Невозможное

      Неужели явь обернулась кошмаром?..       Или она всегда им и была?              Ферн метался по часовне, не решаясь выбрать направление. Куда бежать, где искать Эмили? Что вообще происходит, почему Агата ведёт себя так, будто…       Внезапное озарение обожгло космическим холодом. Он… Во сне? И как же теперь проснуться?       Выбежав из дверей часовни, Ферн бросился вверх по лестницам Соборного округа – зачем-то ноги сами несли его к Главному собору. Поднимаясь по его широкой лестнице, Охотник вдруг увидел у перил на самом верху какую-то тёмную кучку то ли тряпья, то ли…       Ползли по ступеням тоненькие ручейки крови, срывались каплями всё ниже и ниже, и следом за ними будто бы липким туманом стелилось по каменным плитам хриплое тяжёлое дыхание…       Охотник несколькими прыжками взлетел на верх лестницы и бросился на колени рядом с нахохлившейся, как настоящая ворона, Эйлин.       Старая Охотница дышала рвано и тяжело, с присвистом, опущенная голова её бессильно покачивалась в такт дыханию. Ферн положил ей руку на плечо.       – Госпожа Эйлин… Что с вами? Кто это вас так?.. У вас кровь закончилась? Сейчас я… – Он потянулся к подсумку, но Эйлин покачала головой.       – Не волнуйся, мальчик… Есть у меня кровь, всё будет хорошо. Просто надо… Отдохнуть, да… А ты… Берегись, не ходи в собор, там… – Она кашлянула и тихо застонала. – Там засел один… Он – моя добыча, уходи, это мой счёт.       – Кто там? – Ферн с тревогой оглянулся на распахнутые двери собора. – Это он вас ранил? А почему он не выходит, не… – Он хотел сказать «добивает», но не смог произнести этого. Эйлин выглядела… Умирающей. А Ферну очень не хотелось верить в то, что он видел.       – Затаился и ждёт, – выдохнула Эйлин. – Не знаю, чего… Он… Он безумен, разве он будет действовать логично? Уходи, пока он тебя не заметил.       – Вы точно подлечите себя? – с сомнением спросил Ферн. – Давайте я вколю вам кровь…       – Иди-ка ты отсюда! – сердито выдохнула старая Охотница. – Не заставляй меня… Ещё и за тебя переживать.       – Ну уж нет. – Ферн решительно помотал головой. – Я вас тут одну не оставлю. Давайте я отнесу вас в часовню. Тут недалеко, да вы и сами знаете. – Он поднялся на ноги и, не обращая внимания на шипение и слабые попытки сопротивляться, взял на руки старую Ворону. Она оказалась лёгкой, будто перья её костюма поддерживали её тело в воздухе, как у настоящей птицы.       «Ох, как бы сейчас мне пригодилась помощь Эмили…» – мелькнула горькая мысль. Ну что ж, раз они с женой оказались по разные стороны барьера, отделяющего сон от яви, придётся справляться самому.       Уложив Эйлин на тюфяк в комнатке, служившей Эмили лазаретом (и мимолётом удивившись: почему здесь так затхло и пыльно, будто бы комнату не открывали и не проветривали уже очень давно?), Ферн, несмотря на протесты, вколол раненой Охотнице пару шприцов крови. Дождавшись, пока она перестанет тихо постанывать от боли и расслабленно откинется на набитую соломой подушку, он помог «пациентке» улечься поудобнее и накрыл ветхим одеялом.       – Так-то лучше, – пробормотал он. – Давайте-ка снимем с вас маску, и вы отдохнёте. Здесь безопасно. Сейчас принесу вам поесть.       – Неугомонный ты, парень, – проворчала Эйлин, стягивая свой «клюв». – Такие долго не живут, ты знаешь?..       – Сколько надо, столько и проживу, – отмахнулся Ферн и вышел из комнаты.       