***
— Акх… Кха-кха… — Последняя игла — хотелось надеяться, что последняя, — вылетела вместе со сгустком крови на холодный кафель ванной. — Чёрт… Бенджамин взял зеркало, открыл рот как можно шире и взглянул на отражение. Кажется, самую шальную иглу — и самую маленькую — он всё-таки достал. Она воткнулась ближе к нёбному язычку. От остальных избавиться оказалось гораздо проще. Умудрился даже ничего не проглотить, так что оставалось только порадоваться внезапно вернувшемуся благоразумию и прополоскать рот. Отложив зеркало, он собрал окровавленные иглы и выбросил в урну. Раз за разом воспоминания одно ярче другого вспыхивало перед глазами. Как он покупает иглы. Как высыпает на ладонь. Как закидывает в рот… — Боже… — Он посмотрел на пятно крови, оставшееся на полу. И, прежде чем обработать раны и прибраться, ушёл в комнату — принять таблетки.***
Ему посоветовали затихнуть на время. «Поселись там, где тебя и не подумают искать, а мы пока со всем разберёмся. Детей не бери». Считали его за идиота, что ли? Разумеется, он бы не стал вмешивать во всё это детей. Лишь надеялся, что Скей и телохранители смогут их защитить. Больше всего он волновался за сына. Тот и в подростковом возрасте приносил проблемы, когда сбегал из дома, создавал видео, очерняющее мэрию, в том числе и Бенджамина, и поддерживал митингующих на баррикадах. Конечно, в одиночку сын не справился бы, на козни его подбивал его парень. Бойфренд, как их теперь называли. Ричард Вайс. Юноша, несмотря на знатное происхождение, совершенно не умеющий держать себя в руках. Дружба между семьями Бенджамина Бенуа и Родерика Вайса его пыл бунтарства никак не остужала, напротив, только подогревала к безумным подвигам. Поэтому стоило ли удивляться, что у сына Бенджамина и сына Родерика завязались отношения? Бенджамин нисколько не удивился. Почему бы между детьми двух враждующих семей, пусть и не афиширующих конфронтацию, не зародиться любви? Прямо Ромео и Джульетта нового поколения. Этот Ричард… Бенджамин почему-то ярко помнил их первое настоящее знакомство (были встречи и до, но не столь яркие и близкие). Ричард заявился к ним на ужин по случаю выборов мэра, взлохмаченный, подшофе, в помятом пиджаке, с расстегнутой до груди рубашкой и крепко пожал руку. Даже очень крепко, как будто намеревался раздавить ладонь. Но Бенджамин стойко выдержал хватку и сохранил лицо. Даже смог побороть желание приказать дворецкому выпнуть нахала за дверь. А позже, неделей или двумя позже, он застукал их с Тьерри, своим сыном, в ванной, целующимися. Они с Тьерри стоили друг друга — оба бунтари, горячие, грубые. С одной стороны. С другой — Бенджамин не одобрял гомосексуальные похождения сына, считая это ошибкой молодости, блажью и игрой на руку прессе. С третьей стороны, сын ясно дал понять, что мнение отца его не интересует, в отличие от дочери, всячески его поддерживающей. Так что если Тьерри не возьмется за ум, всегда есть надежда на Флэр. Правда она, как там сказал Скей, асексуальна?.. В общем, её не интересует физическая близость. Что несколько затрудняло продолжение рода Бенуа. Но Скей без особой надежды в голосе сказал, что в мире всё изменчиво. Не успеет Бенджамин оглянуться, как и дочь захочет ребёнка, и сын вернётся под родное крыло с извинениями. А если нет: так ведь Бенджамин не старик ещё! Ну-ну. Не старик, но сейчас ему только и остаётся, что вариться в котле собственных мыслей и воспоминаний. Он вздохнул и принял две таблетки: одну — из блистера, вторую — баночки. Не старик, но жизнь казалась ему законченной. Ведь есть причина, почему он сейчас сидит на ветхом диване и смотрит в беззвучный телевизор. На экране мелькали картинки черно-белого кино. «В джазе только девушки». Его окружали потекшие стены, кривые потолки, запах спирта и мусора. Он сам выбрал это место, чтобы скрыться и затихнуть. Потому что, возможно, лучшего он не заслуживает. Он должен был быть внимательней, смотреть за окружением Влада, оберегать его. Словом, всячески исключать возможности покушения. И не справился. Ни он, ни охрана. Ведётся расследование — и Бенджамина попросили на это время залечь на дно. Они сказали, что не хотят терять ещё и его. Так он и оказался одним декабрьским днём в этом районе с многоквартирными домами, где в одной коробке могут помещаться по пять-шесть человек. На потолке проявлялись ржавые пятна, тонкие стены позволяли услышать даже дыхание за ними, а окна продувало. Возможно, если бы мертвецы чувствовали, именно так они ощущали бы себя в гробу?***
