Нарисуешь в небе солнце

      -- Так у Вас квартира-студия? -- спросила она, чтобы хоть как-то продолжить беседу после того как они прошли из кухни в гостинную.       -- Она самая.       Лера, осматриваясь, села на диван, руки она совершенно несвойственным ей образом сложила перед собой на колени. Маракулин же сел напротив нее в кресло и хотя он устроился поудобнее и сел нога на ногу, выражение его лица, как ей показалось, было остраненным, держался он максимально расслабленно, по-домашнему, так скажем, но в зеленых глазах читалась тоска. Вроде только недавно, примерно месяц назад она видела его на сцене, видела, с каким торжественным, одухотворенным видом он стоял на поклонах и тут -- бац -- чертова пандемия, самоизоляция, массовая безработица, знать бы только когда это все закончится... Его неприкаянный вид перфоратором дробил ей душу, одно дело сидеть дома и, изредка вспоминая о нем, переживать -- как он там? -- и совсем другое сидеть сейчас напротив него и отчетливо видеть эту удручающую во всех смыслах картину.        Получите, распишитесь, бойтесь своих желаний, что называется. Может, Лерка, как обычно, накручивает себя и сгущает краски? Положение артиста не настолько плачевно, но эмоции ее уже охватили да так, что она не могла смотреть даже в его сторону и, повернув голову направо, увидела барную стойку.       -- Вы и день рождения провели в одиночестве? -- почему-то вдруг вспомнила она.       -- Нет, приходили Постоленко с Александриным, мы немного посидели пообщались, остальные по телефону поздравили, скучно во всяком случае явно не было.       Лерке немного полегчало от его слов, хорошо что нашлись друзья-артисты, готовые поддержать своего нелюдимого, вечно замкнутого друга, для него как для артиста, наверно, за честь провести этот день на сцене или в кругу знакомых, но никак не оставаться одному. Тем более без семьи. Это слишком жестоко.       -- Жена вот с дочкой уехали, -- задумавшись, проговорил он, будто читая ее мысли, -- Она вдруг решила, что так будет лучше и заодно решила навестить родственников, ну а когда еще как не теперь?       -- Вам одиноко?       Прервав свои размышления, он посмотрел на нее, причем, Лерка так и не поняла, что именно этот взгляд означал: ему не понравилось, что его перебили или же он настолько ушел в себя, что вовсе забыл о ее существовании? "Наверно, это намек на дебильность вопроса, -- подумала она, -- Если ему не было, как ты говоришь, одиноко, то зачем ему понадобилось приглашать тебя?".       Но Маракулин все же ответил:       -- Не так, чтобы очень, но... временами это сильно ощущается. Хоть я и комфортно себя чувствую наедине с самим собой, но когда это принудительно, то сразу возникает внутренний протест, не люблю, когда обстоятельства покушаются на мою свободу, понимаешь?       -- А мне наоборот одиноко среди людей, одна я всегда знаю, чем себя занять, что почитать, что посмотреть.       -- Это ты только на первую неделю изоляции знаешь, чем себя занять, -- усмехнулся он, -- А когда все запланированное сделано-переделано, ощущаешь родные четыре стены тюрьмой.       -- Но Александр Леонидович, Вы же в интервью столько всяких сериалов перечисляли! Многие из них, насколько я знаю, не на один сезон.       -- А в каком году, стесняюсь спросить, выходили эти интервью? -- и, заметив, что Лерка растерялась, он цокнул языком, -- То-то и оно.       -- Хотите сказать, что все это давным давно посмотрели?       -- Ну не все, конечно, некоторое забросил, а некоторое перестало интересовать.       "И что же он, меня сюда позвал развлекать его, что ли?" -- это было даже не возмущение, а жалость и непонимание, она до сих пор ничего не понимала.       -- Если Вы хотите, чтобы я Вам что-то порекомендовала...       Но тот лишь махнул рукой, будто ему надоел этот неуклюжий разговор, и вышел на балкон (или это лоджия у него там?) покурить. Бедная Лерка уже вконец растерялась и не знала, как что нужно делать и как себя с ним вести.       Ну что за бестолковая ситуация? Кажется, он уже сам не рад своей затее и тоже понятия не имеет как быть с Леркой. Ее отчаяние было так велико, что она, оставшись одна в этом неком подобии гостинной, разозлилась и, подавшись мимолетному порыву, сама захотела поставить Маракулина перед фактом о своем уходе.       "Вот сейчас он вернется, -- решила она, -- Я встану, попрощаюсь и уйду".       Удивительно, вроде еще каких-то пять минут назад сидели на кухне и спокойно (ну, окей, будем честны, более-менее спокойно) пили чай и тут эта хрупкая идиллия вмиг рушится, чудеса да и только! Господи, что за глупость, зачем она во все это ввязалась?       Пока Лерка находилась в этих тягостных раздумьях, размышляя о трагичности своей судьбы, бренности бытия и накручивая себя со стремительной скоростью словно хулахуп, вернулся подышавший свежим вечерним воздухом Александр Леонидович и с непониманием посмотрел на нее. Вид был как у побитой собаки, ей-богу, ему вдруг стало как-то жаль ее.       -- Оставайся тут на ночь, время уже позднее.       Лерку в этот момент словно током шандарахнуло, она аж вскочила на ноги, во-первых, от неожиданности, т.к. она не слышала его шагов и не поняла, когда он успел вернуться, а во-вторых... что-о-о?!       -- А-александр Леонидович, да время еще детское, я спокойно дойду обратно, не впервой.       -- Еще чего, ляжешь у меня, а я тут переночую, -- он кивнул в сторону дивана, на котором она только что сидела.       Его решительный тон не давал сил, не то, чтобы спорить, но и мямлить возражения. Вот ведь нашлись двое упрямых. Но и Лерка не промах, она все еще не отошла от вышеперечисленных страдашек.       -- Нет, -- твердым голосом сказала она, но быстро переобулась, -- Лучше я тут лягу спать, а Вы у себя.       -- Да пожалуйста, -- пожал плечами тот и отправился за постельным бельем.       Едва только он скрылся из виду, Лера от переполняемых эмоций вновь плюхнулась на диван. Офигевать дальше сил уже не было да и вряд ли ее сейчас удивило еще больше, за сегодняшний вечер ее лимит исчерпан. Надо все-таки записаться к кардиологу.       -- Александр Леонидович, -- опомнилась она и кинулась в его комнату, -- А Вы не одолжите  одну из футболок? Мне без разницы, хоть самую потрепанную, а то спать не в чем...       -- Угу, -- кивнул он и, передавая ей чистое белье, добавил, -- Вот только не смотри больше на меня такими глазами.       -- А какими глазами я смотрю?       -- Жалобными, словно больного кузнечика перед собой видишь. Со мной, вроде, не все потеряно. Я тебе синюю футболку дам, ничего? Не великовато будет?       -- Да нет, отлично, не люблю облегающее.       -- Можешь спать сколько хочешь, я все равно часов в одиннадцать просыпаюсь.       -- Спасибо Вам!       Он почему-то улыбнулся на ее слова и, закрывая за собой дверь, пожелал спокойной ночи.       Лерку чуть не переполнило чувство умиления от этой сцены, она еще долго стояла глупой улыбкой, пока возилась с наволочкой и расстилала белье. Какие удивительные метаморфозы творятся с ней из-за него.       Заснуть в ту ночь оказалось ну очень непросто.