Он рушил все словами равнодушно, А она продолжала верить и любить. Быть может он считал ее игрушкой, Но она не может разлюбить.
Вики
Будильник с противным и сильным звуком звенит прямо над ухом. Сначала я хмурюсь и пытаюсь в слепую найти этот злосчастный аппарат, который изводит мои уши, но благополучно опрокидываю его рукой на пол, и он уже звенит где-то внизу. Я раздраженно мычу и отлипаю сонные глаза, в которые тут же врезаются яркие солнечные лучи. Теперь не только мои уши пребывают в Аду, но и глаза. Я тру их пальцами, чтобы отогнать сон и окончательно отлепить их. Сажусь на постель, простонав от напряжения и легкой боли в спине. Нагибаюсь и поднимаю будильник, который все еще противно трезвонит у моих ног. Выключив изводящее мозг приспособление, я наконец выключаю его и аккуратно ставлю назад на тумбочку. Я бы хотела лечь обратно и полежать немного, нежась в хлопковом царстве простыней, но боль в спине быстро отрезвляет меня и окончательно отгоняет остатки сна. По привычке я пыталась упасть на спину, но крылья, все еще приносящие дискомфорт, напряжение и боль, не позволили мне это сделать. Они за моей спиной будто каменные и доставляют только невыносимую тяжесть. В голову будто песка насыпали. Я мало что соображаю и будто на мгновение я сижу с амнезией. Но, как ни странно, в душе мне легко. Будто стена из льда трескается под гнетом теплых солнечных лучей в моей душе. Под такими же, какие вторгаются в нашу с Алей комнату. Я ненадолго закрываю глаза, ловлю на лице теплые лучи и улыбаюсь. Вдыхаю и выдыхаю воздух. В нашей комнате пахнет мандарином и белым шоколадом. Мне кажется, моя душа адаптировалась и хочет действительно покоя, которого так ждала. Единственное, что меня терзает, это загадка с нашей смертью и странное появление здесь. В голове мелькают мысли об отце и о том, как он сейчас там. В каком состоянии? Но все это обыденное и давит на грудь и виски, причиняя дикую головную боль, не так сильно, как терзающая больная любовь к самому Дьяволу. Я осматриваю комнату. Аля спит на животе. Ее голова спрятана под многочисленными маленькими подушками, а тонкая бледная рука свисает. — Аля, — сонным голосом зову я ее, решаясь разбудить. И как она только не смогла услышать будильник? Возродится война, а она этого не услышит и проснется только тогда, когда все закончится, словно потерянная удивляясь разрухе вокруг. Она не отзывается. Я пожала плечами. Тогда первая пойду в душ и умоюсь. А пока пусть наслаждается сладким утренним сном, поскольку я подготовила в голове коварный план по ее пробуждению. Я ловко поднимаюсь с постели и на носочках передвигаюсь в ванную комнату. Махровый халат, который на мне, весь скомкался и оголяет мои худые плечи. Я снимаю с ладоней повязки и вижу заметные улучшения. Решаю больше сегодня не завязывать их. Просто помажу мазью. Я умываюсь и делаю прическу. Здесь неплохие принадлежности для красоты. Все продумано до мельчайших подробностей. Завиваю кудри и пальцами расчесываю волосы, чтобы они стали еще пышнее. Улыбаюсь своему отражению и покидаю комнату, но перед этим набираю в ковш ледяной воды и направляюсь к постели Али. Она все так же безмятежно спит. Я поджимаю губы, сдерживая смех. Высовываю язык и медленно начинаю наклонять ковш. Вода переливается к стенке сосуда, затем выливается через край и льется на лицо Али. Она пискляво орет и вскакивает. Запутавшись в одеяле, она еще в панике не сохраняет равновесия и сваливается на пол всем телом. Я откидываю голову назад и смеюсь как невменяемая во весь голос. — Ты дура?! — кричит она и вытирает лицо ладонями. — Нельзя так будить! Это стресс для организма! — Я удивлена, как ты не получила стресс от этого будильника, — смеясь говорю я и вытираю пальцем подступившие от напряжения слезы под глазами, медленно успокаиваясь. Аля поднимается с пола и кидает одеяло на постель. Укоризненно смотрит на меня некоторое время, а после зевает и подтягивается на носочках. — На самом деле, так вчера устала, что спала как убитая, — зевая говорит она. — Просто признай, что ты любишь поспать. В этом ничего постыдного нет, — уверяю я. — Какая ты все-таки, — язвит Аля цокая языком. — Уже на занятия пора? — с грустью спрашивает она. — Да, — я смотрю на часы, — через сорок минут нам бежать в… — я останавливаю речь и иду спиной к письменному столу, чтобы посмотреть на расписание. — На первый этаж в кабинет «Законы Библии». Так и предмет называется. Ведет некий Фе́нцио… Фенцио́? — Я ставлю ударение то на «е», но на «о», так и не поняв, как правильно. — Фу, — морщит нос Аля, — как по мне, предмет звучит отвратительно. Нудятина, сто процентов. — Ты забыла уже как это учиться в школе? — Ну, честно говоря, остались ужасные воспоминания, которые я стараюсь не вспоминать. Все в школе — это полнейший нуд и бред. Вот в жизни мне вообще этот сраный дискриминант не понадобился. — Тебе может и нет, а вот другим — возможно. Нам дают азы. А потом уже сами решаем, какие азы лучше всего расширить. Аля с недовольством смотрит на меня, скрестив руки на груди. — Ты точно будешь зубрилой, — твердо выставляет она свой вердикт. — Я полюблю здесь лишь те предметы, которые будут связаны с тем, чем я интересовалась на земле. Наверняка они будут, — в ее голосе слышится воодушевление. — Давай ты пойдешь умываться? И так в центре внимания. Еще опаздывать осталось. Комбо просто. Аля беспрекословно направляется в ванную комнату и за дверью в скором времени журчит вода. Я тем временем подхожу к шкафу и открываю деревянные дверцы. Многочисленные пустые вешалки и две вешалки с одеждой. Я достаю их и скептически осматриваю. Непроизвольно раскрываю рот. Але это точно не понравится. В дверь стучат, и она открывается. Голову просовывает Мора и улыбается. Я отвечаю на ее улыбку и кидаю одежду на постель Али, иду в ее направлении. — Привет, Мора, — первой здороваюсь я и обнимаю ее маленькую фигуру. — П…привет, — робко отвечает она. Я хмурюсь, не понимаю ее подобного поведения. Ее глаза бегают по помещению и стараюсь разглядеть мои крылья. Как только Мора чувствует, что задерживает свой взгляд