Ночью ему часто не спалось. Мешали крики с улицы, перестрелки или секс этажом выше. Или ниже. Сложно было понять. Он предпочитал спать днём. Вот и сегодня опять кто-то дрался прямо под окном. Его друг из полиции рассказывал, что под Рождество уровень преступности растет. Особенно в такое неспокойное время: мэра убили, всюду митинги, народ в гневе. Бенджамин, прихрамывая — ещё не оправился от пулевого ранения. — проковылял к окну и раздвинул жалюзи указательным и средним пальцем. — Иди домой, урод! — гаркнул один из нападавших и толкнул парня в одних шортах, шлепках и цветастой рубашке. Очень странная одежда для прогулки зимой в минус пятнадцать. Наркоман, наверное, какой-нибудь. Лица никак не удавалось разглядеть из-за темноты и блеклого света фонарного столба. — У нас его нет! — Ты гонишь, сука! — «Рубашка», несмотря на численное превосходство соперников — один против пятерых — накинулся на говорившего. — Возвращай! — Бля, достал! Вся эта свора накинулась на «Рубашку». Слышались лишь глухие удары, обилие мата и ещё — чувствовался запах крови. Не в прямом смысле, конечно. Из квартиры Бенджамин ничего бы не учуял, а, скорее, на подсознательном уровне. Когда есть понимание, что кто-то сегодня умрёт или пострадает. Бенджамин уже приложил к уху смартфон, но, фыркнув, тут же отключил его. Какое ему дело до шпаны? Сегодня их разнимет полиция, завтра они снова возьмутся за старое. Одним трупом больше — одним меньше. Бенджамин, опираясь на трость, вернулся на кровать. Под разъяренные крики шпаны и глухие удары, он закинул в рот две успокоительные пилюли и прилёг, ожидая, когда препарат подействует. Вскоре удары и крики с улицы начали слышаться как будто издалека, а под вой полицейской сирены он смог наконец уснуть.***
Проснулся Бенджамин от собственного крика. Опять этот сон: блик на чёрном корпусе, пистолет смотрит на Влада. Бенджамин не размышляет — закрывает его собой. Пуля пробивает бедро Бенджамина. И параллельно с ней, вторая, от злоумышленника, подкравшегося сзади, попадает прямо в голову Влада. Ошметки плоти тёплой массой липнут прямо к затылку… Бенджамин свесил ноги и минут двадцать сидел, уткнув лицо в ладони. Это был всего лишь сон, пусть и сон-воспоминание. Если он так и будет зацикливаться на собственной неудаче и раз за разом вспоминать смерть Влада, свихнётся. И не только до глотания игл дело дойдёт. Господи, как вспомнит… Возможно, ему стоит как-то развлечь себя? Скоро ведь Рождество. Он мог бы что-нибудь купить, что-нибудь рождественское, ёлку, например… Последнее время все праздники он справлял только для вида, чтобы прессе было что публиковать в журналы. А тут, глядишь, проведёт время, как обычный человек, и жить захочется?.. Всего-то чуть-чуть осталось дожить до Нового года. Чуть-чуть. И станет легче. Может быть, это и глупо, но ему казалось, что с новым годом и правда уходит всё плохое. Это похоже на погружение воду. Первого января ты ныряешь с головой, пытаешься задержать дыхание, и, если хватит запаса воздуха в лёгких, тридцать первого наконец выныриваешь, вдыхаешь полной грудью — и тебе хорошо. А затем ныряешь заново. Но эти мгновения, когда наконец-то можно выдохнуть, были для Бенджамина бесценными. Так что… почему бы и нет? Да, не будет детей, всех тех политиков и бомонда, с которым обычно он проводил праздники, но разве это плохо? Нужно смотреть на вещи реально. Он не любил своё окружение, за исключением двух-трёх человек. А дети не очень-то любили его. Он пропустил тот момент, когда мог стать для них именно отцом, а не опекуном, предоставляющим крышу над головой и деньги. Оливия вот прекрасно понимала, что и когда нужно сказать, чтобы сохранить вид и перед детьми и перед политиками. Жаль, что она не выдержала первой и сама же вышла из игры, сбежав. Но даже так дети всё равно вспоминали о ней, как о лучшей женщине в мире, хотя, по сути, она их бросила. Но не стоило думать об этом. Лучше он сходит в магазин, купит что-нибудь для выпечки.***
