Синкопа

      Тоска, отчаяние, надрыв. Чонгук уставился на белоснежный шелк одеяла, на подушку рядом, слегка примятую простынь; чувствуя, как к горлу подкатывал страх. Вновь плотно зашторенные окна, вновь учебники и тетради, вновь стакан с запекшейся кровью. Чонгук уткнулся носом в подушку. Стойкий запах создателя остался на глади ткани. Мускусный, мягкий, теплый. Прикрыв от блаженства глаза, Чонгук сгреб все в охапку, втирая в себя аромат с тем же страхом, что Ким Тэхен снова оставил его. В груди сдавило. От нежности губ создателя, от его ладоней на коже, от его волос, щекочущих шею, от тяжести его тела. И снова запаха. Чонгук сцепил на подушке зубы, чувствуя языком вкус ткани и ясное напоминание о присутствии любимого.       Он вскочил, отпихивая от себя спутанное одеяло, ринулся к двери. Прислушался. Ночное время накрывало вакуумом пространство. Тихое тиканье часов из гостиной, электрическое гудение морозильника из подвала, едва слышный свист ветра за стенами дома и треск покачивающихся веток. Чонгук раскрыв дверь, бесшумно ступил в коридор. В синеве ночной темноты проблеск чего-то желтого сияло в глубине комнат. Следы запаха создателя вели туда же. Ледяные оковы тоски таяли. Он здесь. Он рядом. И голос его мягко выливался в тишину. — И вот ответ на вопрос: да, мы сообщники, и будем ими, пока это не станет угрожать нашей жизни. Или будущему нашего клуба.       Чонгук замер, держась за стену.       Неожиданное присутствие Мин Юнги прибило к полу. В кресле, видимом через проем арки, сидел король вампиров. Тусклый свет ламп оттеняли его черты, придавая лицу возраста и усталости. Непривычно ссутулившиеся плечи, ленивый взгляд, поджатые губы. Змеи сыты, от того ленивы. — Ты хочешь сказать, пока это тебе удобно, — лицо Пак Чимина исказилось надменной ухмылкой, — Но ты же понимаешь, что без нас, следовательно, против нас. Но кто защитит твою маленькую мусорку?       Тот самый смрад. Могильный холод чужого запаха больше не пугал — только накатившее отвращение, только воспоминания своих первых дней. Чонгук весь обратился в слух. — Мы прекрасное понимаем ваши опасения, — заговорил Ким Тэхен, — В условиях нашего пакта, обязательная защита вас и вашей собственности, статус шерифов района Ахен и прилегающей ему части с клубом, перечень привилегий вампирского сообщества. Нам нужны ваши вампиры. Вампиры из клуба. Чёрная ткань одежды, шипы, выкрашенные в разные цвета волосы, металлический запах крови, сигарет, алкоголя и пороха; светящиеся глаза, агрессивные голоса; кровожадные, почти неуправляемые, гнусные. Чонгук повел плечом. Слушал и глох от непонимания. Пакт, защита, привилегии, шерифы. — К сожалению, в случае вашего отказа, сейчас или потом, — предельно спокойно продолжил Ким, — мы будем вынуждены вас ликвидировать. — А точнее, оторвать головы перед вашими сиротками, для демонстрации силы и подчинения. Пак Чимин элегантно закинул ногу на ногу, раскинув руки на подлокотники кресла, и проницательно посмотрев на каждого из присутствующих, вдруг остановив взгляд на Чонгуке. Резь. Тот зажал рот, схватившись за живот. Фантом когтистой руки вспорол кожу, впиваясь ногтями в органы. Угрожающе зашипели змеи. Полосующая внутренности боль разливалась по всему телу и из глаз Чонгука брызнули слезы. Король вампиров зловеще улыбнулся. Чонгук свалился на пол и снова оказался на ногах, в чьих-то руках. Желтые глаза сверкнули перед его собственными и боль схлынула, оставив после себя только слабость в ногах. — Милый мой, — нежно прошептал вампир, ведя ладонями по предплечьям Чонгука, — Ну зачем ты… Пак Чимин выглянул из-за плеча Ким Тэхена, беспристрастно наблюдая как Чонгук прильнул к плечу создателя, зарываясь носом в ткань его халата и блаженно вдыхая запах. — Пора уже кастрировать твоего котёнка, Тэхен. Метит тут все направо-налево, — Пак ненадолго замолчал, — Или он так от радости ссытся? Чонгук вдруг беззаботно улыбнулся, разглядывая анфас создателя. Ким принялся привычно перебирать пряди его волос, пропуская через пальцы и перешёптываясь. «Когда ты проснулся?» «Недавно, испугался — ты уехал. А зачем становится шерифом района?» — Тэхен, — уже без яда, позвал Пак. — Хочешь остаться? — Чонгук кивнул.       Юнги сменил цвет волос. Черный цвет вырезал бледность его лица, словно по трафарету. Мелкие, смазанные черты лица в золотистом освещении ламп делали его спокойнее, мягче. Только смертельный холод голубых глаз и разлив зрачков, напоминали те самые дни. Хосок все так же по руку с ним. Выбеленные пряди спадали на лоб. Глаза алые. Верно следят, ждут команды. Две контрастности. Оба обгладывали взглядом. Чонгук выпрямил спину, и нарочито не поворачивал головы в их сторону. Мин обнажил акульи зубы.       Не стесняясь, Тэхен потянул его к себе на колени, позволяя удобно устроиться и укрывая своей рукой. — Давно не виделись. А то я думаю, куда подевался дружок Джесси? — Юнги-щи, — отдернул его Ким, — я все ещё зол. — Тэхен-щи, — уже подал голос Хосок, и Чонгук бросил на него взгляд. Хосок давит ногой на его грудную клетку, пока Юнги пинает по лицу, Хосок оттягивает ему челюсть, пока он захлебывается черной кровью, Хосок вдалбливается в него, пока жрет взглядом кончающего Мина. Хосок сидит на земле с пробитой грудной клеткой, готовый отдать жизнь за жизнь.  — Нам очень жаль, что ваше создание попало в наше логово в такой важный период обращения, но такова наша политика и без неё не было бы той сотни вампиров, что подчиняются нам. Не поймите неправильно. — Политика, — Чонгук послушно приподнял лицо, по безмолвной просьбе создателя. Глаза заволокли воспоминания, но золотистая радужка — маятник. Вампир лишь провел пальцем по подбородку, потом по губам, слегка надавив, чтобы увидеть ровный ряд зубов и клыки, — О какой политике вы говорите? — Политики, ха! — король вампиров игриво схватил Чонгука за стопу, потрепав, словно играясь с младенцем и перевёл взгляд на гостей, — Напомните, какого вы года обращения? — Восьмидесятые годы. Повезло познакомится во время передачи героина, тогда, оказывается, мы тоже были частью товара. — Наши жизни стоили — Юнги указал на себя с Хосоком, обращая внимание на очевидное, — Сколько это тогда было? Полторы тысячи долларов за килограмм? Семеро бродячих, голодных юнцов в цену одного килограмма героина. — