неотложные дела, свидание с самим собой, ювелирная работа

Джунхек вздрагивает, когда ему на голову приземляется сиреневое полотенце, и телефон выскальзывает из его рук. — Вали мыться, — Миндже на секунду стискивает Джунхека в медвежьих обнимашках и фырчит в чужой затылок. Джунхек стягивает полотенце с головы и следит за бухающимся на пуф Миндже с недоверием. — Сейчас твоя очередь. А потом Сынмин-хена. — Иди-иди. Я сегодня добрый. А Сынмин-хен всегда добрый, — Миндже открывает инстаграм, бездумно пролистывает предложку и добавляет, когда Джунхек так и не двигается с места: — Сегодня последний пойду. Устал. — Что за аукцион невиданной щедрости? — легкий на помине Сынмин залетает в комнату вприпрыжку, как будто не скакал перед этим в репетеционке четыре часа подряд. Он подталкивает все еще сомневающегося Джунхека за плечи к выходу: — Давай, беги, малой. А то этот передумает, не дождемся его потом. Наверное, Сынмин более убедителен, чем Миндже, потому что Джунхек скрывается в ванной, столкнувшись в дверях с Сонджуном — уже чистеньким и трясущим мокрыми волосами, как собака. Капельки падают Миндже на экран и открывают мелкие пиксели. — Ну хен, — недовольно бурчит Миндже, протирая телефон. — Я ничего не вижу, — отшивает "нухен" — он и правда без очков, поэтому смешно топчется посреди комнаты, решив, видимо высушить волосы без фена, так что Миндже приходится ретироваться со своего пуфа, прячась от потока брызг. — А ты чего такой добрый сегодня? — кричит Сонджун ему вслед, когда из ванной доносится шум воды. — Неотложные дела запланировал? Миндже закатывает глаза. — Свидание небось. С самим собой, — встряет Сынмин, копающийся в ящике в поисках чистых трусов. — Нет, какая-нибудь ювелирная работа. — Отдохнуть хочет с помощью ручного труда. — Если ты не завалишься, я тебя закрою в ванной до утра. И искупаюсь в раковине, — угрожающе ворчит Миндже Сынмину, впрочем, нисколько не обижаясь и не смущаясь. Как будто это не Сынмин с утра первый несется в душ и торчит там по полчаса. Узоры на зеркале рассматривает, ага. Миндже мог бы и огрызнуться, что Сонджун сам только что минут сорок из ванной не вылезал, а потом проветривал, потому что "душно и пара много" — ага, пара. Кому-то было горячо. Это нормально, когда их пятеро пацанов в одном пространстве и почти все активно взрослеют — каждый по-своему: кто-то быстрее, а кто-то Джунхек, с которого пылинки сдувают все, в том числе и сам Миндже. Ему не сложно. А сегодня ему реально нужно подрочить. Он как-то тяжело вошел в этот промоушен — их узнают больше, зовут сниматься чаще, и Миндже никак не удавалось попасть в ритм: он просыпается уставшим. Сегодня чудом вышло попасть раньше двенадцати часов домой, и упускать шанс нельзя. Миндже расстилает кровать, чтобы не будить потом Джунхека, когда его окликает Сонджун — с почти сухой головой и уже в очках. — Эй, Миндже. — М? — Ты перед зеркалом встань. Тебя накрасили сегодня — бомбита. С кухни коротко ржет Хвиджун, которому выпало мыть посуду. Миндже запуливает в Сонджуна свои свернутые носки и попадает четко в затылок. Он им еще припомнит. Сынмин привычно управляется в ванной за десять минут, поэтому Миндже с облегчением закрывает дверь на шпингалет и вешает полотенце на сушилку. Можно не торопиться и дождаться, пока все уснут, чтобы точно никто не потревожил: с Сынмина станется. Поэтому Миндже вытряхивает остатки мицеллярки на ватный диск (надо напомнить менеджеру, чтобы купили новую), смывает остатки тоналки, что выжили после четырехчасовой репетиции, расчесывает уложенные волосы. Сонджун в чем-то прав: Миндже действительно хорошенький, но не только сегодня, а всегда. Нужно было ему самому предложить воспользоваться светлым ликом Миндже, приходит в голову запоздалый подкол. Миндже фыркает и ополаскивает лицо. С Сонджуном шутка, может, и прокатит, а вот с остальными — вряд ли. Когда Миндже залезает в ванну, из-за двери не доносится ни звука после последнего щелчка выключателя. Но есть вероятность, что кто-то все еще уткнулся в телефон (наверняка Хвиджун), поэтому Миндже включает воду, когда обхватывает член у основания. Пускай все в курсе, кто тут чем занимается, ему совсем не надо, чтобы его слышали. Член в ладони еще мягкий, но Миндже накрывает от самого предвкушения — он не помнит, когда дрочил в последний раз, да еще так, когда не нужно торопиться и проветривать после себя для следующего "купальщика". Он прижимается спиной к холодному кафелю — от контраста кожа покрывается мурашками, это приятно, и Миндже чуть сжимает пальцы, зажмуриваясь. Вода заливает ему глаза. Он практически никогда не представляет никого конкретного — пытался когда-то, когда был влюблен в одноклассницу, но получилось как-то противно от самого себя, он тогда даже не кончил. Порно ему тоже не интересно — студийное выглядит фальшиво, как поздравления тете сраке по прабабушкиной линии, а аматорское нелепое и некрасивое. Поэтому ему проще сконцентрироваться на себе и ощущениях: как медленно твердеет ствол между пальцами и приливает кровь к бедрам, как щекотная волна проходит по животу и концентрируется в густое, напряженное, теплое; как разомлевает тело и начинается чуть-чуть кружиться голова — у Миндже подгибаются коленки и он толкается бедрами вперед. Ему приходится опереться о раковину и надеяться, что она не отвалится. Конечно, круто было бы оказаться сейчас в собственной кровати, чтобы вытянуться и расслабиться — Миндже представляет это, двигая рукой быстрее, и жадно дышит ртом. У него уже стоит и главное — не сорваться и не застонать, как однажды умудрился Хвиджун. Картинка перед глазами плывет — то ли пар, то ли пот на ресницах; Миндже толкается в свою руку и прислушивается к жгучему узлу внизу живота, который затягивается, как судорога. Член пульсирует. Колени дрожат. Пульс шарашит в висках. Миндже скрипит ногтями по раковине — ему осталось чуть-чуть, пара минут рваных движений и сжать пальцы посильнее или попробовать двумя руками, чтобы кончить, чтобы жгучее напряжение затопило все тело — он открывает глаза, смаргивает влагу и двигает ладонью медленнее, разжимает пальцы. Это его любимая часть — доводить себя до края и начинать снова: тогда оргазмом просто оглушает, но ему нужно время, много времени — он уже не уверен, что проторчал в ванной полчаса. Ну и пофиг. Ему сейчас в принципе тяжеловато думать. Миндже опускается на колени и опирается уже на бортик ванной — стоять так твердо и неудобно, зато надежней и ладонь не скользит. Он слышит, как пульсирует кровь в набухших венах, и обводит их пальцем. Смахивает прилипшие мокрые волосы со лба. Трогает головку самыми подушечками — ощущается слишком остро, он еле касается щели кончиком ногтя и дергается. Наверное, поэтому Миндже не представляет никого конкретного — потому что никто не знает его так, как сам Миндже. Ему не с чем сравнивать — он еще даже поцеловаться ни с кем не успел, зато изучил себя: сначала стесняясь, а потом с любопытством, убеждаясь, что в этом нет ничего дурного. Все дрочат, так почему не делать это со вкусом. Рука с члена переходит на живот, щекотным движением проходится по ребрам, пальцы сжимают сосок — Миндже закусывает губу. Сдерживать голос становится труднее. Раньше он в принципе не понимал прикола стонов, но однажды остался в общежитии сам на полдня и решил попробовать из любопытства — и ему понравилось. Наверное, это звучит возбуждающе еще для кого-то, но — Миндже снова сжимает основание члена и плавно ведет вверх, его стоны глухой записью отдаются в голове, пока он сцепляет зубы до скрипа. Может, он все-таки хочет когда-нибудь попробовать с кем-то, пусть это дико и страшно — но Миндже хочется, чтобы его трогали, чтобы его ласкали. Он представляет себя: хаотичные картинки, чьи-то руки на его груди, ладонь на кадыке, язык, ведущей по шее, пальцы, сжимающие соски — было бы круто, наверное. Вода достигает ему щиколоток — Миндже дотягивается до крана, едва