Исповедь

Четверка черных лошадей увозила его сердце из Сандитона. Вчерашняя записка от Мэри с одной единственной строкой «Шарлотта уезжает завтра утром» воткнула в сердце Сидни нож. Прочтя письмо, он скомкал его и швырнул в камин, а после бродил как загнанный зверь взад-вперед внутри своего кабинета. Решение пришло довольно быстро и он, не говоря ни слова, сам оседлал в конюшне лошадь и отбыл в Сандитон. Боясь опоздать, он гнал лошадь всю ночь. Без четкого плана, что сказать и что сделать. Ему было жизненно необходимо увидеть ЕЕ и это было все, что его волновало. Увидеть, услышать, прикоснуться… и правильно проститься. Но как можно правильно проститься с любовью всей своей жизни? В этом прощании нет и не может быть ничего правильного! Только боль, отчаяние, неуверенность, злость на самого себя, беспомощность и вязкая тоска, которая окутывала его существование с самого момента обручения с миссис Кэмпион ради брата. О, как он ненавидел себя за это! Он специально приехал из Лондона, чтобы попрощаться с НЕЙ, но вновь растаял, едва увидев ее печальные глаза. Хотелось схватить ее, прижать к себе и больше никогда не отпускать, а только шептать глупые нежности и оберегать ее от ужасов целого мира. И потому в тысячу раз больнее было осознавать, что причиной ее слез был он сам. Закрывать дверцу кареты было мучительно больно, словно он вбивал гвоздь в гроб любви. Он чувствовал себя негодяем, но не мог поступить иначе. Ему нечего было ей предложить. Любое желание следовать зову сердца наталкивалось на непреодолимое препятствие в виде 80 000 фунтов, тюрьмы должника для Тома и бесчестья для всей семьи. Он должен был ее отпустить и искренне надеяться, что когда-нибудь она забудет его и будет счастлива. Итак, она уехала. И никогда не вернется. Карета почти скрылась из виду, а он по-прежнему стоял и смотрел ей в след, сжимая поводья. А после одним рывком сел в седло и направил лошадь к горизонту, преследуя карету снова и снова. Но расстояние между ними все росло и росло, и уставшая лошадь не поспевала за его мыслями и чувствами, равно как и за четверкой свежих лошадей. Устало соскользнув с лошади возле «Короны», он почти пнул дверь на входе. Бутылка вина сулила избавление от мыслей и чувств и он, зажавшись в дальнем углу от посторонних глаз, приступил к осознанному самоуничтожению. Когда народа в баре стало нестерпимо много и многолюдная толпа не давала погрузиться в себя, он заказал еще одну бутылку и вышел с ней на морской простор. На берегу разыгралась стихия. Дул сильный ветер. Начинался шторм. А Сидни Паркер неровной походкой с бутылкой в руке направлялся в сторону бухты. Лишь там, в дали от посторонних глаз, он мог выплеснуть всю ту боль, которая скопилась в нем за последние месяцы. Невероятно холодный август для Сандитона, словно кто-то забрал тепло, свет и лето с собой. Ревущие морские волны в этой прибрежной части усиливали свой гул, отражаясь от скал. И было во всей этой стихии нечто мистическое, словно сама природа упрекала его в избранном решении, и бушевала возмущаясь, что он позволил Шарлотте уйти. Сняв сапоги и сюртук, он в одежде рванул навстречу волнам и ветру. Бессильно упав на колени он в отчаянии зарывался пальцами в мокрый песок. Его нещадно хлестали волны, но он, казалось, не замечал их. По щекам стекали соленые струйки, и даже сам он не был готов ответить, была это морская вода или слезы. Промокнув насквозь он присел на камень и отпил вина из горла. Облегчения не было. Внутри пылал огонь. Злость и отчаяние терзали его душу. Как он допустил все это? Почему позволил ей уехать? Почему не сделал предложение тогда, там, на балу? Ведь все сейчас бы было по-другому! — Думай, Сидни, думай! Что бы сейчас сказала она? — процедил он сквозь зубы, ероша волосы. — У нее всегда полно идей и дельных замечаний. Что я упустил? Он вспомнил ночь поисков Джорджианы в Лондоне, когда благодаря лишь ее вопросам, сомнениям и комментариям они смогли найти выход из, казалось бы, безвыходной ситуации. Джорджиана была спасена только благодаря ей. Один он бы не справился. Не нашел бы Отиса в Сынах Африки, не узнал бы о долге Бикрофту и о нечестной игре данного господина, не подумал бы, что его подопечная все еще находится в Лондоне… Он бы просто остался уверен, что Джорджиана сбежала с Отисом и не предотвратил бы ужасных последствий. Но что теперь говорить? Она пришла на помощь! Казалось, сама судьба свела их вместе в ту ночь… А ведь по сути это была первая ночь, которую они провели вместе… Мысль об этом заставила прилить кровь к его вискам и он смутился. После чудесного спасения Джорджианы он много раз возвращался к событиям той ночи, но никогда не думал об этом в подобном контексте. Мужчина, женщина, ночь, закрытый экипаж… Он встряхнул головой, отгоняя заполнившие мысли видения. Виски болезненно пульсировали. Его накрывал озноб. И понимая, что замерзает, он