Выходя из дома, ему пришлось раз пять ударить плечом в дверь, чтобы та «встала» на место и закрылась. Он развернулся и, опираясь на трость, пошел по коридору. Пахло кислятиной. Он жил на третьем этаже, любил спускаться по лестнице — лифт в такое время, обычно, если и работал, точно был зассан или замусорен. Или всё сразу. Он миновал двери лифта и остановился перед лестничным пролетом. На ступеньках лежал какой-то пьяница. Бенджамин тяжело вздохнул и перешагнул его. Ещё в октябре Бенджамин красовался на страницах журнала Irbis, как один из самых «деловых и сексуальных» мужчин Новы, а сейчас, хромой, старается перешагнуть пьяницу в самом засраном районе Нью-Эйджа и внешне, очевидно, мало чем отличался от местного жителя. На первом этаже появились новые граффити, украшенные потеком чьей-то блевотины. Сексуально. По-деловому. Бенджамин постарался прогнать гнетущие мысли и вышел на улицу. Морозный воздух несколько освежил. По крайней мере, прогнал неприятные запахи и мысли. Снега за ночь опять намело по колено, зато он скрывал наледь и следы ночных драк. Мини-универсам находился буквально за углом, но Бенджамину с его больной ногой пришлось проявить усилие, чтобы преодолеть нерасчищенную улицу. Когда он дошёл до ступенек, запыхался, дышал ртом, а бедро горело от боли. Рана уже не откроется, он понимал, тем не менее казалось, что нога сейчас взорвётся. Он оперся двумя руками на трость и прикрыл глаза, стараясь восстановить дыхание. Звякнул колокольчик, и на крыльцо, гонимая теплым потоком воздуха, из магазина вышла женщина в драной шубе. — С утра! — негодовала она, боком спускаясь по ледяным ступенькам. — С утра теперь даже в магазин не сходить! Чертовы пьяницы! Наркоманы! Голодранцы! Ненавижу! Чертов район! Гори он в аду! «Вместе со всеми нами», — чуть не добавил Бенджамин. Он дождался, когда недовольная дама скроется за углом и прошёл в магазин. Не успели двери за ним захлопнуться, как боковое зрение сразу поймало слева, где стояли корзинки на колесиках, гревшегося у батареи под подоконником парня. Он был одет в цветастую рубашку, Бенджамин узнал бы её из сотни других. Собственно, как и её владельца, теперь при свете дня и магазинных ламп видного как на ладони. Уже без шлепок, парень сидел, прижав красные от ссадин и порезов колени к обогревателю. Светлые волосы пропитались кровью. Он прижимал к груди тонкую прямоугольную коробку, размером с мини-планшет. Вначале Бенджамин не поверил собственным глазам. Но затем решил поставить себя перед фактом: — Ричард? Парень медленно, словно каждое движение причиняло боль, что, скорее всего, так и было, поднял голову. Бенджамин рад был бы ошибиться, но нет — попал в точку. Парень в броской рубашке, устроивший драку у него под окном, оказался парнем его сына.***
— Бенуа?.. — Нет такого слова, чтобы выразить, насколько Ричард охренел. Ещё вчера он не знал, что этот район вообще существует. Сунулся сюда прямо с вечеринки, хотя знал, что идти на неё не стоит, и вот результат: сидит избитый у батареи, отогревается, как какой-то пропойца, а рядом с ним стоит… он! Он, его-то мать! Из всех приблизительно восьми миллиардов жителей Земли, двух миллионов человек, населяющих город, именно он! Какого?!.. — Пожалуйста, не по фамилии, — пусть и выглядел Бенуа скорее не как человек, а как его подобие, повалявшееся во всех злачных местах этого мира, он все ещё сохранял вежливость и какую-никакую стать. — Здесь меня знают как Бобби. — Бобби? — Ричард аж собственной слюной поперхнулся и закашлялся. Бобби! Ричард исподлобья поглядел на Бенуа «Бобби». Он похудел, твидовое черное пальто теперь казалось шкафом, в котором заключен маленький человечек, побледневший и осунувшийся. Словно только недавно восстал из могилы. Черные волосы с закравшейся между локонами сединой теперь спускались ниже плеч, лицо покрылось усами и бородкой. Стоял, опираясь на трость, и лупил на Ричарда свои зеленые глаза. Ричард был слишком ошарашен ночной вылазкой и тем, кого видел — БЕНУА! — чтобы произнести хоть что-то вразумительное. Бенуа, кажется, тоже. Но опомнился, когда какой-то мужик, судя по всему, с похмелья, оттолкнул его, сообщив, что тот загораживает проход. Бенуа, конечно, проигнорировал грубость. Весь из себя такой сдержанный и вежливый отошёл, позволяя мужику пройти. Вот только Ричард был не в том настроении, чтобы игнорировать грубость. Он и так-то не любил, когда кто-то относился к другим свысока (на себя это не распространялось), а сегодня уровень его агрессии взлетел до наивысшей отметки. — Мужик, повежливее давай. — Ричард повернулся спиной к батарее и выставил ногу, преграждая мужику дорогу. — Чё? — Мужик глянул на него и тряхнул рукой. Ричард не дурак, сразу заметил на пальцах кольца от кастета. — Че вякнул? Так этот мудак ещё и угрожать вздумал?! — Я тебя прямо здесь сейчас… — начал было Ричард. — Извините его. — Бенуа оказался рядом и легонько ударил тростью по ноге Ричарда, намекая, что преграду нужно убрать. О, ну да, конечно, дождётся, ага! — Проходите, нам не нужны неприятности. — Ваше счастье, что я сегодня добрый. — Мужик перешагнул Ричарда, так и не убравшего ногу. Взялся за ручку тележку, но Ричард ухватил ту за ножку, мешая сдвинуть с места. Послышался тяжелый вздох Бенуа, что не могло не порадовать Ричарда. Нравилось ему доводить этого напыщенного педанта. — Ты нарываешься, пиздюк мелкий! — Извинись перед ним. — Ричард смотрел в глаза мужику, давая понять, что не боится ни кастетов, ни какой бы там ни было другой лютой фигни. — А потом дуй на все четыре стороны. Ричард понимал, что не в том положении, чтобы диктовать условия. Просто он привык быть боссом. И ещё ему понравился удивленный взгляд Бенуа, как бы говорящий: ты зачем меня приплетаешь? Но Ричард совсем не ожидал, что мужик сорвётся и пнёт его в лицо, да так, что в глазах потемнеет. Когда просветлело, мужик уже прижимал Бенуа к стене, уперев кастет ему под подбородок, и угрожающе-елейно советовал, чтобы он со своим буйным сынишкой валил с глаз долой. Бенуа спорить не стал. Мужик забрал тележку и, пнув калитку, пошел за продуктами. Охранник делал вид, что ничего не заметил, а продавщицы вряд ли видели побои — они сидели за стенкой из стеллажей. — Доволен? — Бенуа поправил ворот пальто и оперся на трость. — Он серость бесячая, напрашивался. — Ричард смахнул капли крови, выступившие из носа. — Был бы я в лучшей форме, вынес бы его отсюда вперёд ногами. — Тут он усмехнулся. — Между прочим, тебя защищал. — Я в этом определённо нуждался. — Ха-ха, извечная ирония Бенуа. Ричард схватился за подоконник и попытался встать, но вчерашняя драка дала о себе знать. Боль в руке прострелила всё тело, ноги не слушались, и он рухнул обратно. — И что мне с тобой делать, защитник? — Бенуа пропустил женщину, та взяла корзинку и прошла мимо. Нет, ну ясное дело что. Для Ричарда всё было очевидно.***
Бенджамин довёл Ричарда до квартиры. Это оказалось нелегкой задачей. Вся нагрузка шла на правую — простреленную — ногу. Весил Ричард не сорок килограмм. Эти горы мышц, умещённые в сто восемьдесят три сантиметра (и откуда Бенджамин помнит эту информацию?) весили не меньше девяноста. Да и сугробы до сих пор не разгребли. Они то и дело спотыкались и заваливались в снег. Плюс, пришлось купить ему в магазине тапки — обуви посерьезней не продавалось — и накинуть на плечи пальто, чтобы совсем не закоченел по пути. Но последнего им не грозило, оба заметно вспотели, пока дошли до лифта. В квартире Бенджамин уложил Ричарда на диван, накрыл пледом и ушёл на кухню: варить чай и вызывать скорую. — С лимоном! — донеслось из гостиной. Бенджамин замер на полпути. Не выйдет с лимоном. Лимона не было. И тут же осекся: а не всё ли равно, что месье