I couldn't stop at the red light Я не мог остановиться на красном свете, Stop at the red light. Остановиться на красном. I couldn't stop at the red light. Я не мог остановиться на красном свете, You're a car crash, and I can't look away. Ты как автокатастрофа, и я не могу отвести глаза.
Её телефон начинает противно трезвонить на тумбочке — раздается безвкусная и раздражающая мелодия, которую так старательно выбирала её подруга и именно поэтому Кёка не могла сменить её, хоть музыка и действовала на нервы окружающим и самой владелице телефона. «Такао» — читается на экране, его имя сопровождается цепочкой баскетбольных мячей-эмодзи и фотографией, на которой они оба ютятся в кабинке для фото пять лет назад где-то посреди Токио. — Интересно, — думает Харай и начинает рассуждать о том, что же опять могло случиться. Такао повезло, что его подруга детства вообще ответила на звонок, поскольку она как раз заканчивает делать свои уроки и конспект по истории. Поэтому её телефон был просто похоронен под горой бумаги. Спасибо, Казунари. Помог найти телефон. — Вы связались с моргом Центральной Больницы Токио, чем мы можем вам помочь? — отвечает она низким, грубым голосом, больше похожим на последний вздох умирающего. — О, чёрт! — она слышит, как неловко чувствует себя Казунари на другом конце линии, — как я мог позвонить не туда, если- — Просто шучу, — продолжает та своим обычным тоном, — это Кёка. Что случилось, Такао? — Чёрт тебя дери, Кёка, — вздыхает Казунари и в его голосе читается настоящая усталость, — подожди, нет, прости меня, но только, пожалуйста, не вешай трубку. Мне нужна твоя помощь. — Конечно же нужна. Что вообще случилось? — Если в общих чертах... Я сейчас заперт в инвентарной. Дело в том, что когда я вышел из школы где-то два часа назад, то на полпути вспомнил, что оставил форму где-то в зале. Решил поискать в инвентарной и, пока я искал, меня благополучно закрыли здесь. Харай позволяет тишине растянуться и превратиться в длительный неудобный момент. — Кёка? — Замечательно, — подытоживает она так, словно говоря, что она не собирается сломя голову нестись к нему, но всё же, — думаю, я могу. Дай мне пятнадцать минут. Такао коротко благодарит подругу и Харай завершает их разговор нажатием красной кнопки. Девушка вздыхает и устало трёт переносицу. В этом весь Такао, что ни день так обязательно какое-нибудь приключение. Она замечает сумку для спортивной формы в углу комнаты и вспоминает о том, что только недавно закончился ливень, который длился не один час. Значит была вероятность, что Такао попал под него. Поэтому девушка направилась в комнату своего старшего брата и взяла из его шкафа необходимые вещи. Они, по оценкам Харай, не должны были оказаться велики, так как её брат был схож по комплекции с Казунари. Сам он был уже студентом и учился в университете в Синдзюку и дома появлялся только на каникулах. Поэтому, получив молчаливое согласие у фотографии брата на стене и поправив кимоно, Кёка вышла из комнаты.***
Взять необходимые ключи, списав всё на забывчивость, для одной из самых лучших учениц не составило труда. Всего-то придумать сказку о том, что она забыла на уроке физкультуры кольцо, которое сняла чтобы не потерять, и сейчас хочет его поискать. Кёка обнаруживает Такао, сидящего на полу рядом со спортивным инвентарём. Предположения Харай оказались верными. Казунари был промокшим насквозь и его била мелкая дрожь. Всё-таки в инвентарной было не очень тепло. Но парню хватает сил, чтобы окликнуть девушку, заметив знакомое кимоно. Вообще, по мнению Такао, Кёка Харай была загадочной девушкой со своими странностями и тараканами. В его окружении предостаточно подобных людей. Например, Мидорима со своей привычкой таскать всюду талисманы и верой в гороскопы. Что касается Харай... Взять, к