Цикл "Неправильные сказки"

Он не успевает ее остановить. Никогда, ни за что нельзя касаться зыбучего песка, говорил один старец, иначе уже не спастись. Он пожирает людей, белый и раскаленный, и нет от него избавления, как нет лекарства от отравленного клинка. Принц был тогда совсем юн и смеялся рассказам почти черного от загара странника, плававшего до самых Южных Островов. Здесь нет белых песков, сказал он тогда, в лесах нам нечего опасаться. Старец только усмехнулся. Все происходит в один миг – он и моргнуть не успевает. Принцесса весь день порхает по замку, как птичка, в легком белом платье, рассыпая улыбки и заражая всех вокруг своим счастьем. Разбойники, обычно угрюмые и погруженные в дрему или распивающие вино от рассвета до заката, вдруг затевают уборку, а кто-то даже затягивает матросскую песню. Принц наблюдает за всем этим с огромного дерева, растущего у самых ворот, и удивленно присвистывает, глядя на то, как ловко эта девчонка управляется с шайкой воров, разбойников и убийц. Закончив с уборкой двора, она расплетает косу, подходит к дереву и, подняв к нему лицо, предлагает: – Пройдемся? – Куда? – скучающе интересуется принц, поправляя шляпу. – К реке, – инфанта улыбается, и свет, пробивающийся сквозь крону, ложится на ее шею и плечи неровным замысловатым узором. – Жарко. Он ухмыляется и спрыгивает на землю, сразу же устремляясь к берегу широкими шагами. Она передергивает плечами, сбрасывает туфли и бежит следом, сверкая пятками и звонко хохоча. Когда принцесса обгоняет его, шутливо ткнув в бок, он только хмурит брови, сдерживая улыбку, и с глухим отчаянием замечает про себя, что к ней трудно не привязаться. Во время прогулки они почти не разговаривают. Он не знает, о чем спрашивать, а ей и так хорошо. Принцесса держит его за руку, обхватив за запястье – атаман никогда не сжимает ее ладонь в ответ, – так чуть менее унизительно. Можно сказать себе, что тебя не берут за руку просто потому, что ты сам исключил такую возможность. Трава щекочет ей ноги, и она поминутно улыбается, тайком наблюдая за сосредоточенным лицом принца, погрузившегося в свои мысли. Меж бровей у него залегла морщинка – такой серьезный, просто невыносимо серьезный для нее, полной счастья в этот жаркий солнечный день. Она почти поднимает руку, чтобы разгладить эту морщинку, но вдруг замечает что-то впереди. Песок. Непривычно светлый, словно алмазная пыль, переливающийся на свету. Ей никогда не случалось видеть нечто похожее, и, завороженная красотой и желанием прикоснуться, она тянет принца за руку: – Взгляни только, песок белый! Атаман отрывисто кивает, глядя куда-то сквозь нее. – Пойдем, посмотрим? Он позволяет ей утянуть себя за руку, даже не слушая, о чем она говорит. Принцесса неосознанно сжимает его ладонь, переплетя пальцы, и он, кажется, поглощен этим ощущением, совершенно потерявшись во времени и пространстве. А потом все случается в один миг. Он кричит: «Стой!», еще не узнав опасность, но почуяв ее, как настоящий главарь, который всегда бережет своих. Она ступает на песок, маленький раскаленный пятачок в сочной прохладной траве, разом обжегший кожу босых ног. И тут что-то хватает ее за щиколотку. – Ай! Он держит меня! – испуганно восклицает принцесса, отпуская ладонь атамана. – Песок меня держит! Он непонимающе на нее, побледневшую от ужаса, опускает взгляд на алмазную россыпь, в которой ноги инфанты с каждой секундой вязнут все глубже – песок засасывает ее, тащит куда-то вниз, обжигая, кажется, до кости, – и замирает, инстинктивно