Снегопад закончился.
Ричард приоткрыл глаза, потому что в глаза бил яркий солнечный свет. Он укрылся одеялом с головой и, кряхтя, отвернулся.
Уже четвёртые сутки он спит в кровати Бенуа, вдыхает запах его шампуня с подушки и делает вид, что всё ещё слаб. Не то чтобы ему нравилось корчить из себя принцессу на горошине, просто хотелось проверить, насколько серьёзно Бенуа отнесётся к его просьбе «не сдавать». Что ж, вполне серьёзно. Единственный, кому Бенуа его сдал, оказался очередной врач, сказавший, что с Ричардом всё в порядке, просто усталость и легкое обморожение. Но за состоянием лучше следить.
Бенуа следил. Заходил три раза в день, приносил какую-то бурду вроде супа или жидкого овощного пюре. Готовил он, мягко говоря, хреново. А магазинная еда в этом районе отличалась привкусом какого-то пластика, что ли. В общем, совсем не как в лучших домах. Сначала Ричард даже отказывался, но затем решил, что с голода помирать не хочется. На третьи сутки Бенуа поставил поднос с печеньем. Совершенно пресным и черствым. Где он такое только купил?! Ричард съел только одно. После этого Бенуа не приносил печенье.
А сегодня Ричард не выдержал. Он откинул одеяло и спустил ноги с кровати. На тумбочке стоял каша. Как обычно, безвкусная.
Решив, что сегодня сам приготовит завтрак, обед и ужин, Ричард поднялся и размял плечи. Вернее, плечо. Второе сложно было размять из-за бандажа, накрепко зафиксировавшего сломанную руку.
Из гостиной доносился приглушенный звук телевизора. Ричард задумался, что ему сказать Бенуа? Он ломал голову над этим три дня, но так и не додумался до «правильного» ответа. Наверняка Бенуа спросит, что случилось и почему Ричард пришёл именно к нему. И если на первый вопрос Ричард готов был ответить, то на второй не очень.
Ладно, была не была.
Он вышел из комнаты и уже открыл рот, как осекся. Бенуа полулежал на диване, уложив на колени трость и подперев подбородок пальцами. Он, кажется, уснул, ну, или подрёмывал, за просмотром фигурного катания. Его грудь тяжело вздымалась, словно каждый вдох — это препятствие. Отросшие пряди челки спадали на глаза, ресницы подрагивали.
Конечно, Ричард засмотрелся. Себе он врать не будет — он начал засматриваться на Бенуа сразу, когда только впервые увидел. Задолго до званного ужина и близости к Тьерри.
Совсем слетел с катушек, когда полупьяный пришёл к ним на званый ужин и пожал ему руку, очень крепко, даже слишком, но это так он проверял, запищит ли этот педант от боли и начнёт ли возмущаться. Нет, Бенуа отреагировал стойко и вежливо. Он всегда был стойким и вежливым, и это бесило Ричарда. Хотелось найти его Ахиллесову пяту.
И одной из таких стал Тьерри. Вот там-то хладнокровие Бенуа начало давать сбой, ровно как и мозги Ричарда. Он тогда понял, что, мать его, влюбился. И не в Тьерри.
Когда произошло покушение, Ричард убивался, что был далеко и не помог. Даже тайком проникал в больницу, пока Бенуа лежал в коме. Затем пытался выяснить у Скея, куда пропал Бенуа, но в ответ получал многозначительное ничего. И вот неужели он встретил его там, где, по идее, им обоим не место? Тем не менее встретил и все эти дни лежал в его кровати.
Охренеть.
Бенуа моргнул и приподнялся. Ричард застыл, он так углубился в свои мысли, пока смотрел на Бенуа, что вконец растерялся.
Что говорить, что делать, куда идти — вылетело из головы.
— О, ты встал, — Бенуа растирал глаза, садясь с идеально прямой спиной, ну да, ну да, куда ж мы без стати. — Как себя чувствуешь?
— Как будто по мне каток проехался, — Ричард помассировал плечо, через которое была перекинута лямка бандажа. — Никому не звонил?
— Нет.
— Даже Скею?
— Иначе ты был бы уже у него.
Логично-логично. Ричард чуть расслабился, вновь посмотрев на Бенуа. Он разного Бенуа видел. Официального, очень официального, по-домашнему официального, но первый раз по-домашнему домашним: в халате, небрежным, сонным и болезненным.