примеру, её привычку носить везде и всегда традиционные кимоно (кроме школы разумеется). Манера разговаривать как аристократка, не допуская в своей речи ни одного слова-паразита. А ещё когда она лгала, с самым серьёзным видом, а потом говорила «это ложь» или что-то в этом духе с обыденным лицом. Это привлекало и завораживало парня. — Кёка! И ты снова меня спасаешь. Я знал, что могу на тебя положиться. Как только смог поймать связь сразу тебе позвонил. — Да, верно, — отвечает Кёка с болезненно-сладкой улыбкой, — к сожалению, запасную одежду, которую я хотела принести для тебя, украли грабители, так что… — Серьезно?! — кричит Казунари, поднимаясь на ноги, и Харай слышит, как хрустят его кости от внезапных резких движений, — вот же ж, ты в порядке? Что случилось? Надо в полицию звонить! Кёка не может сопротивляться и улыбка медленно появляется на её лице, делая саму девушку чуть более честной, демонстрируя её слабость, которую она даже не пытается скрыть. Такао настолько искренен в своем беспокойстве о целости и сохранности Кёки, что последняя решает разрушить эту сказку. — Ох, ну конечно же я солгала, — она с легким смешком бросает сумку с запасной одеждой Такао в руки. А после протягивает сумку с формой, которую искал парень, — вот, надень это. На некоторое время. Ты весь промок. И кстати вот твоя форма. В раздевалке была. — Что б я без тебя делал! — начал было благодарить её парень, но прервался, вспомнив об одном моменте. — Мне жаль, что тебе пришлось брать вещи у брата без спроса, Кёка… — Ничего страшного, — уверяет своего друга Харай в такой редкий момент искренности, — так или иначе, я всё равно была не сильно занята. А брат был бы не против помочь тебе. Пусть даже и таким образом. Ей следовало бы возразить, ведь Такао становится всё более и более частым вторжением в её жизнь, а моменты, когда Кёка каким-либо образом выручает Казунари, стали уже обыденностью. Будь это нехватка знаний, чтобы решить тяжелейшую задачу по математике, или как сейчас, когда его закрыли в инвентарной. И всё же, Такао — это Такао, имеющий какое-то неуловимое качество, которое задевает Кёку своей необъяснимой природой, вспышкой энергии, которая пересекает расстояние, на котором она привыкла держаться в отношении других людей. Такао был подобен ветру, сбивающему опадающие листья с их привычного курса. Такао переоделся, но к тому времени Кёка, стоявшая к парню спиной, успела погрузиться в свои собственные мысли. Такао оставался мрачен, издалека наблюдая за тем, как Харай, видимо, обдумывает что-то конкретное. — Хорошо, идём, — говорит Кёка, когда Казунари сообщил, что закончил, и Такао следует за ней. — Погоди, а куда? — тут же спросил Казунари, пока они шли по коридору школы, чтобы отдать ключи. — Ко мне домой. — обыденно отвечает Кёка. — Ты живёшь далеко и транспорт уже будешь ждать долго, потому что уже поздно. А мне не хватало, чтобы ты простыл. И так колотишься весь. — Спасибо... — только лишь выдал брюнет, покорно следуя за подругой, хотя и предпринял попытку возразить. — Не так уж и холодно, — может, Такао и не чувствовал холода, а может это уже у него температура поднялась, но вот Кёка постоянно мёрзла, — и да, у тебя же родители дома. — Они поехали навестить бабушку в Осаку на три дня. — Да, но я имею в виду, — в голосе Такао появились какие-то неуловимые эмоции, которых шатенка не могла понять, — в общем, спасибо. Серьёзно. За то что пришла за мной и вообще за всё. Кёка что-то промычала в ответ. Ещё одна улыбка грозила осветить её лицо, и теперь она начала задаваться вопросом: почему же Такао так просто удается вызвать у неё подобное выражение лица? «Привязанность», — пронеслось в голове у Кёки, — «нежное чувство влюбленности или симпатии». И хотя это подбадривало её, Харай позволила их разговору