на них долго, будто думает, что это неприлично и снова отдергивает взгляд. Она напряжена. Ее руки сжимают маленькую косметичку. Я улыбаюсь и хмыкаю. Поворачиваюсь к ней спиной. — Можешь потрогать. Такие же, как и твои. Подумаешь, окрас другой. — Именно окрас и носит большую роль, — тихо говорит Мора, и я чувствую ее тонкие и холодные пальцы на своих перьях. На своих перьях. Звучит так странно и смешно одновременно. Я снова поворачиваюсь к ней лицом и беру ее за плечи. Смотрю прямо в ее большие серые глаза и улыбаюсь. — Так или иначе ты не должна бояться меня или стесняться. Хорошо? Мора весело кивает, и я с облегчением ее отпускаю. Вода за дверью ванной комнаты стихает и через несколько секунд выходит Аля. — О, привет, малая, — поздоровалась она, закрывая за собой дверь. — М-м-м, это что? Временные шмотки? Я поджимаю губы и смыкаю пальцы в замок перед собой. Аля поднимает одежду и хмурится, разглядывая ее. — Это что? — недоумевает она, беря в руки и вторую вешалку с нескрываемым презрением. — Это школьная форма, — подсказывает Мора. Я вернула на нее свой взор и еще раз осмотрела ее внешний вид. Облегающая черная юбка с волнами, доходящая до середины бедер. Черные колготки. Белая блузка с галстуком, чередующий черный, синий и серый цвета. Черный пиджак внешне и синий внутренне. Кажется, он двусторонний и его можно носить, как угодно. Под настроение. У нас с Алей точно такие же, пахнущие свежестью. Одежда жесткая на ощупь, поскольку совсем новая. — За что? — тихо произнесла Аля, все еще рассматривая форму. — За что я так разгневала этого так называемого Бога, что я должна носить это? — Кажется, к моей подруге медленно доходит истерика. — Да ладно, — осмелилась я успокоить ее. — Не такая плохая форма. Аля медленно поворачивает ко мне голову и давится собственным истерическим смешком. В ее глазах неподдельный ужас. Она действительно не в восторге от формы. — Ты издеваешься? — пищит она. — Вот это самое худшее недоразумение. — Она трясет вешалки с формой перед собой. — Я уже пережила подобную форму. Опять? — Ты слишком сильно драматизируешь, — невинно говорит Мора и улыбается. — Будем теперь ходить все одинаковые. Как девочки-припевочки, — Аля морщит нос и кидает одежду на постель, скрещивая руки на груди. — Только на занятиях, — успокаивает ее Мора. — Они длятся до шестнадцати часов. После можешь ходить в чем хочешь. Конечно же, не переходя за грань, — робко предупреждает Мора. — В выходные вообще можно кинуть в шкаф. Аля вздыхает и воет. — Ладно. Делать же нечего, — сдается моя подруга и снова вздыхает, берет в руку вешалку. — Я тут вам косметику принесла, — сообщает Мора. — Вы же еще не спускались за необходимым. Подумала, понадобится. — Какая же ты хорошенькая и находчивая, моя дорогая! — радуется Аля и бежит к Море, обнимает ее. Девушка тонет в ее удушающих объятиях. — Если бы я услышала, что нет косметики, то никуда бы не пошла, — говорит Аля, когда уходит к своей кровати и снимает халат. — Так бы тебе и позволили, — усмехаюсь я. Беру с благодарностью у Моры косметичку и иду к зеркалу со столиком, чтобы нанести макияж и оживить лицо. Хотя, оно и без косметики неплохо выглядит, но душа требует больше красоты. Будто так я смогу разогнать всю тьму от себя, которая тяжелыми грозовыми тучами нависла надо мной и давит. Пытается раздавить вовсе. Я наношу немного тонального крема под глаза и прячу синяки. Ловко делаю тонкие ровные стрелки, добавляя образу дерзости. Подкрашиваю ресницы и удлиняю их. Нахожу нежно-розовую помаду и немного наношу этот невинный цвет на губы. Я смотрю на свое отражение и невольно улыбаюсь. Поправляю укладку и в это время ко мне подходит Аля. Она лучезарно улыбается и смотрит на меня в зеркале. Ее руки ложатся на мои плечи. — Ты выглядишь намного лучше, Вики, — говорит она. — Когда я впервые увидела тебя в центре, думала, смерть спустилась с небес. — Спасибо за честность, — усмехаюсь я. — Но кое-чего не хватает. Аля подходит к столу и рыщет что-то в косметичке. С победной улыбкой через несколько секунд она достает из нее румяны и открывает их. — Это последний штрих, — и наносит мне пальцами немного румян, массируя впалые щеки. — Не смей больше так губить себя, — шепчет Аля и улыбается. В ее глазах сожаление, и они становятся стеклянными. Будто Аля вот-вот заплачет. Я сжимаю ее руку в своей и тоже ей улыбаюсь с благодарностью. Аля настоящая подруга. Искренняя. С широкой душой. Она как Лилит и Мими, по которым я, признаю, скучаю. С друзьями мне везет, а вот со всем остальным — нет. Но так всегда бывает. Именно в тяжелые времена мы находим верных друзей, и благодаря им медленно обретаем душевный покой. Они будто просвет и веревка, за которую мы цепляемся, когда падаем в пропасть. И лишь нам самим решать, отпускать эту веревку, или держаться до последнего. Пока не выберешься. Пока Аля творит красоту на своем лице, Мора помогает мне заправить постели. Я надеваю на себя форму и, стоя перед большим зеркалом, ловлю себя на том, что она чертовски здорово сидит на мне и очень подходит. Я заправляю прядку кудрявых волос за ухо и широко улыбаюсь своему отражению. Мне определенно нравится. Давно я не была такой…такой… Моя улыбка медленно сползает с лица, когда я пытаюсь подобрать нужное слово. Снова смотрю на себя. Нет больше черноты под глазами. Лишь полопавшие капилляры. Нет синяков и укусов. Нет отпечатков его пальцев на моей шее и во всем теле. Лишь худоба и впалые щеки говорят о моем прошлом состоянии на грани нервного срыва. Я была как марионетка, которой вертели как хотели. Манипулировали. Подчиняли. Уничтожали. Стирали все принципы и моральные устои. Была удобной куклой, которая не умела бороться и держать стальную планку. И я понимаю. Я давно не была такой живой. И я снова улыбаюсь. Мы идем по школьным коридорам и не можем не восхищаться с Алей. Мора уже достаточно давно здесь, и она привыкла. Девушка ведет нас по роскошным и просто огромным коридорам, в которых кипит жизнь когда-то называющих себя людьми Непризнанных. Конечно, все внимание на нас с Алей. Мы просто не можем этого не