Он отпустил меня. Вот где тюрьма без проблесков свободы.
Вики
Белый ослепляющий свет пронзает глаза и вселяет режущую боль в глазницы. Я часто моргаю, чтобы сфокусировать зрение, которое накрыла туманная пелена. Вокруг белый свет. Слишком много белого света. Слишком ярко. Я пытаюсь закрыть руками свое лицо, чтобы погрузить себя во мрак и не видеть этого ненавистного света. Но не могу. Мои руки связаны ремнями. Я выдыхаю и снова дергаю руки. Тщетно. Это опять происходит. Я слышу открывающуюся дверь. В помещение с ненавистными мне белыми стенами заходят двое мужчин. Я отворачиваю голову к огромному окну, за которым играет яркое солнце. Освещает улицы Нью-Йорка. Дарит жителям города радостное настроение и прекрасное расположение духа. Даже дома или среди белых больничных стен можно ощутить свободу и счастливое умиротворение от такой погоды. Но я не могу. Есть один нюанс: если белые стены я еще могу терпеть, то решетки на окнах — нет. Они вселяют ужас и ощущения того, что за мной всегда наблюдают и эти ужасные люди никогда не позволят мне почувствовать свободу. — Доченька, ты меня очень сильно напугала. Очередной раз… — Отец целует мою руку и гладит по щеке. — Мистер Уокер, Вы уверены, что не хотите подписать заявление о содержании Вашей дочери в психиатрической клинике? — Раздался грубоватый голос доктора в белом халате. Его вид меня всегда отталкивал. Борода и крупное телосложение. Седина покрывает не только его черные волосы под медицинской шапкой, но и такую же черную бороду. Такое ощущение, что на его лице многочисленные проволоки вместо бороды, настолько жесткой она кажется. А зеленые глаза не передавали никакого сочувствия, никакой надежды, как это бывает у всех врачей, чтобы заселить тепло на душе у пациента. — Нет, доктор, — уверенно отчеканил папа. — Мы это уже обговаривали. Моя дочь не сумасшедшая. — Разумеется, нет. Но попытка самоубийства шестой раз за четыре месяца… Я не хочу называть Вики сумасшедшей. Но ее действия хотят говорить об обратном. Она опасна для себя самой. Неужели Вы не видите, что девочка отказывается начинать жить после комы? Сама она не справится. Ей нужна профессиональная психиатрическая помощь. — Она под наблюдением психолога. Ей будет лучше дома, чем среди психиатров в клинике. Поверьте, с ней все хорошо. Она справляется. Просто…просто иногда на нее накатывает иное чувство, которое подталкивает мою девочку к смерти, — продолжал парировать отец. — С теми, кто лежал в коме долгое время, зачастую происходят странные необъяснимые явления. Они видели в своем подсознании мир лучше этого. Схоже с эскапизмом. Ваш психолог выставляет этот диагноз? Отец обреченно выдохнул, и я почувствовала, как он сжал мою привязанную к постели руку. — Да, выставляет, — признался он и поник. — Она рвется к своему придуманному миру и не хочет покидать его. Ваша дочь считает, что убив себя, она окажется там вновь. Одумайтесь, мистер Уокер. Может Вики не опасна для общества, но опасна для себя самой. Так Вы рискуйте снова потерять ее, и на этот раз уже навсегда. — Мы справимся, — тихо произнес отец, но в голосе я не услышала стальной уверенности. Я молча слушала их диалог. Все совсем не так, черт возьми. Я не живу другим миром. Но все вокруг хотят видеть лишь это, потому что глубже проникни и сам сойдешь с ума. Внутри скапливался шар из отчаяния и того, что меня не понимают. Мне хотелось кричать и выплеснуть из себя всю накопившую агрессию, но я не могу так подставить себя. После такого представления в клинике меня точно упекут в психушку. Там я быть не хочу. Вместо того, чтобы вылечить от Люциферомании, меня начнут пичкать другими препаратами, которые разбудят во мне психические заболевания похуже. Ну, вот