топлёное молоко и презики

      — Эй, — Хосок озабоченно отстёгивает ремень безопасности, покидая салон и подходя к разгневанному мальчишке, чья нога неумело лавирует под колесом альфы, — помощь не нужна?       Оппонент медленно реагирует, переводя непринуждённый взгляд на виновника его трагедии и восторженно улыбается. Видимо Чон таки подгадал с предложением:       — Нужна, спасибо. — Блондин подаёт свою тонкую ручонку навстречу массивной чужой и хватается что есть мочи, притягивая к себе слишком резко, — буду признателен, если ты прогуляешься нахуй, пока я здесь решаю вопросики, — Чон еле удерживает равновесие и ему требуется ещё пара мгновений, чтобы переварить услышанное. Пацан реально остервенел и после тяжёлого трудового дня подобную чертовку встретить не очень-то хорошо для Хосока. Мужчина стоит истуканом, не восстанавливая прежней дистанции, пока напротив всё не могут достать чёртову штанину из-под чёртовой шины, которая плотно прижалась, сука. Блондин дёргает её со всей силы, заебавшись присутствием постороннего, который нависает разинув рот и смотрит просто, пропустив мимо ушей просьбу, скорее всего так, а потёртая джинса то поддаётся. Поддаётся правда плохо, потому на ноге теперь красуется осторожно разорванная дыра, открывая вид на разноцветный носок с пёстрым рисунком какого-то животного.       Незнакомец какое-то время потирает голень, успокаиваясь целостности хотя бы своего тела и нервно выдыхает, возвращая взгляд на глухого, кажется, чувака, — либо съеби, либо подвези. — Ответа блондинка не дожидается, похрамывая достигает пассажирского сидения и только звонко сигналит, возвращая шокированного Чон Хосока на землю.