Вайсу вдруг захотелось чаю с лимоном? С чего это Бенджамин должен исполнять прихоти юнца? Мысленно отмахнувшись от дурацких мыслей, он всё-таки ушёл на кухню. Пусть мальчонка радуется, что его вообще не проигнорировали и пригласили к себе. Пока Бенджамин кипятил воду и разглядывал кнопки чайника, думал, как же спокойно Ричард отреагировал на их неожиданную встречу. Не то чтобы у Бенуа эмоции хлестали через край, но он-то привык сдерживаться, а вот Ричард… С другой-то стороны, какой реакции он хотел бы? Криков на весь магазин? Подначиваний? Ругани? Спасибо, не надо. Хватило и стычки с мужиком. Бенджамин чуть сам не вскипел от его грубости, рука так и чесалась зарядить тростью по голове идиоту, но ему не хотелось привлекать внимания. Устроил бы он драку, мужик бы привёл дружков, Бенджамину пришлось бы всё время, выходя на улицу, смотреть по сторонам, опасаться западни… Нет-нет. Без этого. Он всё-таки поселился здесь, чтобы хоть немного побыть наедине с собой и найти душевный покой. Так что лучше бы встречи с Ричардом вообще не происходило. Вскоре чай был готов. Бенджамин ощутил некоторую неловкость, когда наливал напиток и спрашивал, нужен ли сахар (оказался нужен, но у Бенджамина его не оказалось, так что зря спрашивал), и нёс наполненную чаем чашку на блюдце в гостиную. В самом деле, обычно это его обслуживали, а не он кого-то. Нет, одно дело, когда они пили чай со Скеем или друзьями, но тут… Это же Ричард. Смутьян и оппозиционер. Пусть Бенджамин и не воспринимал его всерьёз в силу возраста, тем не менее… Странно, в общем, всё было. Кружка оказалась на кофейном столике перед Ричардом. — Что ты здесь делал? — Бенджамин опустился в кресло напротив и, поставив трость рядом, блаженно вытянул настрадавшуюся сегодня ногу. — Не твой район. — Да ну? — Кривясь, видимо, от боли в левой руке, так и оставшейся синей, даже после отогрева, Ричард свесил ноги с дивана и взял кружку. — И не твой вообще-то тоже. К обращению на «ты» от Ричарда он тоже привык. Ещё на первом званом ужине парень заявил, что не признаёт авторитетов и не уважает возраст. Да, на том вечере Бенджамин почти всё время сидел с лицом, уткнутым в ладонь. — Значит, — Бенджамин внимательно вглядывался в красное после мороза лицо Ричарда, — это ты дрался вчера на улице с теми ребятами… — Значит, это ты зыркал из окна и не помог. — И отхлебнул чаю. Бенджамин удивился. Он понадеялся, что сделал этот незаметно, но Ричард, кажется, уловил изменение в его чувствах. Поставив кружку на кофейный стол, Ричард внимательно, словно барс перед прыжком (что за дурацкое сравнение?!) посмотрел на Бенджамина. — Пф! — Оскал. — А ты думал, я не увижу? Твои окна выходили прямо на нас. Зрение у парня, конечно… — Я не знал, что это ты. — Ну ни фига себе! — Тут настал черёд Ричарда удивляться. Он откинулся на спинку дивана. — Да что ты говоришь! А если бы это был не я, что-то бы изменилось? Нет, ничего бы не изменилось. Бенджамин вздохнул и отвел взгляд. Нет, знай бы, что там Ричард или один из его знакомых, он что-нибудь предпринял бы. Двойные стандарты, да. Но на его работе иначе было никак. Вешай лапшу одним — защищай от этой же лапши других. — Я скрываюсь, пока идёт дело по убийству Владислава. — Бенджамин решил свернуть диалог в другое русло. — Я очень надеюсь, что ты не проболтаешься кому-то, Тьерри, например. Мне сейчас не нужно внимание. — Прям сейчас побегу посты шпарить, чтобы сдать нашего великолепного Бенуа! — Ричард отмахнулся и скривился — опёрся на левую руку. Уж не перелом ли? Очень похоже. — Да чтоб тебя… — Рад, что ты всё понимаешь. Так что ты здесь забыл? Ричард отвернул голову, так, что Бенджамин теперь смотрел ему в профиль и наблюдал, как блестит испарина на разгорячённой коже. Определённо парень мучается от боли, вчерашняя драка не могла пройти бесследно, тем не менее делал вид, что всё прекрасно. Но вопрос явно завёл его в тупик. Бенджамин не торопил с ответом, вот только когда Ричард разомкнул губы, раздался звонок в домофон. Это оказалась скорая помощь. Ричард нехотя позволил