And I И я Just wish that I didn't feel Хочу только, чтобы исчезло чувство, Like there was something I missed Будто я что-то потерял. And I И я Take back all the things I said Забираю все свои слова обратно - To make you feel like that Те, из-за которых ты чувствуешь себя так же. And I И я Just wish that I didn't feel Хочу только, чтобы исчезло чувство, Like there was something I missed Будто я что-то потерял. And I И я Take back all the things that I said to you Забираю все, что я сказал тебе, обратно.
Если Нацуми не задерживалась в школе, у неё был большой шанс столкнуться со своим другом при выходе из школы, при лучшем раскладе, когда работы в студсовете нет и уроков не так много (а такого не бывало можно сказать никогда), девушка могла даже посетить тренировку Кисе и подождать его на трибунах, читая какую-нибудь книгу. В такие моменты всё тело отказывает, слишком радостно видеть, как Рёта салютирует ей с поля и как за это от получает нагоняй от Касамацу. Тёплое чувство разливается по телу, теплее, чем горячий чай и дарит чувство полноценности. Не одна. Не одинока. И этот блеск в бездонных светлых глазах. Наверняка вечная депрессия и непроходящая тоска клубится внутри и притихает, как девушка видит это светящееся лицо. Даже не пытается тронуть, слишком зыбким кажется момент, слишком эфемерным кажется человек в паре метров от неё. Коснёшься и разлетится, как одуванчик. Фукусима не спешила протянуть руку к свету. Она и сама может исчезнуть, как и подобает тени. Всего лишь та, кто стоит позади своего друга. Апартаменты почти под крышей элитного многоэтажного дома были для Нацуми пожалуй самым ужасным местом во всём городе. Здесь ей было негде спрятаться от недовольства родителей и постоянных упрёков из разряда «почему девяносто четыре балла, а не сто?». Чувство ненужности возникало часто и чаще всего именно с этой треклятой квартире, которую домом назвать у синеволосой язык не повернётся. Добраться до последнего этажа было вовсе не трудно, благодаря аккуратной прозрачной кабинке лифта. Но чаще всего Фукусима, будучи выжатой как губка, идёт по многочисленным ступенькам лишь бы как можно дольше оставаться вне квартиры. Но сейчас всё же решает воспользоваться лифтом. Потому что родители в командировке, значит эту неделю она проведёт спокойно и без лишних нервов. Ключи еле входят в замок, слышен щёлчок, второй. И вот, квартира. Место. Её проклятое место, но укромное всего-то на неделю. Нацуми проскользнула в эту холодную крепость, оставила портфель у входа, чуть не упала на стойку с обувью. Сняла ботинки, даже не глянув. Не смотря на это вся её комната источала безупречную чистоту. Нацуми заглядывает в холодильник и обнаруживает еду, что так старательно они вчера готовили с Кисе. Это было одним из немногочисленных моментов искренней радости для Фукусимы. Нацуми так нравится весь процесс и сама еда, но порой закрадывается чувство, что она всего лишь обуза, а её друг заставляет себя просто готовить из-за того, что её родители просили пригядывать за девушкой. Девушка понимает, что это проявление заботы со стороны друга, как Рёта дорожит ею. Но порой даже эта мысль не заглушает боль и пустоту в грудной клетке. Они были знакомы давно. И это было пожалуй единственное за что пока Нацуми может сказать «спасибо» своим родителям. За то, что благодаря их работе — управлению модельным агентством — Фукусима смогла познакомиться с Рётой. Тогда её отец пригласил работать парня у них моделью. С этого всё и началось и переросло в крепкую и единственную дружбу. Но и это, к сожалению, не спасает. Скорее подливает масла в огонь. Даже в душ девушка уходит с мыслями об асфиксии. Было бы классно задохнуться от нехватки воздуха, а не от передоза чувств. И она кладёт руки на шею. Это слабое давление на мягкую кожу заставляет мыслить быстрее, но