Люди - не звери

Какаши пах дождем. Так пахнет в поле после летнего ливня, в легких от него холодно и колко, но после краткой боли наступает тепло. Оно распускается внутри, как цветок, и разгорается, обволакивая все тело, словно жар от лижущих языков пламени. Дождь. Ирука осознал это только что, в чужой спальне, серой от сумерек и прохладной из-за оставленных открытыми седзи, пока по плечам скользила ткань, а дыхание сбивалось из-за страха, стеснения и скрытого на дне живота желания. Он с непривычки повел позади себя рукой по воздуху в попытках нащупать кровать, но потом вспомнил, что в этой квартире были только футоны, и неловко осел на пол. Какаши опустился на колени перед ним с промелькнувшей искрой насмешки в глазу. Мгновенье, и ее сменило другое чувство, которое Ирука не мог распознать. Странно было видеть Какаши обнаженным, без маски, лишь с повязкой на глазу. Он притягивал к себе взгляд, хотелось скользить им по рельефным плечам, по груди, по выступающим венам на предплечьях к кончикам пальцев. Какаши подался вперед, чуть правее, несмело, словно собираясь что-то сказать на ухо Ируке, но вместо этого опустился от его лица вниз, по длине шеи до ключиц, только теперь намного ближе, почти касаясь носом его кожи. Ирука выдохнул, слегка подрагивая и хватая ртом воздух, он отклонился непроизвольно назад, и Какаши закономерно подался еще вперед, вслед за ним, не отрывая носа от его шеи. Плавно Ирука опустился на футон, не отрывая взгляда от видимой части опущенного лица Какаши, который теперь нависал над ним, опираясь на руки. Из-за повязки на манер хитайате его волосы топорщились небрежной челкой, без маски она казалась чужеродной на лице Какаши. В голове Ируки билась одна и та же мысль, тихо изводившая его последние дни, как червь. Он осторожно поднес руки к лицу Какаши, касаясь его разгоряченных щек, светлых волос, которые оказались легкими и жесткими на ощупь, а потом — полоски ткани. Ирука пробежал по ней пальцами и, помедлив, подцепил ее, и Какаши, наконец, поднял голову и посмотрел ему в лицо. Он ничего не сказал, не отстранился, но и не наклонился ниже, чтобы было удобнее развязать повязку. Замер над ним, уставившись своим почти что черным правым глазом. Ирука, не разрывая зрительного контакта, аккуратно распутал узел покалывающими пальцами, и ткань змеей соскользнула ему на грудь. Левое веко, перечеркнутое вертикальным шрамом, дрогнуло, обнажая сначала узкую полоску темно-бордовой радужки, а затем глаз медленно раскрылся полностью, уставившись на Ируку черно-алым узором. Они целуются, это был неожиданный для Ируки поцелуй, но в нем было намного больше напора и силы, чем произошедший между ними на церемонии. Их рты влажные и горячие, и никто из них не знал, что для каждого из них это был второй поцелуй в жизни. Ируке думалось, что он нелепый и неловкий, а Какаши ничего не думал, только слепо делал то, что ему хотелось и казалось нужным. Его постепенно вело от запаха сладкой хвои и той свободы, которой пахнет только ветер, вся его сущность была охвачена желанием и удовлетворением от того, что его правда хотели, что он правда был нужен. Никогда он не чувствовал подобного раньше, хотелось выпить все, без остатка. Ирука отвечал на поцелуи, проводя руками по его напряженным, словно канатам, мышц спины, притягивая к себе и пытаясь прижаться к нему ближе, и Какаши все вдыхал и вдыхал его запах, раздувая ноздри, потираясь об его кожу щекой и носом. Какаши трогал его, исследуя, и от его действий по загривку Ируки пробегала приятная дрожь, эхом отдаваясь где-то внизу живота. Внезапно Какаши прикусил его за ключицу, несильно, не сжимая челюстей по-настоящему, но достаточно ощутимо, отчего Ирука кратко проскулил от неожиданности. Какаши укусил его снова, чуть левее, царапая зубами его кожу, и Ирука недовольно укусил его в ответ, дотянувшись до его плеча. Тогда он впервые услышал, как Какаши низко рычит. Тихо, едва слышно, но Ирука, казалось, мог ощущать, как гудит его грудная клетка. Запах Какаши слегка изменился, словно обрастая шипами. От этого омега внутри Ируки беспокойно заворочалась, и ему захотелось скулить, что он и сделал. Какаши снова укусил его, у