постепенно стихнуть, пока они шли в сторону её квартиры. — Полагаю у вас была серьезная тренировка. Раз уж ты даже форму забыл, — бормочет она, тревожа холодный воздух, когда они приблизились к нужному зданию. — О, знаешь, именно так! Тренер все соки выжал. — О, — удивляется Кёка, обратив внимание на запястье Казунари, стараясь скрыть очевидный насмешливый тон в своем голосе, — ты до сих пор носишь этот браслет. Этот браслет-оберег явно был старым и очень дешево смотрелся — Кёка со своей подругой купили его на рынке просто для того, чтобы проверить, действительно ли Казунари его наденет. Поразительно, но беззаботность Такао означала, что он мог просто отказаться от него и не принять подарок, тем самым восхитив Кёку и разочаровав её подругу, оскорбив таким образом её чувство стиля. — Ну, да, ты дала его мне, — искренность в голосе Такао снова ослепляет Кёку. Парень спрятал руки в карманы и отвел свой взгляд. — Ты сказала, что он твоей бабушки или что-то в этом духе. Прежде, чем Харай смогла указать на очевидную ложь, Казунари продолжил: — Я знаю, что это, наверное, неправда. Но мне действительно не всё равно. Люди ведь не просто так… дарят мне свои вещи. Так что, я не собираюсь выбрасывать или игнорировать подарок от кого-то, вернее, подарок от одного из моих друзей, — поспешно поправляет свои слова Такао, всё ещё пряча взгляд от Кёки, — это неправильно. — Как благородно с твоей стороны, — снова насмехается Кёка с улыбкой, которая едва касается края нежности, заставляя подняться её голос чуть выше. Такао ничего не отвечает на это, и Кёка позволяет ему открыть дверь. Они тихо проходят внутрь квартиры, оставляя обувь у двери, а огоньки загораются жизнью, когда Харай балуется с выключателями. — Неужели? Даже если бы подарок подарок оказался крайне бесполезным и ненужным, то ты бы всё равно не выбросил его и не забросил, как ненужный хлам? — наконец спрашивает она, повернувшись лицом к стене так, чтобы Такао не мог увидеть игривого блеска в её глазах. — Не знаю.Человек же старался над подарком для тебя всё-таки. Это будет неуважительно по отношению к человеку. Но если впрямь бесполезное для тебя и ненужное, то можно бы было пожертвовать это тому, кто действительно в этом нуждается, — немного подумав, оглашает свой вердикт Такао. Они совершенно одни, уже довольно поздно, и Кёка думает, словно Такао начал заражать её своей беззаботной натурой. — Тогда, может быть, я должна подарить тебе что-то такое, чего ты не сможешь лишиться и не сможешь никому пожертвовать, — она говорит, слегка оборачиваясь, чтобы улыбнуться Такао, который вскинул брови, любопытно вглядываясь в Кёку. Мягкий свет заставляет её выглядеть как-то эфемерно, подчеркивая острые черты лица девушки, осветляя края традиционного кимоно, и вот уже Харай чувствует, что ей становится всё труднее дышать. Она чувствует, что она рискует. — Что-то, что не окажется ненужным? Например? Кёка медленно, шаг за шагом, подступает к Казунари, — нос к носу с парнем, — и вот одна рука робко поднимается и хватает его за воротник знакомой серой рубашки. Она целует Такао, медленно и сладко. Пускай сейчас они не похожи на привычных себя, но Харай чувствует себя просто прекрасно и она не может не улыбаться. Девушка мягко отстраняется, наблюдая за шокированным Такао, который сейчас похож на открытую книгу больше, чем когда-либо до этого. — Ты же не можешь пожертвовать это кому-то, верно? — произносит Кёка, дразня его своим голосом. Казунари поднимает руку, чтобы приобнять ту, что сейчас держит его за воротник, пребывая в лёгком шоке от постоянного холода пальцев шатенки. — Могу, если мы поспорим с тобой, не так ли? — отвечает он и осмеливается наклониться, чтобы получить еще один быстрый поцелуй, такой мимолётный, что Харай едва улавливает его. — Но