медленнее, всё сначала наполняется красками, а потом темнеет. Воздух словно наркотик, который она вдыхает с упованием. А потом мысли. Она задыхается ещё со средней школы от привязанности, от мысли о друге, от того, что не может до сих пор сказать. Нацуми сидит в душевой кабинке. Горячие капли стекают по спине, девушка обхватила колени руками. Больно, отчего это чувство, заставляющее думать об обречённом? Первые солёные капли стекают по лицу. Ей плохо здесь, в этой холодной крепости. Одиноко. Всё трескается, когда вода начинает не просто жечь её бледную как у мертвеца кожу, а буквально резать. Её руки чистые, Нацуми боится боли, потому девушка думает про более гуманный способ суицида. Наверное, выпить таблетки. Намешать всяких. Будет болеть живот, будто её оперируют вживую, но не так страшно. Она такая лгунья и такая трусиха. Как её в школе одноклассники и преподаватели только терпят? Почему сегодня её вообще хвалили, но ничего не сделала. Это не её заслуги. Но зато её вина. Когда-то давно Фукусима вычитала откуда-то, что в паре, не важно, романтической или платонической, дружба или партнёры, один из пары активный, а второй пассивный. Один лидер, другой последователь. Она приняла это как данное, в этом нет ничего плохого, чтобы быть за спиной такого яркого человека. Ничего хорошего, с другой стороны, что такой яркий человек цепляется за такую, как Фукусима. Реальный мир меньше чем кажется. Сон разбился в осколки, только часовая стрелка достигла пяти утра. Комната полна звенящей тишины, которая тугая, слишком тугая и Нацуми словно разрывает её, проходя мимо. Именно поэтому ей трудно идти. Но идёт. Кажется, не сон разбился, а разбилась сама Нацуми. Не то чтобы она до этого была целостной. Она всего-то кукла, марионетка в руках успешных родителей. Здесь, в это время, в этот самый момент, реальности пересекаются. Ещё не совсем утро, только-только небо начало принимать этот мягкий розовый оттенок. Слишком холодно, земля остыла за прошедшую ночь, паутина окутала город. Тихо, начинающееся утро покрыло мир прозрачной вуалью, воздух казалось хрустальный за пределами её вселенной.Её пятичасовой утренней вселенной. Нацуми хватается за перила на балконе, кутаясь в одеяло. Просто смешно, как вселенная кружится вокруг них, когда оба они проводят выходные вместе. Они словно центр этой карманной вселенной, а мир вокруг остановился. Есть только они двое. Больно думать об улыбке Кисе. Заставить себя протянуть руки к нему вне её сил. Она не может позволить эфемерности растаять, а иллюзии исчезнуть. Да, его улыбка такая яркая, как восходящее солнце. Нацуми видит. На границе ночи и утра горизонт событий такой видимый для неё. Она внутри чёрной дыры, которая её сжимает до бесконечно малой точки. Мир отвергает такую, как Фукусима. Отсылает в самые дальние уголки своего пространства. Но ей не сбежать из этого воображаемого мира, который девушка создала в ответ на отказ от Нацуми целого света. Её давно затянуло в водоворот и достигла точки сингулярности, невозврата. Время личного мира и вселенной вокруг разные. И мысль убегает через пальцы, как песок или вода. Да, точно. Её вселенная давно поделена со вселенной Кисе. Она отдала себя другу, доверила большую часть человеку. Не потому что так легче, лишь отдельная часть её, которая стала заглядываться на друга ещё в первом классе средней школы. Которая хотела держать у себя эту звезду, её единственную надежду в океане отчаяния. Слишком эгоистично для Нацуми, да? С каждым днём становится всё хуже. Таблетки не помогают, проблем со здоровьем лишь прибавляется. На днях она еле смогла попасть к окулисту из-за ухудшающегося зрения. И правда, на оба глаза минус полтора. Нацуми как-то не заботило это, пока дело не доходило до разглядеть что-то вдалеке. Она не смотрит никуда всё равно. Этот мир может её