заметить. Многочисленные и пристальные взгляды такие тяжелые, что хочется прогнуться. Но мы с Алей твердо держимся и идем уверенной походкой. Это первый день. Это лишь первый день. Всем любопытно. Так только сегодня. Я повторяю одно и тоже у себя в голове как мантру, успокаивая себя и заставляя больше не чувствовать на себе эти наглые и внимательные взоры. Это сложно, но постараться стоит. Лучше игнорировать. — Слушай, Мора, — обращается к ней Аля, прижимая к груди книгу Библии. — Ты считаешься и нашим гидом ближайшие несколько дней. Ответь. — Да, Аля, спрашивай, — любезно принимает ее любопытство девушка. — Непризнанных много, да? — она оглядывается по сторонам. — Всего насчитывается сто семьдесят один вместе с вами. Мисселина говорит, что так каждый сбор. — Но, а если бы нас не было? — Было бы сто шестьдесят девять. Аарин и Мисселина сами не поняли, как это получилось. Но ангелам это не нравилось. Но все же свыклись. — Почему? — продолжаю любопытствовать и я. Мора улыбается и так же, как и мы прижимает к груди массивную книгу. Мы внезапно сворачиваем направо, что чуть не сталкиваемся. Да, нам действительно нужен с Алей гид. Сами мы потеряемся в этой огромной школе за считанные минуты. Из-за огромных стен кажешься таракашкой, и паника подкрадывается словно хищник, затуманивая разум. — Это любимые числа ангелов. В цифре плотно переплетается энергетика чисел 1, 7. Они с удвоенной силой воздействуют на человека. Дают энергию для новых свершений. Цифра 1 — это отправная точка, число благословляет на любые начинания. Цифра 7 — духовность и внутренний мир. Благодаря семерке, белокрылый посланник света воздействует на наше подсознание и укрепляет существующую связь. Наша интуиция подскажет, в каком направлении двигаться дальше, — разъясняет Мора. — Вот это да, — восхищается Аля. — Как все продумано. — Мы пришли, — предупреждает Мора и входит в класс, дубовая дверь которого открыта, как бы созывая своих учеников. Как только мы с Алей входим, голоса в классе утихают. Мое внимание привлекли девушки, сидящие на столе, откровенно показывая всем что у них под юбками, оборачиваются и смотрят на нас неотрывно. Рассматривают с ног до головы и будто оценивают. Я врезаюсь взглядом в девушку с блондинистыми волнистыми волосами. Она рассматривает теперь лишь меня своими серыми глазами. Девушка довольно красивая. У нее тонкое аристократичное лицо с ровным и вздернутым носом, пухлыми губами. Взгляд такой, будто она всегда знает себе цену. И оценивает она себя довольно высоко. На лице нежный макияж, а острые скулы сверкают от излишне использованного хайлайтера. У девушки прекрасная фигура, длинные худые ноги. Она вся воплощение привлекательности. Просто кукла Барби в хорошем смысле этого слова. Идеальна. Без изъянов. Но вот какова ее душа? — Так вот кто забрал у нас популярность? — хихикает темноволосая девушка с зелеными глазами и все еще рассматривает нас, будто мы с Алей какой-то экспонат. — Точнее мы поделились своей популярностью, — подытожила третья с каштановыми волосами, которые заплетены в две косички. Они доходят до самых ее бедер. — Мы можем сдружиться, девочки. — Она слезает со стола и делает три шага вперед к нам. — Я Агнесса. — Я Вероника, — представляется следом темноволосая. Со стола слезает блондинка и поправляет юбку. Да она выше меня. Я смотрю на ее ноги. Каблуки сантиметров десять. — Роза, — говорит она свое имя. — Вики. Очень приятно. Я смотрю на свою подругу. Ее молчание затянулось. Она с поднятыми бровями смотрела на наших новых знакомых, а в глазах играли искры нескрытное презрение. Они ей никак не понравились. Как и мне в принципе. Даже на небесной школе найдешь главных сучек-школы, которые забирают всю власть себе и всем заведуют. — Это Алевтина, — говорю я ее имя за нее. — Будем знакомы, — говорит Роза своим нежным голосом. — Если что, можете всегда обращаться к нам, — с улыбкой говорит Вероника. Но я слышу наигранность и фальшь. Мы не понравились им, они — нам. Я натянуто улыбаюсь. — Спасибо, в гиде не нуждаемся. В экскурсоводах тоже, — цедит Аля. Я беру ее за локоть и тяну в глубь класса. На спине чувствую взгляды этих девушек, и они просто обжигают. Конечно, мы им не понравились, ведь внимание от их красоты выдернуто. — И почему мы не прошли мимо этих накрашенных кукол? — шипит Аля. — Девочки, вы можете сесть сюда, — подсказывает Мора и сажает нас за предпоследнюю парту рядом с окном. Сама девушка сидит перед нами. Аля уступает мне место прямо рядом с окном. Оно просто огромное и занимает всю стену. От одного конца до другого. От потолка и до самого пола. — Мы больше не будем с ними разговаривать. Даже словом, — не отстает Аля и я просто киваю. — Мора, а как тут со структурой? Ты говорила, что нас сто семьдесят один, но все же в один класс не влезут, — любопытствует Аля. — Ну, считай это как в университете, когда собирается три группы. Занятия чередуются, — поясняет Мора. — Они все еще бросают на нас взгляды, — возмущается Аля. — Не обращай на них внимания, — спокойно говорю я и в это время дверь громко захлопывается. Я еле заметно вздрагиваю. Все ученики торопливо занимают свои места. В класс входит ангел с белыми крыльями. На нем белое длинное одеяние. Седые длинные волосы. Он приближается к столу учителя и громко бросает на него какую-то папку. Он стоит и рассматривает каждого из нас. — Видимо, это наши новенькие? — доносится его басистый голос. — Вики и Аля. — Его губы кривятся в улыбке. Он совершенно не умеет улыбаться. Его так называемая улыбка лишь отталкивает. Какой-то злобный оскал. — Мое имя Фе́нцио. — Отлично. Ударение на «е». Ангел садится на свое место и закрывает в замок свои пальцы. Его взор метается по классу, но то и дело задерживается на нас с Алей. — Он меня пугает, — шепчет мне подруга в ухо и ее тело подрагивает. — Странный, согласна, — соглашаюсь я также тихим шепотом. — Начнем урок, — наконец оживает он и громогласно заявляет. — Открывайте Библию на странице сто тридцать три. Все вокруг зашуршали своими книгами. Я открываю массивную книгу с древними страницами, мягкими на ощупь и