Кёка…это же не одна из твоих многочисленных мелких издёвок, верно? Это по-настоящему? — Да, Такао, — произносит она, — на самом деле я презираю и тебя, и всё то время, что я провожу с тобой, — она замолкает, когда замечает, как начало меняться выражение лица Казунари, — но это, конечно же, ложь. Такао легонько ткнул Кёку в плечо, чтобы причинить ей хоть какую-то боль, и из его горла вырывается опечаленный смешок. — Чёрт возьми, Кёка, хватит так шутить! — Такао целует её снова, на этот раз настойчивее, уже из-за уверенности во взаимности. Они оба улыбаются, когда отстраняются друг от друга. Парень опускает свои руки, чтобы сжать руки теперь уже своей девушки крепче. Кёка сплетает их пальцы всё сильнее, пытаясь избавиться от холода. Он такой тёплый, такой яркий и живой, что девушка всё чаще ловит себя на мысли, что без этого парня её жизнь была бы серой и унылой. Это очаровывает её, заставляет тянуться к нему всё ближе и рисковать как сейчас, блеск в глазах Такао восхищает её. — Ну, как я сказала, ты останешься у меня, — наконец сказала шатенка. В её словах — преувеличенная щедрость, буквально фраза «больше тебе некуда идти». — Конечно, — смеется Такао, — ты же сама предложила. Да и куда ещё я должен идти после этого? — Ох, ну не знаю, — она притворяется, словно обдумывает это, в то время как ведет Такао в свою спальню, взяв того за руку, — возможно, куда-то, где ты пожертвуешь мой подарок, оставив меня с разбитым сердцем, покинутую и одинокую, — с явно наигранным и нескрываемым драматизмом говорит девушка. — Кёка, — это имя еще никогда не звучало так серьезно из уст Такао, поэтому она остановилась. — Это…ты…ты не из тех, кого я бы променял. Я не так хорош в подобных речах, нежели ты, но я надеюсь, ты понимаешь, о чём я говорю. Я останусь. Кёка делает такую длительную паузу, стоя на пороге комнаты, что Такао не выдерживает и отводит свой взгляд, устремляя его в пол. — Что ж, — наконец говорит Кёка, — тогда всё хорошо. Она снимает с себя свою верхнюю одежду, смеясь над Такао, который удивленно заглядывал в её шкаф (неужто ты думал, что я и сплю в этой одежде) и достаёт ещё один футон, подготавливая постель для своего неожиданного гостя. Затем она оседает на свою постель, на тяжелые одеяла, которые накрывают, как тёплые объятия. Такао колеблется, но лишь на мгновение, после тоже забираясь на своё спальное место и может лицезреть лицо девушки на расстоянии двух вытянутых рук. Но возникла проблема в виде озноба и кашля Такао. — Я сейчас, — коротко сказала девушка и исчезла из комнаты, после возвращаясь с подносом, на котором были таблетки и стакан воды. — Выпей. Это поможет от кашля, а это от озноба и температуре не даст подняться. Такао сел и, слабо кивнув, выпил лекарства. После Кёка убрала поднос и вернулась к парню. Харай сохраняет молчание, она пристраивается рядом с ним. Девушка обвивает руки вокруг Казунари и прижимается к нему, желая согреть. Хотя Кёку саму бы кто согрел. Уж кто-кто, а она мерзлячка до мозга костей. А Такао чувствует, что сейчас просто напросто вскипит от внезапной вспышки смущения из-за неожиданных действий Харай. — Т-ты чего? — Согреть тебя хочу, а что? — хитро усмехается она из-под полуприкрытых век. — Да нет. Ничего, — улыбается Казунари и тоже обнимает её. Кёка в последний раз целует Такао в щёку, но так же нежно и сладко, как и в первый раз, и слышит его тихий тяжёлый вздох среди ночного воздуха. — Но ты ведь тоже заболеешь. — Значит, поболеем вместе, — вновь усмехается девушка. — Спокойной ночи, — шепчет она на ухо Такао, держа руку на его груди, и чувствует, как у того снова захватывает дыхание. Усталость быстро догнала Кёку, поэтому, только что коснувшись подушки, она едва успевает уловить ответ Казунари. — Спокойной ночи, Кёка. И он уснул, всё ещё улыбаясь.