечить тебя. — Я болен Сакура и я уже мертв, в ту секунду, в которую ты говоришь со мной, — Харуно нахмурилась, чувствуя, что он начинает бредить. Словно читая ее мысли, шиноби продолжил, — ты думаешь, я сумасшедший, но я еще никогда не мыслил так ясно и не видел так много. Харуно заморгала, прогоняя страх. Казалось, что она говорила не с тем Изуной, которого знала, а с каким-то безумным странным незнакомым человеком. — Я все время думал, что должен был умереть намного раньше, правда, странно? Мне виделось, мир, который выстраивает брат, должен был сосуществовать без меня, и то, что я нахожусь в нем иррационально неправильно, мне нет здесь места, и я не знал, как мне быть. Потом я понял, что болен. Представляешь, видел галлюцинации – черного человека, который шептал мне о невыполненных клятвах, о том, что я предал честь своего отца, лучшего друга и клана. Наверное, это был шинигами. Ужасно звучит. Мой организм ослаб, теперь даже эта царапина может уничтожить мое физическое тело, — он говорил это так легко, будто рассказывал о беззаботной утреней прогулке, а девушка тайно радовалась, что он не может видеть, как горячие слезы опаляли ее щеки, — я уже некоторое время чувствую связь с чем-то высшим и не испытываю физической боли, словно… меня здесь больше ничего не держит. Брату будет лучше без меня. Его ждет жизнь, которую он всегда хотел прожить. Сакура слушала его словно в тумане. Все, что говорил Изуна – звучало как бред, но на самом деле имело место быть. Его действительно не должно было быть в этом времени, и даже сохраненная ею жизнь, акт милосердия, принес его душе лишь новые страдания. — Ты мне очень близок… я не хочу…не оставляй меня одну, — прошептав последние слова и почувствовав себя жалко, она не выдержала и уткнулась лицом в его плечо, успокаивающая ладонь друга легла на спину. — Пути людей порой пересекаются и после смерти, Сакура, — он нежно погладил ее по волосам, — все проходит, боль исцеляется временем. — Почему ты говоришь об этом так легко? — он тепло рассмеялся в ответ. — Кто живет в чрезмерном страхе перед смертью, тот уже, будто заживо завернут в саван, не так ли? Но в чем смысл бояться того, от чего все равно не уйти? — она посмотрела на красивые очертания его лица, отстраняясь, и погладила белоснежную щеку, почувствовав, как проступили скулы от худобы на лице Учиха, — мне не место в этом мире, где великий клан Учиха связан по рукам и ногам. — Зачем ты сделал все это? — Сакура все еще не понимала его мотивов. — Своеобразный протест. Есть вещи дороже жизни и общественного мнения, а именно клятвы и принципы, Сакура, и я знал, на что шел, пусть мне и казалось, что кукловод дергает меня за нити. — Ты говоришь о Хотэка? — Нет, я образно. Но этот парень планировал покушение на Хашираму и довольно продуманное, я скажу… У него очень сильный семпай, кажется, Какузу. Человек со страшной отрешенностью в глазах, я бы сказал, что он похож на дьявола. — Они побеждены, — наверняка, Изуна был в курсе, но она чувствовала в себе потребность поделиться. — Я рад, что ты не пострадала… Наверное, я сходил с ума, Сакура. Этот черный человек стал моим личным кошмаром, и я даже рад, что больше не могу видеть его… Харуно нахмурилась, фокусируясь. О чем он говорил? О своих кошмарах? Уже не первый раз он упоминал об этом образе, и когда Сакура слегка успокоилась, она вдруг напряглась. — О чем ты говоришь? Черный человек? — Да, — парень вздохнул, — он рассказал мне о проклятии моего клана. О ненависти наших глаз, — он указал рукой на повязку. Все внутри нее похолодело и даже тёплые руки умирающего друга не могли смыть бешеной тревоги, вмиг сковавшей тело. Пазл начинал складываться в четкую картину. Она уж точно знала одно черное существо, оно ни капли не было человеком, но походило на него… Неужели… Ей стоило опасаться, что этот урод появиться на ее пути. Она снова болезненно взглянула на повязку Изуны. Глаза… нужны были слепшему Мадаре, поэтому кто-то свел младшего брата с ума. Чудовищный план сложился в ее голове, заставив тело содрогнуться. Как она не догадалась об этом раньше. — Мне жаль, что придется оставить тебя одну, но я понял важную вещь, ты – аномалия, мы никогда не должны были встречаться и это тоже странно, но я рад, что что-то в судьбе переменилось, и я узнал тебя. Слезы текли по щекам, пока Сакура слушала его. Это звучало как прощание, и она с ужасом понимала, что Изуна зрит в корень всего, он говорит мудрые и правильные вещи, словно находясь на периферии между жизнью и смертью, а так и было. Слишком эгоистично было уговаривать его принять помощь, только для того, чтобы она не оставалась одна в этом враждебном времени, ведь и его здесь быть не должно. Сакура должна перестать думать только о себе, теперь, она чувствовала вину, что вообще потянула его за собой, исцелив. Он был несчастен. — Ты знаешь, что это за меч, Сакура? Харуно замерла. — Он один из братьев катан Сенджу. Как не прискорбно это осознавать, Такеши… — он усмехнулся, словно мог видеть клинок в своих руках. Красивая сталь недобро блеснула в свете тусклого факела. — Он давно жаждет крови, — ей не нравилось к чему Изуна клонит. Учиха протянул ей бледную руку, и она уверенно вложила свою, все еще не понимая, чего ожидать дальше. — Ты ведь позаботилась о стражах. Отведи меня кое-куда… Вода журчала, сливаясь с ночными звуками. Водопад мерно стекал по светлым камням при ярком ослепляющем свете серебряной луны, которую затмевали лишь звезды, искрящиеся и четкие. Казалось, уханье птиц, звуки диких зверей, и шелест листвы замерли, затихли, уступая величественному успокаивающему ритму воды. Несколько салатовых ярких светлячков кружили над гладью, блистая пятнами на фоне темного могучего леса деревьев-великанов. Знакомое место, где они однажды провели демонстративный тренировочный бой, теперь обрело другие краски, в ночи оно было особенно величественным и таинственным. Казалось, это было много лет назад, в другой жизни… Изуна сидел на камнях, свесив ноги в воду, он чистил свой блестящий в свете луны клинок. Сакура стояла позади него, она никак не могла привыкнуть к повязке на его глазах. Она не знала, что делать, что ждет их дальше и что будет теперь? Состояние нервного шока укоренилось в ней и казалось, способность анализировать напрочь перестала работать. Изуна все еще запрещал лечить его рану, которая вероятно скоро погубит его окончательно. Сакура не обращала внимания на слезы, которые, не переставая, катились по щекам, в состоянии шока она многое упустила из виду. Что он собирался делать? Совершить сеппуку? Почему все попытки его остановить заканчивались фразой о непоколебимости и принципах. Самураи и шиноби Эпохи воюющих государств, которые хотели избавиться от пятна на своей чести часто совершали ритуальные самоубийства. В будущем это считалось дикостью для ниндзя. Однако, подобный жест — демонстрация собственной искренности и чести. Ведь, именно в животе находится душа человека. Взрезая собственный, воин показывал всем окружающим, насколько искренне он желал искупить свою вину. Самураи использовали их для того, чтобы избежать попадания в плен. Насколько Сакура знала, когда страной правили военные диктаторы-сёгуны, было решено ритуализировать уход благородных воинов из жизни. Основными причинами для ритуального самоубийства стало желание добиться прощения или отстоять свое мнение. В глазах и врагов, и союзников это считалось почётной смертью… Всю дорогу до этого места, она тащила парня на себе, и чувствовала, как он был слаб и безмятежен. Сейчас, она боролась с собой, чтобы насильно попытаться вылечить Изуну, но боялась сделать его еще более несчастным. Она была не в силах ему ничем помочь и это чувство хлыстом било по ослабшему телу. Из-за ее бесполезности все больше дорогих людей страдали… в любом времени. Как только ее рука нерешительно потянулась в сторону Учиха, Харуно вдруг охватил паралич, словно внутренняя невидимая сила стянула все тело сильными тисками. В панике она попыталась вздохнуть, но не вышло, сердце забилось быстрее и ей показалось, что невидимые нити затянулись сильнее. Она попыталась выбросить поток чакры и освободиться, но тело не то, чтобы не слушалось ее, она даже перестала чувствовать природную энергию внутри себя. Это была не галлюцинация, Сакура стояла, задыхаясь в ужасе, и не могла ничего сказать, даже подать знак шиноби, который сидел к ней спиной. Эта чакра и сила были похожи на потустороннее присутствие бога, совсем как аура Хагоромо, неужели… он останавливал ее? Слезы сдавили горло болью, ей хотелось вырваться из тисков, обнять друга и никогда-никогда его не выпускать, заставить его принять помощь, придумать что-то, справиться со всем этим. Неужели он действительно готов оставить ее совсем одну? Изуна вдруг поднялся с камней, блеснув катаной, он был очень ловок и грациозен для умирающего и слепого. Учиха оставался собой. Он поднял голову к луне, так словно мог видеть красоту звездного света и вдохнул полной грудью, пока Сакура замерла, скованная по рукам и ногам тысячами невидимых нитей, сотрясаясь в рыданиях. — Пора, — одно слово, из-за которого сердце Сакуры безумно забилось в груди от боли и страха. Девушка, наконец, почувствовала, как невидимый плен, постепенно отпускает ее. Этого было все еще недостаточно, чтобы броситься к нему и остановить. Нет, что бы он не говорил, нужно жить дальше, она найдет возможность помочь ему, спрячет его… Нет...нет… Миллионы мерцающих звезд сверкали за его спиной, отражаясь в быстром водопаде, позволяя темному силуэту блестящих волос выделяться. Красивые тонкие губы очаровательно расплылись в блаженной улыбке. Изуна протянул холодную руку и в следующую секунду аккуратно погладил ее по щеке, вытирая слезы. Его холодные сухие губы коснулись печати бьякуго на лбу. — Спасибо, Сакура. В следующую секунду он вонзил катану себе в живот. Женская рука дернулась в отчаянной попытке ухватиться за кимоно, но мазнула по воздуху. Хрустальная слеза скатилась вниз. Раздался всплеск. Нечеловеческий крик отчаяния пронзил округу. — ИЗУНА!!!! Этой ночью шел дождь.