такая для меня репутация психиатрических клиник. Я боюсь их как огня, потому что оттуда не выбраться никогда. Потому что я слишком сильно люблю свободу… Но я ее так и не получила. Каждодневный контроль отца и моего психолога, который задает мне слишком много вопросов — душат и отнимают спокойное существование. Наверное, мне давно пора было уже понять: если яро искать свободу, то таким способом ее не найти и не получить. Свобода сама к нам приходит. Когда посчитает нужным. И она ко мне приходила, только я ее упустила. Точнее, жестоко избавилась. Самому не получить, но можно легко самому потерять. Вот такая у нее особая закономерность. Свобода — это окрыление. Можно сидеть за решеткой, но чувствовать себя свободным, потому что чувствуем крылья за спиной. И пока мы их чувствуем, она найдет нас. Я их не чувствую… Точнее, чувствую, но в определенные моменты. И когда я оказываюсь в этих моментах, постоянно появляюсь в четырех белых стенах клиники, где отца пытаются уговорить посадить меня под контроль в психушке. — Что ж, мое дело порекомендовать. Сегодня ее жизни ничего не угрожает. Мы предотвратили кровотечение. Запястья перевязывать каждый день. Медсестра будет приезжать к вам. — Хорошо, спасибо, доктор. Мужчина, который является моим лечащим врачом, кивнул и покинул палату. Сейчас папа выскажет свой главный вопрос: — Вики, зачем ты снова это сделала? — Его голос полон отчаяния и обиды. — Извини, пап, я не могу ответить, — хрипло ответила я. — Ты меня не поймешь. — Я уже слышал, что ты не желаешь умирать, но это же бред, Вики. То, что ты делаешь собой, прямым путем ведет тебя к смерти. Сегодня ты перерезала себе вены. Три недели назад ты наглоталась таблеток. Пять недель назад ты пыталась утопиться в ванной. Да я даже дату твоих самоубийств могу назвать, настолько они для меня стрессовые и запоминающиеся! — Отец уже начал злиться и злость эта вызвана страхом потерять меня вновь. — Ты просто отмечаешь эти числа красным кружочком в календаре, — вымученно улыбнулась я. — Ты изначально хотела себя убить. Первый раз ты сбросилась из собственного окна. Но ты выжила. И сейчас ты хочешь довести дело до конца. Почему? Тебе плохо? Что с тобой происходит? Почему ты не хочешь жить? Я молчала. Жить я хочу и это я много раз повторяла своему отцу. Но он не верит мне. Для него я извращенная самоубийца, не любящая свою жизнь, которую подарил мне он. Нет, я его не осуждаю. Он постоянно находит своего ребенка полуживым. От такой картины можно сойти с ума. Я не хочу причинять ему боль, но иногда нам стоит задумываться о себе. И я задумываюсь. Увы, но счастливой я становлюсь только тогда, когда нахожусь между жизнью и смертью. — Вики… Папа хотел бы продолжить свои пыточные вопросы и хоть немного понять меня, но дверь палаты отворилась. Стук каблуков и характер шагов по холодной плитке позволил мне без внимания моего взгляда определить, кто же решил меня посетить. — Вики, дорогая, как ты? — Холодная женская рука коснулась моего плеча. Какая наигранность. Фальшь в ее голосе могу определить лишь я, поскольку мое сознание яснее сознания отца. Он безумно влюблен в эту женщину и просто не может принять того факта, что я пришлась не по душе своей мачехе. Поэтому я молчу и продолжаю играть свою роль милой и послушной падчерицы при отце. — Спасибо за заботу, Марго. Мне намного лучше. Она медленно приблизилась к отцу и встала за его спиной положив свои руки на плечи папы в изящном жесте. Ее губы снова намазаны красным, а облегающее платье выделяет все изгибы ее тела. Она мне не нравится, но папа за нее жизнь отдаст. Во многом Марго хороша, но лишь меня невзлюбила. Я не ищу причину, просто принимаю это как данность. — Развяжи мне