«Какое право имею я строго судить других, помилуйте, когда я сам нуждаюсь в снисхождении?» Иван Тургенев
Люцифер
Все, что сопровождает меня, это разрыв земли и взрывы лавовых фейерверков позади меня. Я шел навстречу к спасению. То есть навстречу к смерти. Я шел на это добровольно. Не только Виктория подтолкнула меня на этот шаг, когда проявила глубочайшую привязанность ко мне. Я обрамлён вечностью и пропитан тьмой. Тьмы слишком много. Вечность нескончаема. Я устал нести в себе это бремя. Виктория просто стала разжигающей все искрой. И я благодарен ей за это. Единственное, что будет терзать меня, так и не успокоившись где-то между жизнью и смертью — это то, что я не смог дать ей свободу. Даже если я сгорю и из меня останется лишь пепел, я не смогу вынести того, что моя богиня будет принадлежать другому. Гораздо хуже, если она меня забудет. Насколько нужно сдаться своему врагу, что сейчас ощущаю эти чувства? Эгоистичные, извращенные. Столь грешные. Я стою на коленях перед ней, склонив голову. Если раньше я в упор смотрел в ее прекрасные глаза и пытался бороться, то сейчас не могу. Я сдался. Темные духи поджидали меня, пытаясь выбраться из своей тюрьмы, которая стала для них вечным домом. Я смахнул плащ, который тут же подхватил горячий ветер и пустил в них свой безграничный горящий сгусток огня. Раздался мучительный возглас. Такой громкий, что заложил весь Ад. Земля сотряслась, и лава уже начала бить фонтаном из глубоких прорезей. Я знал, что это далеко не все. Темных духов, которые уже не имеют сознания, а просто действуют по одному принципу — выбраться и уничтожить все, так просто не сломить. Тёмные духи кажутся непобедимыми, обладая хаотичными и почти аморфными телами, которые восстанавливаются после ударов. Что произошло и сейчас. Практически за несколько секунд. Их руки выросли в щупальца, и они пытались захватить меня в свой плен. Не сегодня и уже никогда. Я продолжал заставлять гореть их темную сущность, не жалея сил. Если раньше я пользовался специальным приемом, чтобы снова на сотни лет закрыть их в своей своеобразной тюрьме, то сейчас все иначе. Мне нужно разозлить этих созданий, но стараться не подпускать близко к себе, чтобы они не завладели моим телом. Это будет намного хуже, чем просто их свобода. Ад сотрясался вместе со мной. Ветер завывал и обволакивал мое тело. Он питал меня тьмой и силой, поэтому я все еще продолжаю стоять на ногах. Я связал себя с этим миром. Стал с ним единым целым. Этот мир — живой механизм, который полностью олицетворяет мою душу. Такая же вечно горящая всю вечность. Момент настал. Духи взревели и наконец сделали то, что я так желала. Прошла песочная волна из темной силы и я отлетел на пару метров. Скатившись по черной земле, я быстро поднялся и увидел, как эти когда-то живые опасные существа сливаются воедино, образуя более сильного и большого духа. Отталкивающая, мерзкая и огромная улыбка на все лицо духа, который больше меня в разы, накрыла его бесформенное лицо. Последнее, что я сделал с ним — это позволил обуять себя. Его злорадный смех доносился по всему Аду, словно раскат грома. Всегда держал в себе правило — не наслаждаться триумфом, пока не сделаю свою работу до конца. Когда темная нечисть, темнее, чем я, практически овладела мной, я пустил свою силу против себя и начал гореть заживо. Огонь — стихия Дьявола, скажите вы, но даже для меня это мучительно — сгорать. Может огонь и не посмеет навредить мне, но боль ощутима. С этим огромным духом я смог освободить и себя от того, которого вселила в меня Вики. Горечь от этого осознания разлилась по жилам и впиталась в треснувшее сердце. Оно снова скоро развалится, когда Вики собирала его по крупицам. Она возродила, она и уничтожила. Только ей дозволено делать с моим сердцем то, что она пожелает. Я не стал говорить об этом Лилит, а заставил переживать ее, поскольку никто не знает, как я справляюсь с темными духами. А как избавится о них навечно — лучше вовсе никому не знать. Уже нет необходимости. Я бы никогда не позволил Данталиану нести это бремя вместо меня. Если я все равно иду на смерть, то можно реализовать все безумные идеи, которые сидели в моей голове. Мой грудной возглас объединился вместе с мучительным, орущим криком темного духа. И лишь раскаты грома на красном туманном небе оглушали их. Молния ударила в землю и все прекратилось. После мучительных пыток я издал из себя лишь тяжелый стон и упал на колени. От них не осталось и следа, а от меня ввысь поднимается дым. Я освобожден. Ад освобожден. Братья будут в ярости, но это того стоит. Хотелось бы мне увидеть их недовольные бледные рожи, но думаю, это будет не самым восходящим достижением в моей вечной жизни, которая вот-вот прервется. Я слушал последние порывы ветра, словно это биение сердца самого Ада. Я стоял на коленях перед ним. Перед моим собственноручно созданном мире. Он был в бешенстве, но я слышал лишь тихие порывы ветра прикрытыми глазами. Для него власть не должна сменяться. Поэтому я чувствую, как он впился в меня своими темными когтистыми лапами и орал, что я принадлежу ему и даже Небытие не способно забрать меня. Моя душа слишком сильно прилипла к этому миру. Она стала его частью. Будет мучительно больно отрывать ее. Вики… Только бы она почувствовала лишь половину того, что почувствую я. — Для тех, кого не сломать физически, была придумана любовь. Я медленно приоткрыл веки. Гневный взгляд впился в ноги того, кто только что произнес эти слова. Они для меня после пройдённых испытаний словно неизвестный, далекий голос из-под тумана. Но тот, кто произнес эти слова, заставил меня снова очнуться и прервать мой сеанс с Адом. Я медленно поднялся с колен на свои ватные ноги и впился своим взглядом, вселяющий ужас на своего собеседника. — Тебе стоило сразу меня убить, тогда бы меня здесь не было сейчас, — твердым голос сообщил Саллос, смотря на меня исподлобья. Он отошел от меня, не прерывая зрительного контакта, на пару шагов назад. Тут я заметил два меча в его руках. На рукоятке одного был красный рубин, а на другом изумруд. Саллос так же рассмотрел поочередно стальные мечи с легкой улыбкой на лице. — Давно мы не брали их в руки, правда? Вспомним? Ко мне прилетел мой стальной меч, который я ловко подхватил за рукоять. Мечи демонов не простые. Они созданы из демонических металлов, охлажденных в нашей собственной крови и помеченные нашими камнями, которые выдают нашу суть. — Что ты хочешь этим добиться? — хрипло спросил я. — Ничего. В этом вся фишка, друг мой. — Не смей больше называть меня другом, — грубо проговорил я и он усмехнулся. — Я буду в Секторе 17. Мои брови непроизвольно взмыли вверх. Сектор 17 — это юг Ада. Им когда-то заправлял Изюим. Но очень давно случилось непоправимое — на него напали обитатели этой части Ада и смертельно ранили. Я не успел. Не сказать, что каждая часть Ада живет самостоятельно. Я — центр и я все контролирую. Но Сектор 17 самый опасный. В особенности сейчас. Он стал одичалым и свирепым. Стал самостоятельным. Поэтому я сейчас так удивлен заявлению Саллоса. — Зачем тебе это? — Недоуменно спросил я, внимательно смотря в его глаза. — Гоэтия вряд ли меня сейчас примет. Там, видимо, уже готовятся к новой власти. — Так и есть, — подтвердил я. — Поэтому мое место сейчас там. Кто знает, может я усмирю эту непослушную часть. — Думаешь, я отдам ее тебе? — Нет. Поэтому мы сейчас здесь с мечами в руках. Я знаю, ты не прочь умереть. Я готов помочь. Сейчас я задумался о своем желании покинуть этот бренный вечный мир. Я полностью доверяю Данталиану, но хаос в Аду после моей смерти обеспечен. Саллос прав, мне нужно было его сразу убить. Впервые я что-то не просчитал. Сейчас он бы не стоял здесь и не качал свои права и открыто не демонстрировал мне свое желание убить меня. …Но я могу убить его сейчас. Мы одновременно налетели друг на друга. Как только наши мечи соприкоснулись и раздался острый звук металла, гром снова начал сотрясать небо. Они скрестились, и мы впились друг в друга гневными испепеляющими взглядами. Мы не пользовались крыльями. Они были спрятаны. Не пользовались магией и не впитывали ее в наши оружия. Бой честный — лишь на мечах. И только один получит острый клинок в сердце. — Не могу сказать, что Вики не перевернула все с ног на голову, как только появилась здесь, — задыхаясь, выговорил он и я снова с дури ударил его мечом, но он защитился своим. — Не смей произносить ее имени! — взревел я и снова ударил по его мечу. — Она раскрыла глаза всем. Подумать только, обычный человечек. Которых ты так презираешь! Саллос налетел на меня с отчаянным криком, но я ударил его кулаком по лицу, и он упал на землю. Его меч выскользнул из его рук. Как только он перевернулся на спину, я надавил на его грудь своей ногой и поднял меч, направляя острие в его сердце. — Иногда те, кого мы презираем, открывают глаза и заставляют делать немыслимые вещи. Стоит капнуть поглубже. Это огромное исключение. — Я ненавижу тебя, Люцифер. — Прощай, Саллос. Только, не смотря ни на что, намеревался пронзить его черное сердце, как я вздрогнул и пошатнулся. Меч свалился из моих рук и со звоном упал на черную прогоревшую землю. По ощущениям только что будто вырвали какую-то часть из меня. Эти ощущения мне совершенно незнакомы, поэтому я быстро сообразил, что к чему. Виктория. Я увидел, как в портале из темного сгустка исчез Саллос. Несмотря на свои болезненные и необычные ощущения, я успел подумать, почему он не убил меня. Ведь мог. Пока я в таком растерянном состоянии. Черт! Все идет наперекосяк! И почему с появлением этой девушки в моей жизни все идет не так, как я планирую? Сегодня она за считанные минуты сломала всю мою продуманную систему, которую я планировал несколько дней. Бросив все, я схватил свой меч и засунул его в пояс, возвращаясь назад в свой дворец. Через каких-то несколько секунд я был там, где оставил ее и увидел своих троих товарищей в той самой комнате. Их испуганные взгляды устремились на меня, а я те временем рассматривал обстановку вокруг. Они создали ритуал освобождения души. Сначала я посмотрел на Данталиана, затем по очереди на девушек. И мой взгляд не сулил ничего хорошего, и они это видели, поскольку их крылья позади задрожали. Это первый признак того, что демон боится. — Что вы натворили? — низким утробным голосом спросил я, от чего Лилит вздрогнула. — Так будет лучше, Люцифер, — ответил за всех Данталиан. Я смотрел на пепел посреди комнаты. Это как земное кремирование. Ее божественное тело сгорело, а душа обрела покой и вернулась на свое место. Если бы я убил ее во время комы окончательно, то сейчас бы моя девочка нашла покой в Раю. Но теперь же она обречена на мучения до конца своей жизни на Земле в своем теле. Я это точно знаю. Пока она находилась между мирами, я произнес напутствующие слова и подарил небольшой подарок, напоминающий обо мне. Я так надеялся, что благодаря этим шрамам она продолжит ненавидеть меня. Но даже Дьявол в праве ошибаться. Лучше бы я не имел этого качества.***
Я сидел на кресле в своей излюбленной атмосфере. Горящий камин, перед которым я вальяжно сижу, медленно попивая не опьяняющей меня янтарной жидкости, наблюдая за тем, как сгорают дрова. Я люблю смотреть на это, поскольку могу видеть наглядно, как горит моя душа. Точно так же. Она разваливается и каждый ее закоулок превращается в черный уголь. Я снова в том же месте, где был много тысяч лет. Меня окружают вечность, огонь, темнота. Вроде, все как обычно. Я снова там, где ничего не происходит. Одно и то же. Но появилось еще кое-что, разбавляя эту надоедливую мне смесь — я окружен бесконечной любовью, тоской и унынием. Да, я безумно скучаю по ней и позволяю этому грызущему нутро чувству мучить меня. Потому что я заслужил. Это, возможно, безумие, но мне нравится. Таким способом я могу существовать и снова не задуматься о смерти. Существование с ней превратилось в жизнь. Это было короткое мгновение, но чувствовать жизнь — это словно испить сладкую смесь из запретного плода. Можно быстро привыкнуть, забыв о последствиях. Забыв о том, что смесь в чаше не бесконечна. Запретный плод вызывает зависимость. И вот я зависим, но борюсь с ней, нежели буду пытаться снова найти ее и приносить себе удовольствие. Мучиться — вот мой закон на все оставшееся существование. Да, черт возьми, на вечность! Но Вики не дает мне в полной мере «насладиться» этим чувством. Не дает в полной мере наказать себя. — Люцифер? Я даже не услышал, как кто-то вошел в мой кабинет. По голосу это Лилит. Я слишком часто остаюсь один и с головой ухожу в подобные размышления. Внутри меня рушится мир, а душевная боль ломает ребра. Но никто не сможет осознать и прочувствовать то, что творится внутри меня. Лишь Лилит умеет это делать. — Я слушаю, Лилит, — устало произнес я и опустошил стакан от остатков жидкости. — Нейтральная территория. Скоро будет посвящение Непризнанных. Среди них будут демоны. — Которых придется обучать и здесь, — выдохнул я и откинул голову назад. — Именно. Школа уже готова и Геральд любезно согласился преподавать. Мими тоже будет. И еще несколько профессоров. — Черт. Ангелам все неймется, и они придумывают новые законы. Их законы для меня головная боль. — По крайней мере, они считают Ад независимым. Поэтому к нам будут поступать новые демоны. — Которые в прошлом были людьми, — недовольно фыркнул я. — Ну прекрати проявлять недовольства. Нейтральная территория была создана сравнительно недавно ангелами, по решению Бога. Там обучаются лишь Непризнанные. Люди в прошлом. Они выпускаются оттуда ангелами или демонами, но окончательные знания получают лишь в мире, в который они попадут по выбранной сущности. Таким образом, они решили, что люди должны находиться ближе к нам в живую, а не только принимать их души. Первый поток поступил, и среди них была Ребекка Уокер. Совсем недавно она с позором была изгнана из высшей небесной иерархии. Не скрою, что это полностью моя заслуга. Вики здесь больше нет, ее душа больше не принадлежит мне, а значит и сделка сгорела вместе с ней. Я понятия не имею, где сейчас эта жестокая мать. Клетку для нее я не стал выделять в своей тюрьме. Слишком много чести. Она обречена на одичавший образ жизни. Но в первом потоке не было демонов, что обрадовало меня. Сейчас же, время меняется и многих привлекает тьма. Я бы хотел закрыть свои ворота от всех глаз и никого не принимать. Заполнять свой мир бывшими людьми в прошлом для меня просто невыносимая мысль. Я готов на стены лезть. Но, каждый ведь заслуживает шанс. Посмотрим, что из них выйдет. В конце концов — это Ад, и никто не отменял массового истребления нечисти. — Люцифер, ты как? — Неуверенно спросила Лилит, усаживаясь на кожаный стул. — Я устал, Лилит, — признался я, — я очень сильно устал. — Я чувствую себя эгоисткой. Я усмехнулся и повернул к ней голову. Она сидела неподалеку от меня и нервно закручивала прядку темных каштановых волос на свой палец. — От чего же? — Если бы мы не освободили душу Вики в ту ночь, то ты обрел покой, — виновато выдала она и раздраженно выдохнула. — Не факт. Я не искал покоя. Я искал способ избавится от вечности. — Но от нее не избавится. Небытие — это тоже вечность. — Вот поэтому ты не можешь чувствовать себя эгоисткой. Ничего бы не вышло. Я бы из одной вечности, попал в другую. Я снова посмотрел на огонь. Дрова сгорели. Остались лишь небольшие черные части. Мне всегда нравилось гореть внутри. Но с Вики это происходило…необыкновенно. Во мне постоянно вспыхивал пожар при виде нее. Огонь страсти, который поглощал нас обоих. Это незабываемые ощущения, которые хочется повторять всегда. Она постоянно «подкидывала в меня дров». Но покинув этот мир, теперь некому это делать. И моя душа теперь как эти угли. Еле горящие. Я до сих пор не понимаю, как продолжаю существовать без нее. Ведь это невыносимо. Я задыхаюсь в Аду и мне он кажется маленькой капсулой, внутри которой я дышу ядовитыми парами. Я пытался отвлечься. Но может еще мало времени прошло для меня. ни одна девушка не может меня удовлетворить. Я просто безжалостно мог трахать их рот и больше ничего. Мне нужно погасить эти вспыхивающие эмоции. Мне нужно погасить ее имя из сознания. Из сердца. Внезапно я снова почувствовал, будто нахожусь в прострации. Легкое головокружение и магнетизм. Он тянет меня в неизвестность. Но так я думал первый раз. Сейчас же это шестой раз и я знаю, где я окажусь. Она снова заставляет меня ступить на это место, которое мне так ненавистно. — Она снова это делает? — испуганно спросила Лилит, вскакивая с места, когда уловила мое состояние. Я выдохнул и помассировал виски. — Она это делает в последний раз. Достаточно от нее фокусов. Они меня больше не впечатляют, — процедил я и нервно вскочил с места. — Люцифер, помягче, пожалуйста, — жалобно попросила Лилит. В следующее мгновение я снова рядом с ней. На вшивой Земле. В комнате, куда меня занесло, запахло кровью. На этот раз она перерезала себе вены. Малышка смотрела на свое тело, которое лежит посреди ее комнаты, а запястья истекают кровью. Эта чертова особенность уже даже мне не нравится. Я понятия не имею, почему осталась эта связь и я ее чувствую. Не обманывай себя, Люцифер. Ты прекрасно знаешь, почему. И мне ненавистна эта мысль. Вики медленно развернулась ко мне лицом. Ее волосы были взлохмачены. На ней белая сорочка. На прикроватной тумбочке недоеденный завтрак. Только что проснулась и решила не медлить. Не могу сказать, что я не рад ее видеть. Я готов лицезреть ее каждую секунду, но в то же время я не могу себе этого позволить. Я подошел к ней ближе и коснулся ее волос, которые теперь еле доходят до плеч. Больше нет тех пышных волн цвета молочного шоколада. — Больше не стриги их, — хрипло проговорил я, рассматривая короткие недоразумения. — Ты говоришь, что не хочешь меня видеть, — тут же начала она с щепетильной темы. — Моя девочка, я готов смотреть на тебя всегда. Слушать твой звонкий голос, сравнимый с ручьем, льющийся с горы. Но будет лучше, если я и ты отвыкнем от своих желаний. — Люцифер… — Тише… Я больше не хочу, чтобы ты калечила себя. Я погладил ее по щеке. Вики закатила глаза от наслаждения. Только моих прикосновений она желает. От этого мое черное раздробленное сердце заново собирается в один единый целый орган. Я слегка нагнулся и зарылся носом в ее шею. Вдохнуть ее аромат, чтобы чувствовать жизнь. Я немного изменил своим обещаниям, но это точно в последний раз. Я в последний раз поддаюсь соблазну. — Скажи мне что-нибудь, — прошептал я в ее шею, обдав свои горячим дыханием, от чего по ее телу побежали мурашки. — Я люблю тебя так сильно, что даже когда ты причинял мне боль, я пыталась понять тебя. Я замер. Только смог поднять голову и посмотреть в ее океанские глаза, в которых готов тонуть снова и снова. Они потускнели. Стали темнее. В них не сияет жизнь. Это моя заслуга, но я исправлю это. Прямо сейчас. — Будет лучше, если ты не будешь думать об этом. — Но я не могу, пойми меня, — отчаянным голосом выдала она. — Пойми и ты меня, Вики. Я желаю вычеркнуть тебя из себя. Вычеркнуть и растереть в порошок. Потом сжечь. Оставить пепел. Я каждый день напоминаю себе, что из тебя остался лишь пепел в ту ночь, когда ты сгорела, но черт возьми, воспоминания и знания о том, что ты близко ко мне — убивают меня. — Почему? Люцифер, почему?! — закричала она, а на глаза навернулись слезы. Благодаря им ее глаза заблестели и стали ярче. Даже слезы делают ее прекрасной. — Разве ты не понимаешь, что так намного лучше для нас обоих? Дьявол и человек. Мы стали первыми в истории с необычной любовью, которая называется зависимость и убивает, словно медленно действующий яд. — Как ты справляешься? — дрожащим голосом спросила она. — Я Дьявол и мне нравится боль. — А я человек и мне не нравится. Забери ее тогда себе, если это твое пропитание. — Заберу… Я внимательно посмотрел в ее глаза, которые источают боль. Мне захотелось запомнить их, ведь я забираю ее боль. Взял ее маленькое лицо в свои ладони и прижался лбом к ее лбу. Я почувствовал, как соленые слезы текут по моим рукам и впитываются в кожу. Я снова посмотрел в ее глаза. Взгляд скользнул на ее пухлые губы, которые так и манили прикоснуться к ним. Это будет слишком. Я прохожу сам через все круги Ада, борясь со своим диким необузданным желанием. Я кое-как снова смог поднять голодный взгляд и посмотреть в ее глаза, которые молили меня. Молили о том, чтобы я изменил свои устои. Как же она не понимает, что для нее так будет намного лучше. Дьявол не принесет ей счастья. Никто не принесет. У нее будет лишь она сама. Думайте, я отпускаю ее на все четыре стороны? Нет. Она не пожелает больше никого. Она — моя. Пора заканчивать с этим. Внимательно смотря в ее глаза, я начал: — Ты забудешь о том, что я сказал тебе сегодня. Будешь помнить лишь то, как я безразлично оттолкнул тебя, а ты впиталась ко мне ненавистью. И ты больше не захочешь увидеть меня, занимаясь самоубийством. Вспомни все самое худшее со мной и построй на этом новую жизнь. — Я ненавижу тебя, — зашевелились ее губы словно в трансе, и я отпустил ее. Отпустил навсегда из свои рук. В комнате оказались ее родные и я смог снова вернуться. Я в агонии. Мучительной, сжирающей агонии. И это моя единственная забота о ком-то — держать от себя подальше, потому что я несу страдания, боль, разрушения сердца, души и смерть.Разбили сердце в одночасье И больше не смогу я полюбить Для кого-то чувства быстротечны, А у кого-то шрамы на всю жизнь…
Вики
Я лежала на спине, скрестив руки на груди и смотрела в потолок. На нем цвет сменялся также, как и за окном на небе. Молочный, персиковый, синий вперемешку с оранжевым. Всю ночь я провела сидя на подоконнике, смотря на бесконечное звездное небо. Их сияние будто издевалось надо мной, поскольку я больше не хотела видеть прекрасного в этом мире. Мой мир скрасился на черно-белый после последней встречи с Люцифером, который я вспомнила этой же ночью, и выходку моих «родственниц», после которого отец серьезно обозлился на меня. Встречи с Люцифером я не сразу вспоминала. Проходили даже несколько дней, прежде чем мое сознание сможет вспомнить, как видел самого Дьявола. Последнюю встречу лучше бы не вспоминала. То, с каким безразличием он оттолкнул меня, пронзило мое сердце. Его холод, отрешенность, доказывают то, что я действительно была лишь его игрушкой. Куклой для утех. Личной шлюхой. Ему хорошо и без меня, ведь там есть и другие шлюхи, которые доставят ему удовольствие. От этих мыслей у меня скручивает живот. Ночью я уже успела сбегать до унитаза и вывести из себя продукты, которые употребила утром. И как я могла забыть о его измене еще, когда сидела за решеткой? Как я могла быть такой дурой? Хотя, почему я называю себя дурой? Это все его внушение. Я просто потерялась, считая привязанность к Дьяволу любовью. Честно говоря, после последней встречи с Люцифером, я уже не знаю, что чувствую к нему. Или я просто боюсь признать себе, что действительно полюбила Дьявола. Боже мой. Как же все это…нелепо и до одури тошно. Все это неправильно. Все скрутилось в неразборчивый клубок. Как же хочется верить, что все это неправда, что это бред моего измученного мозга. Что это очередной дурной сон, который каждую ночь терзает мое сознание и пока я не обращусь к священнику, ничего не исчезнет. Я хочу проснуться, чтобы тьма рассеялась. Я хочу снова почувствовать биение своего живого сердца внутри. Хочу спокойствия. Хочу так, чтобы никаких чертовых приключений. Но чертова реальность ледяными ручищами с размаху бьет по щекам, вырывает призрачную надежду, отрезвляет. Это самый худший из моих кошмаров. Худший, потому что ему нет конца. Худший, потому что от него не проснуться. И мне хочется кричать Богу, ведь он действительно существует, за что мне это. Но вряд ли он слышит своих земных детей, если небесные не слышат и не видят его. Я сломалась. Я сломалась внутри. Все давят, бесят, теряюсь. Потерялось родное «Я», где его искать? Где найти ту самую девушку, которая всегда цеплялась за все интересное и новое, а сейчас лежит на кровати и не знает, что делать в этой жизни… Я потонула в его грехах и уже больна им. Ведь раз коснувшись тьмы, ты больше никогда не сможешь сбежать от нее. Как жаль, что я даже плакать над собой не могла. Слезы упрямо отказывались течь из глаз. А мне так хотелось их сейчас. Вместе с ними немного бы отчистилась моя душа. Дверь скрипнула. Показалась фигура, которую я сразу узнала. Отец, не спрашивая, вошел в мою спальню, прерывая поток моих размышлений о моем бытие, тихо закрывая за собой дверь. Такими же тихими шагами, которые приглушал пушистый ковер на полу, он подошел ко мне и сел на край моей постели. — Дочка? — позвал он меня. — Что, папа? — беспристрастно отозвалась я. — Я тоже не смог уснуть. Думал о том, как же ужасно я поступил с тобой, — прозвучал его виноватый голос. Он накрыл мои руки своей большой и горячей ладонью. Чувство вины — самое терзающее чувство. — Ты сможешь простить меня? — Я не обижаюсь, пап. Все нормально. Это я повела себя как дикарка. — Тебя просто сейчас легко вывести из себя, — оправдывал меня отец. — Потому что я агрессивна? — усмехнулась я. — Вики… — Нет, пап. — Я подняла голову с подушек и села. — Ты прав. Мне правда стоит подлечиться. — То есть? Нет, Вики. Я высказал это не подумав. Не воспринимай… — Папа, — я накрыла его плечо своей ладонью. — Ты прав, даже если высказал это в гневе. Я согласна побыть в хорошей клинике полгода или больше. Я хочу вернуть себя. Я действительно хотела взять себя в руки и вспомнить про свою земную жизнь. Сейчас я хочу этого как никогда. И пусть мое сердце будет занимать Дьявол Люцифер, но моя голова должна быть ясной и сообразительной. — Ты так изменилась, что я уже не узнаю свою родную дочь, — обреченно выговорил отец и я тут же его обняла. Я понимаю его. Ведь я уже сама не могу себя разгадать. Я сама не в курсе, кто я и что я. Во мне тонкие и незримые струнки души, которые только начинают прорезаться. Я меняюсь. — Я обещаю тебе, что мы справимся. Я справлюсь, — прошептала я и сильнее обняла его за шею. Неправильная любовь может стать неконтролируемой, если я не избавлюсь от нее сейчас же. Точнее, как. Избавится от нее невозможно. Ее можно лишь утихомирить. Или…все имеет свойство закончиться. Живи в счастье назло ему. Но, мне кажется, в данный момент, что я вовсе ничего не ощущаю, кроме пустоты. И эту образовавшуюся пустоту я просто хочу заполнить новыми эмоциями и чувствами. И начинаю я, как бы печально не звучало, с ненависти.***
Мой чемодан с необходимыми вещами лежал на полу посреди комнаты. Я стояла рядом с шкафом и выбирала одежду, которая бы могла пригодится мне, совершенно бесцельно. Черные водолазки, белые футболки, несколько пар штанов, тапочки и две пижамы. Косметика мне ни к чему. Ванные принадлежности не занимают так много места, поэтому в этом же чемодане я еще могла поместить свои любимые книги и еще несколько непрочитанных. Наушники и планшет в рюкзаке. На этом сборка вещей окончена. Все равно большую часть времени я буду в пижамах. — Вики! Такси приехало! — громко раздался голос Марго с первого этажа. Я закатила глаза и закрыла чемодан, медленно застегивая молнию. Эта женщина только и рада вместе со своей дочерью. Да, я рада что могу покинуть этот дом. Пусть даже уезжаю отсюда в психиатрическую лечебницу, мне все равно приносит облегчение мысль о том, что через пару минут я шагну через порог этого дома и, больше не вернусь. Я начну свою новую жизнь, а туда ненавистных мне людей я приглашать не стану. Я решила остаться там же. В Швейцарии, где буду отбывать свое время лечения. Отец пока не знает об этом, но я обязательно ему сообщу. Думаю, он меня поймет. Единственное, что я не могу принять с тяжелым сердцем, так это то, что не смогла справится с этими двумя ведьмами. Если судить по ситуации, то получается так, что я сбегаю. Но что я могу? Я не могу воевать с ними, поскольку отец считает их семьей. Я отдалилась от него и не могу себе позволить снова чувствовать ему себя одиноким. Я такая же — одинокая. Правда я не понимала природы своего одиночества. Его можно описать так: это не тот мир, в котором я хотела бы жить. У меня был мир, в котором я чувствовала себя комфортно. Правда только тогда, когда привыкла и отдала свое сердце хозяину этого мира. Я почувствовала себя его частью. Но это была иллюзия. Обман. Ведь его хозяин так искусно владеет этой магией, что наполнил меня всю этими иллюзорными представлениями, к которым я так привязалась и не желала отпускать. Настало время бороться с этим. Я лечу лечиться от Люцеформании, при этом не говоря, что хочу вылечиться именно от этого диагноза. Я посмотрела на пустой открытый ящик, который когда-то закрывала на ключ, чтобы спрятать его портреты. Вчера ночью я вышла во двор и сожгла их. Избавилась от них, как какое-то ненужное, приносящее боль воспоминание. А раньше я находила в них силу. Я разрубила первый привязанный к нему узел из моей души, сделав этот шаг. Я действительно начинаю умнеть и рубить с Дьяволом все связи. Я действительно хочу жить без него. Без мыслей о нем. Я посмотрела в зеркало и прикусила нижнюю губу. Мешки под глазами. Неухоженные тонкие волосы. Короткая длина добавляет мне еще пару лет. Без макияжа я похожа на бледного альбиноса. На мне давно не было приличного наряда. Даже сейчас я стою в черной водолазке, которая закрывает мою шею и в черных штанах. Я натянула рукава кофты в каком-то виноватом жесте. Скрывала свои шрамы и все еще белые бинты на запястьях. Это скоро пройдет. Я начну новую жизнь и буду выглядеть намного лучше. Или я забуду все чертовы мучительные воспоминания из прошлого, либо мастерски буду скрывать адскую боль. Второй вариант вероятнее всего. Невозможно забыть то, что так въелось в твою память. Я спускалась по лестнице и волочила за собой свой чемодан, который весит не так много. Когда добралась до первого этажа, предо мной предстали мои домочадцы. Марго держала торт в руках с воткнутыми в него зажжёнными свечами. Джессика держала красиво упакованную белую коробку с синим бантом средних размеров. Они опять так лицемерно улыбались, что мне хотелось завыть и скривить лицо. Ну, улыбались они со всей душой от другой ситуации: я уезжаю и покидаю этот дом. Для них на неопределенный срок, для меня самой — навсегда. Я посмотрела на папу. Он единственный, кто искренне улыбался мне. Черт возьми, только сейчас осознала, уезжая из этого чужого для меня дома, что папа один на всем земном шаре, кому я действительно нужна. Кто действительно будет по мне скучать. Я сглотнула внезапно образовавшийся ком в горле, который вызывал слезы. — С Днем рождения, дочка, — проговорил он со всей нежностью и обнял. Я с удовольствием утонула в его теплых отеческих объятиях и крепко прижалась к его телу. К уголкам глаз все же подступили слезы. Пока я прижималась к его груди, я быстро поморгала, чтобы отогнать их обратно в душу, которая уже тонет в своем своеобразном соленом море из страдальческих слез. — Спасибо, пап, — тихо проговорила я в его грудь. — Загадывай желание и задувай свечи, — радостно отозвалась Марго, будто это самое воодушевляющее действие. Глупая традиция. Сколько себя помню, я постоянно загадывала желания. Они