быстро нахожу нужную страницу. Переворачиваю их бережно, боясь порвать невзначай. На нужной странице я вижу заголовок «Первая заповедь», окруженный закорючками. Признаться, честно, я не знаю их наизусть. После смерти мамы мы с папой довольно часто ходили в храм. Я знаю пару правил и молитв, но я далека от религии. Я смотрю на открытую книгу и вижу нарисованного ангела. Она опускает голову и глаза, а руки прижимает к груди. Она опечалена. Я читаю про себя первый завет Господа и понимаю, что она опечалена тем, что Бога сейчас мало кто ценит и вообще верит в него. Этому есть логическое объяснение — Бог незрим, он не дает о себе знать. Многие люди не верят даже в мечты, что говорить о неизвестном никому Боге? — Вики Уокер, — доносится до меня бас учителя, и я вздрагиваю, поднимаю глаза. — Прочитай нам первый завет. Я осматриваю класс. Мое сердце бешено заколотилось. Я прочистила горло и положила указательный палец на буквы, которые строят завет. — Я Господь, Бог твой; да не будет у тебя других богов пред лицем Моим. Гробовая тишина. — Назови мне грехи против первой заповеди, — не отстает от меня ангел. — Какие знаешь, — по-доброму уже добавляет он, войдя в мое человеческое положение. — Эм… — я облизываю губы. — Атеизм в первую очередь. Язычество, состояние в секте, отречение от веры, маловерие, — перечисляю я известные моим мозгам и замолкаю. — Кто растолкует мне своими словами этот завет? — быстро отстает от меня ангел, не прокомментировав мой ответ. — Аля? Моя подруга, сидящая рядом вздрагивает. Он спрашивает лишь нас, потому что мы новенькие и на нас можно отыграться? Видимо, всех остальных за две недели успел замучить и выжить соки. — Для нас Бог может быть только один, и не может быть иных богов, — коротко отвечает Аля и хрустит пальцами. — Все верно говорите. Это радует. Но мне хотелось бы добавить к грехам. — Ангел поднимается со своего места и встает между вторым и третьим рядом наших парт. — Надежда на свои силы и на людей больше, чем на Бога. Этот грех также связан с маловерием, — громко говорит учитель. Я хмурю брови от услышанного. — Бог — источник всех благ, и человек должен стремиться к Нему, ибо только в Боге он получает жизнь. — Простите, — перебиваю я его и поднимаю руку. Ангел вздыхает и молча кивает. Дает понять, что можно говорить. — То есть мы должны верить в силы Бога больше, чем в свои? Мы должны надеется на него, нежели на себя? — уточняю я. — Разумеется, — отчеканивает ангел. — Но…как же? Как мы можем надеется на Бога, когда сами в своих силах можем справится со своими проблемами. Разве это делает Бог? — Бог твой Творец. Твой Создатель, — чуть раздраженно уже говорит ангел, а все взгляды уже давно направлены на нас. Спор всех заинтересовал. Я на пару секунд опускаю глаза. Знал бы ты, кто мой Создатель. — Ты сейчас наглядно демонстрируешь всем данный грех. — Я просто не могу понять, — тихо начинаю я. — Почему тогда мы не получаем помощи, когда так сильно надеемся на Него? Допустим, девушка или парень хочет поступить в университет мечты. Верит в помощь Бога. Но не поступает. Вера в него опять угасает. Одна свеча в душе за покой Богу потухает. Тогда как продолжать верить в Него? — Нам необходимо все наши поступки и действия сообразовывать с волей Божией: будут они угодны Богу или нет. Судьба каждого человека расписана. — Тогда я не вижу смысла в этом грехе. Ангел хмурит свои седые брови. На лбу добавляются еще морщины. — То есть ты хочешь сказать, что не нуждаешься в силах Бога? — твердо спрашивает он. — Нет, я хочу сказать, что не хочу его обременять своими проблемами. Аля поворачивает ко мне голову и улыбается. Мора смотрит на меня с легким ужасом. Все в кабинете в легком шоке. Неужели никто не вступает с учителями в спор? Только я совершенно спокойна и отвечаю на пристальный взгляд учителя таким же пристальным своим. Я чувствую себя уверенной. Я права. Ангел молча разворачивается и снова садится на свой стул. Только уже яростнее. Черты его лица стали острее и жестче. — Ну просто уважаю, подруга, — шепчет Аля и я еле уловимо улыбаюсь ей. Учитель Фенцио еще что-то рассказывает, но я уже не слушаю. Пропускаю все мимо ушей, снова погрязнув в своих внутренних рассуждениях. Я подпираю подбородок своей рукой и смотрю мечтательно в окно. Помечтать не получается, поскольку в нескольких метрах от окна, я вижу две знакомы фигуры. Люцифер и Рафаэль. Они стоят под палящими лучами солнца. И Дьявол тоже? Невероятно. Оказывается, его совсем не пугает свет, если так часто поднимается сюда. Я бы не хотела видеть его каждый день и по несколько раз в день. Это невыносимо. Ведь мое сердце снова колотится как ненормальное. Как израненный птенец, который пытается взлететь. Я. Не. Хочу. Его. Видеть. Каждое слово с уверенностью отчеканивается в моей голове. Я действительно устала лицезреть его. Даже сердце прячется и закрывается от него. Ему тоже больно. Лицезреть Дьявола и не сметь касаться — наивысшая пытка для моего сердца. Я просто хочу, чтобы моя душа обрела покой и там снова невидимым теплым ветром хозяйничал лишь свет. Где же ты, Отец Всемогущий? Почему не помогаешь? Я ведь так надеюсь на тебя. Или в моей судьбе прописано так, что я обречена на эти пытки вечно? Твоя душа была продана Дьяволу. Он ее сжег до тла. О каком спасении ты вообще твердишь, глупая? Я отдаленно слышу давно забытый голос внутри себя. Он твердый и жестокий. Я не узнаю его. Я не замечаю, как учитель Фенцио заканчивает урок и все разговорились. — До следующей встречи. — Он смотрит на меня. — Интересно послушать твои рассуждения о втором завете Господа, — оскалившись улыбается, снова как-то злорадно это выглядит, и уходит. После него остается лишь шлейф его аромата. От ангела пахнет мятой, свежестью. Я поймала себя на том, что часто принюхиваюсь к запахам и анализирую их. Я начинаю скучать по хобби. — Никто еще так не спорил с Фенцио, — поворачивается к нам Мора. — Да вообще никак, и никто не спорил. — Его злобный вид конечно отталкивает, — говорит Аля съежившись и закрывает Библию. — Просто… — начинаю я, снова посмотрев в окно, но там