— Я останусь у тебя ещё на пару дней? — Ричард решил палить сразу.
— Если только объяснишь, что происходит. — Бенуа посмотрел на него этим своим тягучим взглядом из-под черных ресниц, от которого у Ричарда обычно начинались мысли по агрессивному захвату жертвы. — Я бы не хотел неприятностей с твоим отцом...
— А кто хочет? — Ричард фыркнул и прошёл в гостиную. — Ему каждый жопу лижет, ты что, исключение?
— Ричард. — Бенуа приподнял бровь. — Скоро Новый год, если ты не забыл. Уверен, твой отец хотел бы...
— Я вот почти уверен, что ты даже не предполагаешь, чего хочет мой отец! — отрезал Ричард. — Как минимум стать мэром и весь город поставить на колени!
Бенуа коротко посмеялся, снисходительно поглядев на Ричарда. А, ну да, конечно, он уж и забыл, что на него все смотрят как на ребёнка. Это так раздражило.
— Твой отец никогда не интересовался властью, Ричард. Не переливай из пустого в порожнее. Если он поддержал Трента, это ещё не значит...
— О, ну да, конечно! — Ричард всплеснул правой рукой. — Конечно, ты-то всегда знаешь больше, мистер Осведомительность! Только что-то это не помогло спасти тебе Влада!
Ричард сразу пожалел о своих словах. Бенуа поморщился и отвёл взгляд. Его пальцы на набалдашнике трости дрогнули. Этот мужчина всегда хорошо прятал эмоции, ну а как без этого в политике? Но сейчас всё было написано на лице: он подавлен. И повержен. А Ричард саданул по ещё незажившей ране.
— Я останусь на пару дней, — решил Ричард. — Придумаю, что делать дальше, и уйду. Ладно? Могу спать на диване, твоя кровать всё равно мне не нравится. Она скрипучая. И постоянно за стенкой кто-то сношается.
Бенуа вглядывался в экран телевизора. Думал. Как бы это сказать? Он красиво думал. Ричард всегда немного "подвисал", видя это выражение лица.
— Пожалуй. — Бенуа согласился. Ну ничего себе. Повезло! — Если так ты прекратишь устраивать драки под моим окном.
— Постараюсь. — Ричард прошёл в ванную. А когда вышел, застал очень интересную картину: Бенуа переодевался.
Халат лежал на спинке дивана, а ноги только-только скользнули в домашние брюки черного цвета. Наверное, Бенуа когда-то занимался плаванием или чем-то таким, потому что его плечи были широкими, а торс разве что не треугольником уходил к паху. Он действительно похудел, но растерял не все мышцы. Всю спину покрывали светлые шрамы, а под лопаткой угадывался след от пули.
Сколько же всего Бенуа повидал? Он же работал не только заместителем мэра, но и его главным телохранителем. Однажды Ричарду посчастливилось увидеть Бенуа в роли защитника. После этого Ричард вспоминал эту картину каждый раз, когда собирался подрочить.
Бенуа накинул домашнюю рубашку и повернулся к нему, застегиваясь. Ну вот, кайф обломлен.
— Ты расскажешь, почему подрался с теми ребятами и оказался в этом районе?
— Нет. — Не сейчас, по крайней мере. Ричард прошёл на кухню. — Это что за издевательство над едой, блин?!
Вся кухня была если не местом битвы, то чем-то близким к нему. Всюду остались брызги теста, сахарной пудры, пищевых добавок, в разных емкостях — от тарелок до кастрюль — валялись сгоревшие или недопеченные печенья.
— Я никогда не готовил, — поправляя рукава рубашки, на кухню прошёл и Бенуа. Он остановился всего в шаге от Ричарда, так, что спиной ощущалось его присутствие. Но Ричард был бы не Ричардом, если бы отошёл. Нет, нетушки, не-а. Он не покажет своего смущения. — Решил, что если вынужден провести Новый год в одиночестве, может быть, проведу его, как показывают в кино.
— С выпечкой, бухлом и под новогодние песни? — Ричард повернулся к нему лицом.
Две пуговицы на рубашке Бенуа были расстегнуты, что открывало вид на его острые ключицы и черные волоски на груди.
Вот блин...
— Без бухла. — Бенуа как-то тоже не стремился отходить. — Я на таблетках.