себя осмотреть. Предположение Бенджамина подтвердилось — левая рука оказалась сломана, скорее всего, в двух местах. — Само срастется, — буркнул им Ричард. Разумеется, это не убедило бы и ребёнка, поэтому медицинский персонал настоял на поездке в травматологию, нужно было сделать рентген, наложить гипс и прочее-прочее. Ричард упёрся — сказал, что вообще-то и сам на врача учится, прекрасно он знает, как нужно вправлять конечности, фиксировать, чтобы те правильно срастались. Словом, не хотел никуда ехать. Бенджамину оставалось только наблюдать за спором медиков и Ричарда. Он так громко орал, что соседи даже постучали в стену. — Тебе нужно ехать. — Бенджамин между тем нашёл в шкафу старую дутую куртку и протянул Ричарду. — Сам понимаешь, что это безответственность к собственному здоровью. Не сможешь теперь боксировать. — Так и так не смогу. — Ричард поморщился, глядя на протянутую куртку. — Я сказал, что не хочу никуда ехать. — А я не приглашал в гости. — У Бенджамина начала затекать рука. — После таких похождений, ты можешь и с пневмонией свалиться. Побереги нервы отца. Мать, конечно, волновалась бы за Ричарда сильней, но она давно умерла. Ричард аж оскалился, глаза как-то странно не по-доброму блеснули. Он забрал куртку из рук Бенуа и один из медбратьев помог её надеть. Ричард промолчал, ну надо же. Решил не ругаться? Удивительно, обычно он не боится вставить своё веское и безусловно правильное, как он считал, словцо. Наверное, стоило бы спросить, что случилось. Странно это или нет, но Бенджамин никогда не имел ничего против Ричарда как человека. Как парня своего сына — да. Но это происходило инстинктивно, на подсознательном уровне. Нет и всё — Тьерри достоин лучшего, которого не существует. Тем не менее была для Бенджамина в Ричарде какая-то притягательность — тот был уверенным во всем, что делает. Даже если он не понимал, что делает. Хотел Бенджамин того или нет, он засматривался на Ричарда каждый чертов раз, когда он бывал у них в гостях. Вот и сейчас нет-нет да и поглядывал на парня, застегивающего его куртку. Что вынудило его ночью, зимой, почти в чем мать родила, ввязаться в драку с какой-то шпаной? — Готов? — спросил врач, судя по тому, как он теребил нагрудный карман, ему не терпелось закурить. — Ага. — Ричард бросил на Бенджамина обвиняющий взгляд и вышел. Бенджамин и сказать ничего не успел, как дверь его квартиры захлопнулась. Вот же… Бенджамин даже не сказал «пока», или «до встречи», или «береги себя». Бежать следом он не будет, конечно, чтобы наверстать упущенное, не стоило оно того. Они вот так нелепо встретились и вот так же нелепо и разошлись. С другой стороны, а что ты хотел, Бенджамин? Он закрыл глаза, досчитал до трёх и открыл глаза, надеясь, что так избавится от ненужных мыслей. Не помогло. Ноги сами привели его к окну в гостиной. Он раздвинул пальцами жалюзи, наблюдая, как бригада скорой помощи и Ричард выходят на улицу. Порыв снежной пыли попал Ричарду в лицо, заставляя прищуриться и чуть оскалиться. Светлые волосы намокли и прилипли ко лбу. Хм. Очаровательно. В принципе, Бенджамин понимал, что его сын нашёл в этом парне. Это если рассуждать объективно, конечно. Прежде чем сесть в машину, Ричард поднял голову — он точно знал куда смотреть. Бенджамину пришлось сделать над собой усилие, чтобы не податься прочь от окна. В самом деле, подумает ещё невесть что. Например, что Бенджамин смутился. Нелепость! Его и в молодости-то редко смущали, а уж сейчас, какой-то восемнадцатилетний бунтарь тем более не смутит. Делая вид, что он просто волнуется за Ричарда, так сказать, по-отечески, он махнул ему рукой. Ричард отвернулся и сел в машину. Только когда они отъехали, Бенджамин отошёл от окна. Ну вот, всё закончилось. Даже как-то грустно, что ли. За неделю жизни здесь это, пожалуй, первое что-то действительно живое, что произошло с ним. Бенджамин взял смартфон и набрал одного из немногих, кому мог доверять и кто знал Ричарда. — Слушаю, — раздался бархатистый голос. — Скей, привет. — Бенджамин машинально помассировал рану