Та же жизнь, но в другое русло

Вы когда-нибудь задумывались о том, что наша настоящая жизнь почти не связана с объективным временем? Обращаясь к памяти, мы улавливаем только пятна самых значимых воспоминаний. Картинки счастья или горя, грусти или радости. Важно, что с каждым таким обращением, мы все больше улавливаем одну простую истину: жизнь слишком коротка, чтобы полностью посвятить ее беспросветным страданиям. Трудности и препятствия есть у всех, черная и белая полоса есть у всего. Различной степени и сложности, продолжительности и регулярности, но не более того, что мы, в конечном итоге, можем вынести. Человек вообще интересная «штука». Говорят, что зависимость лечится только стопроцентным отказом. Нельзя выпить один фужер вина, если ты алкоголик. Нельзя иногда курить, если пытаешься бросить. Нельзя продолжать общение с бывшим, если он никто иной как абьюзер. Взлеты и падения. Срывы. В этих вопросах нет полутонов, нет половин. Либо все — либо ничего. Еще одна самая простая истина: жизни без перемен не существует. Звучит просто, ведь правда? Мы постоянно находимся в движении, меняемся и бежим за недостижимыми идеалами нашего собственного воображения. Видя в голове идеальную картинку, мы воспринимаем действительность через ее призму, часто утыкаясь в бетонную стену, задавая себе вопрос: «меняться мне или нет»? А может стоит перевернуть этот же вопрос и спросить себя по другому? Например: «имею ли я отношение к этим изменениям в жизни и в какой степени»? Стабильность невероятно иллюзорна. Если не сказать абсурдна. Жизнь не мозаика — ее нельзя сложить единственным правильным способом, по чертежу или описанию, и в ней нельзя не ошибиться. Рассматривая дверь когда-то собственного и родного дома, она не знала где найти силы, чтобы повернуть треклятую ручку и наконец поговорить с убийцей ее гриффиндорской непокорности, самостоятельности, гордости. Лужайка возле дома за недели отсутствия хозяйки совсем заросла, в почтовом ящике торчала гора писем, напиханных как попало, и неоплаченные счета. Коврик возле двери, с надписью «welcome», ранее был кофейного цвета, но покрылся закаменевшими кусочками грязи с обуви Рональда Уизли. Вздох разочарования заглушил треск резко открытой входной двери, ударившейся в стену. Неопрятно одетый, перед ней почти на пол головы возвышался Рон, то сжимающий, то разжимающий кулаки. — И зачем ты приперлась? Чего тебе еще надо? — вонь перегара ударила по обонянию бывшей гриффиндорки и она отступила на пару шагов назад, споткнувшись и едва не упав с лестницы. Отреагировав на неловкость жены смехом, он, ухмыляясь, пропустил ее внутрь. Количество бардака заметно увеличилось. Было ощущение, что дом с каждым днем принимал все более плачевный вид. — Поговорим в зале. Сиди жди. — невзначай бросил молодой мужчина, удаляясь на кухню. По возвращению, на стол были поставлены два пыльных граненых стакана для крепких напитков и бутылка дешевого, крепкого пойла. — Ну что, решила окончательно бросить меня? Гадкий белобрысый хорек уже трахал тебя на своем столе? Или он только промыванием мозгов бреднями занимается? Оскалившись, он осушил стакан одним глотком. Воздух в комнате пронизывали тысячи невидимых магических лучей. Медленно опустив глаза, она старательно подбирала слова. Сегодня у Гермионы конкретная цель, но углы стоит сгладить. — Молчишь, грязнокровка. Нравится трахаться с чистокровными? Он трахал, ну и как? Лучше чем со мной, да? Или ты меня представляла, маленькая грязнокровая шлюшка? Поделишься воспоминаниями? — на последней фразе он вскочил с дивана и попытался схватиться за палочку, но Гермиона опередила его, притянув объект с помощью акцио. — Рональд, давай обойдемся без рукоприкладств, пожалуйста. — крепко сжимая его палочку, зашуганно прошептала Грейнджер. Она сможет. У нее должно получиться. Ну, давай же… — Грязнокровая ты сука! В следующее мгновение щека загорелась огнем, а очертания комнаты размылись на время падения. Твердый пол вернул все на свои места. Волна ощущения беспомощности и жалости к себе захлестнула как цунами. Слезы, одна за одной, скатывались по подбородку, оставляя следы на светлой коже. — Я никогда тебе не позволю уйти, слышишь? — удар за ударом, бывший гриффиндорец, выпускал накопившуюся злобу. Приходясь на разные части тела, они не давали возможности закрыться. Лежа на полу, Гермиона просто начала считать. На отметке пятьдесят четыре все остановилось. Момент и осталась единственная только глухая боль. Гермионе Грейнджер захотелось свернуться в клубочек, забыться и плакать от бессилия. Никому не говорить об этом и никогда не вспоминать. Так она и поступила. В этой игре она проиграла, однозначно.

