Люди - не звери

Ируку вызвали в кабинет хокаге в начале недели. Пока он поднимался по крученой лестнице наверх, в его голове было почти пусто. Он машинально переставлял ноги, заставляя себя двигаться. Черные отверстия масок безмолвных АНБУ, казалось, бесстрастно провожали его взглядом. В принципе, он давно был готов к тому, что это неизбежно случится. Такое же чувство испытываешь в преддверии дождя, ты знаешь, что это произойдет, но все равно удивляешься первым каплям с неба. В кабинете уже была в сборе комиссия — хокаге в белом одеянии, восседающий за столом с неизменно дымящейся трубкой во рту, двое штабных, организовывающих и контролирующих весь этот процесс, секретарь, ниндзя-медик. Кроме комиссии тут было пятеро шиноби в стандартной форме разных рангов, рассевшихся на стульях, Ируке не знакомых. Кроме одного, которого не знать было нельзя. Дверь с глухим стуком закрылась, обращая внимание всех присутствующих на вошедшего. — Доброе утро,  — поклонился Ирука, оставаясь стоять там же, у входа. — Доброе утро, Ирука-кун, — кивнул ему Третий, смотря из-под полы своей неизменной белой касы. — Проходи. Ирука коротко кивнул и подошел ближе, вставая почти в центр комнаты, чувствуя на себе взгляды. Третий задал ему стандартные вопросы, интересуясь самочувствием, делами. Он часто порой делал так, когда заходил в пансион время от времени, но сейчас это звучит скорее для проформы, а не из личного интереса. После кивка Третьего, секретарь начал процедуру. — Умино Ирука, уроженец Деревни, скрытой в Листве, восемнадцать лет. Половая принадлежность — омега. Воспитанник детского приюта, а после — пансиона по причине смерти родителей, погибших при исполнении служебных обязанностей при нападении Девятихвостого демона-лиса на Коноху. Текущий статус — чунин, проходит курсы педагогической подготовки. Судимости не имеет, ранее к административной, уголовной ответственности не привлекался, предварительные медицинские показатели в пределах нормы. Третий снова едва заметно кивнул, выпуская струйку дыма. — Все ли вышесказанное относится к вам, Ирука-кун? Сухо прозвучавшие слова, меньше чем за минуту описавшую всю его жизнь, оставили Ируку обнажённым перед испытующими взглядами, устремленными на него. Он сглотнул и кивнул. — Да, хокаге-сама. После кивка хокаге секретарь продолжил. — Сообщаем, что Совет старейшин в связи с наступлением совершеннолетия Умино Ируки, постановил избрать ему пару, согласно статье номер три из семейного кодекса Конохи. Процедура проводится согласно пункту номер шест точка четыре статьи номер три из семейного кодекса Конохи. Процедура проводится с согласия обеих сторон и ее результаты вступают в силу сразу после ее окончания. Мысли куда-то растворяются, оставляя после себя белую пустоту, когда медик подошел к Ируке с металлическим подносом в руках. На нем лежали несколько небольших по размеру колбочек, каждая из которых была пронумерована черными чернилами. Процедура, казалось, длилась часы, хотя прошло от силы минут десять. Ирука перебрал все образцы подрагивающими руками. Обрушившиеся на него запахи альф, которые он прежде не слышал, только сильнее запутали его, так, что в его горле встал ком. Нужно ли было говорить, что Ирука не хотел здесь быть, он не хотел проходить эту процедуру, он не хотел определять свою чертову судьбу в свои восемнадцать. Прикованные к нему взгляды, как к главному действующему лицу в этом нелепом цирке, заставляли его чувствовать себя распятой букашкой, приколотой сенбоном к столу. Помнится, ему рассказывали, что раньше подобная процедура проводилась как смотрины без всяких образцов и бумажек. Так что было бы еще хуже, если бы ему каждого кандидата лично пришлось обнюхивать. Ирука тихо фыркнул, потерев нос и откладывая последний образец. Ниндзя-медик с подносом отступил на шаг назад. Все ожидали решения Ируки. Ируке было страшно, а в голове был пустой беспорядок. Прошла, наверное, минута, прежде чем он решился озвучить свой выбор, который определит всю его дальнейшую