на бедре. — Наконец-то соизволил позвонить, — в голосе Скея не слышалось осуждения, только волнение, — я же просил тебя связаться со мной, как только ты устроишься. Всё хорошо? Лекарства принимаешь? — Да-да. — Бенджамин помассировал ладонями лоб. — Просто не хотел отвлекать. Сам понимаешь. Все, даже ты, напоминали бы мне о случившимся. Я полностью сменил обстановку. — Понимаю. Но что-то произошло, раз ты позвонил. — Да уж… — Бенджамин запрокинул голову. На потолке образовалось новое ржавое пятно. — Случилось. Я встретил Ричарда. —… Красноречивый ответ, Бенджамин сразу понял, что Скей более чем удивлён. — Вот как… — Всё-таки отмер он. — Это… Что ж, в данном случае, даже очень хорошо. Он у тебя? — Уже нет. — Бенуа нахмурился. Слишком уж Скей удивился, это явно неспроста. — Он сломал руку, скорая повезла его в ближайшую травматологию. Сейчас напишу адрес, навести его там… — Даже если бы я бросил сейчас всё, всё равно бы не успел. — Скей усмехнулся. — Жаль, что ты не позвонил раньше. — Что-то случилось? — Бенджамин опустил голову. — Уверен, что хочешь знать? — Говори, Скей. — Бенджамин опустил локти на колени и склонил голову. — Я способен оценивать реальность адекватно. Голос дрогнул. Он сразу вспомнил горсть игл во рту. Скей долго молчал, наверное, взвешивал все варианты, но всё же заговорил, к облегчению Бенджамина. — Хорошо. — Послышался легкий вздох. — После смерти Влада в мэрии стоит неразбериха, но это и ты застал. Множество судебных разбирательств, куча фальсификаций и несуществующих улик, появляются новые лица, уверен, заказные. В общем, там сейчас тотальная чистка кадров и перестройка, и вот, когда такой хаос, Родерик, — отец Ричарда, — занял сторону Трента. Потенциального заказчика Влада. Это ещё не доказано, но все улики указывали на него. Вот черт… — Ричард сильно повздорил с отцом из-за этого, а ты знаешь Ричарда, что он мог наговорить. — Вполне. — Бенджамин успел освежить память. — Ричард пропал два дня назад, — закончил Скей. — Я боялся, что он решил устроить что-то невразумительное. Помнишь, как пожар на заседании? О да. Кто бы мог забыть такое. Они рассматривали поправку в законе о дополнительном налогообложении неграждан страны, но рассмотрение пришлось отменить из-за этого самого пожара. Никто не пострадал, конечно, но переволновались люди знатно. — Ладно, скинь адрес, — решил Скей. — Свяжусь с местным врачом, попрошу не отпускать Ричарда. Может быть, это его и сдержит. Оба знали, что нет. — Мне стоило сразу позвонить. — Бенджамин покачал головой. И заметил под подушкой на диване уголок чего-то черного. — Да, я сейчас пришлю тебе сообщение. Скей, позвони мне, как… Как узнаешь, что с Ричардом? Зачем ему это? Допустим, он просто заботится о парне своего сына. Верно. Самообман — лучшее средство от бессонницы. — …как узнаешь, как он. Хорошо? Теперь ты знаешь мой номер. — Конечно. Пусть так. Бенджамин сбросил вызов, переслал Скею сообщение с номером травматологии. А затем сел на край дивана и приподнял подушку. Под ней оказался портсигар с красным цветком — гибискусом — на матовой черной поверхности. На крышке проходила небольшая вмятина и полоса. Бенджамин никогда не видел такого портсигара ни у себя, ни у Ричарда. Он даже не знал, что тот курит. Но, может, и не курит… Слишком уж эта вещица выглядела элегантной, совсем не сочеталась со стилем Ричарда. Он вспомнил драку ночью. Ричард кричал, чтобы ему немедленно что-то отдали. А затем, в магазине, прижимал к груди этот вот портсигар. Видимо, вещица была ему очень дорога. Интересно. Тогда зачем он оставил её у Бенджамина? Забыл?..***