***

Почти месяц прошел с того момента, как она осталась затворницей в своей ловушке под названием дом. Выбираясь только на работу, она отказывалась от личных встреч и старательно избегала Драко Малфоя, постоянно предлагавшего свою помощь. Он приходил к ней на работу, слал ей письма и не единожды присылал патронуса. Все жесты Гермиона игнорировала, выстроив между ними бетонную стену. Синяки долго не хотели проходить, ведь Рональд напрочь запретил ей использовать магию. Он оправдал это фразой: «Ты должна усвоить этот урок». Уборку по дому так же приходилось делать руками, как маглы. Было ощущение, что все страхи, один за другим, воплотились в настоящее. Раз в день он брал ее, контролируя чтобы сперма оставалась в ней, о контрацепции и речи никакой не могло быть. Ни прелюдий, ни удовольствия. Вот только теперь она осознавала, что это не норма и это убивало ее. В очередной будний день, которые теперь слились в вереницу одинаковых часов и минут, Уизли предупредил ее, что сегодня у него дела и вплоть до самой ночи домой он не придет. Наказал постирать вещи, постричь газон, приготовить ему еды к утру, забрал волшебную палочку и был таков. Взяв на работе выходной по семейным обстоятельствам, Грейнджер тоскливо запихивала вонючее после тренировок белье мужа в стиральную машинку. Перед выходом из ванны, она остановилась напротив зеркала, рассматривая свое отражение. Уставшее лицо, огонек в глазах совсем угас, синяки под глазами с каждым днем становились все четче, кости ключиц выпирали все сильнее. — Ладно, пора заняться газоном, а то не успею закончить. Рона это точно не обрадует. — сама к себе обратилась бывшая гриффиндорка, немедленно приступив к выполнению задач. Спасибо хоть за то, что никто не судачил о ее личной жизни. Скиттер нашла себе нового любимчика — главаря самой известной команды по квиддичу и напрочь забыла о нынешнем Министре Магии. А тот и рад был, что его популярность увеличивается с каждым выпуском «Ежедневного пророка». С трудом вытащив газонокосилку из гаража, Гермиона приступила к работе. Кусочек за кусочком, она ровняла траву, напевая какую-то простую песенку, услышанную еще в далеком детстве. В последнее время, она все чаще обращалась к воспоминаниям детства, чтобы не слететь с катушек. — Гермиона! — прохладный, как легкий осенний ветерок, голос раздался у начала тропинки, ведущей к входной двери. Платиновый блондин терпеливо ожидал, когда молодая женщина обратит на него внимание. — Драко… — одними губами произнесла волшебница и остановив прибор одним движением, не оглядываясь рванула внутрь дома. — Нет, нет, нет, нет. Он бросился за ней, но входная дверь, с громким стуком, успела захлопнуться прямо перед его лицом. Звук поворачивающейся защелки резанул слух. Упорно стоя перед ее дверью, он таил остатки надежды, что она откроет. Но из-за двери, Малфой услышал сдавленные всхлипы. — Гермиона, я помочь тебе хочу. Уизли убивает тебя, как же ты не поймешь. — прижав ладонь к разделяющему их препятствию, умоляюще произнес он. — Драко, уходи, ты сделаешь только хуже. Прошу, забудь про меня. Работай с другими пациентами, ты им нужен. Умоляю, Рон не отпустит меня, ничего не выйдет. Единственный выход — это прекратить наши взаимоотношения и забыть про друг друга. Спасибо тебе за все, Драко. Закончив свое высказывания, Грейнджер осторожно поднялась с пола и ушла подальше в глубь дома. Ушла, чтобы не слышать эти правдивые речи бывшего слизеринца. — Даже после ста неудачных попыток не стоит отчаиваться, ведь сто первая может изменить жизнь. — прозвучало в пустоту. — Мы не в дурацкой книжке, Драко. — прозвучало все в ту же пустоту. Гермиона Грейнджер действительно употребила выражение в дурацкой книжке? Вопрос…