— Ну, это покруче бухла, конечно. — Взгляд так и приклеился к волоскам на груди.
Хотелось бы расстегнуть остальные пуговицы, чтобы увидеть больше.
— Я тоже так думаю.
— Ты, короче, прямо как это печенье, Бенуа... — Твою мать, что он сказал?! Вообще не подумал, слова сами вылетели изо рта. Ричард посмотрел на Бенуа, бровь того приподнялась. — Ну а что? Всё делаешь по рецепту, а чувств вложено ноль.
А неплохо выкрутился.
— Я человек, Ричард.
— И?
— У меня есть чувства.
— Бла-бла, политическая дребедень, мне-то не заливай! — Ричард отмахнулся и всё же отвернулся. Отошёл: принялся выискивать пустую посуду для выпечки, тесто и остальные ингредиенты. — Что ты пытался приготовить?
— Имбирное печенье.
— Мастер, блин. — Ричард начал копаться в полках. — Где у тебя всё? Всему учить надо.
Бенуа оказался за его спиной, опираясь на неё грудью. Так, что Ричард ощутил биение его сердца — довольно быстрое и сильное. Бенуа протянул руку над плечом Ричарда, открыл дверцу полки и достал упаковку муки. Она легла рядом с его ладонью на тумбочке. Ричард скользнул взглядом по длинным и тонким пальцам Бенуа.
Да блин!
— Что за дешёвку ты взял?
— Какой район, такие и продукты. — Бенуа отступил и открыл холодильник. Достал масло и яйцо. — Я не заставляю тебя готовить.
Вскоре на столе начали появляться нужные ингредиенты.
— Но я буду тут жить, временно, и не хочу, чтобы ты меня отравил. Мёд есть?
— Откуда?
Ричард едва не выругался в рифму. Но вместо лишних слов освободил стол, убрав все ёмкости с приготовленным «печеньем» на пол или другие тумбы. Грязную посуду скинул в мойку. Он буквально ощущал на себе взгляд Бенуа. Тот стоял, облокотившись на дверной косяк. А это… это несколько нервировало, да так, что Ричард вспотел. Его счастье, что он привык делать какую-нибудь фигню. Вот и сейчас он обязательно приготовит Бенуа это сраное имбирное печенье, чего бы это ему ни стоило, даже спаленных нервов.
— Так и будешь глазеть? — Ричард вытер лоб тыльной стороной ладони.
— Нравится вид.
Ну ничего себе заявление! Ему послышалось или как? Ричард ухмыльнулся, а что, глядишь, этот мужик не такой уж и стойкий, а Ричард не так его и раздражает, как казалась со стороны.
— Ты правда умеешь готовить печенье? — Бенуа быстро сменил тему, но Ричард всё-всё-всё запомнил.
— Ага. — Ричард принялся смешивать молотые приправы в пиале. — Тайное хобби. У кого-то травка, у кого-то выпечка. — Он глянул на закрытый пакет муки и глянул на Бенуа. — Помочь не хочешь? Сложно будет готовить только одной рукой.
Тот отвёл взгляд, вновь задумался, а затем пошёл к муке.
— Я думал, твоё тайное хобби портить жизнь правительству.
— Это работа.
Больше вопросов на эту тему Бенуа не задавал. Вот и хорошо. Ричард вообще-то так нагло подселился к Бенуа не для того, чтобы политические отношения выяснять. Это они обязательно успеют сделать в будущем.
Пока Ричард занимался смешиванием приправ и муки, Бенуа растирал сливочное масло с сахарной пудрой. У него было две здоровых руки, поэтому большую часть выполнял всё-таки он, а Ричард курировал. Миксера у Бенуа не было, так что вымешивать смесь до однородного теста пришлось руками. И не то чтобы Ричард пожалел об этом: нет, смотреть, как Бенуа погружает пальцы в тесто, оказалось той ещё эротической фантазией. Ещё большей — когда, закончив, он вдруг решил облизать пальцы. Ну так, с чувством, методично погружая каждый палец в рот и обхватывая его губами. Только большой решил просто обтереть. Вряд ли Бенуа знал, что во время этого, в общем-то, невинного действия, Ричард стоит и пристально за ним наблюдает.
После такого он не выдержал и всё-таки открыл форточку, впуская на кухню морозный воздух.
Затем, пока тесто лежало в холодильнике, они перекусили вермишель-пакетами из магазина.