жизнь. — Номер пять, хокаге-сама. Ничего не произошло. Потолок остался на месте, только слышен был тихий скрип кисти в руке секретаря. Третий выпустил струю дыма. — Номер пять, сделайте шаг вперед. Ируке не нужно было поворачивать свою голову, чтобы краем глаза увидеть слева движение темного пятна. Он безучастно смотрел на Копирующего, вставшего перед хокаге и комиссией. Внутри Ируки, кажется, что-то протестующе кричало, но он оставался стоять. Еще на краткое мгновенье у него вспыхнула паническая мысль о повторном проведении процедуры, но она быстро исчезла прежде, чем он успевает подумать о ней и открыть рот. Хокаге задал стандартный вопрос о результатах процедуры. Все ли удовлетворены? Есть ли предложения? Ирука так и молчал, словно у него язык прилип к нёбу. Он не смотрел на других участников, только лишь в спину Копирующего. — Поздравляю. Процедура окончена, спасибо всем за участие, — произнёс наконец Третий, и Ирука не мог различить эмоции в его голосе. — Хатаке Какаши, Умино Ирука, в течение недели подадите заявление в отдел записи актов гражданского состояния. Хатаке-сан, возьмите выписку из протокола, чтобы приложить к заявлению. Все могут быть свободны. Ирука не мог шевельнуться, пока остальные несостоявшиеся претенденты кланялись и по очереди покидали кабинет. Он лишь механически заметил, как у некоторых изменилось выражение лица  — поджатые челюсти, едва заметное недовольство в глазах, когда они проходили мимо Копирующего. У них, однако, хватило ума не пересекаться с ним взглядом. Ирука отмер и тоже сделал поклон. Копирующий отошел от стола секретаря, скрутив полученную бумагу, и пошел к выходу мимо Ируки, который, поколебавшись, пошел за ним. Копирующий, оказывается, все же заметил его и даже придержал дверь. — Спасибо, — пробормотал Ирука, проходя вперед. Копирующий молча кивнул, и его единственный видимый глаз цепко смотрел на него все то время, пока они спускались по лестнице. — Вы, наверное, голодны, Ирука-кун? — нарушил Копирующий молчание, когда они оказываются на улице. Снаружи был хороший утренний день, тепло светило солнце, давно прогнав ночную прохладу. Листья деревьев привычно шумели от июньского ветра. — Я хочу вас угостить. Ирука хотел сказать, что не голоден, но в желудке у него правда пусто, к тому же… к тому же он не должен перечить своему будущему мужу. Альфе. — Хорошо, Какаши-сан, я не против, — ответил Ирука, опустив взгляд куда-то в землю. — Тогда пойдемте. Ирука последовал за ним, как привязанный. Ирука отстранённо думает, может, ему надо было выбрать первый номер или второй. Они были неплохими, хоть и не вызывали особо никаких эмоций. Что его дернуло назвать пятый номер? Потому что это был последний образец, который он понюхал? Или потому, что от этого запаха у него в носу зачесалось, а по спинному хребту мелкая дрожь пробежала, и ему едва удалось сдержать скулеж в кабинете хокаге? Ирука отстраненно размышлял о том, сколько Какаши лет, когда тот привел их в одно кафе неподалеку от центра деревни. Было начало дня, так что тут почти никого не было — дети учились, взрослые были на работе, шиноби — при исполнении или на заслуженном отдыхе. Они уселись за столик, и Ирука, разглядывая меню, вдруг осознал, что у него нет ни рё в кармане. Все скудные накопления остались у него в общежитии. — Извините, Какаши-сан, боюсь, у меня сейчас нет денег, чтобы расплатиться, — пробормотал он, смотря на свои руки. Ему было отчего-то стыдно, но еще больше всего ему хотелось есть. С кухни доносились слишком аппетитные запахи. — Не беспокойтесь, Ирука-кун, все нормально. Я оплачу, — сказал Какаши. — И давай на ты, хорошо? Ирука кивнул, почувствовав небольшое облегчение. Наверное, он объелся — он никогда в жизни не ел столько блюд за раз в таком количестве. И, наверное, это был неприлично. Что-то ему там говорили про правила этикета… Какаши наблюдал за ним из-под полуприкрытого глаза, как наблюдают за очень любопытным подопытным. Когда Ирука поднял наконец взгляд от стола, он наткнулся на лицо