Жара

— А помнишь, как ты бегал от меня, когда я был без души? Сэм ухмыляется ему с холодного пола, удерживая крепко за голые бедра. Слизывает с покрасневших губ белесые капли. Дин рычит, и яркую зелень глаз заволакивает чернильная тьма. Сэму становится жарко, как будто он снова спустился в адское пекло, и его кожа пузырится, горит. Правда, сейчас это совершенно не больно. Сейчас ему охуительно хорошо. — Шарахался, как набожная дочка пастора от наркомана. Сэм откидывает назад свои волосы и медленно ведет языком по губам, провоцируя, дразня и играя. Ему нравится, что Дин — демон-Дин, его Дин, Дин-кем-бы-он-там-сейчас-не-являлся — заводится с пол-оборота. Нет, даже не так. Не заводится, а буквально дуреет. Рывком ставит на ноги, брата (да, он все еще брат, черт возьми) и голодно вгрызается в губы. Сэм в ответ кусает до крови и, причмокивая, глотает густую пряную жидкость. Вязкую, бьющую в голову, как алкоголь. Нет, в десятки, в сотни, тысячи раз мощнее. — Говорил я тебе держаться подальше, придурок, — Дин низко, гортанно хрипит, сминая влажные волосы брата в кулак и тянет назад. Когда-то это могло причинить Сэму боль. Сейчас он только все громче стонет, позволяя слизать со своих губ остатки спермы и привкус металлической крови. Лампы под потолком потрескивают и мигают, каждые восемь-десять секунд погружая их в темноту. Как в одном из хэллоуинских ужастиков, которые раньше так любил Дин Винчестер. — Придурок у нас — это ты. Но, если хочешь, можешь быть моей сучкой, — смеется раскатисто, от удара влетая в стену спиной. Не сопротивляясь нечеловечески сильным рукам, разрывающим на полоски остатки одежды. У них этого добра — полный бункер. А, учитывая, что он запечатан снаружи, одежда им вообще теперь не нужна. До скончания времен. Ну, разве что только для таких вот утех. Или показ фланелевой моды на досуге можно устроить... Сэм совсем не против развлечься. Сэм игриво, насмешливо тянет: — Ты говорил, что не хочешь такого меня. Но это же классно, скажи? Перестать загоняться и отпустить все фантазии на волю. Спустить их с цепи. — Спустить, значит, с цепи? Дин короткой подсечкой ставит его на колени, и Сэм... Боги... Сэм... Хотя ни боги, ни ангелы тут ни при чем. Даже демоны не у дел. Это все с ним творит Дин Винчестер. — Все еще думаешь, я какая-то мерзкая тварь? Дин и сам сейчас — не то чтобы лучше. И пылающее на предплечье клеймо не даст забыть о том ни на секунду. Сэм это знает, но все же дразнит. Будит клокочущего в груди старшего зверя. Дин толкает в него пальцы. Сразу три. А Сэма выгибает от боли и наслаждения. От наслаждения болью. От Дина. — Все еще думаю, что ты треплешься безостановочно, как девчонка. Пальцы сменяет уже опять твёрдый член. Горячий и сочащийся смазкой. Дин толкается в узкое тело. Рычит. И перехватывает запястья, не позволяя Сэму касаться себя. Велит: — Кончишь так. Сэм и не думает спорить, подаваясь навстречу, чтобы глубже и сильней, до конца, чтобы чувствовать его каждой клеточкой тела, чтобы взять все, что Дин сможет ему предложить, чтобы отдать в ответ все и даже чуточку больше. Ведь это всегда был мать-его-Дин. Единственный человек в жизни Сэма, за которым тот отправился в ад и вернулся с ним вместе обратно. Правда, без небольшой частички себя — без души. В сравнении с тем, что он в итоге имеет — не такая уж и большая потеря. Или лучше сказать — в сравнении с тем, кто имеет его? — Какие-то сопли, Саманта, — фыркает Дин. И вроде бы мысли демоны не читают, но ведь у них двоих особая, с рождения закрепленная связь. Их случай — не пример, а скорей исключение. — На себя, ковбой, посмотри, — не остается в долгу Сэм и сжимает мышцами брата. Тот сильно вздрагивает и, кончая, практически падает на него, наваливается всем своим немаленьким весом. Сэм, распластанный по холодному твердому полу, чувствует, как саднят колени и зад, из которого на бедра струится густая горячая сперма. Сэм чувствует мимолетное прикосновение к шее горячих, им же искусанных губ. Сэм хочет сострить про те самые нежности и девчачьи сопли, но почему-то молчит. Сердце демона-брата быстро-быстро стучит ему в спину.