руки, — обратилась я к отцу. — Пожалуйста. Отец тяжело выдохнул и поджал губы. Ясно. Не разрешено. Врачи боятся, что я продолжу начатое. Какая, однако, жесткая система безопасности от суицидников. Я закрыла глаза и проглотила образовавшийся ком в горле, который так и заставлял меня разрыдаться. — Я хочу спать, — сдавленно проговорила я. — Пойдем, милый. Ей нужен покой. — Мы заберем тебя вечером — предупредил меня отец. Не дождавшись моих слов, они зашагали к выходу. Как только дверь закрылась за ними, я судорожно выдохнула из груди образовавшееся напряжение. Спать не хотелось, естественно. Мне просто нужно было выпроводить их из палаты под безобидным предлогом. Спать не хотелось, но я все же продолжала держать глаза закрытыми. Мне в очередной раз захотелось прокрутить свою жизнь, которая стала буквально новой после того, как моя истерзанная душа вернулась из самой Преисподней. После того, как я вышла из комы, моя человеческая жизнь перевернулась. Первые три недели я восстанавливалась. Оказывается, я пролежала обездвиженная, с аппаратом жизнеобеспечения, восемь месяцев. Восемь долбанных месяцев. Отец не терял надежды и продолжал бороться за мою жизнь. За человеческую жизнь. Он не отпускал мою душу навсегда в мир иной. Физиотерапии, многочисленные обследования. Все это заполнило мою новую жизнь с первых дней. Но я надеялась, что это всего лишь начало и первое время всегда тяжело, но каждому человеку свойственно ошибаться в своих доводах. Я пыталась привыкнуть к своему новому положению. Когда я засыпала, мне казалось, что это действительно просто сон во время комы. Придуманный мир. Но стоило мне взглянуть на свои запястья, все эти суеверия мгновенно искажались под жестокой действительностью. Я правда была там. Я была в Аду. И я правда чувствовала на себе своеобразную любовь Дьявола и его дальнейшие пытки. Он оставил мне эти шрамы, как напоминание о себе. Как напоминание о том, что любви нет. Есть лишь боль, которую он обрушил на меня, словно лавину и раздавил. Сровнял меня с землей. Врачи недоумевали, откуда появились эти шрамы и просто повесили все на особенности человеческой физиологии: «Такое бывает. Мозг и сердце пришли в активное действие, но организм все еще ослаблен. Внутренние гематомы выбрались на внешнюю оболочку». Доступно и понятно. И главное, никаких лишних вопросов. Медицина знает больше, чем мышление обычного человека. После того как я более окрепла, папа представил мне свою новую жену и ее дочь. Была ли я в шоке? Нет. Жизнь здесь продолжалась. Отец сделал правильный выбор, что вновь женился. Он не может до конца жизни оставаться один. Марго в целом не плоха. Ей тридцать пять лет, красива, молода, хозяйственна и любит отца. Это, пожалуй, самое главное. А то что я не пришлась ей по душе, это самое незначительное, что может произойти. Я не член этой семьи и поняла это со дня знакомства. К тому же я принесла и продолжаю приносить столько сложностей этой семье. После того, как они поженились, то тут же перебрались в большой город Нью-Йорк, где содержалась и я. Отец продал наш дом на окраине Атлантического океана, оставив там абсолютно все. Все мои воспоминания. Этот жест я расценила как потеря надежды. Восемь месяцев — не малый срок. Не удивлюсь, если папа задумывался над тем, чтобы отключить аппарат. Самое сложное для меня было — это разговор с психологами. Мне сложно было показывать себя нормальной, поскольку я не являюсь таковой. Играть эту роль неимоверно тяжело. Я ни в коем случае не могла ляпнуть невзначай Дьявол Люцифер. Я не могла им добродушно рассказать о том, в каком мире я жила и как я там жила. Да только одна фраза «Я безумно любила Дьявола» упекла бы меня в психушку. Риск был высок оказаться там, но я смогла сохранить свою репутацию. Лишь на первое время… Спустя еще месяц, я начинала понемногу сходить с ума. Я постоянно рисовала его на листах бумаги и прятала их в специально отведенном шкафчике, который закрывается на ключ, но этого оказалось недостаточно. Все эти рисунки, напоминающие о нем, не позволяющие забыть привлекательные черты его лица ничто, по сравнению с тем, как я желаю его увидеть. Не знаю почему, просто хотела. Думала, если не увижу, то точно сойду с ума. Мне пришлось сопротивляться этому желанию. Но я видела его везде и всюду. Он занимал все: мою голову, душу и сердце. Я не могла свободно дышать. Агрессия, раздражение, отчаяние, злость. Все смешалось во мне разом, и я не выдержала. Я воткнула в себя нож. Хотела в сердце, но промахнулась. И тогда произошло чудо. Не знаю, сон это был или что-то иное, но мне понравилось. Я стояла на кухне и видела свое тело, которое истекало кровью. А потом…подняв глаза, я увидела и его. Люцифера. У нас был настоящий диалог, который я помню досконально. — И зачем же ты это сделала? — Чарующим голосом спросил он, а лицо озарялось легкой улыбкой. Я стояла на месте, как истукан. Для меня это нереально. Но я отодвинула какие-то вопросы, которые ищут логику в этом мгновении и просто поддалась образовавшейся ситуации. Как он прекрасен. О Боже, как он прекрасен. Мускулистое тело покрыто черным одеянием. Но не строгий костюм прячет его божественное тело. На нем свободные черные штаны, такая же водолазка и накинутый на плечи плащ. Его присутствие рай для моих глаз. Я бы сказала, что мое сердце сейчас выпрыгнет из груди, но я не слышу и не чувствую его бешенного биения. — Слишком много тебя в моей голове. Не выдержала. Ты как вирус, — словно зомбированная проговорила я. — Самоубийство — это великий грех. Твоя душа будет отбывать наказание в Аду. Ты об этом не подумала? — Как можно о чем-то думать, когда твои мысли заполнены иным. — Понимаю, — отозвался его обреченный голос. — Почему я тебя вижу? Я умерла и теперь ты пришел за моей душой? Люцифер мягко усмехнулся. — Все же ты еще о многом не знаешь. Я не спускаюсь за душами. Они сами находят свое место в Аду. — Тогда почему ты здесь? — Непроизвольно я сделала шаг вперед. Навстречу к нему. — Особенности души, которая когда-то принадлежала мне. — Значит, я больше не принадлежу тебе? — Горько усмехнувшись, спросила я. — А тебя это огорчает? Этот вопрос вызвал во мне бурю эмоций и вопросов. Я в вихре, который кружит мою голову, и я не могу найти выход. — Почему ты так просто отпустил меня? — Общение вопросом на вопрос не выведет истину. — У нас достаточно времени, пока я окончательно не умерла. — Ошибаешься. Внезапно я услышала шум в прихожей. Моя новая семья вернулась. Неужели я ничего не узнаю? Неужели не получу пользы от этого разговора? — Люцифер… — Не делай так больше, Виктория. Иначе мне придется видеть тебя вновь. — Его недовольный голос, леденящий душу. — Ты не хочешь меня видеть? — Удивлённо спросила я, а в голове уже воспоминания тех трепетных событий, которые происходили с нами. — Нет, — отрезал он и исчез в клубе темной ауры. Воспоминания с его участием, которые несколько секунд назад накрыли мои мысли, мгновенно испарились после его ответа. Одно его слово, и мое существо пребывает под холодной лавиной. С этого внезапного мгновения я поняла одно — мне доступно лицезреть его тогда, когда я на грани смерти. Не трудно догадаться, почему я продолжаю отправлять себя на смерть. Это единственный способ, когда я могу увидеть его и говорить с ним. И как бы Люцифер не хотел этого, у него нет выбора. Между нами осталась нитка, которая связывает нас. Люцифер чувствует, когда моя душа начинает покидать