two queens in a king sized bed

Сириус просыпается от того, что кто-то хлопает дверью слишком громко, а потом размыто видит перед собой тонкую фигурку, кажется, полностью замотанную в безразмерный шарф. Брюнетка тут же вздрагивает, не совсем понимая, что происходит, но спустя секунду вскакивает с дивана. Чёрт. Она уснула прямо в зале утром, всю ночь пытаясь нарядить ёлку идеально. А сейчас уже... вечер? Раз Римма пришла, то до Нового года остаётся совсем мало времени. — Привет, — чуть запыхавшись, улыбается Люпин, стягивая с копны непослушных волос вязаную горчичную шапку. — Привет, — растерянно произносит Блэк, всё ещё стараясь прийти в себя после внепланового сна. То есть, конечно, она собиралась лечь, но только после того, как всё закончит, ведь оставалось совсем немного: повесить гирлянды на окна, разложить диван и принести на первый этаж множество одеял и подушек. — Прости, таксист не особо знал, куда ехать, поэтому плутал около леса, — энергично начала извиняться девушка, но Сириус тут же её прервала, радостно налетев на неё. Брюнетка никогда не любила зимние праздники, потому что в родном поместье это всегда был светский раут: заунывный и протяжный вой оперных певиц, специально приглашённых на вечер, а ещё упрёки матери, потому что её старшая дочь выглядела не «как леди». Именно поэтому после смерти Вальбурги, остававшейся последней из всей семьи, Блэк с чистой совестью продала мэнор, оставив себе только небольшой загородный дом, который почти всегда пустовал. Но у неё была Римма. У неё всегда была Римма из интерната для девочек вместе с Джейн и Пэнни, и благодаря им нельзя было не влюбиться в атмосферу Рождества. А сейчас Люпин стоит вся раскрасневшаяся, холодная после улицы, с бледными веснушками на горячих щеках, влажной от снега курткой, и от неё пахнет морозом и свежестью. От неё пахнет счастьем и... любовью. И Сириус поражает то, насколько это чудесный аромат, мигом заполняющий всё пространство вокруг. Порой она забывает, как сильно для неё дорога эта хрупкая, романтичная и отзывчивая девушка, путающаяся в собственном свитере. И сейчас Блэк чувствует необъяснимый прилив любви и радости, обнимая её, игнорируя льдинки, запутавшиеся в чужих кудрях, которые неприятно задевают щёку, смотрит так, что из глаз сыпятся искры, а поражённая Рим расплывается в улыбке и тает от прикосновений. Брюнетка отстраняется, сама разматывает цветастый шарф своей девушки и в воодушевлённом порыве прижимается к её губам своими, даже не стараясь сдержаться, даже почти не целуя, а согревая, вызывая тёплый смех. Люпин была её ласковым и нежным солнцем, о котором нужно было заботиться, нужно было оберегать и лелеять, ловя руками лучистое тепло, исходящее от этой потрясающей девочки. Она завязывала летом хвост цветным платком, обожала длинные лёгкие платья с минималистичным принтом и кофейные тона, пускала мыльные пузыри в солнечные дни и дарила самые интересные книги на памятные даты. Сириус не особо любила читать, но всё то, что рекомендовала и давала Рим, становилось чем-то обязательным, искренним и сокровенным. Они были лучшими подругами, составляя вместе с Петтигрю и Поттер четвёрку самых озорных и популярных девушек школы. Но однажды на уроке физической культуры Блэк дала Люпин свою толстовку. И в ней... и в ней Рим смотрелась просто чудесно. Наверное, тогда брюнетка впервые поняла, что влюбилась, что её безмерно волнуют мысли о совместных вечерах. Таких, каким должен стать сегодняшний. Это было первое Рождество, которое Сириус отметила не в особняке и не дома у Джейн, а с Люпинами. Она весь праздник смотрела на свою до боли красивую и милую девушку, смеялась вместе с её отцом и галантно подливала шампанское её матери. Она чувствовала себя дома, держа под столом прохладную ладошку, а ночью губами касаясь бархатной щеки, переплетая ноги под тяжёлым одеялом. Мозг Блэк работал так, что она слишком быстро забывала всё хорошее, часто зацикливаясь на плохом, утопая в собственных мрачных мыслях — тогда ей протягивали руки подруги, вызволяя из плена. Но тем рождественским вечером, кажется, действительно случилось чудо, потому что Сириус ощутила, как встаёт на тропу счастья, бесповоротно нацеливаясь на