правого плеча, на это раз сильнее, после спускаясь постепенно вниз, оставляя на коже укусы. Они жглись, боль точечно пульсировала и медленно утихала, как угасает пламя, чтобы потом вспыхнуть в новом месте. Ирука больше не пытался укусить в ответ, потому что Какаши ясно дал понять, что это — не игра. В игре ведь нет четких границ доминирования и подчинения. Ты кусаешь, тебя кусают в ответ, вы боретесь в шутку, сменяясь ролями, делаете передышки, а потом снова бросаетесь в игривую возню. Какаши не давал кусать себя в ответ. Не позволял усесться сверху, уступив место лидерства, подавляя собой. Это не игра, но Ируке правда было бы легче, если бы это было так. Он все также чувствует запах Какаши — запах альфы, такой же, но теперь он стал тяжелее, острее. Он подавлял, заставляя его конечности обмякнуть. Эти феромоны должны были действовать на Ируку, как на омегу, — вызывать желание и влечение, но Ирука теперь был слишком зажат и напуган, чтобы инстинкты могли взять над ним верх. Он продолжал тихо поскуливать, всем видом выражая покорность и доверие, пытаясь выпросить у альфы одобрение, но Какаши только фыркнул, отряхиваясь. Он был уже внизу, между его разведенных коленей и, царапнув зубами внутреннюю сторону его бедра, Какаши стянул с него белье, полностью его обнажая. Какаши разглядывал лежащего перед ним омегу, шумно дыша, приоткрыв рот. Ирука словно преобразился, когда он посмотрел на него обоими глазами — он был красив, с разметавшимися темными волосами на светлых простынях, рельефно вылепленной шеей, изящным размахом ключиц и перекатывающимися мышцами под мягкой гладкой кожей. Только его, только здесь и сейчас. Какаши обхватил его слегка набухший член правой ладонью, левой же надрачивал себе, у него-то стояло давно и крепко. Ирука впервые тихо простонал, приподнимая свои бедра, и Какаши чувствовал, как его член набухает в его ладони. Он перестал себя трогать и, хотя его измывало желание довести себя до разрядки, вместо этого поднес руку к паху омеги, продолжая ласкать его другой рукой. Он провел влажными пальцами по нижней поверхности его упругого члена книзу, по шву и слабо выраженной мошонки, пока не добрался до его промежности. Там немного влажно, и Какаши на пробу попытался протолкнуть палец, на что Ирука болезненно отреагировал, зажимаясь и пытаясь свести колени. Какаши убрал руку и раздвинул его бедра снова, прижимая правое его колено к постели. Он продолжил другой усиленней ласкать его напряженный член, кожа легко сдвигалась и натягивалась обратно. Он оттянул крайнюю плоть, обнажая головку, и провел пару раз по ней большим пальцем. Насколько он знал по своим ощущениям, это должно быть приятно. Какаши потер ее снова, когда Ирука отозвался стоном, и сдвинул пару раз кулаком вниз. Ирука подался бедрами навстречу пару раз горячей хватке, откинув голову, так, что был виден выступающий кадык, а после кончил почти насухую, на вдохе, приоткрыв рот с обкусанными припухшими губами. Какаши размазал выступившие прозрачные капли, проведя еще пару раз кулаком, а потом отпустил его член. Во рту пересохло, и Какаши было почти плохо и хорошо одновременно от хвойного сладковатого запаха, который буквально стал осязаемым. Он нашарил где-то под футоном тюбик синтетической смазки и небрежно размазал ее по его промежности, торопливо просовывая один палец, затем второй. Ирука, еще не отошедший от окатившей его волны острого удовольствия, глухо отзывался на это болезненными стонами, пытаясь их заглушить ладонью. Хватка Какаши была немного грубее, когда он заставляет Ируку перевернуться на живот и встать на четвереньки. Ирука настороженно ловил каждое движение. Запах Какаши усилился, и внезапно Ирука заторможенно понял, что альфа близок к грани. Он приподнялся на локтях, подняв голову с подушки, пока Какаши обводил его бока и бедра ладонями. Он мог только чувствовать, как Какаши прижимается к нему сзади, потираясь стоящим членом, как торопливо хлопает по внутренней стороне его бедер, чтобы он раздвинул ноги шире. Ирука механически подчинился, чувствуя, как дрожат его руки и колени. Теперь, когда он оказался почти лишенным возможности видеть, что делает Какаши, когда тот был