тело и против своего желания заявляется ко мне. Но против ли? Это я и пытаюсь выяснить у него. Его уверенный ответ «нет» дал мне размашистую пощечину. Продолжаю ли я его любить? Да. Хочу ли быть рядом? Нет. Я просто хочу видеть объект своего обожания и знать, что наши чувства взаимны. Только и всего. Странно и неучтиво? Возможно. Но любовь Люцифера ко мне — единственный способ чувствовать себя живой, чувствовать свободу. Зная про его чувства ко мне, я буду окрыленной даже вдали от него. После этого случая отец и мой психолог практически не отходят от меня. Поэтому мне предоставлено очень мало времени для общения с Люцифером. — Хватит мучить меня, Виктория, — раздраженно, сквозь плотно сомкнутые зубы прошипел Дьявол и скинул мою любимую статуэтку в виде обнаженной женщины, которая выливает из кувшина воду. Это единственная моя любимая вещь в этом доме. — Почему я мучаю тебя? — Ты вырываешь меня из моего места! — Рыкнул он. — Ты даришь мне чувство свободы. В это мгновение он резко оказался напротив меня. Его рубиновый взгляд, по которому я так тосковала впился в меня в гневе. — Ты получила свою свободу. Не этого ты желала? — Зашипел Люцифер и его глаза вспыхнули. — Ради того, чтобы вновь оказаться дома, ты готова была убить меня и весь мой мир! И снова испуганный голос отца, который выкрикивает мое имя, увидев меня очередной раз в луже крови. Я потерялась. Я стала эгоисткой, которая стала зависимой от своих не самых лучших выходок. Самоубийство для меня стало выходом, когда для остальных на этом жизнь заканчивается. Самоубийство для меня наркотик, приняв который я не трясусь от ломки и не рву на голове волосы. Я подсела на него, потому что знаю, какое наслаждение мне принесет очередная доза. И пусть колкие слова Люцифера приносят режущую боль, я вижу его. И я дышу, чувствуя крылья за спиной. Конечно, меня посещают и даже донимают мысли о том, чтобы я прекратила это. Это нужно перетерпеть. Да, будет больно. Так больно, что терпеть будет невыносимо, но потом же будет все прекрасно. Тогда все точно превратится в сон. В просто ужасный сон. Я иногда сижу на своем широком подоконнике, смотря в даль, считая капли дождя на стекле, с чашкой горячего шоколада, который через толстое фарфоровое стекло согревает мои холодные ладони и думаю: почему же все так? Почему все происходит со мной? Тяжело, больно, иногда совсем невыносимо. А выхода никакого. Нигде нет для меня места. Ни на земле, ни в Аду рядом с Люцифером, ни в своих воспоминаниях, ни в своих снах. Даже смерть для меня не выход. Это ужасно. Безвыходность пугает меня временами. Ну, тогда, когда я глубоко задумываюсь об этом. Мне некуда бежать. Дьявол выбрал меня и полностью изменил мое существование. Поставил такие механизмы, что деваться некуда. Будто засунул в какой-то купол, где нет выхода. Разве не сойдешь с ума от такого положения дел? От такой жизни. Поэтому я ищу способы хоть как-то помочь себе и не сойти с ума. Хотя, это неплохая перспектива. Стоит задуматься. Ну, а единственный способ вылечить себя хоть немного — это встречи с Люцифером. Мне становится легче. Вот такая перезагрузка. Моя жизнь потеряна между бытием и небытием. Отец, как и обещал, забрал меня вечером. Мой лечащий врач был крайне недоволен этим, но препятствовать не стал. — О, ты вернулась? — Послышался язвительной голос Джессики, как только мы вошли в дом. Она тут же «любезно» решила нас встретить в свое домашнем прикиде с чашкой чая в руках. — Я то думала тебя после очередного суицида упекут в психушку. — Джессика! — В прихожую вышла Марго и заткнула свою невоспитанную дочь. — Имей уважение, она старше тебя, и она твоя сестра. Ну вот опять эта правдоподобная наигранность перед