уже никого не было. — Когда ты многое переживаешь в своей жизни, тебе все больше хочется рассуждать о Боге. О его силе, — я снова смотрю на девочек. Аля смотрит на меня с сожалением, как и Мора. Правда в ее глазах есть еще блеск непонимания. Девушка не знает о некой части моей жизни, которая является ведущей и самой запоминающейся в целом. Думаю, когда-нибудь я и ей расскажу свою историю. Когда девушка станет сильнее духом. Я вижу, — она слаба. Я кое-что поняла, обитая в Аду. Чтобы стать сильным, нужно пройти через муки, страдания и боль. Возможно, есть еще что-то, но я не знаю. Я окрепла только благодаря этим качествам, которые терзают сердце и, оно остается израненным уже навсегда. Я не хочу для Моры такого. Возможно, она найдет другой путь, чтобы стать сильнее. Но внутренний уже жестокий, не жалеющий чувств, голос, подсказывает мне, ядовито шепча, что стать сильным по-другому невозможно. Я слышу звонкий смех со стороны и резко поворачиваю голову. Общающиеся Мора и Аля тоже смотрят на источник звука. Это та самая троица. Они беседуют и громко смеются. — Вот курицы, — шипит Аля и я усмехаюсь. — Уверена, что тебе дорога в Ад, Розочка? — смеясь спрашивает Виктория свою подругу, и та коварно улыбается. — Уверена. Разве Дьявол откажется забрать к себе такую красотку? — она показывает на себя. Мы с девочками уже прислушиваемся к разговору. И конечно, по классике жанра, если я слышу имя Люцифера или его статус с уст другой девушки, меня одолевает жгучая ревность. Я не осознаю, как сжимаю свои кулаки и впиваюсь в старые раны, которые только начали заживать. — Интересно, кем ты будешь в Аду? Какой пост занимать? — Личной шлюшки Дьявола. Какую еще, когда она намекает на свою мордашку, — ее подруги в голос смеются. Аля скривила лицо в омерзении к этим девушкам. Это клеймо было моим. И даже его я хочу отобрать из уст этих омерзительных мне девушек. — Дуры. — Она скривила лицо, затем изящно убрала волнистые волосы за спину. — Ничего вы не понимайте. Мне не нужен этот жалкий статус. Я пойду гораздо выше, — коварно улыбается она. — Такому красивому королю нужна красивая королева. Я давлюсь собственным несдержанным смехом. Конечно же, они это слышат и смотрят на меня. — Что тебя развеселило, милая? — тонким голосом спрашивает Вероника. — Рассуждения о Дьяволе, — говорю я уверенным тоном. Блондинка вскинула бровь и уже сверлила меня недовольным взглядом. — Я смотрю ты все знаешь, — начинает она мутить воду. — Но мне на хрен не сдались твои знания, дорогая, — хлопает она глазами. — Мне жаль тебя, Роза. — Что? — переспрашивает она и хмурится, будто услышала самое унижающее оскорбление. — Без этих знаний об этом мире, без здравых рассуждений, ты живешь в ванильном мире и нежишься на своем мягком облачке. Но выйди ты из своего мира, уверенная в том, что знаешь его и его жителей, — ты свалишься в пропасть. Пролетишь бесконечное расстояние, а когда тебя сломают окончательно, упадешь в грязь лицом. Мой совет — сиди на своем облачке. Она что-то хотела сказать, но зашла Мисселина с лучезарной улыбкой и оборвала ее. Но я уже предчувствовала, что она сказала бы: «Да мне плевать на твои советы». На большее она не способна. — Это ревность в тебе так закипела? — шепчет Аля и продвигается ближе к столу. — Нет, — вру я. — Меня еще бесят их розовые мозги со сладким дымом вокруг. — С этим согласна. — Здравствуйте, дети. Пожалуйста, достаньте свои книги из парт, и мы начнем наш урок. Мы с Алей немного нагибаемся и достаем книги. Такие же толстенные. На твердом переплете название предмета «Философия ангелов». — Надеюсь будет «Философия демонов» — шепчет Аля. Я тихо усмехаюсь. Я поняла уже на какую сторону тянет мою подругу. А вот про себя умолачиваю. Ведь места мне как обычно нигде не найти. И мне просто страшно рассуждать на эту тему, поскольку снова натыкаюсь на холодную пропасть. На пугающую темноту. Я не вижу своего будущего. — Сегодня поговорим о свободе. — Мое сердце ликует. Ведь это моя любимая тема. — Откройте страницу шестьсот семьдесят восемь. Страницы этой книги плотные и я быстро листаю до нужной страницы. — Свобода — не вседозволенность, а право выбора: человек может сделать неправильный выбор и очень сильно пострадать. Вы согласны со мной? Все кивают. Но я пока лишь слушаю. Тема свободы для меня очень щепетильна. — Господь дает нам большую свободу, но в то же время предупреждает об опасностях на жизненном пути. Если человек игнорирует духовные законы, живет как хочет, не считаясь ни с нравственными нормами, ни с окружающими его людьми, он теряет свою свободу, повреждает свою душу и наносит большой вред себе и окружающим. Да? — кто-то поднимает руку. — А что если нам прививают некую свободу? — спрашивает какой-то парень с белоснежными волосами. — Это иллюзия, — улыбается Мисселина. — Тогда мы не живем своей жизнью. Я поднимаю руку, и улыбка Мисселины становится шире. Ей приятно, что новенькие быстро входят в курс и проявляют себя, не стесняются. — Да, Вики? Я не знаю с чего начать. И главное, как сделать так, чтобы никто не заподозрил, что речь на самом деле обо мне. — Вы сказали, что Господь дает нам большую свободу. А если ее отбирают? — Это ужасное преступление, — хмурит свои маленькие брови Мисселина. — Да, я тоже так считаю. Ну, а что если тот, у кого отобрали свободу, нужную для этого человека, которой он привык, его свободу, которой он дышал, и этот человек пытается вернуть свою свободу, забывая совершенно обо всех нравственных нормах, переставая считаться с окружающими, это считается преступлением? Ведь ему старались привить иную свободу. Иллюзорную, как Вы сказали. — Мне жаль, но бывают и такие случаи. И здесь нет выхода, — с сожалением сообщает учитель. — Отчаянно ища свободу, человек все равно теряет ее и себя. — То есть, — мой голос уже дрожал, — душа этого человека потеряна? — я прикусываю губу. — Мне жаль, но да. Свобода — это очень хрупкая Вселенная. Ее легко можно разломать. А если разломать свободу, которая соблюдала правилам, души обоих потеряны: того, кто осмелился украсть свободу и прививать другую, и того, кто позволил этому случится, а потом решил жестоким образом вернуть ее. Но свою свободу уже не склеить ничем. Да, позволила. Ведь Дьяволу невозможно противостоять. И мне все равно нет оправдания. — Вы хотите сказать, что стоило сдаться и жить с той свободой, которую привили? — Часто случается так, что свобода, которую привили, нравится больше, чем своя когда-то. И это правда. Я опускаю глаза и Мисселина продолжает говорить. Аля гладит меня по руке и сжимает ее. …повреждает свою душу и наносит большой вред себе и окружающим. Я просто пыталась вернуть свою свободу и вот что из этого вышло. Моя душа тонет в лаве, и я страдаю. Люцифер тонет во тьме и страдает. И теперь такой вопрос: Любовь или свобода? Это самый легкий вопрос во всем свете. Человек, не знающий ничего о любви — не ответит на этот вопрос. Он так и не поймет, пока не рискнет, что любовь — это тоже свобода. Вопрос может звучать еще так: Свобода «для» или свобода «себе»? Здесь уже свобода «себе» звучит очень эгоистично, а свобода «для» — пугающе. Зарождается сомнение. Учитель заканчивает свой урок. Мора сказала, что сегодня короткий день и этот урок последний. Аля ликует. Пока все медленно покидали класс, я подошла к Мисселине, которая рассматривала какие-то тонкие книги. Как только я подошла к ее столу, она посмотрела на меня и улыбнулась. — Вики? Ты что-то хотела? — добродушно спрашивает она. — Да, — робко отвечаю я и прикусываю нижнюю губу, не зная, как озвучить свой вопрос. — Хочу уточнить. Фенцио сказал нам сегодня, что судьба каждого человека уже написана. — Совершенно верно, — кивает Мисселина. — Огонь, в день нашего с Алей испытания, сказал мне, что я не должна быть здесь. Значит ли это, что судьбу можно изменить? — Над этим лишь властен сам Господь, — с сожалением отвечает она и встает со стула, гладит меня по предплечью. — А вмешаться в судьбу человека может любой? — Ну, человек человеку не может поменять судьбу. — Значит, только высшие могут? Они могут вмешаться в нашу судьбу и заставить Бога изменить ее кардинально? — Тот, кто это делает, считает себя очень высокомерным и не видит перед собой преград. Но да, ты верно мыслишь, милая, — подтверждает Мисселина. — Значит нас с Алей убил кто-то из высших? Глаза Мисселины округляются. Кажется, она лишь сейчас поняла, зачем я задаю все эти вопросы. — Кто? — не отстаю я и ударяю Мисселину в лоб этим вопросом. — Прошу тебя, Вики, тише, — шепчет ангел. — Тебе нельзя расследовать свою смерть. — Мисселина, я с ума сойду. Если бы я появилась здесь заблаговременно и мне не говорили, что я не должна быть здесь, — я бы еще молчала. Мисселина, пожалуйста, — молю я. — Милая, я не знаю. Никто не знает. Знают лишь то, что вы действительно здесь по прихоти кого-то высшего. Поскольку никто больше не властен менять человеческую судьбу. Аля должна была стать Непризнанной, но не в этом сборе. Я смотрю на свою подругу, которая общается с небольшим количеством Непризнанных. Из-за меня оборвалась ее жизнь, но Аля даже не расстроится этому и не станет меня винить. Здесь ей куда лучше. Я это вижу насквозь. — Спасибо, — тихо говорю я и собираюсь уходить. — Вики, — останавливает меня Мисселина. — Не лезь, прошу тебя. Я поджимаю губы и нехотя киваю, чтобы успокоить ангела. Она облегченно вздыхает и кивает мне. Я выхожу из класса. Не думаю, что я смогу сидеть просто так. Кому-то понадобилась моя смерть. Кому-то из высших. А это значит лишь одно, что я никому здесь не должна доверять и раскрываться. Не знаю, какую роль я буду нести, но я чувствую, что уже сама властна над своей судьбой, и я ни перед кем не обязана отчитываться. Мы с Алей и Морой идем в сад. По дороге говорим о том, что нам с Алей, срочно нужно спуститься на землю. — Я могу составить вам компанию, — говорит Мора. — А как мы вообще попадем на землю? — спрашивает Аля. — Система такая, — принимается объяснять Мора. — Есть специальная комната, где открыт водоворот. Эта штука сравнима с неким порталом. Прыгаешь, — и ты уже в Венеции через пару секунд. — А люди нас увидят? — Как мы спускаемся, — нет. Наши крылья на земле исчезнут. — А чем мы покупать будем? — тут подумала Аля. — Сила мысли, — улыбается Мора. — Клево, — завороженно говорит Аля. Мы решаем отправится на землю вечером. За два часа до начала комендантского часа. — А где здесь кабинет Рафаэля? — спрашиваю я, резко сменяя тему. — Вот тут поворачиваешь налево и до конца коридора, — объясняет Мора. — Только он не частый гость в школе. — Я видела его на улице. Надеюсь, он все еще здесь. — А зачем тебе к Рафаэлю? — удивляется Аля. — Он хотел поговорить. Аля щурит глаза. Уже что-то понапридумывала в своей голове с обширной фантазий. — Увидимся позже, — говорю я девочкам и сворачиваю налево. Я иду по пустому коридору, который заметно поменялся в стиле. Белые стены с портретами, которые хранят в себе золотые рамы. Многочисленные двери. Кажется, здесь кабинеты преподавателей. Каждого лично. Поднимаю голову и вижу такой же расписанный потолок, как и во всей школе. Это очень завораживает и хочется во время хода смотреть на потолок, а не под ноги. Я слышу мужские голоса и снова смотрю вперед. Из кабинета вышли Рафаэль и Люцифер. Они что-то решают, смотря на какую-ту бумагу. Я останавливаюсь и поворачиваюсь, собираясь уходить обратно. Сейчас не лучшее время для разговоров. Максимально тихо шагаю, но меня окликают: — Вики? Мне пришлось остановится и снова развернуться всем корпусом. Мужчины смотрят на меня. Люцифер со своей привычной суровостью, а Рафаэль с нежностью. Их внешний вид просто олицетворение света и тьмы. Но в душе они вряд ли разные. Хотя я не могу сказать, что в Рафаэле вообще есть место тьме. Как и в Люцифере свету. — Ты направлялась ко мне? — с добротой спрашивает Рафаэль и я приближаюсь к ним. — Да, — отвечаю я, остановившись в пару метрах от братьев. Бросаю на Люцифера короткий взгляд и ловлю его удивление вперемешку с недовольством. — Что-то случилось? — взволнованно спрашивает Рафаэль. — Эм…нет. Просто… — я снова бросаю короткий взгляд на Люцифера. Тот просто испепеляет меня своими рубинами. Они