даже ослепить, помимо Кисе смотреть никуда не хотелось. Чувства обманчивы, мы не видим всё равно, лишь игра воображения, короткие и длинные волны светового излучения. Но от друга они казались прекраснее. Иллюзорно, время разбивается об осколки пространства, которое создалось вокруг Нацуми. На балконе холодно, но так мыслится лучше. Этот мир как на ладони с высоты её этажа. Слишком картонные улицы, недолговечные стены домов, призрачные дороги, мнимые люди, которые уже проснулись на работу. Всё такое ненастоящее, наигранное, что с восходом солнца её мнимая утренняя вселенная наконец-то становится прозрачной, словно вуаль, желейной, как медуза в море. Незаметной. Долговечной. На диване так тепло, а в одеяле уютно. Всё вокруг не имеет смысла, Нацуми открывает баночку со снотворным и пытается выпить сразу четыре. Плевать, что ей потом нужно будет идти в школу на дополнительные, она выпьет ещё, чтобы наверняка у неё произошёл отказ печени, желудка и всего организма. Просто это слишком обидно, что пару слов написать на прощание самому близкому человеку не смогла. Не хочется его ввязывать, лучше б его вообще не было. Вечное желание желать переросло в простом «отдохнуть». Заснуть. Нацуми хочет закинуть в горло пятую таблетку, но руки тяжёлые, а сил остаётся лишь на слабый всхлип. Насколько же она ничтожна. Осколки её вселенной слишком рассыпались, как таблетки вокруг неё, сидящей на полу, у стены. Ей просто слишком больно думать о последствиях своих же эгоистичных действий.***
После тишины первое, что она слышит, это беспокойные голоса на заднем фоне. Фукусима лежит на диване, ибо чувствует под спиной обивку этого предмета мебели. Ей в глаза что-то светят, но даже на недовольство нет сил. Силуэты такие расплывчатые, да и слышно всё как сквозь глубину водных пучин. Стёртая в песок вселенная образуется обратно в виде двух нависающих над ней с обеспокоенными выражениями лица, даже Кисе не такой яркий, тусклый, с такими грустными глазами, словно что-то внутри сломалось, а доктор рядом с парнем смотрит немного даже спокойно, будто только что спас какого-то пациента. Тяжёлые веки медленно опускаются и поднимаются, а потом крик буквально разрывает эту тишину, будто до это Нацуми была в каком-то тихом забвении, которое лопнуло как мыльный пузырь. — Нацуми-чии! Слава богам, все хорошо! – голос Кисе немного сорван, когда он обнимает подругу. Нацуми не чувствует почти ничего, кроме вины. Нет желания ничего делать, просто остаться, вернуться в свой мир. Свою воображаемую вселенную. – Я… я как зашёл п-почувствовал, что что-то не так, я-я увидел тебя, вокруг эт-тих таблетки, но я не мог тебя разбудить, к-как бы не пытался, – Фукусима чувствует, как на её рубаху пижамы падают слёзы. Она заставила его беспокоится. Плакать. Девушке неловко смотреть на своего друга, слишком неправильно сломленным тот кажется. Доктор стоял рядом, смотря на обоих с каким-то облегчением, но удалиться, оставив этих двоих в уединении, почему-то не спешил. Кисе отстранился. Глаза у него красные, отчего Нацуми лишь больнее. Она должна извинится, но слова застряли в горле. – П-потом я вызвал врача, т-ты меня так перепугала, я думал, что больше тебя не увижу, скажи, Нацуми-чии, почему, почему, почему- Нацуми заставила его волноваться. Не понимает, как такая, как она, может быть опорой для такого, как Рёта. Она никто, просто марионетка, жизнь ничтожна, а смысла нет, но видеть, как Кисе дрожащими руками сжимает её плечи, было выше её сил. Стакан, который вечно был наполовину пуст, вдруг переполнился, а после треснул под весом воды. Он сломался, как ненужная кукла. Первые слёзы полились из глаз Нацуми, как Кисе хотел задать новый вопрос, отрываясь от груди. – Я-я… – голос надломан, девушка еле может говорить. Почему так больно, почему всё так неправильно, почему ей приходится