папой. Настоящая актриса. Оскара. Я закатила глаза и отвернула голову, тяжело выдохнув. — Да, некорректно с моей стороны. Извини, хотела пошутить и поднять настроение. Еще одна. Как же меня тошнит от этого. По венам разливается кипяток, а нейроны скручиваются в трубочки, через которые выходит пар. — Ничего. Скоро подружатся, — с улыбкой высказался папа и поцеловал свою жену. — Вики, милая, ужин готов. — Спасибо, я не голодна. Успела поужинать в палате. — Сухо ответила я. Повесив джинсовую куртку на вешалку, я удалилась и поднялась по лестнице вверх в свою спальню под пристальные взгляды своих домочадцев. Как непривычно оказаться в нормальной обстановке после того, как пережила на себе все стороны мистики. Отец даже не подозревает о том, что его умершая жена сейчас ангел Серафим и подумала продать душу своей дочери Дьяволу. И почему на земле я снова задумалась о нереальности этой истории? Хотя, в этом мире люди привыкли видеть лишь то, к чему привыкли. И это распространяется на всех. И правильно делают. Жить так определенно проще. Но для меня это уже невозможно. Я пропитана этими знаниями и ощущениями полностью. Я откинулась на свою мягкую постель и воткнула наушники в уши. Такая пустота в сердце. Жуть. Именно по ночам меня донимают депрессия, грусть и всепоглощающее уныние. Лучше бы заплакать во время таких накативших ощущений, но слез на глазах у меня нет. Плачет душа. Я прикрыла глаза. Спокойная музыка в ушах позволит мне погрузиться в сон. Но не успела я уснуть, как через несколько минут зажегся свет в комнате, который я сама никогда не включаю. Лишь слабоосвещенный спальню ночник. Я привыкла к темноте Ада. Я тут же распахнула глаза и подняла голову с подушек. В моей комнате стояла Джессика и внимательно рассматривала каждый угол спальни. Я вынула наушники и откинула планшет в сторону. — Какого черта? — Недовольно буркнула я, показывая всю свою пассивную агрессию. — Слушай, — она выставила руку, — сама не в восторге от этой затеи родителей. Я рассматриваю твою комнату, чтобы в скором времени переехать. — Что?! –выпалила я. — Комната большая. Вместимся. — Слушай ты, — я поднялась с постели и приблизилась к ней, скрещивая руки на груди. — Никакого переезда не будет. — Это ты родителям скажи. — Ой, посмотрите на нее. Обычно ты все делаешь, только бы они твое желание исполнили. А сейчас куда язык проглотила? — Ну, это единичный случай, сестренка, — она пожала плечами. — Эта ситуация покажет меня со стороны хорошей дочерью и любящей сестрой. Я наклонила голову в сторону и еще ближе приблизилась, возвышаясь над ней за счет своего роста. Джессике пятнадцать лет, и она ниже меня на сантиметров пятнадцать. Но вот ее стервозность не по возрасту точно и поднимается до самых небес. — Только через мой труп ты заселишься в мою комнату, — низким голосом предупредила я. — Смешно, — она усмехнулась. — Слушай, я не виновата, что ты сумасшедшая и готова убить себя в любой удобный час. Один раз меня оставили смотреть за тобой, но я не стала. И что получилось? Ты нажралась таблеток. — Вот именно. Я сумасшедшая. Разве тебе не страшно находится в одной спальне с тронутой на всю голову? — Вот пугать меня не надо. — Ну что ты, милая. Я просто боюсь за твою жизнь. Я могу ночью невзначай зарезать тебе глотку. Джессика громко сглотнула, а глаза испуганно округлились. Она непроизвольно стала гладить свою шею. — Ты не причиняешь вреда окружающим. — А откуда тебе знать? Я могу многое скрывать, чтобы не оказаться в психушке. Кыш! — Воскликнула я и в следующую секунду она с коротким визгом выбежала из моей спальни. Я захлопнула за ней дверь и вырубила свет, громко стукнув по выключателю. Снова устроилась на постели и включила свой фильм