Какаши. Тот спокойно сидел с приспущенной маской и пил зеленый чай, разрушая на глазах образ загадочного шиноби, лица которого почти никто никогда не видел. Отчего-то Ирука подумал, что Какаши очень привлекательный, и даже немного почувствовал разочарование от того, что под маской не оказалось ничего необычного, как об этом многие шептались. Видимо, он слишком пялился, потому что Какаши изогнул уголок рта, посмотрев на него. — Предлагаю сразу пойти и подать заявление, пока у меня есть свободное время. — Хорошо. Вот тебе и предложение руки и сердца, подумалось Ируке, когда он кивнул, стараясь выглядеть бесстрастно. Ему хотелось рассмеяться, но после сытного обеда ему было лень даже думать, так что он просто следовал за Какаши. Ирука отметил про себя, что рядом с ним ему стало спокойнее ходить по улицам. Он не чувствовал к себе пристального внимания со стороны других альф, и, наверное, даже мог не опасаться чьего-то нездорового интереса. Он чувствовал себя… свободным, в какой-то мере. Но в то же время он не мог уходить далеко от Какаши, словно они уже были связаны невидимыми нитями. Им назначили дату регистрации брака через две недели, в порядке быстрой очереди, тогда как бетам, например, нужно ждать месяц. Ируке показалось, что Какаши был чем-то не доволен, но тот ничего не сказал. Ему вообще было непривычно находиться в его обществе, поэтому он почти все это время молчал. Какаши выглядел незаинтересованным, хотя в кафе он вел себя немного по-другому. Прошел уже полдень, когда они, наконец, вышли на улицу. — Ты собрал вещи? Ты можешь переехать ко мне сегодня. Ирука уставился на Какаши, застигнутый врасплох таким вопросом. Когда бы он, по мнению Какаши, собрал свои вещи, перед процедурой, что ли? Ируке вообще не сообщили даже ее даты проведения и сегодня выдернули прямо с лекций. А до этого, после медосмотра он еще две недели болтался, как килька в банке, в полной неопределенности, бегая между общежитием и академией. — Я… я, еще нет, не собрал. Откуда я… Могу я… завтра? — Ирука судорожно вспоминал, что он должен был доделать, что кому отдать и с кем в общежитии попрощаться. Какаши кивнул, так и не поняв всей неуместности своего вопроса, а после они молчали всю дорогу до общежития. Это было небольшое двухэтажное светлое здание в центре Конохи, расположенное неподалеку от академии. Когда они приблизились к зданию, Ирука остановился перед Какаши, не зная, куда смотреть. Тот был немного выше него, и Ируке пришлось поднять голову, когда Какаши заговорил. — Я… рад, что мы выбрали друг друга, — так и сказал, «выбрали». Ируке хотелось закричать, что он заговорил сегодня с ним впервые в жизни и вообще до этого дня с ним не общался. — И надеюсь, что у нас все будет хорошо. — Я тоже, — неясно сказал Ирука в ответ. Что ещё он мог сказать? Какаши кивнул, и Ирука снова уловил едва заметные изменения в его настроении. Как будто… что-то поменялось, он чувствовал это на каком-то интуитивном уровне и не мог объяснить. — Что-то случилось? — все же задал вопрос Ирука, и его перебил Какаши. — Я хочу… — он сделал шаг ближе и подался вперед. Ирука услышал его дыхание справа от себя, так близко, что у него кожа невольно снова пошла мурашками, как утром. Какаши осторожно обнюхивал его — так и не сняв маску, даже не приспустив ее. Ирука застыл, но тоже не удержался и чуть повернул голову вправо, делая вдох. От Какаши почему-то пахло пылью, тем чаем из кафе и чем-то еще, отчего хотелось придвинуться ближе и притереться, уткнувшись носом куда-то в шею. Ирука почти уже сделал это, на автомате, когда Какаши, фыркнув над его ухом, выпрямился, посмотрев на него. У него было такое же выражение лица, точнее четверти лица, как и до. Ирука приложил ладонь к шее, неловко улыбнувшись, и забежал в общежитие. Лежа уже своей комнате, по его загривку смутно пробегала дрожь от фантомного дыхания Какаши и тепла его тела. Собирать вещи он не спешил. Это все то же чувство, что и перед дождем — это обязательно произойдет, но не сейчас. Не сейчас.