вот-вот снова загорятся от ярости ко мне. Я не знаю, как сказать перед Люцифером, что просто пришла поболтать. — Люцифер, прекрати пугать ее своим недовольным видом, — хмурится Рафаэль и Люцифер усмехается. Я бросаю на этого наглого и бестактного Дьявола недовольный взгляд с танцующим гневом в них. Подобное его поведение добавляет мне смелости и наглости. Я не позволю себе быть нюней и слабачкой перед этим чудовищем. — Пришла за советом, — говорю я Рафаэлю, переводя на его совершенное лицо свой взгляд. — Занятия были очень насыщенными и у меня появился вопрос. — Для этого были учителя, — встревает Люцифер и я закатываю глаза. — Мне нужен высший ангел, который благосклонен к таким как я, — говорю я ему не смотря в его глаза. — Такой ангел есть, — улыбается Рафаэль. — Я рад, что ты интересуешься этим миром. Я с радостью отгоню твои сомнения и все расставлю по местам. — Мы еще не закончили, — злится Люцифер. — Ты сам рвался обратно в Ад каждую секунду, — удивляется Рафаэль. — Лучше закончить со всем сегодня, чем снова подниматься завтра. — Тебе не помешает размять крылья и получить витамин D, — улыбается Рафаэль. — Решай в таком случае свои дела завтра сам, — в гневе выплевывает Люцифер и яростными шагами уходит. Его сильная рука задевает меня, и я практически отлетаю в сторону. Мне хочется крикнуть колкость ему в след, но вспоминаю, что рядом со мной Рафаэль. — Не обращай на него внимания. Заходи, — приглашает Рафаэль и открывает мне дверь своего кабинета. Я захожу в кабинет ангела и тону в очередной красоте интерьера. Мои глаза разбегаются. Они хотят увидеть каждую деталь. Все и сразу. Высокие белые потолки. Гранитный блестящий пол. Огромный деревянный стол с вырисованными узорами рядом с окном. Оно открыто настежь, а ветер играет с легким прозрачным тюлем. Здесь довольно уютно и мило. — Проходи, — подсказывает Рафаэль и направляет меня в другой конец своего кабинета, где расположились диван с креслами и стеклянный стол. — Присаживайся. Рафаэль забирает на половину пустую бутылку со стола и убирает ее в стеллаж. Я приземляюсь на диван, который скрипит подо мной. Он очень жесткий и гладкий на ощупь. — Люцифер не может без алкоголя, — объясняет он наличие бутылки на столе, присаживаясь на кресло рядом со мной. — Хлещет без остановки. Кто бы сомневался. — Как твои дела? — спрашивает Рафаэль. — Все хорошо. Обогатилась в первый день, — улыбаюсь я, прижимая книгу к груди. — Так сильно, что в голове постоянно вопросы. — Просто любишь рассуждать и больше знать, — улыбается Рафаэль. — Будешь чай? — Чай? Рафаэль хрипло смеется и встает с места, направляется к стеллажу. — Это особый чай. Не такой, как на земле. Надеюсь, тебе понравится. Я добавляю теплое молоко, анис, кардамон, корицу, мускатный орех, мед и сам чай, — дат рецепт Рафаэль, пока готовит этот напиток. Через несколько секунд он подходит ко мне и передает изящную чашку в руки. Я с благодарностью принимаю, оставив Библию на коленях, и смотрю на жидкость в чашке. Выглядит довольно неплохо. Греет руки, которые у меня вечно холодные. Рафаэль садится на свое место и преподносит к губам чашку. Я повторяю его действия. Еле касаюсь губами края чашки и отпиваю небольшой глоток. Пока я принимаю напиток на своем языке, Рафаэль внимательно смотрит за мной, и я почему-то вся напрягаюсь. Его сапфиры будто пронзают тело насквозь. Я вскидываю брови. — Ну как? — Очень специфичный вкус для первого раза, — улыбаюсь я и снова пью немного чая. — Но очень вкусно. Насыщенный. Рафаэль улыбается и не сводит с меня своих глаз. Я боюсь смотреть им в упор и всячески избегаю долгого зрительного контакта. — О чем ты хотела спросить? — нарушает тишину Рафаэль. Я обнимаю чашку ладонями и смотрю на бежевую жидкость в ней. Пальцы слегка подрагивают. — О человеческой судьбе. Фенцио сказал, что человеческая судьба прописана с рождения. — Верно, — кивает Рафаэль. — То есть, если умирает младенец, или мать хочет сделать аборт, значит Бог так прописал? — Нет. Послушай. Рафаэль резко заинтересовался очень глубоко моим вопросом. Он поддается вперед и ставит чашку на стол. Собирает пальцы в замок. — Нет дословного писания судьбы человека. Есть части. Рождение, взросление, смерть. Это я образно. Господь не пишет о том, что в такое то время женщина совершит убийство ребенка. Поступки человека в основном зависят от него самого. — А любовь? Рафаэль резко поднимает на меня глаза. Его лицо, более заинтересованное. — Человек же когда-то встречает своего человека. За это тоже отвечает Бог? — уточняю я. Рафаэль молча кивает, продолжает смотреть на меня. — Наш отец отправляет этого человека. Любовь уже пробуждается в душе у человека. Не зря говорят: «Этот человек — моя судьба.» — тихо говорит Рафаэль. — Почему мы любим именно того, кого посылает Бог, а не другого? — тихо спрашиваю я дрожащим голосом. — Что если он причиняет боль? Рафаэль задумывается. Он сводит свои брови к переносице и хмурится. — Каждому предназначен свой мучитель, — все так же задумчиво говорит он, устремив взгляд в пол. — Значит ли это, что Бог не любит своих детей? Он ведь смеет отправлять мученика. — Вики… — Рафаэль вздыхает и облизывает свои полные губы. — Ты вводишь меня в заблуждение… — тихо признается он. Я опускаю глаза и снова смотрю на остывший чай. — Простите, — тихо говорю я. Рафаэль медленно поднимается и садится рядом со мной. Он забирает у меня чашку и ставит ее на стол рядом со своей чашкой. То же делает с Библией на моих коленях. Ангел берет мои руки в свои теплые и мое дыхание прерывается. Я снова погружаюсь в прекрасный мир. Его большие пальцы поглаживают мои запястья, и я вздрагиваю. Мир начинает рушится, когда туда влезают мрачные воспоминания о тех днях, когда я получила шрамы на них. — Откуда они? У тебя уже был мучитель? — тихо спрашивает он и я чувствую его взгляд на себе. Я же смотрю на свои руки и его, сжимающие мои. На них начали капать слезы. Я не смогла их сдержать. Но перед Рафаэлем мне не страшно лить слезы. Перед ним мне легко, и я не корю себя за это. Я не чувствую себя слабой рядом с ним в порыве