не теряя равновесие. Прошла, наверное, целая вечность, его рука ноет, а член горит; все, скорее всего, уже дрыхнут без задних ног. Миндже прогибается назад и снова вперед, покачивается на затекших коленях — неудобно жуть, пальцы на ногах поджимаются, но он так близко, ему так хорошо, что мозг практически отключается. Рукой вверх и вниз, его кусают за шею, безымянные ладони сжимают его бедра, тело передергивает судорогой — он почти, почти уже, сердце расшибает от ударов от ребра — он отчетливо слышит звяканье шпингалета и теряет ориентацию. Как будто на него набросили широкий плед — перед глазами темнеет, а в кровь сандалит адреналин. Миндже пытается отдышаться, с трудом прорывается сквозь пелену — шпингалет звякает еще раз. Он точно запер дверь. Но какого черта? Глубокий вдох — Миндже отрывается от бортика, на который почти лег грудью, и поправляет член, твердый как камень, почти прижимающийся к животу. Мозг медленно соображает. Какого черта? — Извини. Я нечаянно. Хвиджун. — Чего надо? — голос звучит потрясающе сипло, Миндже едва не пугается. Ему как-то не приходило в голову поболтать вслух после знатной дрочки. — На прием к королеве. Да в туалет, господи, — добавляет Хвиджун после паузы. — Не думал, что ты тут еще. Извини. Я на кухне подожду, не спеши. Миндже осторожно сжимает член в ладони и едва не вскрикивает от слабого спазма. В голове проясняется достаточно, чтобы понимать: он не слышал шагов и Хвиджун никуда не ушел. Какого. Черта. Миндже опускает взгляд вниз: налитая кровью головка и взбухшие вены, пальцы подрагивают. По спине проходит крупная дрожь, и Миндже не уверен: от возбуждения или адреналина. Хвиджун не из тех, кто шутит про дрочку на всю общагу — как Миндже посмотрит ему в глаза? — Ты же еще тут, — сипит Миндже и проводит ладонью вверх. Узел в животе болезненно дергается. — Представь, что не за дверью, — Хвиджун выдерживает ужасную паузу, и его голос серьезен, это чудовищно. Миндже слышит в этой серьезности двусмысленность и окончательно теряется. В любом случае пора заканчивать, а если Хвиджуну хочется подслушивать, то Миндже сделает вид, что ему плевать. Не плевать, конечно же — его потряхивает от нервов, в животе непривычно сводит, Миндже ложится грудью на холодный бортик и все-таки несдержанно скулит, когда забрызгивает свою ладонь. Оргазм получается затяжной и мучительный, Миндже долго не может выровнять дыхание и подняться на трясущиеся ноги. Его буквально выключило на секунду, а вернуло во вселенную, где под дверью стоит Хвиджун и ждет, когда Миндже наконец-то прекратит... сольные утехи. Миндже поднимается на ноги и включает воду. — Ты в душе? От голоса Миндже дергает рукой и задевает член, отвратительно чувствительный после. — Да. Голос все еще сиплый — а он даже и не подозревал. — Пусти, а. Клянусь не смотреть. — Хвиджун не договаривает, но Миндже понимает: за эти годы было всякое, и втроем в душ втискивались, когда сильно спешили. Но не сейчас — Миндже вылезает одной ногой из ванны, чтобы дотянуться — на пол капает вода — и щелкает задвижкой. Дверь открывается, только когда Миндже громко задергивает душевую шторку. — Жарко тут у тебя, — бросает Хвиджун, поднимая стульчак. Миндже делает напор воды сильнее, отмывает живот и промежность и предпочитает не отвечать. Он надеется, что у Хвиджуна хватит ума не шутить об этом завтра хотя бы при Джунхеке. Это все-таки... слишком. Никто из них не вламывался друг к другу и не заставал за этим самым: шутки шутками, но есть границы. Хвиджун с облегчением выдыхает — судя по звуку, ждал и терпел долго, Миндже даже немного совестно становится — и страшно. Он точно вел себя тихо? — Второй час уже, — говорит Хвиджун, пока моет руки. Миндже смывает шампунь с головы. Откликается: — Я уже иду. Нам завтра на семь? — Ага, — Хвиджун закрывает кран. — Долго ты. Если сам не справляешься, то можешь меня позвать. Дверь закрывается, а Миндже ошалело пялится в шторку с дельфинчиками. Что?