так близко и Ирука точно знал, что должно сейчас произойти, ему стало страшно. Расслабиться больше не получалось, наоборот, он чувствовал усталость, и было лишь желание лечь и заснуть. Наверное, Ирука хотел бы остановиться. Он почти собрал воздух в легких, чтобы сказать об этом, но тут его обожгла горячая волна боли, когда Какаши, нетерпеливо потершись пару раз, стал входить в него, ухватившись за его талию. Ирука зажался и непроизвольно дернулся вперёд, словно пытаясь уйти от источника этой боли, непривычной и отрезвляющей от охватившей его ватной неги, но Какаши схватил его за загривок, подминая под себя и не давая ему шевельнуться. И продолжал. Ирука не выдержал, и его скулеж перешел на вскрик, когда Какаши снова дернулся вперед. — Мне больно, — выдавил из себя Ирука, с трудом выговаривая слова, будто разучился говорить. Он вцепился пальцами в бедра напирающего Какаши, пытаясь сдержать его немного, но тот, кажется, не обращал на него внимания. Все, что Ирука чувствовал, это боль. Он опустил руки и сжал ими простыни, пытаясь нормально дышать, потому что он задыхался от повисшего в носоглотке запаха дождя, который оседал на языке металлическим вкусом. Казалось, прошла вечность, прежде чем Какаши вошел до конца. К этому моменту по лицу Ируки потекли первые слезы. Он все же не мог удержать всхлипа, когда Какаши на пробу сделал первый толчок. Ирука снова вцепился в его бедра, прося подождать, но Какаши перехватил его за запястья, насильно заводя их над его головой. Ирука попытался освободить руки, приподнимаясь и упираясь в накрывшего его спину альфу, что причинял ему столько боли. Произошла краткая возня, в которой Какаши, рыкнув, укусил его за загривок, а затем схватил его за шею и придавил к футону, тем самым обездвиживая его. Ирука обмяк, перестав сопротивляться — Какаши подавил его, указывая на его место, и Ируки больше не было сил, чтобы бороться. Он плакал, потому что ему было больно и страшно, внизу все горело и разрывалось от движений Какаши. Ирука поначалу непроизвольно скулил, а после и вовсе замолк, вжав лицо в подушку. Он не знал, сколько это длилось, — его тело затекло и только эхом рефлекторно вздрагивало от толчков Какаши, который теперь почти лежал на нем, опершись руками о футон. Потом Какаши постепенно стал ускоряться, коротко и рвано дыша. Ирука почувствовал его жаркое, обжигающее дыхание там, где сходится шея и плечо. Какаши казалось, что у него двоилось в глазах, все вокруг расплылось, оставив для него только звуковые вспышки его или чужого прерывистого дыхания и очерченные ощущения невыносимо горячего, влажного и желанного. Он осознавал себя где-то там, на краю всего и ничего, на грани, опустив дрожащие веки. Наконец Какаши вздрогнул, сильно толкнувшись последний раз, и глубоко впился зубами в загривок омеги. Ирука вскрикнул от выстрела боли, дергаясь, но Какаши не дал ему двинуться с места, плотно прижимаясь к его бедрам и придавив всем телом. Коротко толкнулся еще раз, он кончил, не разжимая зубов. Они стояли так несколько секунд, прежде чем Какаши медленно ослабил челюсти, вытащил свои клыки и стал зализывать место укуса. К удушливому запаху вязки в воздухе прибавился запах крови. У Ируки в горле стоял тугой ком, а на влажных щеках еще не успели высохнуть слезы. Он вяло подумал о том, что вязка еще не закончилась и ему придется пережить ещё сцепку. Он уже чувствовал, как набухает внутри него узел альфы, намертво фиксируя их вместе. Он не хотел думать о том, к чему это потом может привести. Какаши, тяжело дыша, приподнялся с него и заставил лечь набок, а сам лег рядом, почти прижимаясь к его спине. Ирука прерывисто дышал, судорожно дрожали его легкие, и он все никак не мог успокоиться. Все его тело болело, а метка горела, словно ее прижгли раскаленным металлом. Какаши, словно успокаивающе, ткнулся ему в шею носом, будто бы от этого ему должно было стать легче. Ирука устало закрыл глаза, опустошенный, казалось, внутри него все онемело. Наверное, он чувствовал жар чужого тела, слышал, как шелестит листва за ночным окном, но все это было словно в вакууме. Он поглощал его, топя в пустоте, и постепенно Ирука провалился в беспокойный сон.