сбывались. В семь лет я захотела плюшевого пони и через неделю мне его подарил папа. Знайте почему они сбывались? Потому что папа постоянно спрашивал у меня, что же я загадала. Он просил назвать желание, прошептав на его ухо, чтобы другие не услышали, иначе точно не сбудется. Детский разум не хотел принимать тот факт, что это родитель выполняет твои желания. Нам всем хочется верить в чудо и этим мы затмеваем себе разум и глаза. Повзрослев, мы с грустью принимаем истину. Смотря на горящие свечи белого цвета на пломбирном торте, который я так люблю, улыбнулась и задула их все разом. Посмотрела на улыбающегося отца. Я приблизилась к нему, встала на носочки и прошептала ему на ухо свое желание. Снова посмотрела в его глаза, которые немного заблестели от подступающих мужских, искренних слез за свою дочь. В них отразилась боль. Удерживая слезы в себе, я искренне улыбалась ему. Показывала, что все будет хорошо. Я точно не пропаду. Папа точно выполнит мое желание, ведь он на протяжении двадцати лет это делал. — Это тебе! Надеюсь, понравится. Сама выбирала, — воскликнула рядом стоящая Джессика. Я повернулась к ней лицом и натянуто улыбнулась. В ее глазах плясали черти. Кажется, она хочет кричать о победе надо мной, но приходится держаться. Как обидно. Вернувшись из Ада, я почему-то яснее вижу все грешные пороки людей. В Джессике тщеславие и зависть. Нет тебе прощения, Джессика. Если на старости лет не захочешь вымолить свои грехи в храмах. Я приняла коробку. Думаю, там какое-то брендовское платье. На другое у них не хватает мозгов. Да и они меня совсем не знают, чтобы дарить подарки по интересам. Да мне этого и не нужно. Я бы вообще даже не расстроилась, если бы они не устроили этот цирк с теплыми поздравлениями. Папа забрал мой чемодан и направился на улицу. Я тут же последовала за ним, чтобы не выслушивать победные речи этих назойливых дам, которые ядовитой смесью польются по моим венам и снова зарядят агрессией. Садясь на заднее сидение машины, вскоре ко мне присоединился отец. Женщины, которым я доверила своего отца, стояли на крыльце и махали. Машина тронулась и вскоре мы ехали в направлении к аэропорту. Я тихо барабанила по крышке коробки и смотрела в окно, на сменяющийся пейзаж за ним. Покидая этот город навсегда, я даже не жалею и не впадаю в грусть. Не удивительно, ведь отныне нигде нет для меня места. Пока мы стояли в пробке, я видела, как спешат куда-то люди. Они живут в таком бешеном ритме, что не замечают жизни вокруг. Ну и что? — скажут они. — Ты не живешь в бешеном ритме, но все равно не замечаешь жизни вокруг. И это чертовски верно. Так, тогда как нужно правильно коротать время, чтобы почувствовать жизнь? Отдать себя любви, — подсказывает внутренний, еле слышимый голос, который я так давно не слышала. — Она покажет тебе столько сторон жизни, что ты в поной мере прочувствуешь ее. Все оттенки боли, счастья, радости, нежности, тепла, горечи, гнева, злобы. Тебе ли не знать? Разочарование, горькая обида и мучительная боль наотмашь дали по моим обеим щекам, что вся душа сотряслась, а разум прояснился. — Открой, посмотри. Джессика правда старалась, — заговорил отец, когда машина снова тронулась и летела по дороге. Я повернула голову к отцу. Тот улыбался, а в глазах читалась надежда, что мне правда понравится подарок, выбранный той, на которую я несколько дней назад накинулась и пыталась убить. Окно на водительской двери была слегка приоткрыта. Ветер свободно проникал в салон и слегка трепетал мои волосы, нагло вытаскивая заправленные пряди за уши. Я открыла коробку и мои брови взмыли вверх. Начала аккуратно снимать слой наполнителя и видеть больше принадлежностей, которыми я так умело владею. Вернув ошарашенный взгляд на отца, я улыбнулась. Он делал вид, что непричастен к этому сюрпризу. — Ты подсказал? — уловив его растерянность, спросила я, не сдерживая улыбки. — Совсем немного, — виновато проговорил он, показывая жестом руки количество его подсказки. Я усмехнулась и снова взглянула на различные маленькие флакончики, масла, ароматизаторы и остальные необходимые принадлежности для создания ароматов. — Надеюсь, в клинике мне разрешат этим пользоваться? — Там разрешено заниматься своим любым хобби. Всем, чем нравится. — Даже если человек любит создавать взрывчатки или ядовитые пары? — вскинув бровь, иронично спросила я, слегка подразнивая. — Ну, нет. Не до такой степени. Твое занятие совершенно безобидно, — уточнил отец и косо посмотрел на меня. Я рассмеялась и закрыла коробку с подарками. — Ты с ума меня сведешь, — выдохнул отец. Что правда, то правда. Я оставила коробу на сидении рядом с собой и придвинулась к отцу, положив свою голову на его плечо. Рукой я накрыла его руку, а он в свою очередь своей другой рукой — мою. — Я очень люблю тебя, пап. Я счастлива, что ты есть у меня в этом огромном мире. — И я тебя, родная. И я тебя люблю. Ты моя душа. Папа поцеловал меня в макушку, и я сильнее прижалась к нему. У меня больше нет роднее этого человека. Ни в этом мире, ни в каком-либо другом.***
Перелет занял несколько долгих часов. В аэропорту меня встретили медицинские работники данной клиники, в которой мне собираются «вправить мозги». После мы ехали еще на машине. Когда я увидела здание и место, в котором оно находится, в моей душе потеплело и стало как-то спокойно. Вокруг был зеленый лес. Закатное солнце склонялось над горизонтом, скрываясь за пышными деревьями. Это место не похоже на тюрьму, которое вселяет ужас и страх. Наоборот, становится как-то приятно и необыкновенно хорошо. Здание было похоже на какой-то особняк, в котором живет дружная и добродушная семья. Судя по размерам, здесь не так много пациентов. Около пятидесяти, считая медперсонал. — У вас здесь уютно, — призналась я, пока я вместе с двумя женщинами шла по внутренней территории клиники в здание. Сад восхитителен. Интересно, они разрешат мне срезать несколько цветов для моего хобби из клумб? — Мы рады, что тебе нравится, Вики, — обрадовалась темнокожая женщина среднего телосложения. — У нас здесь действительно уютно и спокойно. Мы не держим здесь сложных пациентов. Лишь тех, кто однажды свернул со своего назначенного пути и потерялся. — То есть, у вас здесь нет шизофреников, людей с раздвоениями личности, психов? — Нет, — ответила другая, белокожая с яркими зелеными глазами, низкого роста, от чего она была полнее первой. — Для таких есть места посерьезнее. — А самоубийц? — внезапно вырвалось из меня и женщины переглянулись на ходу. — Вики, — обратилась ко мне темнокожая женщина и они остановились. Женщина приблизилась ко мне и взяла за предплечья, внимательно смотря в мои глаза своими карими, которые пронзали мою душу и раскрывали ее, словно открытую книгу. — Самоубийство — это не диагноз. Это желание человека оказаться в мире получше того, в котором он живет. Иногда такое бывает, что человек устает от жизни и это вполне нормально. Жизнь тяжела и непредсказуема. Самоубийство — это самый легкий способ избежать проблем и человек выбирает его, поскольку думает, что это лучшее решение. Но у него нет этого одержимого желания убить себя. Так требуют обстоятельства. Твои обстоятельства так же требовали этого, но в глубине души ты осознавала, что есть и другие решения помимо самоубийства. — Я просто сбилась с пути, — откровенно призналась я, когда выслушала правдивые слова доброй женщины. — И ты здесь для того, чтобы мы помогли тебе. И мы тебе поможем, обещаю. Ее обещание теплом разлилось по моему организму, словно лучи солнца проникают под кожу, заштопывая еле заметной пленкой душевные раны. Их там очень много и половину мне придется заштопывать самой. Поскольку больше никто не способен заштопать глубокую рану по имени «Люцифер». Меня разместили в моей палате после небольшой экскурсии. Внутренняя отделка здания очень приятная. Нежные тона притягивают взгляд и успокаивают душу. Персонал очень вежливый, что даже самой хочется быть невинной душой во всех смыслах. Несколько долгих месяцев я жила словно внутри глыбы льда, который медленно замораживал мое сердце, мою душу и тело. Каждую клеточку органа. Возможно, он успел это сделать, поскольку я слишком глубоко принимаю каждое теплое слово в свой адрес и даже благоприятный внешний вид здания я считаю теплым местом. Вопрос в том, может ли просто тепло растопить этот лед вокруг меня? Ведь я прекрасно знаю, чье тепло способно сделать это быстро. Даже не тепло, а его пожар, который пылает в груди. Но я собираюсь оттолкнуть этот пожар. Сбежать от него. И значит ли это, что я бегу от своего спасения? Значит ли это, что я бегу, чтобы навсегда остаться в этой холодной глыбе?***