— Боже… — У Ричарда поджелудочная почти сразу начала отказывать. — Как люди это жрут? Как они вообще доживают до старости с такой пищей?
— Ко всему привыкают. — Бенджамин водил пластиковой вилкой по размоченной в воде вермишели. — Не у всех есть личные фермы, откуда привозят натуральные продукты. Но ты и так это знаешь. Я тоже не сразу привык, но, как видишь…
— Вижу трупак ходячий, всё ясно с тобой.
Ни один, ни другой блюдо быстрого приготовления не доели. Но они отвлеклись от голода, когда начали раскатывать тесто на пергаменте на столе. Ну, вернее, работал опять Бенуа, Ричард просто сидел и смотрел, как тот начинает уставать от тяжкого непривычного для него труда и покрывается испариной. Ох, ну и сексуальный же мужик. Или это просто у Ричарда странные предпочтения?
— Что дальше? — Бенуа повернулся к нему и оперся ладонью о стол, смахнув капли пота со лба. Тяжело вздохнул. — Признаться, я даже немного утомился.
— Ещё бы, это тебе не бумажки перебирать и не у трибуны микрофон слюнявить.
Бенуа приподнял бровь. Ричард отмахнулся. Он почему-то всё никак не мог простить Бенуа, что тот был политиком.
— Нужно придать печенью форму. Есть что?
Формочек Бенуа прикупил до фига, самые разные: звёздочки, бабочки, летучие мыши, цветочки. Так, после шести противней из духовки, блюда оказались завалены имбирными человечками, домиками, облачками и всевозможными тварями.
— М-м-м... — Бенуа надкусил печенье, Ричард ощутил непомерную гордость, увидев блеск в его глазах. — Это действительно вкусно. Удивил.
— Я же говорил. — Ричард хмыкнул и высокомерно добавил: — Я лучший, давно пора было понять.
— Я разве когда-нибудь оспаривал это утверждение? — Бенуа подпёр пальцами подбородок и пристально, пожалуй, даже очень пристально, поглядел на Ричарда. Так-так-так, задумал что-то, шельма. — Возможно, у нас ещё будет время приготовить напитки. Ты как в этом?
— Похуже, но рецепт-то есть, нужно просто ингредиенты купить.
— Как насчёт глинтвейна? — Бенуа откинулся на спинку стула.
— Тебе же нельзя бухать.
— Безалкогольный.
— Глинтвейн без вина — не глинтвейн.
— Себе можешь сделать алкогольный.
Пришлось походить по округе — в минимаркете продавалось не всё, а доставку пришлось бы ждать аж до самого утра. Это оказался прямо-таки настоящий квест: Бенуа и Ричард разделились, ходили в разные магазины и пересылали друг другу сообщения, кто что нашёл. Всё сложилось хорошо: ингредиенты были найдены, а две кастрюли с горячим глинтвейном стояли на плите. К вечеру они так вымотались, что смогли лишь принять душ (каждый по отдельности, хотя Ричард не привык обращаться с бандажом и пришлось попросить о помощи), поставить блюда с печеньями и глинтвейн на кофейный столик и развалиться на диване.
По телевизору шёл какой-то ситком с закадровым смехом и тупыми шутками. Ричард буквально ощущал, как его мозги превращаются в жижицу, Бенуа тоже, кажется, не особо следил за повествованием. За окном вновь поднялась метель, и в квартиру проникали струи ледяного воздуха, особенно хорошо их ощущали босые ноги. Тогда Бенуа принёс два пледа, один набросил на Ричарда, а второй забрал себе.
Они помалкивали. Ричард совсем не знал, на какую тему можно поговорить с Бенуа. Обычно они только спорили.
— В чём смысл этой передачи? — Ричард всё-таки решил просто говорить, там придумает развилку. — Просто мужик ходит по городу и показывает, какие другие долбоящеры. Реально, очень смешно, ага.
— Сатира популярна. — Бенджамин сидел в обнимку с блюдом и хрумкал печеньем. Мелькавшие картинки на экране телевизора отбрасывали на его бледное лицо свет. — На высмеивании других легко заработать. Добрый юмор ценится меньше. В политике так тоже работает. У нас, по крайней мере.
— В плане? — Ричард плеснул себе глинтвейна и развалился на диване, осмелился подсесть к Бенуа поближе.
— Нужно создать худшую из всех возможно терпимых ситуаций. — Бенуа держал возле губ печенье-звёздочку и глядел, как мужик у микрофона скалится и разводит руками, мол, прикиньте какие люди идиоты! — Чтобы людям было за что бороться и митинговать, чтобы они считали, что правительству без них не пойдёт на уступки, хотя эти уступки давно обговорены и готовы. И так постоянно понижать и повышать планку дозволенного. Если дать всё и сразу — начнётся хаос.
— Ты уверен? — Ричард не сводил с него взгляда. Хотел понять, поддерживает ли Бенуа эту мысль или же нет.
— Людям нужно за что-то бороться и ощущать себя значимыми. — Он всё-таки надкусил печенье.
— Не всем же, ну. Некоторые просто хотят жить и им плевать на политику и что там творится. Хотят уважения.
— Таких меньшинство. — Бенуа налил себе безалкогольного глинтвейна. — Добрый юмор ценится меньше.
Ричард так и не понял, как Бенуа относится ко всему тому, что сам же и сказал. Но счёл хорошим знаком, когда он переключил на другой канал, где шёл какой-то сериал-мюзикл с новогодними сериями. Персонажи пели заезженные рождественские песни на новый лад, влюблялись, расставались, совершали добрые поступки, и в конце всё заканчивалось хорошо.
— Принимаю поражение, — произнёс Бенуа, отставляя опустевшее блюдо на столик. — Великолепное печенье. Спасибо. Как бы теперь не растолстеть.
— Тебе не помешало бы. — Ричард уже прикончил три стакана с глинтвейном, совсем разошёлся и развалился на диване так, что касался бедром бедра Бенуа. — Такое чувство, что ты откинуться собираешься. Побриться бы тебе ещё.
Нет, Бенуа и раньше ходил с бородкой, но аккуратной такой, на грани щетины, а тут... И не то чтобы ему не шло, просто...
— Ещё пожелания, месье? — Бенуа повернул к нему голову, улыбка затерялась в уголке губ.
Ричарда на секунду переклинило. Он засмотрелся. Опять.
— Я подумаю. — Ричард отвернулся и потянулся к новой порции глинтвейна.
Он начинал пьянеть.
***
Обстоятельства принимали неожиданный поворот. Бенджамину казалось, или Ричард к нему и правда тянется? Краснеет. Не избегает прикосновений. Наблюдает исподволь, когда думает, что Бенуа не видит, как в случае, когда пришлось облизать пальцы. Он мог бы их просто вымыть — без проблем, просто хотел проверить догадку. Вышло забавно. Ещё забавней было признавать то, что это первое за много лет время, когда он чувствовал себя спокойно. Даже комфортно. Они готовили, смотрели кино и обсуждение политики казалось какой-то далёкой глупостью, философскими разговорами на кухне, как это называли.
— Почему глинтвейн? — Ричард опрокинул в себя ещё один стакан. — Почему не эгг-ног? Или, к примеру, крюшон? Я правильно произнёс? Это же французский напиток.
— Правильно. — Бенуа улыбнулся. Он поднёс стакан с безалкогольным напитком к губам и вдохнул пряный аромат. — Считай это проявлением моей сентиментальности. — Ричард поперхнулся. — Воспоминанием из детства. Бабушка всегда готовила его на Рождество. Мы тогда жили в небольшом бунгало, в Техасе. Часто собирались вместе за просмотром какого-нибудь бессмысленного кино, бабушка всегда готовила разную еду, но глинтвейн — традиционно был всегда одним и тем же. У неё с этим напитком были связаны какие-то воспоминания, что-то связанное с войной. Она не очень-то откровенничала со мной, да и умерла, когда мне было то ли семь, то ли девять.
Он глотнул.
— И как? — Ричард подпёр здоровой рукой голову, уложив локоть на спинку дивана. Его пьяный взгляд блуждал по Бенуа.
— Похоже на то, что готовила твоя бабушка?
— Конечно, нет. — Бенуа посмотрел на тёмную гладь напитка в стакане. А этот Ричард… Он всё-таки иногда мог быть милым, когда хотел. — Того рецепта уже давно не существует. Она добавляла туда что-то своё и, возможно, не в совсем пропорциональных количествах. Уж вина она себе подливала гораздо больше, чем родителям или дедушке.