вцепившись в ее руки, у самой кромки опасного участка берега. … Он пожирает людей, белый и раскаленный, и нет от него избавления, как нет лекарства от отравленного клинка… – Ты… ты зачем полезла туда? – сглотнув ком в горле, сдавленным голосом спрашивает принц. Паника поднимается в нем удушающей волной, и он не может простить себе, что понятия не имеет, как себя-то взять в руки, не то, что попытаться спасти инфанту. – Он… ты же утонешь в нем! – Я не знала! – в ее голосе проскальзывают истерические нотки. – Не знала! Пусти! Ты все равно не вытащишь!.. Она закусывает губу, чтобы не кричать от боли, и принц видит, как по подбородку бежит капля крови, падает на песок и исчезает с шипением. Это чужая страшная сказка, говорит он себе, она не властна над нами, и поэтому я спасу ее. – Пусти! – срываясь на крик, просит инфанта, почти обезумев от страха и увязнув в песке уже по пояс. – Пусти уже или вытащи меня, черт возьми! Чего ты стоишь? Принц тянет ее на себя что есть мочи, впившись в хрупкие запястья до вздувшихся вен на руках, почти ломая кости… но что толку? Она всего лишь тонет медленнее, заживо сгорая в невесть откуда взявшемся в этих краях зыбучем песке. Всего лишь продлевает себе мучения, потому что у принца не хватит сил, чтобы помочь, и смелости, чтобы отпустить. Он беспомощно смотрит на нее, растерянный, всклокоченный – по виску стекает пот, на шее быстро-быстро, в такт пульсу, бьется жилка, – и цепляется за нее, будто сам утопает в всепожирающем песке. Принцесса вырывается, крича что-то бессвязное, перепуганная; ей не хочется умирать так глупо, но хуже того было бы забрать его с собой. – Пусти меня! – Размечталась, – скрипнув зубами, шипит принц, потянув ее на себя. Она вопит, не сдержавшись, когда воздух, словно нож, касается ее обожженной кожи; принц пугается крика, ослабляет хватку, и принцесса тут же проваливается по грудь. – Ну, спасибо, – почти рычит она, тут же проорав: «Нет!» в ответ на его попытку снова вытянуть ее хоть немного. – Да прекрати ты мучить меня! – Что ты, во имя ночи, несешь?! – вздрагивает покрасневший от напряжения принц, мгновенно приходя в ярость. – Я не отпущу тебя! – Я умираю, идиот, – тихо огрызается инфанта, запинаясь на каждом слове и чувствуя, как по щекам текут слезы от боли, страха и бессилия, – разве не понятно? Не заставляй меня страдать еще больше! Сколько можно? Я не могу больше притворяться сильной, я не вынесу! Пусти! Принц ненавидит чувствовать себя ничтожеством, но в этот раз так и происходит. Он ничем не может помочь. Никто не может. И теперь ему придется жить с мыслью, что он должен позволить ей умереть. Да, он должен. Но ни за что этого не сделает. – Замолчи! – приказывает он, усилив хватку, но принцесса кричит еще громче: – Ты мне руки сломаешь! – Я сказал тебе молчать! Ты не можешь умереть, поняла? – принц отчаянно мотает головой, вглядываясь в отчего-то расплывающиеся черты ее лица. – У нас не бывает зыбучих песков, я не знаю, не знаю, как это случилось, но ты не умрешь! Ее глаза расширяются, зрачок полностью скрывает радужку, и сил терпеть жжение и боль, кажется, больше не остается. – Да очнись ты, наконец! Открой глаза! – яростно требует она. Набирает воздуха в грудь и нечеловеческим усилием вырывается из его железной хватки. … и нет от него избавления… Принц сидит на коленях у переливающегося всеми цветами радуги островка белого песка и, не моргая, наблюдает, как принцесса, зажмурившись, перестает сопротивляться и исчезает где-то там, в глубине. Когда