Несколько дней прошли не так плохо. Большую часть времени я находилась в палате и обустраивала ее под свой лад. Как мне будет уютнее. Персонал любезно разрешил мне заниматься своим любимым делом. Конечно же, после тщательной проверки всего оборудования. В моей палате не было ничего острого, режущего. Ничего такого, благодаря чему я легко смогу покончить с жизнью. Каждый час ко мне заглядывает медицинская сестра и проверяет меня и мою палату. В первый день меня это раздражало, но потом быстро привыкла. Просто стоит заставить себя подстроиться. К тому же, все действительно думают, что я резала себе вены, топила себя или использовали еще какие-то опасные средства для своей жизни с целью убить себя. Это так и выглядит. На самом же деле я просто хотела увидеть своего тирана и пыточного. Своего монстра, которым пугают маленьких детей, когда они не хотят спать. Я просто должна войти в их положение. Это их работа — оберегать меня. Я спокойно читала в своей палате, пока ко мне не заглянула медицинская сестра и не пригласила меня на какое-то сборище круглого стола. Меня заинтересовало только это словосочетание. Обычно, когда звучит данное название, люди собираются вместе, не обычные люди, а с какими-то отклонениями, чтобы открыться. Я понимаю, что не смогу там молчать и что-то должна сказать. Но если бы не пошла, то сделала бы лишь хуже себе. Врачи должны понять, что я хочу вылечиться от своего «недуга». Чем лучше и покорнее поведение, тем быстрее я помогу самой себе. Открыв дверь, я увидела мужчин, женщин, парней и девушек, которые сидели за круглым столом, а в центре стола сидел мужчина лет тридцати пяти на вид в белом халате. Не трудно догадаться, что это психолог. — Вики Уокер? — уточнил он, когда заглянул в свой блокнот. — Да, — сипло ответила я у дверей. — Проходи. Ты у нас новенькая, поэтому начнем с водного, чтобы ввести тебя в курс дела. Он жестом руки указал на мое место. Я приземлилась на мягкий стул и положила руки на стол, сцепив пальцы в замок. — Меня зовут Джордж Патерсон. И я изредка буду проводить с тобой индивидуальные беседы. — Я кивнула. — Натали, начинай, — обратился психолог к девушке лет восемнадцати на вид. — Меня зовут Натали, и я пыталась покончить собой из-за неразделенной любви. — Меня зовут Ксения, и я одержима от наркотических средств. — Меня зовут Амелия, и у меня потеря «аппетита» к жизни, утрата интереса ко всему происходящему вокруг. — Меня зовут Алекс, и у меня неблагоприятная атмосфера в семье, которая подталкивает меня на безумные действия. И так продолжалось далее. Я выслушивала проблемы людей и осознавала, что всем людям в этом мире плохо. Каждый чувствует какую-то тревогу, какое-то напряжение, которые он не может объяснить или унять. Мне теперь понятна эта методика. Выслушивая проблемы других людей, ты забываешь о своих на какое-то мгновение. Ты думаешь о том, что ты не единственный у кого проблемы. У кого-то они вовсе хуже твоих, но вряд ли найдется среди всех этих людей тот, у которого проблемы ужаснее моих. Мои дела вовсе обстоят плохо, ведь я даже открыто поделиться ими не способна. Я услышала много различных проблем, которые обдумывала в своей голове и хотела найти решение каждой. У Брендона эмоциональная неуравновешенность, мешающая действовать взвешенно в критических ситуациях и приводящая к фрустрации. У Бетти лет тридцати на вид сильные или частые стрессы и неврозы, лишающие сил и подтачивающие здоровье. У Вероники боль душевная, связанная со смертью близкого человека. У Николаса беспочвенные страхи и фобии. Все вроде такое знакомое. Постоянное в наше время, но так мешают жить. Но одна девушка меня сильно заинтересовала. — Меня зовут Алевтина, и у меня мистический бред. По крайней мере, так говорят мои родители. Психолог еле заметно покачал головой. Она поймала мой заинтересованный взгляд и, кажется, даже слегка удивилась моему порыву. Девушка примерно моего возраста сидела почти напротив меня так, как ей удобно. Сгорбившись, подняв одну ногу на стул. Кажется, она та еще пофигистка. И мне понравилась ее фраза «по крайней мере, так говорят мои родители». То есть, она не признает себя сбитой с пути. — Вики? — А? — вздрогнула я. — Твоя очередь, — подталкивал меня к откровенности психолог. Пока мы обменивались с девушкой зрительным контактом, я даже не заметила, как очередь дошла до меня. — Кхм… Я Вики, и у меня суицидальная активность, — после ответа я почему-то убрала руки со стола под стол. Наверно потому, что все тут же устремили свои взоры на мои запястья. — Чем это связано, Вики? — обратился ко мне мистер Патерсон. — Я представляю для себя другое измерение, в котором могу быть счастливее, — выдала я выученную фразу, которую постоянно произносил мой лечащий врач. Именно в это мгновение, после своего ответа, я решила посмотреть на Алевтину. Она хитро сощурилась на меня, а уголки ее губ дрогнули в еле заметной коварной улыбке. Я поняла, что есть кое-что, что ее развеселило: моя ложь. Очень проницательная девушка. И, видимо, у нее не мистический бред, а реальное мистическое существование. Я скользнула вниз по стулу и опустила голову, чтобы не видеть ее проницательного взгляда черных глаз. После все начали делиться как на них влияет лечение. Каждый озвучил положительные прогнозы. И лишь Алевтина молчала и делала оригами из белой бумаги, высовывая изредка язык. Должно быть, она очень увлечена этим занятием и пропускает абсолютно все мимо ушей. Через двадцать минут мы все начали расходиться в свои палаты. Мистер Патерсон предупредил меня, что завтра у нас будет индивидуальный сеанс. Я направилась к двери в след за остальными, как женский громкий голос остановил меня: — Эй, новенькая! Вики! Я обернулась и увидела, как ко мне приближается та девушка. Внутри меня все дрогнуло от осознания того, что моя ложь не осталась незамеченной от ее взора. Не удивительно, почему она решила со мной заговорить. Будет выпытывать правду. Она была уже совсем близко ко мне, и я не понимала себя, почему я ее жду. Может потому, что она самая нормальная здесь и не считает себя больной? Но тут ее подозвал психолог: — Аля! Подойди ко мне, пожалуйста. Она остановилась в нескольких метрах от меня и закатила глаза. — В какой ты палате? — спросила она меня. — В 22. Второй этаж. — Я загляну к тебе, — она подмигнула мне и отправилась к психологу, которого, по всей видимости, недолюбливает за его заносчивость. Что мне ожидать от этого разговора, я даже представить не в состоянии. Не будет же она пытать меня и требовать правду. Даже психолог не смог распознать мою ложь. Как ей это удалось? Она носит с собой детектор лжи? Думаю, лучше подготовиться к этому разговору. В палате я снова погрузилась в свою книгу. Известный глава крупного клана похитил девушку, чтобы отомстить своему врагу. Мужчина все должен сделать, чтобы вернуть свою дочь, но тут мафиози предлагает ему крупную сумму денег за нее. Отец девушки соглашается. Безумная история о сломленной девушке