---

Омега Какаши понравилась. Понравилась, как нравится горячая ванна или запах типографской краски от новенькой книги. Это ленивое чувство, просто данность, которую нужно осознать и принять. Какаши придирчиво перелистал все цурисё, досье, к каждому из которых была прикреплена фотография и образец запаха, подобранные ему в штабе. Их было немного, буквально по пальцам пересчитать, ведь на самом деле, половозрелых и свободных омег в деревне как и всегда было мало. Он остановился только на одном из них, сам не зная, почему, лишь смутно ощущая, что к этой омеге он испытывает меньшую степень безразличия. Третий настоял, чтобы у омеги было хоть какое-то право выбора, потому что вручать его первому встречному, как какую-то лошадь, было бы жестоко. Какаши размышлял о том, когда это он, один из самых известных шиноби Конохи и вообще мира шиноби, стал первым встречным. Он хотел сказать, что за долгую верную службу деревне и боевые заслуги ему могли сделать хотя бы поблажку и уступить ту омегу, которую он пожелает, но он сдержался, решив не спорить с хокаге. Это было против правил. А правила нужно соблюдать. Одно из них гласило — не пререкаться с главным. Третий упорно стоял на своем, не поддаваясь ни старейшинам, которым бы хотелось иметь благосклонность одной из лучших боевых единиц деревни, ни советникам, которые также были заинтересованы в этом. Что ж, если хокаге хотел устроить очередное показательное шоу, ратуя за гуманное регулирование отношений между альфами и омегами, то пусть будет так. Какаши объяснял себе это тем, что Третий был бетой и вряд ли мог что-то понимать. Хотя бы то, что для того, чтобы выбрать пару, мало фотографии и варварски запечатанного образца уникальной особенности, присущей каждому альфе и омеге. Остальные конкуренты Какаши мало волновали. В определённый момент своей жизни он понял, что главное, что должен иметь любой человек, неважно, омега, альфа или бета, это уверенность в себе. Это как центральная ось, как стержень, как столб должно быть точкой отсчета всех поступков, поведения, отношения человека к жизни, обстоятельствам и другим людям. Уверенность в себе — якорь, который всегда будет удерживать тебя на месте. Когда человек не уверен в себе, это значит, что он не в состоянии контролировать себя и беспомощно метается в окружающей его действительности, не может отстоять свое мнение и желания. Какаши всегда был лидером, хоть и не всегда неявным, остающимся как будто бы в тени, но у него точно была спокойная, благородная уверенность в себе, как это присуще альфам его типа. Он не знал, способствовало ли это тому, что Ирука выбрал его. Его самолюбие, что так ярко цвело в нем, когда он был более юным, довольно заворочалось где-то глубоко внутри, плотоядно щерясь. Третий попросил Какаши быть заботливым с омегой. Какаши же напомнил ему, что хокаге следует лучше заботиться о сыне Четвертого, по совместительству джинчурики самого опасного биджу, и последнем отпрыске мертвого клана Учиха. Эти неприкаянные сироты когда-нибудь станут большой проблемой. И все же, слова Третьего звучали в голове Какаши все то время, пока он улаживал дела с документами и занимался подготовкой к бракосочетанию. Быть заботливым. Уместно ли такое говорить бывшему бойцу АНБУ, на руках которого крови столько, что он не помнит уже, скольких убил по приказу? Тому, на руках которого была и кровь его друзей, единственных, от которых остались лишь имена на Камне скорби? Ребёнку войны, тому, кто провел почти всю свою жизнь в бою и чувством смерти за спиной? Заботливым. Оружие может быть точным, смертоносным, а заботиться может только о попадании в цель и уничтожении врага. Какаши был идеальным оружием. С уникальным, нежданным подарком от клана Учиха, который делал его похожим на жертву научных экспериментов, и расцветающим белым клинком в ладони, что был словно продолжением его руки, рассекающим пространство пронзительным щебетом тысячи птиц. А теперь его хозяин хочет, чтобы он был заботливым. Четвертый бы сказал, что у Какаши все получится, потому что он больше, чем просто боевая единица. Сейчас Какаши бы его послушал. Он был слишком мал, чтобы прислушиваться к своему сенсею, когда тот был жив. Четвертый знал его ребенком, видел его взросление, он действительно заботился о нем после смерти отца, но… Четвертого здесь больше нет. Какаши было двадцать пять, он был в ранге джонина, у него было пустующее поместье бывшего клана, — семьи, Хатаке и счет в банке. Все это являлось пропуском для него, потому что альфам, которые не могли обеспечить будущую пару, не давали разрешения подавать прошение на омегу. Однако, несмотря на имевшийся дом, Какаши привел омегу в свою квартиру. Она была обычной, достаточно просторной и находилась близко к центру деревни. Он принял это решение сразу же, без колебаний, потому что жить в родовом доме означало принять на себя те обязанности, которые навязывал ему совет старейшин и хокаге. Клан Хатаке когда-то был одним из весомых кланов деревни, поселившихся здесь со времен ее основания, и как один из его потомков, единственный потомок, Какаши должен был соответствовать ожиданиям этих стариков деревни. Однажды, когда они было сказали ему об этом, Какаши оскалился и предложил им найти Учиху Итачи и привести его в деревню, чтобы тот возродил мертвый клан Учиха. Учитывая, что Итачи, скорее всего, был омегой, это прозвучало еще оскорбительней. До той кровавой ночи Какаши знал Итачи как тонкокостного, молчаливого одаренного подростка, но и как все АНБУ, Итачи имел превосходные навыки маскировки. Тогда он едва достиг того возраста, когда становятся ясны вторичные половые признаки, но Какаши с большей уверенностью мог сказать, что гордость клана Учиха — омега. Очень талантливая и умная. Старые альфы тогда неодобрительно посмотрели на него, но отступили, лишь предупреждающе рыкнув, а Какаши подумал о том, какая незавидная судьба ждет Учиху Саске, когда тот немного подрастет. Хорошо, если тот окажется бетой или альфой хотя бы. А если омегой, как его брат, то вариантов немного — навяжут брак с отпрыском какого-нибудь клана, и всё. Последний шаринган Коноха терять никак не собиралась. Омега Какаши была простой. Так Какаши об Ируке и подумал, когда впервые увидел его фото. Но главное, что ему понравилось больше всего — запах Ируки. Он был мягким, концентрированным и в то же время приятным, чистым, и напоминал Какаши хвойный лес, мед и одновременно ветер, что веет с моря, проносится над полями, горными цепями, треплет его волосы. Какаши точно знал, как пахнет ветер. Вообще, Ирука мало соответствовал привычным стандартам омег. Он был угловатый, с понурыми плечами и смугловатой кожей; с обкусанными ногтями, сухими, потресканными губами и шрамом на все лицо, на котором ещё блестели тёмные глаза с настороженным взглядом. Шрам был его единственной отличительной особенностью. Он, в общем-то, не портил Ируку, во всяком случае, Какаши было все равно, просто было интересно, откуда у омеги такой шрам. Он задал этот вопрос, когда они разгружали вещи Ируки в его квартире. — Шрам? Оу, ну… я упал с велосипеда в детстве, — неловко улыбнулся Ирука, складывая вещи на полку. Какаши многозначительно кивнул, тряхнув челкой, хотя ему трудно было представить, как нужно упасть с велосипеда, чтобы заработать себе такой ровный и глубокий шрам. Он не помнит, был ли у него когда-нибудь велосипед. Кажется, нет. Не было у него времени на велосипеды. Какаши показал Ируке, где располагается ванная, туалет, привел на кухню. Также он выделил ему отдельную комнату, потому что ценил личное пространство, в первую очередь свое. Комната была почти что пустая, имелись лишь столик, шкаф и зеркало. У Ируки давно не было собственной комнаты, и все это вдруг напомнило ему о детстве. Тогда, в детстве, все казалось немного больше, чем оно есть. У него тоже была своя комната, и мягкая кровать, и шкаф с книгами и игрушками, и зеркало, где он корчил рожи и подолгу разглядывал свое лицо с новоявленным шрамом. Прошлое и настоящее смешалось вдруг в этот момент, и это чувство, как внезапно появилось, так и прошло. Потому что, все же, это был не дом Ируки. В его доме было тепло, там было много желтого и коричневого, там пахло по-другому, а из окна был виден маленький садик, где росли цветы, названия которых он до сих пор не знает. В доме Какаши было холодно, стыло, и пахло по-чужому. Первые дни Ирука с опаской ходил по квартире. Он был на чужой территории и не знал, как Какаши отреагирует на вмешательство в его пространство. Все альфы были собственниками в той или иной степени, и не терпели посторонних. Ирука пока что был ему никем. Он видел, что Какаши не легко дается его присутствие в доме, он буквально ощущал, как Какаши иногда ощеривается, но никогда не видел и намека на оскал на его спокойном лице. Прекрасная выдержка шиноби, натренированная годами. Постепенно Ирука освоился. Привык к футону, к луне, заглядывающей в окно по ночам. К молчаливым завтракам и заедающей газовой конфорке на кухне. К Какаши — нет. Наверное, ему просто нужно больше времени. Им оставалось еще десять дней.