песок скрывает даже ее макушку, он глухо стонет, запрокинув голову, и закрывает лицо руками. Очнись! Открой глаза! Эта девчонка всегда делает, что захочет. * – Ну же, давай, очнись! – звучит где-то на границе его сознания. – Открой глаза! Он тянется за этим голосом, пытаясь выполнить то, что требуют, но еще никогда не было так тяжело вынырнуть из собственных мыслей. Собрав последние силы, он распахивает глаза, еще не понимая, что происходит и где он находится… … сразу же встречает встревоженный взгляд синих глаз. – Ты… – она краснеет так, что видно даже в темноте, – ты… кричал во сне. Что произошло? Принц потрясенно вглядывается в ее лицо, впитывая, заново запоминая каждую черточку, каждую ресницу, каждый отсвет луны на бледной коже. Но этого ведь не может быть… боги, ты ведь… – Почему ты так смотришь?.. Он вдруг подается вперед, вжимая ее в себя, растерянную и все еще немного сонную, вновь открывает для себя, каково это – обнимать ее, живую, теплую. Кожа инфанты пахнет медом, и он улыбается, прижимаясь губами к ее плечу и чувствуя, как бьется ее сердце. – Что произо… – Тшш… тише, – шепчет принц, беспорядочно проводя ладонями по ее телу, на ощупь отыскивая каждый почти незаметный шрам и радуясь, как безумный, находя его на прежнем месте. – Помолчи. Она покорно умолкает, только беспокойно вглядывается в его лицо – нахмуренные брови, резкая линия челюсти, жадные, жадные горящие глаза, – и нашептывает что-то успокаивающее и ласковое. Принц вслушивается в ее голос, скользит пальцами по плавному изгибу бедра, вжимает ее в простыни, привычно ухмыляясь тому, как инфанта хрипло хватает ртом воздух и запрокидывает голову, доверчиво подставляя горло. Он не торопится, дает себе убедиться, что все по-настоящему, на долгие секунды задерживает ладонь под коленом, ощущая ее пульс под пальцами, накрывает ее собой, стараясь соприкоснуться каждым дюймом кожи. Принцесса чуть склоняет голову набок, и в ее затуманенных глазах отражается лунный свет. – Я здесь, – шепчет она. – Все хорошо, я здесь. Откуда она знает? Как это возможно? Принц, хрипло хмыкнув, прижимается ближе, заставляя ее обвить его ногами, и осторожно перекатывается на спину. Инфанта пораженно вглядывается в его лицо, но послушно приподнимается, жадно вдыхает, привыкая к ощущениям, и зажмуривается до боли, пытаясь удержать себя на краю еще пару мгновений. Она такая красивая и такая хрупкая – кажется, сожми он чуть сильнее пальцы на ее бедрах, и принцесса рассыплется на фарфоровые осколки. Она откидывает голову, и золотой водопад волос спускается до самой талии. Принц улыбается. Он не спешит. Сдерживает ее нетерпение, направляет ее, стирает большим пальцем капельку пота, сбегающую по горлу прямо в ямку между ключиц. Сегодня он хочет запомнить каждое мгновение. «Любимая», – вдруг проносится в его мыслях. Всего лишь мгновение, вспышка, он и не успевает осознать незнакомое слово, а принцесса вдруг распахивает глаза – синие-синие, сверкающие, – и берет его лицо в ладони. – Смотри на меня, – просит принц, молясь всем известным ему богам, чтобы сны навсегда оставались просто снами. – Всегда смотри на меня. И она смотрит. И ничего больше не остается. Он почти тонет в ней, удивляясь тому, как легко раскрывается навстречу нежности этой ночью, как впервые действительно хочет не взять, а разделить, и в тот миг, когда реальность вдруг взрывается миллионом разноцветных всполохов… … Принц просыпается вновь. Корабль бешено раскачивается в такт свирепым волнам. Рядом никого нет.