и о том, как она полюбит своего тирана. Я читаю подобное не чтобы добить себя, а чтобы со стороны посмотреть на свое прошлое положение. Правда, я принадлежала Дьяволу, но этот безумный мужчина описан так, словно он сам Дьявол. Надеюсь, в реальной жизни такого нет, и бедные девушки не терпят мучений, которые вырывают сердце с корнем, кромсают, топчут, а потом сдаются и начинают питать чувства к своему лично выделенному чудовищу. Будто это их спасение. А почему я полюбила свое чудовище? Глаза сами оторвались от книги, когда в голове прозвучал этот вопрос. Я уже задумалась, как перед собой увидела ту девушку. Алевтину. Мой внезапный сложный вопрос, который выбрался из-под сознания снова спрятался там же, под коркой, от лишних людских глаз. — Ты без стука? — вырвалось из меня, и я скептически осмотрела ее. На ней милая розовая пижама и пушистые тапки в виде кролика. Черные волосы коротко подстрижены, а передние пряди убраны за уши. У нее большие глаза с черными радужками, выразительные черты лица. Девушка худая, низкого роста. В целом очень симпатичная. — Я стучала, но ответа не последовало. — И ты вошла? — Как видишь, — она пожала плечами. — Ладно. Кхм…как беседа с психологом? — Нудно. Он пытается помочь мне чем-то, а я отказываюсь от помощи всех в этом центре, — прямо ответила она, осматриваясь в моей палате. — Почему же? — Потому что она мне не нужна. Они не пытаются меня понять и действуют по-своему, — снова последовал прямой ответ. Она так легко говорит, будто ей уже давно все-равно на всю эту ситуацию. Да. Не быть услышанной — самая большая неприятность. Тем более если родители не хотят слышать и избавляются от проблемных детей, которые уже, увы, совершеннолетние, упекая их в подобные центры. — И сколько ты здесь? — поинтересовалась я. — Два года. Я поступила сюда в девятнадцать. Прямо в день рождения. — У нас есть общая черта, — усмехнулась я, отложив книгу на прикроватную тумбочку, поскольку наш разговор уже затягивал и уселась в позе лотоса. — Я тоже поступила сюда в день своего рождения. — Сколько тебе? — Она потянулась к столику, на котором в тарелке лежали фрукты и схватила персик. — Двадцать. — Прикольно. Мне двадцать два исполнилось. Она понюхала фрукт и жадно надкусила его, совершенно позабыв о приличиях. Я улыбнулась ее пофигизму. — Наверно, моя очередь задавать вопросы, — жуя, начала она. — Спрашивать причину твоего присутствия здесь бессмысленно. Меня интересует одно, — Алевтина придвинулась ко мне и снова ее проницательный взгляд, слегка прищуривший. — Почему ты соврала? — С чего ты взяла? — Я истерично усмехнулась и тоже потянулась к тарелке с фруктами, хотя мне ничего не хотелось. — Считай, что я экстрасенс и распознаю ложь, — не унималась она. — Алевтина… — Просто Аля, не парься. Ну? — Зачем тебе это? — нервно спросила я. Она выпрямилась, не прерывая зрительного контакта. Прищуренный взгляд все еще устремлен на меня. И я буквально чувствую, как она своим проницательным взглядом ковыряет мое сознание. — Я два года сидела среди придурков в одиночестве, а теперь нашла ту, которая, как и я считает себя просто индивидуальной. — Аля произнесла это с грустью и мое сердце екнуло. — Ты соврала, потому что твоя правда покажется странной для всех и тебя не поймут. Вовсе запрут в психушке. Я бы тоже не призналась в своих особенностях, если бы не родители. Они как-то поймали меня на том, что я пытаюсь вызвать Дьявола, — она усмехнулась, а я впала в ужас, когда услышала это слово. — Что?! — воскликнула я, расширив глаза, а дыхание уже рваное. — Да тише ты. Да, мне поставили диагноз мистический бред, поскольку я верю во все мистическое и активно действую с мистикой. Один раз я смогла вызвать демона. Прикинь! — Ее глаза засияли, когда она проговорила это. Она воодушевлена своим талантом и даже не боится его. Я медленно начала успокаиваться, когда поняла, что передо мной та, которая верит в тоже, что и я. Но я верю в это потому что собственными глазами видела, а она — просто верит. — Ну так что? — Она быстро доела свой персик и кинула косточку на стол, заинтересованно уставившись на меня. Я открыла рот, но слова из меня не выходили. Да как вообще об этом можно говорить с земным человеком? Она так открыто мне говорила о своих ненормальных увлечениях, что прониклась симпатией и доверием в считанные секунды. А вдруг ее посылают для того, чтобы выведать все тайны пациентов? Всем известно, что они могут что-то недоговаривать. Вдруг она прикидывается такой? Как же сложно. Я теперь везде ищу подвох. Да даже если она не какой-то шпион, то вдруг она мне не поверит, а это высокая вероятность, и побежит все рассказывать психологу? Тогда шансы на лучшую жизнь у меня потеряны. Я снова посмотрела в ее выразительные глаза, которые все еще выжидали от меня рассказа. Да ладно, Вики. Брось эти бредни трусихи и просто откройся хоть кому-то. Может легче станет. Я же могу, если что, притвориться и поставить ее сумасшедшей. Актриса из меня хорошая, как выяснилось. Мне все месяцы верили, и лишь одна раскусила. — Ты меня посчитаешь сумасшедшей и сбежишь. — Я слышала много сумасшедшего за свою жизнь. Не уверена, что это намного хуже, — усмехнулась она, на что добавила мне пару баллов для смелости. Я шумно набрала через нос в легкие воздуха и начала свой рассказ. Как ко мне пришел сам Дьявол, как забрал мою жизнь, как я узнала о том, что моя душа продана ему. Рассказала и про ту, кто сделала это. Пришлось немного углубиться и в статус Непризнанных. Рассказала ей о своих мучениях в Аду, как питала ненависть к Дьяволу с каждым сменяющимся там днем. Как появился тот, благодаря кому я увидела просвет в темном мире, а там мое спасение. Моя свобода. Как смогла понять Дьявола и впоследствии полюбить все стороны его темной души. Как позволила его тьме завладеть мной полностью, без сопротивлений. Как он узнал о моем предательстве и все разрушилось. Через какие пытки я прошла, чтобы отплатить свой грех. Как демоны освободили мою душу, и я снова оказалась на Земле, поскольку была в глубокой коме. Как не смогла справится со своей участью без него и решила убить себя, но вот, я увидела его. Дала ей понять, что после каждого моего самоубийства он приходил ко мне, и мы могли беседовать. Пусть он был холоден и отстранен, но я могла лицезреть его и не сойти с ума. Рассказала и о том, как последняя встреча перевернула все мое сознание, и я решила забыть, отстраниться от него. — Я решила начать новую жизнь, — таким образом закончила свой рассказ и теперь могла внимательно наблюдать за реакцией своей собеседницы. Я рассказала про свою болезненную жизнь длинною в несколько долгих месяцев, за каких-то двадцать минут. Я смогла так легко об этом рассказать? Если вдаться в подробности и в эмоции, то получилась бы неплохая книга, на страницах которых читатель бы оставил свои слезы. Или я слишком сильно драматизирую. Но смотря на лицо и глаза Али, я мигом снова меняю свое мнение. Ее глаза блестели, а по щеке вскоре покатилась горькая прозрачная слеза. Она молча встала со своего места. Я уже подумала, что она уходит, а в мыслях говорит себе, что никогда больше ко мне и близко не подойдет, не то что заговорит. Но нет, Аля просто подошла к бутыли с водой и налила себе в одноразовый стакан жидкости, которая немного успокоит и освежит ее. Пока она пила воду, ее молчание казалось мне мучительной вечностью. Я не смела больше говорить ни слова, глотая их все обратно в себя, когда они приближались к кончику моего языка. Кусала губы, дергала простыни. Нервоз на лицо. Аля бросила стакан в мусорное ведро и вернулась обратно ко мне, устало плюхаясь на край кровати. Она смотрела в одну точку и лишь изредка моргала. Я знаю, она переваривает всю доставленную мною информацию в своей голове. Представляю, как сейчас внутри нее все