восходящее солнце новой жизни. Брюнетку окружала семья, принимающая её, люди, задающие неловкие вопросы по поводу отношений, заставляющие краснеть, но бесконечно родные, ставшие такими за несколько встреч. У неё был любимый человек, невероятный потенциал и надежда на всё самое лучшее. — Давай я помогу, — ласково касаясь щеки, шепчет Рим, снимая куртку. Они вместе украшают дом, с нетерпением дожидаясь заветной полночи. Родители отпустили свою дочь пожить здесь и даже отметить праздник не с ними, с благодарностью кивая Блэк, которая зажгла звёзды в глазах их ребёнка. — Сири, — тихо зовёт Люпин, застенчиво опуская голову, когда до конца дня всего десять минут, а в груди всё сильнее трепещет ощущение приближения волшебства. Сириус отвлекается от того, что поправляет очередную ёлочную игрушку, поворачиваясь к своей девушке. Та стоит посреди зала, мнёт пальцы и смущённо улыбается, пока к ней плавно приближается брюнетка, подхватывая чужую ладонь одной рукой, а второй обвивая талию. — Знаешь, я не особо много могу тебе дать, — начинает Рим, устраивая свою голову на плече Блэк. Пара качается из стороны в сторону под известную им одним мелодию, под постоянно сбивающийся такт. Они медленно переставляют ноги, не наступая на швы, а брюнетка чувствует дыхание на шее, чужое трепетно бьющееся сердце, табун мурашек, пробежавшийся по спине, и уют. — Но ты можешь забрать всю меня, всё моё время, мою жизнь. Я бы отдала всю себя без причины. — Хей, — бархатно смеётся Сириус, мимолётно целуя в висок, — давай ты просто позволишь мне обнимать тебя время от времени? — Хорошо, — улыбается Люпин, чуть сильнее прижимаясь к чужому телу. Блэк нехотя отстраняется, подходит к проигрывателю с заранее уже заготовленной пластинкой и включает «How I can be sure», умиляясь тут же просиявшей Рим. Она подходит к ней, более энергично и правильно начиная кружить в нелепом танце. У девушки горчичный свитер под стать шапке, волнистые русые волосы, завившиеся на концах от влажности, и одаривающие любовью восхитительные глаза, а ещё подскакивающий пульс в ритм разливающейся музыке. Она ещё не видела под ёлкой все книги «Ведьмака» в том самом посеребрённом, дорогом иллюстрированном издании, предназначенные ей, но у неё на шее болтается кулон в виде металлического пера. Его Сириус подарила на Рождество, получая взамен плюшевую игрушку, страсть к которым питала, но тщательно скрывала. Они договорились, что основные сюрпризы друг для друга оставят на Новый год, провозглашая тем самым их праздник наедине. Но Блэк не знает, что в шоппере у Люпин лежит созданная своими руками книга с крафтовыми страницами и гербариями между ними, полностью исписанная воспоминаниями и чувствами. Рим заполняла её с трепетом и вдохновением, описывая каждую черту своей девушки, которую постепенно превратила в идеал. Она досконально выудила ощущения из своей души, излив их на бумаге, чтобы увидеть слёзы благодарности в родных глазах, чтобы почувствовать крепкие руки, сжимающие её талию. Ей хотелось вернуть всю любовь, позволив брюнетке познать все прелести счастья. Люпин жила с вечными признаниями, комплиментами, в тепле и заботе, но стеснялась, боялась отвечать тем же. И это был её первый несмелый шаг к тому, чтобы снова научить Сириус мечтать, делая снежного ангела, открываться новому и быть счастливой, ибо всё это Рим продемонстрировала она сама. — Как я могу быть уверена хоть в чём-то в мире, который постоянно меняется? — дрожащим голосом спрашивает, подпевая песне, Блэк, заворожённо всматриваясь в лицо любимой. — Как я могу быть уверена? — Но я всегда буду уверена в тебе, — на выдохе заканчивает Люпин, утягивая девушку на уже разложенный диван. Сириус тут же сплетает их ноги, игриво щурится и улыбается так по-особенному, как может видеть только Рим. Они смотрят, смотрят друг на друга живыми от восторга глазами, не обращая внимание ни на что другое. И обе, не сговариваясь, загадывают ещё один похожий год, наполненный блёстками, любовью и смехом, улыбками, застывшими мгновениями счастья. Над их головами нет омелы, но они одновременно тянутся за поцелуем, сливаясь в нём, каким-то магическим образом чувствуя наступление самой волшебной полночи в их жизни.