так трудно, почему у других есть желание хотеть жить, хотеть наслаждаться днями, уходить со школы пораньше, а она как безвольная шестерёнка, которая просто хочет хотеть. И пока другие ищут желаемое, Нацуми усердно борется с этим, пытая вырвать из лап депрессии желание хотеть. – П-прос-сти. Больше она не может сказать ничего, лишь спрятать лицо в локте и скрывать всхлипы, кусая губу. Больно, больно. Нацуми понимает, что он кричит, как маленький ребёнок. Её внутренний ребёнок. Все её сожаления, вся её жгучая боль, которая достигла апогея, все её эмоции завязались в тугой ком, морской узел, и полезли наружу со слезами и криками, которые прерывались всхлипами и мольбами о прощении. Вот что накопилось, что Нацуми не хотел говорить даже Кисе. Не хотела быть ещё большей обузой, но в итоге взорвалась. Не смогла удержать и сейчас та пытается подобрать себя, как ребенок подбирает свои игрушки. Для Кисе она и правда ребёнок, да, Нацуми признаёт, когда чувствует, что ей подали платок. Фукусима свешивает ноги и присаживается, пытается успокоится. Эта боль выцарапала себе выход. Боль и, наверное, это невозможно сильное чувство, которое тянется со средней школы, она хочет обнять Кисе и не отпускать даже на глазах незнакомого человека. Даже если мир будет против, это её последняя надежда, соломинка. Кисе подходит к доктору и просит заплаканным голосом благодарности и что сейчас сам справится с подругой. Похоже, что доктор не совсем уверен, но такой уверенный взгляд всё-таки заставляет его смягчится. Он уходит, но просит, чтобы Нацумм зашла к нему сегодня, как успокоится, на консультацию и оставляет парню свои контактные данные. Рёта кивает и снова благодарит врача за приход, после проводит доктора к выходу, закрывает за ним дверь и, вернувшись обратно к девушке, садится на корточки перед сидящей на диване ней, сломленной Нацуми, кладёт руки на колени и смотрит в глаза, пристально. – Нацуми-чии, говори. И она говорит. О всем, что могло вызвать приступ и желание исчезнуть. Начиная с родителей с их вечными упрёками и минимализированной заботой – они были первой, но не главной причиной, но всё ещё важной и более явной, нежели другие. Нацуми всегда говорит о родителях, которые её держат в железных тисках, марионеточная кукла, не может вырваться, остаётся всё ещё в их власти, безвольной куклой учиться, делает работу по дому, работает не покладая рук в студсовете, нервная работа, все вокруг не ставят её ни во что, ведь она и правда никто, но почему. Большой ком «я заслужила это, быть внизу» и скрытая за этим «перестаньте, мне больно». Нацуми чувствует себя самозванкой, но не может это сказать, потому выдавливает ломающееся «я не настоящая». И весь монолог девушка непрерывно плачет. Слёзы скатываются по лицу, подбородку. Всхлип. Второй. Чувство, что она обуза, надо сказать. Кисе хороший слушатель, пусть и кажется поначалу, что он не тот, кто будет молча слушать. Но тот внимает каждому осторожно брошенному слову. Фукусима говорит, какая она неполноценная, пустая. Как мир вокруг окружает и отказывается от девушки, о всех мыслях прошедшей ночи. Всех, за исключением одной, которая будто зуд под кожей, но язык не шевелится, потому Рёта встаёт и уходит за стаканом воды. Друг садится рядом, чувствуется это тепло под боком. Нацуми неосознанно наклоняется ближе. Вода чистая, прохладная. Девушка ставит пустой стакан на стол и заставляет себя говорить, не отвлекаясь на внезапные прикосновения от друга. Слишком близко, что мысли начинают путаться в голове. – Это не все, – сказала синеволосая, когда закончила, казалось бы, свой монолог. – Есть ещё кое-что. – Всё ещё слушаю, Нацуми-чии, – тихо говорит Кисе, беря своей ладонью руку Фукусимы. Его кожа мягкая, чистая и кажется засветится, а у Нацуми бледная кое-где поцарапанная. Говорить о том, о чём