кипит и не вмещается. Но все же я не выдержала и выпалила: — Аля, скажи что-нибудь, прошу. Скажи хотя бы, что я сумасшедшая и все это мои выдумки. Она сглотнула и робко взглянула на меня. Взбалмошная девица, не ведающая границ приличия сейчас словно скромная, воспитанная девушка из прошлого века. — Я верю тебе, — только и сказала она и мои брови взмыли вверх. Аля закивала, чтобы подтвердить свои слова, а мое дыхание прервалось, а сердце забилось с бешеной скоростью, потому что я осознала — появился один единственный человек, которому я открылась полностью и этот человек мне поверил. Как говорят в Аду, своему сородичу. Ни это ли облегчение и чувство того, как тяжелый камень рассыпается в груди, и я наконец могу свободнее дышать. Я безумная, если доверилась малознакомому человеку, но она послана мне судьбой. Или высшими силами. — Почему? — прохрипела я. — Я просто верю тебе, Вики. Я окружена мистикой, она снится мне. И то, как ты описывала демонов, Ад — все это я видела во сне, понимаешь? Нам просто повезло, что мы нашли друг друга. Я улыбнулась. Мы не сдержались и обнялись. Это безумие? Да. Магия, мистика — это все вокруг нас, просто мы не хотим этого замечать, чтобы жить спокойнее. Если посмотреть на нас с Алей, то да, однозначно лучше не замечать. Жизнь медом казаться будет. В следующее мгновение мы уже лежали на моей кровати с выключенным светом и включенным ночником, смотря в потолок и говоря ни о чем. Аля была в шоке от описания внешности Люцифера. Она вынудила меня нарисовать хотя бы набросок, чтобы она смогла взглянуть на него. После только и твердила о том, какой он чертовски красивый и какого черта так. — И ты так легко смогла его разлюбить? Аля бросила в рот очередной мармелад с сахарной посыпкой. — Нет, что ты. Я не разлюбила его. Но я поняла, что никогда не смогу к нему вернуться. Я просто осознала, что мы убиваем друг друга. Он меня своей тьмой, а я его своим светом. Мы не совместимы. — И ты еще не смогла его простить за все содеянное, верно? — Не знаю. Боли слишком много, чтобы вот так однозначно ответить на этот вопрос. Просто после тех страданий, какая-та часть меня, которая отвечала за желание быть с ним — умерла. Я полностью разобралась в своих желаниях к Люциферу, но вопрос как я смогла его полюбить — остается открытым. — Как это больно и одновременно прекрасно, — с выдохом проговорила Аля. — Просто невероятно. Как думаешь, я смогу когда-нибудь его вызвать? — игристо спросила она. — Знаешь, побывав там, мне почему-то кажется, что все наши знания в демонологии просто пыль и ничего не значат. — Ну почему, Люцифер же существует. И Лилит. Обалдеть, первая жена Адама. Ты всех их могла видеть! — Мадам-историк по демонологии, скоро будет обход, а ты не в своей палате. — Ой, да ладно. — Она внезапно вскочила. — Сейчас вернусь! Кое-что покажу! — Давай, — смеясь проговорила я и проводила ее веселым взглядом. Я выдохнула. Все-таки если делиться с кем-то об этом, на душе мне намного легче. Но лед, который тянет меня на дно непроглядного и безграничного океана, все еще не тает. Я расстелила свою постель, готовясь ко сну. Я дала отцу обещание, что каждый вечер ровно в 22:00, по времени Швейцарии, я буду ему писать о своем состоянии. «Все хорошо, пап. Нашла подругу, с которой я на одной волне. Буду ждать тебя через месяц к себе в гости. Люблю тебя». Несколько смайликов в конце сообщения. Ответ последовал в эту же секунду. «Я скоро к тебе приеду, солнышко. Сладких снов». Я с улыбкой на лице отложила мобильник и села на свою постель, расчесывая волосы. Дверь скрипнула. Я подумала, что это Аля вернулась, но в моей палате оказалась женщина. Она была в маске и в медицинском халате. Ее я никогда не видела. Новая смена через неделю? — Добрый вечер, — настороженно поздоровалась я. — Добрый, — отстраненно отозвалась женщина. — Что-то не так? Обход только через пятнадцать минут. — Я не за этим. Мне сказали, чтобы тебе начали колоть снотворное. Ты плохо спишь по ночам. — Но мне ничего не говорили. Я не давала согласия. — Отец дал, — холодно отозвалась женщина. Я ничего не понимала. Нахмурив брови я следила за действиями незнакомой женщины, которая еще в маске и в прозрачных перчатках. Она достала шприц и стала набирать в него какую-то жидкость. Нормализовав давление в небольшой емкости, она повернулась ко мне всем корпусом, и стальная игла засверкала от света ночника, словно меч на лучах солнца. И почему я чувствовала какой-то подвох? У меня плохое, нет, ужасное предчувствие. — Знайте, думаю, я не хочу этого укола. Я поговорю с отцом, — предательски дрожащим голосом проговорила я, а женщина начала приближаться к моей постели. — Мне велено, я делаю. Не бойся. Ты уже взрослая девочка. Голубизна ее глаз, словно бездна — пугала. По телу с новой силой пробегали мурашки после каждого ее шага. — Нет, если пациент не желает, то вы должны прислушаться, — повысив голос, проговорила я. — Э! Что здесь происходит? — В палате оказалась моя подруга и я облегченно выдохнула. — И почему все всегда наперекосяк, — раздраженно проговорила женщина и теперь мои опасения подтвердились — она мутит что-то темное. — Вики! Бежим! — выкрикнула Аля и я вскочила с места, но стальная хватка за волосы отдернула меня назад. Женщина была невероятно сильной. Словно нечеловеческая сила. Тогда как можно объяснить то, что она словно пушинку отбросила меня в сторону? Я спиной ударилась о шкаф с вещами и упала на пол, зашипев от физической боли, которая мигом распространилась по всему моему телу. Подняв голову и открыв глаза, через туманную пелену я увидела, как женщина безжалостно схватила мою подругу за черные волосы и силой ударила ее виском об угол стола. Аля без признаков жизни упала на пол, а бордовая густая кровь потекла по белой плитке. Сердце пропустило удар. — Аля… — без звука проговорила я одними лишь губами, поскольку шок парализовал меня. — Теперь закончим начатое, — послышался безразличный и холодный голос женщины, которая стремительно быстро уже подходила ко мне. Она с размаху пыталась вколоть мне этот чертов шприц, но я схватила ее за запястья и начала сопротивляться. Меня хотят убить, и я не могу в это поверить. По моей вине убили Алю. Почему жизнь так жестока ко мне и к моим близким людям? Такое ощущение, будто все к чему я прикасаюсь — сгорает и рассыпается как пепел. Неужели снова Люцифер играет в какие-то игры? Но он ведь ясно дал мне понять, что я ему не нужна. До меня никак не может дойти происходящее. Я не могу найти логику. Женщина схватила меня за голову и вскоре сильное соприкосновение с деревом, от чего голова закружилась. Я даже выкрикнуть не смогла, просто обмякла. А потом что-то колкое в плечо, и я чувствую, как холодная жидкость вливается под кожу. Моя голова лежала на холодной плитке. Все мое тело обволакивал холод. Сквозь белую пелену перед глазами я видела, как женщина вставляет шприц мне в руку. — Бедная девочка. Она хотела помешать тебе совершить самоубийство, и ты ее за это убила, — слышался ее голос словно из-под воды. — Такие показания дадут полиции. Последнее, что я видела, это ее удаляющиеся шаги и лежащую на полу подругу в луже собственной крови. Последнее, что я почувствовала, это паралич всего тела и лишь слезы могли свободно вытекать из моих глаз. Каждый день, как я оказалась снова дома, я убегала от реальности в книги, сериалы и фильмы. Но однажды, должен был прийти день, и я бы поняла, что больше не хочу этого делать. Я бы осознала, что тот мир, в котором я живу — это и есть моя книга, сериал и фильм, в которые я убегала. И я бы поняла, что я ее главный герой, я ее автор. До этого она писалась сама по себе, неосознанно, но в дальнейшем я бы продумывала сюжет, я бы создавала ее такой, какой я хочу ее видеть, а не так, как хотят другие. Да здравствует новая жизнь?..