Ричард расхохотался. Его смех был очень громким и необычным в этих холодных, пропитанных одиночеством стенах.
— Скажу тебе, твоя бабуля знала толк в посиделках. — Он снова потянулся к глинтвейну.
Ещё как знала. Бенуа глотнул. Вот тебе и превратности судьбы. Неужели это Рождество и Новый год он проведёт в компании Ричарда? Один сбежал от прошлого, второй просто сбежал в силу каких-то личностных принципов. Кстати, о них.
— Ричард. — Бенуа не мог не спросить.
— М? — Тот закусил печенье и вылил последние капли глинтвейна в стакан.
— Что всё-таки ты делал в этом районе? Я видел, ты оставил у меня портсигар. Надеюсь, ты его не украл?
— А, это… — Ричард съел печенье и снова откинулся на спинку дивана. И, Бенуа показалось, что подсел ещё ближе. По крайней мере, часть дивана со стороны Ричарда теперь была очень просторна. — То есть ты его не узнал? Это портсигар моей матери.
Бенуа никогда не видел у Сары Вайс такого портсигара. Не то чтобы они много общались, они были не в самых лучших отношениях. Она работала генеральным прокурором и боролась за ту сторону, которая не всегда нравилась Владу. Уж слишком яро она сражалась за справедливость. За что и поплатилась нервным срывом, за которым последовало самоубийство.
— Не думал, что ты так сентиментален. — Бенуа отхлебнул ещё глинтвейна.
— А, ну да, а какой я? — Ричард фыркнул и нахмурился. Кажется, разговор принял неприятный оборот. — Знаешь, это не я выступал по телевидению, давая ложные надежды и убеждая избирателей во лжи, сам улыбался и обнимал их всех с трибуны, мол, я такой же, как вы, что вы! Наверное, вот только такие люди и могут быть сентиментальными, да, Бенуа? Наверное, оттуда у таких людей и выводы, что остальные сентиментальными быть не могут.
Бенуа предполагал, что Ричард огрызнется, но не на такой монолог рассчитывал. Конечно, он сказал глупость. Он совсем не имел в виду, что Ричард бесчувственный идиот, просто намекал, что у всех, даже детей, отношения с Сарой Вайс были прохладными.
— Я не хотел тебя…
— Это последнее, что от неё осталось. — Ричард сжал в руке стакан с остатками глинтвейна. — Просто говорю, я не сопли сейчас на кулак наматываю, понял? Просто объясняю. Отец даже ей место на кладбище не выделил, кремировал и, чёрт знает, где её прах, в урне он или его просто смыли в унитаз. Все её вещи он раздал или выкинул. Даже её кабинет переделал в мини-музей своих наград. Я только и успел что стырить, так это её портсигар. — Он отвёл взгляд, но Бенуа успел заметить влагу в уголках глаз. Да, парень перепил. — Она всегда сидела на лоджии, когда обдумывала новое дело, курила, рассуждала вслух. Она очень увлекалась в такие моменты, знаешь, прям жила. Она очень любила свою работу. Верила, что делает. Пусть и тратила все силы туда, а про нас, ну, забывала, да, что уж врать. — Бенуа хмыкнул, знакомую историю он слышал. Вспомнил, как Оливия обвиняла его, что он вообще не знает возраст собственных детей и что с ними происходит. — В общем, она курила из портсигара только дома. И короче, отец узнал, что я забрал портсигар. Увидел как-то или Кэл, — его сестра, — настучала. И выкинул, вот просто так, без меня, когда меня дома не было. Я через сеть искал, спрашивал у всех в постах, не видели ли кто этот чёртов портсигар. Ты искал в инете описание? — Бенуа кивнул. — Он такой один на весь город, его невозможно спутать с другим. Ну, короче, я вышел на этих ублюдков, они хотели загнать его подороже. Я на вечеринке тогда был. Сорвался и побежал, в чём был, вообще ни о чём не думал. Дальше ты знаешь, я набил им морды и отбил своё.
Он допил глинтвейн залпом.
— Вот как… — Бенуа знал семью Ричарда.
Отец и мать стоили друг друга, оба были строгими и воспитывали детей подобающим образом: воинственными, дисциплинированными, стойкими. Они буквально запрещали им плакать. И Бенуа не помнил, чтобы хоть кто-то когда-то говорил о матери Ричарда что-то хорошее, как и сам Ричард, тем не менее... Тем не менее он не знал и половины из того, что творилось в этой семье. Ричард говорил более чем искренне.