молчала более трёх лет. Девушка пытается сказать, но всё, что она может, это просто смотреть с таким печальным видом на друга. – Трудно говорить? Нацуми кивает. – Мы можем поговорить об этом позже, если ты… – Сейчас, – выдаёт Фукусима. Чёлка падает на глаза. – Кисе, пожалуйста, – опять остановился. – Мне очень трудно, когда тебя нет рядом, а ещё одиноко. Всё из рук валится и всё напоминает о тебе, особенно еда, которую мы вместе готовим. Она очень вкусная, даже если остыла. Я буквально слышу как ты мне говоришь приятного аппетита. Я-я правда не знаю, почему. Прости, что нагружаю, наверное, я просто устала, я и так тебя заставила беспокоиться. – Нацуми-чии, – голос Рёты полон удивления и неверия. Неверия. А глаза горели. – Ты случаем не влюбилась в меня? — последние слова были сказаны искренне, без какой-либо насмешки или издёвки. Нацуми раскрыла глаза в удивлении. Влю.. влюбилась? Как это? Девушка смотрит на друга и понимает, всё понимает. Её словно резануло осознание. Вот что за чувство. Фукусима смотрит на Кисе, лицо его слишком близко. Тот прикрыл глаза, как и Нацуми, которая ничего не может, лишь в оцепенении наблюдать, как мягкие, увлажнённые помадой губы друга (друга ли?) касаются её потресканных. Дыхание перехватило, лихорадочно думает. Да, точно, руки, куда деть руки, слишком мягко, Кисе хватает ладони визави, прикусывая нижнюю губу, отчего та охает и язык проникает глубже, цепляется за её собственный, и Нацуми кажется, что, наверное, это то, что она хотела давным-давно, но боялась просто принять реальность, которая находится не за горизонтом событий, а здесь, в этом самом эфемерном измерении, которое случайно стало прописано временем. Стало основой мира. Стало столбом реальности. То, как Кисе трогает под кофтой её талию, поглаживает позвонки. Нацуми буквально растаяла, цепляясь за Кисе, пытаясь сама отвечать на поцелуй. Привкус мяты от Рёты, мягкие руки и окружающее приятное тепло чужого тела. Девушка чувствует, как мир остановился и воссоздался из осколков её побитого сознания. Это всё Кисе, Кисе, Кисе. Первым оторвался блондин, давая передохнуть Нацуми. Мысли в смятении, штурм по имени Рёта Кисе смёл всё на своём пути. Синеволосая в панике хватается за жилет визави, утыкаясь носом в ключицу, вдыхая запах какого-то приятного одеколона. – Нацуми-чии, я никуда не уйду, – шепчет, смеясь Кисе, после целуя девушку в синюю макушку. Почему так просто? Девушка понимает, что краснеет. – Давай перекусим, Нацуми-чии? Да, конечно. – Тебе понравилось? Бесспорно, Кисе! – Ты чувствуешь себя лучше, Нацуми-чии? Я бы хотел сходить в магазин до того, как тебе нужно к врачу, составишь мне компанию? Хоть на край света! – П… подожди, Кисе, – шепчет в коридоре Нацуми, хватая за рукав друга, который схватился за ручку двери, но тут же отпустил. – Кто мы теперь.. друг другу? Парень улыбнулся той самой улыбкой, как и те самые три года назад, когда синеволосая почувствовал это впервые. И им снова четырнадцать и мир вокруг сияет красками. – Я буду звать тебя своей девушкой, ты же не против, Нацуми-чии? Сердце на мгновение перестало биться. У неё всё ещё проблемы с самооценкой, с депрессией, ей ещё предстоит найти смысл существования в этом сером мире. Заставить себя сделать первой шаг трудно, но почему-то Нацуми кажется, что Фукусима поможет, сколько бы лет не прошло. Они юные, а взрослая жизнь, наверное, будет лучше чем сейчас, потому что она сможет наконец избавиться от своих кукловодов. Но взять своего парня за руку, сплестись пальцами, – для Фукусимы это большой шаг и она решает не торопить события. У них есть время, чтобы побыть веселыми и счастливыми. – Я… не против, Кисе, – улыбается Нацуми. Слишком естественно. Кисе находит это прекрасным и красивым. Слушать смех Нацуми – это заставляет его влюбится в свою подругу ещё сильнее.