В часовне всё было не так… Охотник с трудом отыскал скудный запас еды, налил в надколотую кружку чистой воды и вернулся в лазарет. Эйлин дремала, но при звуке шагов вскинулась и сжала рукоять сложенного Клинка Милосердия, которую так и не выпустила из руки.       – Это я, – успокаивающе произнёс Ферн. – Простите, что так долго. Тут всё как-то поменялось… Без Эмили.       – Без Эмили? – удивлённо переспросила Эйлин. – А куда она делась? Мальчик мой… Неужели… – Она приподнялась на постели и посмотрела на Ферна с таким сочувствием, что у Охотника сжалось сердце.       – Значит… – Он с надеждой и страхом вгляделся в лицо старой Охотницы. – Значит, вы её помните?       – Ещё бы мне её не помнить, – усмехнулась Эйлин. – О ней весь Ярнам говорит. Так что – с ней что-то случилось? Бедный ты мальчик, вы ведь так недавно женаты…       – Я… Ох, госпожа Эйлин… – Ферн обессилено опустился на пол рядом с тюфяком и провёл рукой по лицу. – Я ничего не понимаю. Я пришёл сюда сегодня – и не нашёл Эмили. Спросил у Агаты, не знает ли он, куда она ушла – а Агата сказал, что вообще понятия не имеет, кто такая Эмили… И что я никогда не был женат, и моя жена мне просто приснилась. Я бы подумал, что бедняга сошёл с ума, но… – Ферн тоскливо оглядел комнату. – Всё тут изменилось. Все вещи не на своих местах. Грязно, пыльно… Эмили ни за что не допустила бы такого. Что произошло? Я не понимаю…       – Ох, сны… – Эйлин приподнялась на локтях и сочувственно вгляделась в лицо Охотника. – Это такая странная штука, мальчик. Я больше не вижу снов. А ты видишь? Ты знаком с Куклой? Ты разговариваешь с Германом, когда он не спит в своём саду? Малютки-Посланники протягивают тебе тонкие бледные руки, чтобы перенести туда, куда ты желаешь попасть? – Она мечтательно улыбнулась. – Прекрасный сад, чудесный аромат белых, похожих на звёзды цветов… Лестница ведёт мимо ряда надгробий к дверям мастерской. А внутри… Горит камин, пахнет кофе, на верстаке разложены инструменты… Я скучаю по тем временам, – призналась она тихо. – Но… Я рада, что эти сны отпустили меня. Теперь я хотя бы знаю, где заканчиваются сны и начинается явь. А ты, похоже, только что потерял эту границу.       – Я… Я действительно запутался, – прошептал Ферн. – Потерялся… Погодите! – Он с силой сжал виски ладонями. – Я вспоминаю, что… Герман предупреждал меня, что опасно доверять снам, что они могут подменить собой реальность. Он сказал тогда, что… Да, он сказал, что я должен избавиться от снов о девушке, которая стала моей женой! – Он с ужасом уставился на строгое и печальное лицо Эйлин. – Так, выходит… Эмили просто мне приснилась?       – Не так всё просто, парень. – Охотница невесело усмехнулась. – Я ведь тоже была с ней знакома. А я давно уже не вижу снов, я ведь сказала.       – И как это понимать?! – Ферн потряс головой. В мозг вползали ледяные щупальца безумия. – Где моя Эмили, если она реальна, если она не приснилась мне? Куда она пропала и почему всё здесь так изменилось?       – Красная Луна взошла, – медленно проговорила старая Охотница. – Грань между человеком и чудовищем тонка, но окончательно размыть её Луна может только на границе сна и яви. Я не знаю, мальчик, что с тобой приключилось. Я бы предположила, что ты видишь меня во сне, но я-то тебя тоже вижу, а я точно не могу видеть снов… Ищи ответы, пробирайся в глубь мира снов, коснись самих Кошмаров. Возможно, твоя Эмили где-то там.       – Ладно, буду искать, – пробормотал Ферн. Голова у него шла кругом. – А что мне ещё остаётся?.. – Он поднялся на подгибающиеся ноги. – Отдыхайте, госпожа Эйлин. А я пойду осмотрюсь – выясню, что ещё изменилось в Ярнаме.       – Береги себя, – сказала ему вслед старая Охотница. – Если ты пропадёшь, то кто же отыщет Эмили и вернёт её домой?       Ферн рассеянно покивал, прикрывая за собой дверь лазарета. Первым делом он собирался отправиться по другому делу, но Эйлин об этом говорить не стоило…              Главный собор после смерти викария Амелии пустовал. В здравом рассудке (или хотя бы в живых) не осталось ни одного служителя Церкви Исцеления, кто мог бы поддерживать там порядок, зажигать свечи и читать молитвы перед алтарём с черепом Первого Викария. Ферн несколько раз заглядывал внутрь, но входить не решался: гулкая пустота под величественными сводами дышала холодом и пахла смертью.       Охотник медленно поднимался по лестнице, ведущей в алтарный зал. Прислушивался: не раздадутся ли какие-нибудь звуки, которые могли бы подсказать, что за враг притаился в соборе. Но было совершенно тихо, и только где-то словно бы что-то медленно капало.       Достигнув вершины лестницы, Ферн остановился и вгляделся в полумрак. Сквозь витражные окна проникало совсем мало лунного света, и простой человек, чьё зрение не было усилено инъекциями Древней Крови, вряд ли смог бы что-то разглядеть.       Охотник же успел увидеть, что от алтаря к нему метнулась тень.       Мелькнул в тусклом лунном луче размытый, туманный силуэт. Исчез там, появился здесь… Взглядом не уследить! Что это за существо?       Почти невидимый противник вдруг возник совсем рядом, и Охотник едва успел вскинуть пистолет, чтобы выстрелом сбить тому атаку. Враг отступил на пару шагов, и Ферну наконец удалось рассмотреть его чуть более отчётливо: в руке изогнутый меч, на голове металлический шлем, тускло поблёскивающий в лунном свете. И… Одеяние из перьев, такое же, как у Эйлин.       «Ворон?.. Не может быть…»       Сам Кровавый Ворон Кейнхёрста.       Ферн слышал о нём, но никогда не сталкивался, и уже привык считать его историю чем-то вроде мрачной легенды. Когда-то давно отряд Охотников Церкви под предводительством мастера Логариуса напал на замок Кейнхёрст, желая истребить всех подданных королевы Аннализы, последней носительницы крови птумерианской королевы Ярнам. Безумный фанатик Логариус ненавидел кейнхёрстцев, которых называли Нечистокровными, до такой степени, что без малейших колебаний организовал и возглавил настоящее избиение. В замке тогда погибли все: и рыцари Аннализы, и их жёны и дети, и слуги… Только саму королеву Палачам не удалось умертвить: Запретная кровь королевы Ярнам сделала её бессмертной. Но Логариус поклялся прервать кейнхёрстский род раз и навсегда, поэтому сделал всё, чтобы отрезать Аннализу от мира: заперев её в тронном зале, он добровольно надел на себя Корону Иллюзий, позволяющую скрыть эту часть замка от любого нежелательного визитёра. И только его смерть развеяла морок, явив миру мрачные тайны Ледяного замка.       А убил бывшего мастера Логариуса, предводителя и вдохновителя банды Палачей, не кто иной, как Охотник Ферн…       Он помнил ужас и отвращение, охватившие его, когда он узнал жуткую правду. Да, Нечистокровные отнюдь не были безгрешными, невинными мучениками. Да, они похищали ярнамитов для того, чтобы добывать из их крови сгустки и преподносить своей королеве, потому что только так она могла выносить и родить новое Дитя Крови. Но в глазах Ферна никакие злодеяния и прегрешения королевы и её двора не стоили ужасной мучительной смерти детей, жён рыцарей и простых слуг, никоим образом не ответственных за проводимые в замке ритуалы.       Ферн убил Логариуса без сожалений и угрызений совести, развеял иллюзию и вошёл в тронный зал последней из Нечистокровных. Конечно, он не стал присягать ей на верность, но преклонил колено, проникнувшись уважением к стойкой королеве, в одиночестве хранящей память, честь и кровь своего рода в пустом и мёртвом, продуваемом ледяными ветрами замке. И пообещал себе иногда наведываться к Её одинокому величеству и… Просто приветствовать и выслушивать ответное приветствие, произнесённое холодным и усталым голосом.       Он думал, что Аннализа – и в самом деле последняя из Нечистокровных. А оказалось…       Думать ему, впрочем, сейчас было некогда. Уже в следующее мгновение он кружил по залу собора в смертельном танце, будто невидимой нитью связанный с нечеловечески быстрым и ловким противником. Ворон, казалось, не ступал по мозаичным плитам пола, а исчезал в одном месте и появлялся в другом, атакуя внезапно и молниеносно. Вдруг он вонзил свой изогнутый меч в собственное тело. Клинок охватило тусклое багровое сияние, казалось, впитавшее свет красной Луны, льющийся в окна. Ферн, поражённый этим зрелищем, на мгновение потерял концентрацию… И через мгновение дымящийся алым туманом Чикаге с жадностью напился его крови.       Бедро и бок вспыхнули жуткой болью, дыхание перехватило. Охотник вскинул пистолет и не целясь выстрелил несколько раз, пытаясь разорвать дистанцию и улучить момент для использования шприца с кровью. Но с этим противником привычный манёвр оказался бесполезен: с лёгкостью увернувшись от пуль, Ворон выстрелил в ответ. Чудовищный удар в плечо – и левая рука Ферна онемела и бессильно разжалась, пистолет упал на пол и отлетел в сторону.       Глаза застилал кровавый туман. Мелькнула мысль: «А проснусь ли я?..» Ферн из последних сил попытался отразить мечом удар изогнутого клинка Ворона. Не получилось…              …Сколько их было, этих «ложных смертей»? Пробуждения возле ламп, с колотящимся сердцем и затухающей пульсацией боли в том месте, куда пришёлся смертельный удар. Тающие в сознании отголоски дикого, животного ужаса: возможно, разум и привык к тому, что эти смерти – не настоящие, а вот тело и инстинкты так и не смогли поверить в то, что больше нет для Охотника смерти, пока его хранит Сон…       Счёт шёл на десятки, а возможно, и на сотни. Но привыкнуть к такому невозможно. И каждый раз, умирая, Охотник умирал по-настоящему. Навсегда. Не веря, что проснётся.              – И кто из нас опьянён кровью? – пробился сквозь гул в ушах свистящий, как клинок, голос. Такой же холодный и бесстрастный, как голубоватая оружейная сталь. – Вы – церковные убийцы, вы целиком состоите из крови, почему же вам её всё мало?       Милосердная тьма не спешила обнимать Охотника. От онемения в руке не осталось и следа, теперь плечо словно бы драли когти ликантропа. Бок и бедро горели, и эта боль не давала сознанию покинуть тело, несмотря на то, что от потери крови в ушах всё усиливался противный писк, а глаза застилал тошнотворный жёлтый туман.       Ферн не почувствовал, как упал на пол, не ощущал холода каменной мозаичной плиты под собой. Весь его мир сейчас состоял из боли и горечи.       «Неужели я не проснусь?..»       «Эмили… Я не найду тебя…»              Раз уж сон не желает забирать Охотника…       – Логариус… Мёртв, – выдыхает Ферн. Или ему только кажется, что выдыхает? Ни звука не слышно. – Ты можешь… Пройти… К ней.       – Что?! – А ведь казалось, что боль уже не может стать сильнее – что ж, оказывается, это только казалось. Ворон бесцеремонно и безжалостно встряхивает раненого, точнее, умирающего Охотника. – Что ты сказал?       – Я сам… – Уже не слова, не шёпот, не дыхание – кровавые пузыри вырываются изо рта. Только так может Ферн договорить то, что он должен договорить перед смертью. – Убил… И развеял… Иллю…       И это ещё не предел боли. Тело Охотника выгибается, бьётся в судорогах. Спустя наполненную невыносимыми страданиями вечность Ферн вновь осознаёт себя – и недоверчиво прислушивается к собственным ощущениям: боль ушла… И вот что странно: эти ощущения, эти судороги хорошо знакомы Охотнику – так действует Древняя Кровь, когда исцеляет смертельные раны. Значит, Ворон вколол ему кровь. Удивительно – хотел убить, а вместо этого вылечил. Зачем?       Итак, Ферн всё ещё жив. Лежит на холодном полу собора, смотрит на его теряющийся в багровом полумраке свод. И сбоку, на краю поля зрения тускло поблёскивает металлический шлем.       – Ты убил Логариуса? – спрашивает знакомый и незнакомый голос. Неживой, холодный – но сквозь этот холод рвётся пламя. В ледяных интонациях, как в железной клетке, яростно бьётся… Надежда?       – Да, – слабым, но твёрдым голосом подтверждает Ферн. – Я собственноручно умертвил этого мерзавца и засвидетельствовал своё почтение её величеству Аннализе, королеве Кейнхёрста. Я… Сочувствую вашим потерям, – добавляет он, чуть вывернув шею, чтобы посмотреть на Ворона – заглянул бы в глаза, но они скрыты шлемом.       – Вот как, – тихо произносит Ворон. Шлем исчезает из поля зрения Охотника и через некоторое время появляется – уже выше. Кейнхёрстский рыцарь, встав на ноги, смотрит на Охотника с высоты своего немалого роста. – Что ж. Я, Альбер де Кейнхёрст, благодарю тебя, неизвестный мне Охотник, за то, что ты отомстил за наш род, хотя, полагаю, цель твоя состояла в другом. Ты можешь встать? – Он протягивает руку в латной перчатке. Ферн хватается за неё и поднимается на ноги. Мгновение они стоят так – рука в руке, маска Охотника к металлу кейнхёрстского шлема – затем отступают на шаг друг от друга и коротко кланяются.              

***

       – А почему ты напал на Эйлин? – спросил Ферн. – Она уж точно не принимала участия в нападении на Кейнхёрст. И явно не одобряла действий Логариуса.       – Знаю, – с лёгким вздохом отозвался Ворон. – Эйлин… Всегда была справедлива. Несмотря на то, что у неё есть… – Он замялся. – Скажем так, её взгляд немного заслоняют некоторые убеждения, и нередко они бывают ошибочными. На самом деле это не я напал на неё, а она на меня. – Последний рыцарь Кейнхёрста обхватил себя руками и отвернулся. – Решила, что я безумен. Что опьянён кровью. А я просто… Делал то, что должен был. – Он хотел ещё что-то добавить, но замолчал, глядя на алтарь с черепом Лоуренса.       – Ты… Так это ты истребил всех Палачей? – догадался Ферн. – Я слышал о том, что их не осталось, что все Охотники из того отряда погибли загадочным образом. Ты выслеживал их и убивал, так? И Эйлин решила, что ты безумен… Странно.       – Я же говорю – иногда её суждения бывают странными, – сказал Ворон… Альбер. – Она видит то, что укладывается в её картину мира. Понимаешь, она не из тех, кто видит смысл в мести.       – Понимаю. И теперь понимаю, почему ты её не убил.       – Я вообще не хотел с ней драться. Но защищаться всё же пришлось, иначе она убила бы меня, а это, как бы сказать, не входило в мои планы. – Альбер усмехнулся. – Я видел, что ты унёс её куда-то. С ней всё в порядке?       – Надеюсь. Я вколол ей два шприца крови. Когда я уходил, она засыпала.       – Это хорошо. – Голос рыцаря стал… Ещё чуть менее холодным. – Я… уважаю её. В своё время она очень мне помогла. Но это было давно.       – Хорошо, что всё так разрешилось… А на меня ты почему напал?       – Ну, я подумал, что Эйлин наговорила тебе всякого, и ты пошёл меня убивать, – Альбер с сухим смешком развёл руками. – Оно ведь так и было, верно?       – Да, именно так. А вот мне интересно… Если бы ты меня всё-таки убил, я проснулся бы у лампы?       – У какой лампы? – удивлённо переспросил рыцарь.       – Неважно, – Ферн махнул рукой. – Главное – что мы всё-таки разрешили это… Кхм, недоразумение, ты можешь отправиться к своей королеве, а я жив и могу продолжить свои поиски.       – А кого или что ты разыскиваешь? – заинтересовался Альбер.       – Жену, – угрюмо отозвался Ферн. Ему не очень-то хотелось пускаться в объяснения того, что с ним происходит – раз уж Альберу ничего не известно о лампах (кстати, в соборе ведь была лампа, куда она подевалась?..), то вряд ли он поймёт все эти сложные хитросплетения снов и яви, в которых запутались Охотник и его жена.       – Ох… Сочувствую тебе, – сказал Альбер. – В наше время, если кто-то потерялся… А как она выглядит? Возможно, я смогу помочь.       Ферн как смог подробно описал внешность Эмили. Мало ли что, а вдруг…       – Трость-хлыст, говоришь? – Рыцарь задумался, постукивая пальцами левой руки по предплечью правой. – Не часто в наше время можно встретить Охотниц с таким оружием. Может, я её и видел… Погоди, погоди! Возможно… Я не уверен, но... – Он поднёс руку к шлему, будто бы намереваясь снять его, но всё же опустил. – Мне кажется, я видел кого-то похожего в Старом Ярнаме. Ты как, ладишь с Джурой?       – У нас… Вооружённое перемирие, – невесело усмехнулся Ферн. – Я не трогаю его драгоценных чудовищ… Пока они не трогают меня. А они… Трогают меня всякий раз, как я там оказываюсь. Я защищаюсь, Джура на меня орёт, расходимся крайне недовольные друг другом… Но живые. И на том спасибо.       – Прекрасно, – хмыкнул Альбер. – Я-то туда лишний раз не суюсь, не хочу нервировать старикана. Но иногда… Приходилось. И вот перед тем, как прийти сюда, я заглянул в Старый город. Надо было… Проверить кое-что. И видел там Охотника с тростью. Щуплого такого Охотника, невысокого и очень шустрого. Возможно, женщину. Сходи, расспроси Джуру, может, он что-то знает.       – Спасибо. – Ферн поклонился Ворону-Альберу так, как было принято среди старых Охотников – отведя правую руку за спину, а левую подняв к груди. – Я рад познакомиться с тобой. И вдвойне рад, что никто из нас сегодня не умер.       – И Эйлин тоже, – ворчливо добавил Альбер. – Поговори с ней… Потом. Может, всё-таки поймёт. И отстанет от меня.       – Честно говоря, сильно сомневаюсь, – вздохнул Ферн. – Но, как минимум, я приложу все усилия.       – Спасибо тебе. – Альбер неожиданно склонился в церемониальном рыцарском поклоне. – За то, что ты сделал для моей королевы и нашего рода.       – Не за что, – пробормотал Ферн. – Я – Охотник. Я охочусь на чудовищ. И если этим чудовищем вдруг оказывается человек... – Он не договорил. Альбер понимающе кивнул – и будто бы растворился в воздухе. Мелькнули черные перья, похожие на подхваченные ветром хлопья пепла. Только запаха гари они после себя не оставили…