— Он в шкафу. Передать?
Ричард отрицательно покачал головой и поставил пустой стакан на столик.
— Ты поэтому не хочешь возвращаться домой?
— Меня выгнали оттуда на хрен. — Ричард коротко посмеялся. — Сказали, что я должен поумнеть. Вот как поумнею, тогда могу возвращаться. Знаешь что, пошёл он… Я не вернусь.
О... Этого Бенуа не предполагал. Он тоже поставил стакан на кофейный столик и сцепил руки в замок. Посмотрел на Ричарда.
Тот сидел, зарывшись пальцами в волосы, и бездумно смотрел в телевизор.
— Я свалю, как только найду куда, — произнёс он. — Просто ты... тут не будут меня искать, это точно. Ни друзья, ни отец, ни его люди, ни сестра. Никто.
— Главное, чтобы в поисках тебя, не вышли на меня.
С другой стороны, Бенуа и имя и фамилию временно сменил. Он числился в этой квартире совсем другим человеком. Не помощником мэра, а обычным разнорабочим без четкого графика.
— Ну коне-е-ечно! — Ричард резко повернулся к нему, тогда-то Бенджамин понял, что опять сказал «не то». — Главное, свою задницу прикрыть, да? В этом весь ты, Бенуа.
И опять Ричард неправильно его понял.
— Я к тому, что...
— О, да не надо лялякать! Пошёл ты тоже, тварь продажная!
Он вскочил было с дивана, но, благо, когда он подсел ближе, Бенуа не нужно было далеко тянуться, чтобы ухватить его за задний карман спортивных штанов (к бандажу он не решился тянуться, мало ли повредит крепление).
— Ты дашь мне сказать? Я... — Ричард, видимо, не ожидал, что Бенджамин его остановит, поэтому, пьяный, не устоял и плюхнулся к нему на колено. К счастью, непростреленное. — Ай…
Бенджамин попробовал его ссадить, а Ричард в это время обернулся, да так, что их лица оказались совсем близко. И именно в этот момент за стеной раздался женский стон и мужское «О да!». Бенджамин заметил, как блеснули глаза Ричарда.
Вот чёрт…
***
Ричард правда сдерживался. Особенно выдержке помогал надменный тон Бенуа и его дурацкие эгоистичные вбросы. Но внутренняя ярость, стресс от пережитого, алкоголь, стоны за стеной и колено Бенуа под бедром порвали оковы сдержанности. Он и так возбудился, оказавшись слишком близко к Бенуа и просматривая с ним кино, а сейчас — всё, у него встал.
Уперевшись коленом в диван рядом с коленом Бенуа, Ричард резко обернулся, аж затылок заболел, и запрокинул вторую ногу, помещая колено между бедром Бенуа и подлокотником. Ричард оседал его и навис. Тонкие губы Бенуа приоткрылись, наверное, он опять захотел сказануть что-то глупое, поэтому Ричард попробовал накрыть их губами.
— Ричард! — Бенуа отвёл голову, и губы пришлись на мочку уха, но, собственно, почему и нет?
Он давно ждал хоть чего-то подобного, поэтому закусил мочку и запустил пальцы между пуговиц на рубашке Бенуа. Подушечки пальцев столкнулись с влажной кожей и жёсткими волосками.
— Ах… — Скорее от неожиданности выдохнул Бенуа.
Пальцы Бенуа оказались на талии Ричарда, впились в кожу через ткань футболки, а затем подхватили и опрокинули спиной на диван. Бенуа хотел было отстраниться, но Ричард ухватил его за рубашку и притянул к себе, заставляя навалиться сверху. Локти оказались слева и справа от головы Ричарда, колено Бенуа утыкалось в диван между талией и спинкой.
— Думаю, пора спать, — прохрипел Бенуа.
В ответ за стенкой прозвучал какой-то удар и частые-частые стоны. Несдерживаемое мужское дыхание.
— Спать? — Ричард оскалился. — Прямо таким?
Пальцы с рубашки скользнули к паху Бенуа. Ну не мог же он вообще никак не реагировать на происходящее! Или у него и правда отбиты все эмоции? В этот момент Ричард испугался и немного даже подостыл, но снова загорелся, когда ладонь ощутила продолговатый выступ под ширинкой Бенуа.