таких эмоций. Его теплые большие ладони хватают меня за лицо, и он вынуждает меня посмотреть на него. Глаза ангела выдают неподдельное сожаление и даже вину. Будто он винит себя в том, что со мной случилось. Эти сапфиры завораживают. Я вижу в них то, будто там движется океан, в водах которого сверкают лучи солнца. — Прости, мне не стоило спрашивать, — шепчет он. — Просто они не дают мне покоя. Эти запястья нужно целовать и нежно сжимать даже в порыве страсти. Что он говорит? Мои глаза невольно падают на его губы. Мне становится тяжело дышать, а сердце колотится непозволительно быстро. Я теряюсь в пространстве. Ноги немеют. Рафаэль ловит мой взгляд. Я чувствую, как ангел медленно поддается вперед. Я остаюсь совершенно неподвижной. Словно каменная. Меня уносит облако. Мягкое и нежное. И, не может быть, я ловлю себя на том, что хочу поцеловать этого ангела. Впервые кого-то, помимо него. Рафаэль касается щекой моей щеки, и я закрываю глаза. Чувствую его рванное дыхание на своей шее и то, как он сильно сжимает челюсть и сглатывает. Почему он пошел вопреки своему желанию? Ведь Рафаэль тоже хотел поцеловать меня. — Почему мне кажется, что ты запретна для меня? — шепчет Рафаэль в мое ухо и мурашки покрывают мое тело. Он смотрит в мои глаза. Наши лица непозволительно близко. Я даже сглотнуть боюсь. Мое тело дрожит, но я все еще неподвижна. В его синеве потухший блеск обиды и борьбы. Я смотрю в упор им и, мне кажется, я падаю в пропасть. Сможет ли он когда-то узнать, что моя душа принадлежала Люциферу? Он так же ласково будет обращаться со мной? Выходя из класса я думала, что никому не буду доверять в этом мире, но что-то идет не так, когда я рядом с Рафаэлем. Эти чувства меня пугают. Наша эта совсем не невинная близость пугает. — Закрой глаза, — шепчет он. — Пожалуйста. Я выполняю его просьбу, совершенно не знающая, что он хочет сделать. Я не требую у него объяснений. Разве это недоверие? Через какую-то секунду я чувствую его теплые губы на своих веках и вздрагиваю. Затем замираю. Меня парализовало. Шоковая волна пронзила все мое тело. Еще никто не делал для меня подобного. Это очень нежно и трепетно. Действия Рафаэля сразили мое сердце в груди наповал. Наполнили теплом. — Я хочу быть тем, кто никогда не даст тебя в обиду, Виктория, — шепчет он снова в мое ухо. Я жмурю глаза, и новая порция слез выбирается из них. Скатываются по щекам к рукам Рафаэля, которые все еще греют мои щеки. От Люцифера меня никто не сможет огородить. А это единственная защита, в которой я нуждаюсь. Рафаэль прав, я запретна для него, поскольку на мне клеймо Люцифера и его не содрать. — Возвращайся к себе, — говорит Рафаэль хриплым голосом после того, как поцеловал меня в лоб и отстраняется. И эту его просьбу я выполняю. Молча поднимаюсь на ватные ноги и забираю Библию в руки. Смотрю на ангела. Он пребывает в задумчивости и видно, как эти раздумья терзают его душу. Я тихо покидаю его кабинет и совершенно не понимаю, как буду вести себя рядом с ним после такого момента. Рафаэль будоражит мою кровь, - это явно. Он вызывает во мне эмоции противоположные всем прошлым. Мне рядом с ним спокойно, словно находиться у берега океана и греть лицо перед лучами солнца. Рядом с Люцифером я никогда не знала в точности, что меня ждет. Рядом с ним чувствуешь, как внутри взрываются целый фейерверки. Быть с ним, это словно гулять в лесу по дорожкам и знать наперед, что можно запросто заблудиться в любом темном закоулке. Рафаэль — это нежность и трепет, это спокойное и теплое море с изученными глубинами, это знание, что ты в безопасности даже от него самого. Люцифер — это грубость и власть, это опасность, это желание обладать всем, это неугомонная одержимость, это находится перед пропастью и смотреть на бушующую лаву и думаешь, один шаг, и ты обречен. Чувства бывают разными. Я это осознала сейчас. Мои раздумья прерывают. Резко и жестоко. Во мне поселяется страх, когда позади распахивается дверь, а после меня грубо затаскивают в какое-то помещение. Я утопаю в темной комнате, где зашторены окна. Пытаюсь оглядеться, перевести дыхание, позволить сердцу успокоится, изучив пространство, окружающее меня. Но мне не дают это сделать. Большая ладонь закрывает мне рот, и я чувствую горячее дыхание на своей шее. Такое же горячее тело плотно прижимается к моей спине. Люцифер вдыхает мой аромат и рычит: — От тебя пахнет Рафаэлем! Чем вы там занимались?! Он впечатывает меня спиной в стену и снова его тело плотно прижимается к моему. Я будто вообще не дышу. Но когда беру себя в руки и привыкаю к темноте, я начинаю учащенно дышать. Его глаза горят яростью и накрыты той же тьмой. Мое обоняния вновь обострено, и я вдыхаю его запах вместе с воздухом в темном помещении. Но на нем ни капли его запаха, который словно духовное питание для меня. Я скривила лицо в омерзении, когда представила себе ужасные картины, похожие на те, что он предоставил мне лично в подвале. — От тебя пахнет какой-то шлюхой! — шиплю я в ответ. — Какое тебе дело до меня?! — Соскучился по излюбленному телу и твоим крикам, — оскалился он и я ударила его кулаками в каменную грудь, прорычав. — Пусти меня! — Если он тебя трогал, я сдеру с тебя кожу, — рычит он. — У меня идея получше. Думай об мне как о мусоре и не захочешь прикасаться! Пусти! — я брыкаюсь, но стальная хватка Люцифера на моей талии заставляет меня остановится и замереть. — Ну уж нет, дорогая, — приторно-сладко говорит он и склоняется к моим губам. — Ты мне еще не надоела, и я хочу наесться тобой. — Ты отвратителен, — сквозь зубы шиплю я и он усмехается в мои губы. — Вот когда ты мне надоешь, маленькая Уокер, только тогда я отдам тебя Рафаэлю. Полностью использованную. Гнев заполняет меня всю и придает неимоверное количество сил. Я толкаю его от себя и даю хлесткую пощечину. Такую сильную, что его голова поворачивается в сторону, а в ушах до сих пор этот звонкий удар. Я убегаю из помещения, где меня снова унизили морально до того, как чудовище увидел мои слезы на щеках. «- Ты отвратителен, — шипит девушка не зная, что именно этого Дьявол и добивался».