***

      — Куда едем? — Чон пятерней зачёсывает мешающую чёлку назад и поправляет зеркало заднего вида, чтобы пассажира было лучше видно, тот свою незаинтересованность разговором через тяжёлый выдох демонстрирует, но поворачивается, подпирая левую щеку рукой. Какое-то время мужчины молчат и нельзя сказать, что присутствием друг друга они очень обрадованы, однако весьма заинтересованы — да. Заинтересованы ровно настолько, насколько позволяют вынужденные обстоятельства подвозить незнакомца, ну, или же садиться в тачку к незнакомцу, в тачку того, который накануне на тебя наехал.       — За дорогой следи, — командует до сих пор не представившийся. Старшему возразить хочется, да нечего — криво сказано, но правда, не хватало ему сбить ещё одну такую бестию.       — Ты всегда так смело садишься в машину к незнакомым людям? — Будто мысли читая, медленно тянет свой вопрос Чон, — вдруг я убийца, — действительно, — или насильник?       У блондина в голове от последнего сказанного перед глазами картинки мелькать начинают, в однозначно хорошем качестве и с неоднозначно постыдными вещами. Он морщится.       — Юнги. — Вздергивает бровь, — будем знакомы.       Хосок хмурится в непонимании, игнорируя длительное молчание только что представившегося, переспрашивает, — Юнги?       — Да. Это моё имя, — ухмыляется юноша и довольно растягивается на сидении, забрасывая пострадавшую ногу на бёдро старшего. Тот с подобных действий явно опешил, на секунду даже с управлением справляться прекратил, а Юнги всё продолжает начавший веселить его диалог, — больше не незнакомец, не так ли? Значит бояться мне более нечего, потому что ты...       — Верно, твоё имя я теперь знаю, но ты всё также не знаешь моего. — Чужой гонор перебивает ленивый монолог младшего.       — Ну так расскажи о себе, зануда? Или я могу называть тебя так, — Юнги довольно дрыгает ногой по чужим коленям, — за-ну-да, — протягивает, как кот на солнышке жмурится, в полуулыбке.       — Чон Хосок, двадцать семь лет, владелец восходящей звезды в этой местности. Клуба, — поясняет он, — из которого еду. — Несколько мгновений Хо тянет своё «ммм» и лекция продолжается, — не знаю только, куда едешь ты. Точнее сказать, что — я — не знаю, куда — тебя — подбросить.       А Юнги больше не ёрничает, вбивает нужный ему адрес в панель навигации и возвращается на своё привычное, метр за метром разглядывает одинаковые деревья и в поражении выдыхая, его ненадолго хватило, он поговорить слишком любит.       — Думалось мне, что веселье начинается после двенадцати, когда чужие кареты превращаются в тыквы.       — Сегодня принцесса с балла сбежала чуть раньше, по случаю торжества в свою честь. — Подыгрывает ему Хосок, нагло соврав, ведь причиной ухода принцессы скорее стала хрустальная туфелька где-то в башке ненаглядного принца.       Безмолвие опять повисает между двумя, вопросы касательно «путешествия» уже сняты, до отмеченного дома приличные три пизды, а отсутствие приятной компании явно угнетает Чона, который мечтает о горячей ванной и красном вине кем-то подаренном в прошлом году. Однако белобрысый свою компанию «неприятной» назвать не смеет, да и статный мужчина за рулём вечер спасает точно. Юнги нравятся, что за полчаса дороги выяснилось, его острые черты, о которые можно порезаться — думает парень, когда вновь возвращает нечитаемый взгляд на профиль водителя: глаза немного прикрыты и иногда появляющиеся морщинки на лбу только выразительности лицу добавляют, нос слегка вздернут, а колонны фильтрума длинной дугой к пухлым губам ведут. Мину хочется рассмотреть эти губки поближе, его собственные искусаны из-за сильной нервозности, поэтому нижнюю часть лица юноша находит особенно привлекательной в людях. Ну, возможно ещё потому, что именно эта часть лица, точнее — губы, конкретнее — рот, способна доставить нечто приятное, что узлом скручивается внизу живота и крышу сносит до прикольного.       Часы показывают половину первого и Мину думается, что он тот самый первый подарок Чон Хосока за сегодняшний день, обёртку с которого не нужно бережно снимать, её нужно сорвать.       — Ты испортил конец моего дня, — парирует младший и придвигается к мужчине поближе, ненароком касаясь ушного завитка искусанными своими губами, — впрочем, я — испортил начало твоего праздника. Мы не квиты, — громко сглатывает, — хочу извинения принести.       Хосок напрягается от подступивших к горлу ножом ощущений приятных, неожиданно.       Неожиданно? Блять, да, до пугающего резкий контраст. Чон тут практически дзен поймал, положив хуй, не буквально, на своего пассажира и упрямо смотря перед собой, а мелкий подкрался в самый неожиданный момент, буквально в любой, и слишком легко миниатюрную ручонку на чоново достоинство положил.       — Как будешь прощение вымаливать?       — На коленях, — горячо выдыхает.       Довольная ухмылка быстро показалась на лице у Хосока и также быстро сползла, когда он почуял неладное: Юнги дважды послал нахуй завуалированно, а сейчас отсосать захотел? Очень интересно.       На компанию этим вечером, если честно, Хо уже и не рассчитывал, вогнать пулю в бывшую было хорошей идеей. Однозначно, он ни о чем не жалеет.       Мин, в свою очередь, прогуливаясь по тёмному кварталу, вдалеке от дома, который приходится, в последнее время, разделять с собственным, не очень заурядным, одиночеством, которое смотрит иногда, подглядывает, как Мин Юнги прикрывает глаза, прижимает язык к своему нёбу и ведёт к кромке зубов быстро, тормозя стон, но не сбавляя темпа ласкающей себя руки. Это приятно, когда думаешь, что кто-то за тобой подсматривает. И Мину, чёрт возьми, так не хватает этого «приятно» в своей жизни. Может быть поэтому сейчас он демонстративно откидывает кресло, разворачивается корпусом на сидении и без задней, абсолютно, мысли, задницей своей перед носом незнакомца мельтешит — довольно улыбаясь, когда чужое прикованное к ней внимание замечает.       — Нравится?       Конечно, блять, нравится. Чон не знает, что сейчас его больше волнует вообще: руки, крепко сжимающие обивку руля, руки, которые не могут прикоснуться к манящей заднице или же руки, крепко сжимающие обивку руля, на несколько мгновений которые отвлекаются, ставя под угрозу безопасность обоих в машине, руки, которые звонко шлёпают правую ягодицу — ответ очевиден.       Блондин хрипло смеётся, снижая тембр своего голоса мгновенно, — почему тогда медлишь? — А Хосоку очень хочется поставить Юнги раком.       Но пока что лишь Юнги, своими усмешками, старшего в коленно-локтевую ставит.