— Ах! Быстрее, Майк, быстрее! — раздалось за стенкой.
Их взгляды снова пересеклись. Ричард усмехнулся, скользнув пальцами по возбуждённому члену Бенуа пальцами вверх и вниз.
Вверх и вниз…
***
Этот парень!
Бенджамин перехватил его запястье (к счастью, вторую руку Ричарда можно было трогать без опасений причинить боль), и задрал её над головой того. Ричард не растерялся, толкнулся навстречу. Серые глаза горели от желания, щеки покрылись красными пятнами, а эта закусанная губа… Как же эротично он её закусывал!
Чёрт!
А что ещё мог ожидать Бенджамин, принимая у себя почти что подростка с неустойчивыми гормонами? Под протянутое долгое «а-ах» за стенкой, Бенджамин прижал запястье Ричарда к подлокотнику. Ладонь скользнула в ладонь, их пальцы сцепились в замок.
— Ричард... — Бенджамин сам уже плохо соображал, чувствуя, как член Ричарда трётся о его. — Не нужно, Ричард.
— Это так у тебя «не нужно» проявляется?
Рука Бенджамина словно жила своей жизнью. Касалась кубиков пресса Ричарда, сжимала кожу, оттягивала край штанов.
Нет, ну есть особое удовольствие смотреть в глаза этого парня, доводить его до исступления и видеть, какой он открытый в подобные моменты. Сложно удержаться.
Свободная ладонь Бенуа легла на выпирающий из штанов член Ричарда. Он сильнее закусил губу, дёрнувшись навстречу. Блаженно выдохнул вместе с женщиной за стенкой.
— Что-что? — Пальцы водили по члену поверх боксеров. Он ухом склонился к губам Ричарда. — Громче, я не слышу, в толпе ты кричишь куда истошней.
Он провёл ладонью от мошонки до кончика члена и нырнул пальцами за край боксеров, касаясь кожей кожи.
— А, блин, да, да! — Ричард крепче сжал пальцы в замке и выгнулся, запрокидывая голову. — Ах!..
Он хотел секса или дело было всё-таки в Бенджамине? Черт. Вообще-то Бенджамин думал, что своей настойчивостью спугнет Ричарда. Но что-то пошло не так. Что-то такое, отчего Ричард подавался навстречу, извивался под его касаниями и стонал. Захотелось задрать футболку, прикоснуться губами к накаченной груди, обхватить ягодицы, поднять. Заставить Ричарда извиваться сильнее, просить о большем.
Он не понимал, как сдерживался.
— А-ах... — вместе с громким стоном девушки за стеной выдыхал Ричард.
Член под ладонью Бенджамина разве что не горел. Естественная смазка скользила между пальцами, ноги парня вздрагивали в такт скольжению.
— Что б тебя! — Ричард выгнулся, всё-таки вырвал влажную от пота руку из хватки и ухватил Бенджамина за затылок. Теперь он ловил жаркое дыхание Ричарда слишком близко к уху. — Х-х..
Безумие.
— Быстрее. Бы... М-м... — Пальцы Ричард зарылись в затылок Бенуа, проведя к макушке. Черт, как приятно. Он уже не слышал стоны за стеной, вообще не понимал, что реально, а что нет. Только собственное дыхание, член под влажными пальцами, хрипы и стоны. — Сейчас, блин, блин, твою мать, Бенуа…
Хватка за волосы стала сильнее, движения Ричарда — судорожнее, Бенджамин ускорился и...
Громко выдохнув прямо в ухо, отчего Бенджамин покрылся мурашками, Ричард обхватил его рукой за спину и прижался. Вязкая сперма брызнула на грудь, пропитывая рубашку. В ушах всё ещё стучало, когда Ричард, приходя в себя, коснулся его члена.
Но понимание, что Бенджамин перешёл черту, пересилило. Он отбил руку Ричарда, и, грузно опираясь на трость, вышел.
***
Дверь в ванную комнату хлопнула.
— Ого… — Ричард, тяжело дыша, приподнялся на локте.
Это правда произошло с ним и Бенуа?
Охренеть.
Рубашка и бандаж испачкались в сперме. М-да. Он плюхнулся затылком на мягкий подлокотник и прикрыл глаза.
Это было… круто, пусть и неожиданно. Он не думал, что Бенуа сорвётся.
Но Ричарду понравилось.