на планшете, чтобы как-то отвлечься от этого представления, ведь уснуть я теперь точно не смогу. Я могла погружаться в книги и в сериалы. Так сказать, могла на какое-то мгновение забыть о своей реальности и погрузиться в выдуманный мир. Но мне снова помешали на тридцатой минуте фильма, где Гарри готовился к очередному бегству из дома в Хогвартс. Дверь отворилась и снова зажегся свет. Я поставила фильм на стоп и нехотя отбросила технику в сторону, уже готовясь к нежеланному разговору со своей мачехой. К тому разговору, который лишь отнимает время. — Фу, тебе стоит проветрить комнату. Пахнет сладкой ванилью. — Она сморщилась и закрыла за собой дверь. Это я после тебя проветрю помещение. Наполнила мою спальню своим ядовитым запахом с не гармонично подобранными ароматами. — Спасибо за совет, но боюсь простудиться. — Я наигранно прокашлялась. Марго выдохнула и приблизилась к моей постели. Она убрала в сторону плюшевого зайца и приземлилась на его место. — Почему ты не захотела Джессику в своей спальне? Вам бы было весело. — Не думаю. Я хотела добавить «А куда же она будет приводить своих парней, когда вас нет», но сдержалась. Все же я не такая стерва. — Вики, несмотря на то, что ты не моя дочь, я пытаюсь как-то помочь. Уверяю тебя, в социуме ты быстро оправишься от своей загадочной болезни. Лишь социализация во всем помогает. Только среди людей ты отвлечешься и сможешь жить как прежде. Для начала впусти близких, а затем уже охвати больше людей. Особенно меня бесит, когда говорят, что окружение поможет. Четыре месяца я снова на земле и четыре месяца я никуда не выхожу. Я стала дикаркой, избегающая от скоплений людей и огромных пространств. Мое появление в городе мне приносит дискомфорт. Но кому в этом вообще надо копаться? Проще внедрить этот бред. — Вы заканчивали психологический? Она выпрямила свои плечи. — Нет. — Странно. Именно этим наполняет мой мозг мой психолог. — Которому мы платим большие деньги, но ты не принимаешь его помощь. Я вскинула брови. Эта женщина уникальна в своем тщеславии. — А я разве прошу вас помогать мне? — Какая же ты неблагодарная, Вики, — презрительно выговорила она. — Давайте мы повторим пройденное. Мы недолюбливаем друг друга — это факт. А если недолюбливаем, тогда зачем вот это? — Я руками изобразила круг. — А-а-а, знаю. Подняться в глазах моего отца. Вот, я могу быть любящей мачехой. Твоя дочь мне как родная. — Мне не зачем притворяться перед Джеймсом. — Да что Вы? Скажи Вы ему какая я плохая и неблагодарная, он тут же разочаруется в Вас. А знайте почему? Потому что он любит меня больше Вас. И Вам ненавистен этот факт. Женщина вскочила и одарила меня презренным взглядом. — Ты лишняя в нашей семье. — Полностью согласна, — резко выплюнула я с каменным лицом. Марго не ожидала этого и еле заметно вскинула брови. Она слегка сглотнула и медленно покинула мою спальню, не проронив больше ни слова. Неужели они думают, что когда-то смогут задеть меня? Я прожила под крылом Дьявола несколько месяцев и только он способен поселить в моем сердце боль и отчаяние. Я стала стальной, а сталь эта из тьмы. Марго не выключила за собой свет. Через десять минут он мне надоел, и я нашла в себе силы подняться с мягкой постели. Выключая свет, я попутно решила спуститься на кухню и налить себе сока. Спустившись до середины лестницы, я услышала голоса из той самой кухни, в котором играет потускневший свет. Держась за перила, я все же захотела подслушать разговор, ведь услышала свое имя. — Джеймс, милый. Вики неадекватна, ты же сам видишь. Она огрызается, у нее пассивная агрессия, которая может в любую секунду превратиться в активную. Она не желает жить. Избегает общества. Ей нужна профессиональная психиатрическая помощь. Мы заплатим любые деньги. В Швейцарии отличные клиники. Я переживаю. Да конечно, переживает она. Ее единственная головная боль — это как бы удобно вышвырнуть меня из этого дома. Жалкая манипуляторша. — Марго, позволь я сам решу, что лучше для моей дочери. Помнится ты предлагала мне отключить аппарат, поскольку надежды уже нет, и она не очнется. А через месяц случилось чудо. Я ни за что не упеку свою дочь в психушку. Рядом со мной ей лучше. — Джеймс… — Я все сказал. Я робко улыбнулась и заправила передние пряди уже коротких волосы за уши, которые я отстригла сравнительно недавно. Они теперь еле доходят до моих плеч. Сделав вид, что я не при делах, громко топая ногами, чтобы привлечь внимание, спустилась до конца и заглянула на кухню. — Вики, дорогая, все хорошо? — Поинтересовался отец, который сидел на маленьком уютном диване зеленого цвета. — Да, — я улыбнулась. — Зашла за питьем. Марго откинула меня коротким недовольным взглядом и отвернулась к окну. Я молча налила себе сока в стакан и направилась обратно в свою спальню. Попутно решила поцеловать папу в щеку, чему он был очень рад и в глазах заискрился счастливый блеск. — Спокойной ночи, пап. Спокойной ночи, Марго. — Да, спокойной, — отстраненно ответила она и я умчалась в свою спальню, чтобы вновь спрятаться там. Но в комнате меня ожидал сюрприз. Моя наглая сводная сестра рыскала по шкафам в поисках непонятно чего. Кровь забурлила в жилах. Злость накрыла с головой. — Ты что здесь рыщешь?! — Воскликнула я и оставила стакан с соком на столике рядом с дверью. — Ищу наркотики или какое-то средство для убийства. Нам уже изрядно надоели твои выходки. Интересно только одно, как ты еще не сдохла! — Мразь! Я накинулась на нее. Схватила ее за горло и грубо впечатала в стену. Я больше не могла контролировать свою ярость, которую так долго хранила в себе. Накопилось и взорвалось. Все по классике жанра. Я готова была в прямом смысле испепелить ее взглядом, если бы могла. И не пожалела об этом. Ненормальная в моих руках закричала и зарыдала. — О Боже мой! — Послышался испуганный голос Марго. — Вики! Отпусти ее сейчас же! — Громко отозвался отец и оторвал меня от Джессики. Та побежала к матери вся в слезах. Две сучки с красивой игрой! Я подставлена. Отец изрядно сильно тряхнул меня за плечи. — Ты что вытворяешь?! — Громким басом заорал он, будто я намеревалась убить эту малолетнюю стерву. — Защищаю свою территорию! Хватит им лезть ко мне! — Прекрати! Тебе все пытаются помочь, Вики. Почему ты не принимаешь нашу помощь? Я терпел, Вики. Но твои действия становятся ужаснее с каждым днем. Я защищал тебя от психиатрических клиник, но пора думаю тебе посетить одну, если тебе ненавистно наше внимание! — Папа! — Улучшений ноль. Лишь желание всем натравить в душу! Он грубо отпустил меня и я, не сохранив равновесия, упала на постель. Папа быстро покинул комнату, а Марго сначала победно усмехнулась, а только потом увела свою дочь, закрывая за собой дверь. Я схватила с прикроватной тумбочки свечу в стакане и с утробным криком бросила его в дверь. Стакан разбился вдребезги, как и воск в нем. На отца я даже не злюсь. Меня бесит то, что он поддался манипуляциям двух коварных женщин. Тяжело дыша, я пялилась в пол и сжимала в кулаках простыни. Сжимала зубы и качалась вперед-назад. А может это приятный выход со светом в конце? Что плохого будет, если в клинике я покажу себя с хорошей стороны? Меня там будут любить и не станут навязчиво лезть. Я найду покой. Если это будет Швейцария, то думаю вовсе идеально. Но есть один нюанс: Я не могу там так часто пытаться покончить собой. Там уж точно примут жесткие меры. Черт! Но и тут я найду выход до отъезда. Я должна видеть его.