спешно накинул сюртук и натянул сапоги, но тело его уже накрыло мелкой дрожью. С трудом добравшись до города он прошел мимо «Короны» и направил стопы к Трафальгар Хаус. ___ — Миссис Паркер! — торопливо и взволнованно вбежала в гостиную горничная Эвелин, почти забывая сделать реверанс. — Миссис Паркер, мне кажется мистеру Сидни Паркеру плохо! Дверь в комнату открыта. Он лежит на полу! Мэри обеспокоенно стрельнула взглядом в сторону мужа, спешно вставая и откладывая обеденную салфетку. — Том, Сидни в Сандитоне? Я не знала об этом. Когда он приехал? — она уже поднималась на верх и Том спешил за ней большими шагами, перешагивая сразу через 2 ступеньки. — Да, он прибыл часа два назад. И выглядел очень усталым. Мне едва удалось перекинуться с ним парой слов. Он почти сразу поднялся наверх, сказав, что плохо себя чувствует и не спустится к ужину. Я собирался проведать его после ужина. Что могло случиться, Мэри? Думаешь, он поругался с Элизой? Мэри пустила в его сторону недовольный взгляд — как можно было быть таким слепым? Но лестница — не время и не место для серьезного разговора, и она целенаправленно свернула в сторону комнаты Сидни. Дверь и правда была открыта, а Сидни безвольно лежал на полу лицом вниз в двух шагах от кровати. От тела его сочился запах алкоголя и Мэри недовольно поморщилась, задаваясь вопросом, сколько он мог выпить за раз, топя в вине свою печаль по Шарлотте. Он хотела перевернуть его, но задев за плечо резко отдернула руку: он был ужасно горячим, а рубашка была промокшей насквозь. — Том, он горит! У него очень высокая температура. И эта мокрая рубашка все только усложняет. Нам нужно перенести его на кровать! Но Том казалось не понимал, чего от него требуют и потому Мэри стремительно прошла мимо него и быстро спустившись на середину лестничного пролета крикнула в холл: — Ходжес, мне срочно нужна ваша помощь! На зов ее мгновенно явился лакей и они поспешили в комнату Сидни, где Мэри быстро раздала указания перенести Сидни на кровать, переодеть его в сухую одежду и, как дело будет сделано, позвать ее и Эвелин, а самому бежать за доктором Фуксом. Доктор явился очень быстро и бегло осмотрел состояние больного. Он жадно измерял пульс, слушал его дыхание снова и снова, а когда поднес к усталым глазам градусник, лицо его и вовсе опустилось. — Это очень плохо, фрау Паркер. Очень высокая температура! Больше 40 градусов по Цельсию! Боюсь, у мистера Паркера лихорадка от пневмонии. Температуру важно сбить. Я приготовлю отвар. Нужно поить его как можно чаще. Но в таком состоянии с ним мало что можно сделать. На вид он крепок и здоров, поэтому будем надеяться, что его организм готов бороться с инфекцией. Ему нужен покой и отдых. Потому посоветую вам держать старшего мистера Паркера подальше от этой комнаты, также, как и фройляйн Паркер, если она окажется в Сандитоне. Доктор спустился на кухню и дал подробные указания как часто и в каком количестве давать Сидни лекарства и отвар, который он приготовил собственноручно. И раскланиваясь на пороге дал совет: — Фрау Паркер, я советую вам вызвать в Сандитон невесту вашего брата. Дела могут пойти непредсказуемо. Думаю, мисс захочет помочь в лечении, или по крайней мере быть рядом и проститься, если болезнь не удастся победить. Да и бывали в моей практике случаи, когда тяжело больные люди приходили в себя только потому, что рядом с ними был в комнате родной и любящий человек. Не лишайте молодых такой возможности. И врач ушел, а Мэри еще какое-то время стояла в холле, понимая, что писать в таком случае ей нужно вовсе не миссис Кэмпион. Она вновь поднялась в комнату Сидни и отправила горничную на кухню за отваром. Затем с материнской заботой поправила ему одеяло и взяла его за руку, измеряя пульс. — Что же с тобой приключилось, Сидни? Неужели тебе настолько плохо, что ты не желаешь жить? — в ее глазах стояли слезы. — Я понимаю, что причиню вам обоим только боль, но я должна написать Шарлотте и вызвать ее сюда, если это позволит спасти твою жизнь. Пожалуйста, прости меня за это… Когда Эвелин вернулась к больному Мэри сдала свой пост и спустилась вниз, чтобы составить письма. Доктор Фукс прав, она должна вызвать из Лондона невесту Сидни. Но также доктор Фукс прав в том, что присутствие рядом любимого человека способно благотворно повлиять на самочувствие Сидни. Что ж, она напишет письма и вызовет сюда и миссис Кэмпион, и Шарлотту. И плевать на условности! Жизнь Сидни важнее! Запаковав конверты сургучной печатью и пристроив их в холле на поднос для отправки почты, она устало выглянула в окно. За окном бушевала стихия. Сильный ветер, косой ливень, раскаты грома. Завтра утром в округе будет полно поваленных деревьев и дороги будут размыты. Не помешает ли это доставить почту в Виллингден? И отпустит ли мистер Хейвуд Шарлотту обратно так скоро? Судьба второго письма Мэри совершенно не волновала.