Прошло два дня. Скей сказал, что, как и следовало ожидать, Ричард сбежал. Бенджамин считал это своим упущением. Сейчас, обдумав произошедшее, он знал, как поступить. Ему стоило сразу позвонить Скею и, пока тот ехал бы, допытаться до Ричарда, что случилось. Почему он в таком нелепом виде заявился в этот район, ввязался в драку и оставил здесь портсигар. Кстати о вещице — она оказалась закодирована на отпечаток пальцев. В интернете нашёлся сайт фирмы, изготавливающей такие портсигары на заказ из очень крепкого и держащего запах материала. Словом, вещь люксовая и индивидуальная. Бенджамин решил, что не будет взламывать его. Убрал в шкаф и принялся к подготовке к Рождеству и Новому году. Стирал, готовил, убирался. Это выжимало из него все силы, и он отвлекался от мыслей обо всём на свете, в том числе о Ричарде и его отце. Скей не звонил и не напрашивался в гости. Он прекрасно понимал, что лучше сейчас не давить на Бенджамина. Всегда видел границы дозволенного. Скей — семейный врач Бенуа, под его надзором дед Бенуа справился с раком, Тьерри смог оправиться после лихорадки, подхваченной в Африке, а Флэр вышла из зоны комфорта и наконец-то начала общаться с другими людьми. Даже завела друзей. Пусть и через интернет. Сейчас Бенджамин пытался заняться выпечкой — хотел приготовить имбирные печенья. Получалось так себе. Всё-таки сложно после долгих лет службы в бюрократической среде вновь вернуться к чему-то обыденно-мирскому. — Урод! — За стеной жена ругалась с мужем. Или девушка с парнем. Или случайные любовники. — На хуй пошёл! Видала я тебя знаешь где?! — Заткнись, шлюха! — с неправдоподобным апломбом прогремел мужской голос. — И встала на колени! Бенджамин приподнял бровь. Может, у них там ролевые игры? Предположение оказалось верно. Когда он делал тесто, к выкрикам «шлюха», «урод», «хуй» прибавились стоны и грохот. Как будто сносили мебель. За другой стеной раздались улюлюкания, буянящую пару поддерживали овациями. Да уж, эти люди не слышали о таком понятии, как частная жизнь и уж тем более об уважении к ней. Бенджамин привычным движением достал из ящика стола беруши и надел. Это не слишком помогло, но часть звуков всё-таки отсекло. Когда он выложил на противень заготовки для печенья, повернул голову — и замер. На улице мело. Да так, что даже балкона, находящегося всего в метре от окна, было не видно. Он вынул беруши — крики и стоны стихли, только по трубам выл ветер и раздавались монотонные удары — бам, бам, бам. Бенджамин отложил беруши и сложил руки на подоконнике, зачарованно глядя на буйство стихии. Переплетаясь между собой, снежные порывы превращались в соперничающие волны, которые как будто только и жаждали обрушить на землю весь свой гнев. Одна из таких волн с грохотом ударила в окно Бенджамина, отчего он вздрогнул. Снег маленькими иголочками формировался на стекле, а затем его сносило новым порывом ветра, приносящим с собой новые снежинки. И во всей это круговерти не было видно ни зги. Интересно, Ричард сейчас дома или у друзей? Не живёт же этот упрямец где-нибудь на улице, чтобы показать Родерику, какой он несгибаемый. Вот чёрт, а ведь он может. Бенджамин вздохнул и опустил голову. Опять он думает об этом мальчишке. Весь покой ему нарушил своей ночной дракой. От мыслей его отвлекло пиликанье домофона. Кого ещё чёрт принёс в такую непогоду? Опираясь на трость, Бенджамин поковылял к двери. Не отследили же недоброжелатели звонки Скея и не явились к нему, чтобы закончить дело? Нет, вряд ли. Их целью был Влад. А если бы они хотели убить Бенджамина — убили бы. Времени хватало. — Кто? — Он снял трубку. Наверное, дверью ошиблись или… — Это я. — Ричард! Трубка чуть не выпала из рук. Бенджамин сразу же нажал на кнопку разблокировки и открыл входную дверь. Он быстро, насколько позволяла больная нога, прошёл через галерею и остановился возле лифта. Вслушался — лифт не ехал, а вот по лестнице кто-то грузно шагал. Шаги приближались, а Бенджамин ощущал в груди трепет, непонятное волнение. Может быть, стоило пойти навстречу? Но только он подумал об этом, как на лестнице показался Ричард. Выглядел он неважно. Было такое чувство, что он все эти два дня и правда провёл на улице. Всё в тех же тапках, шортах, броской рубашке и расстегнутой куртке Бенджамина. Наверное, только она и не позволила ему окоченеть. Пошатываясь, Ричард подошёл и привалился плечом к стене в метре от Бенджамина. А он, право слово, не знал, что и сказать. — Сдашь меня — сдам тебя, — выхрипел Ричард. И упал.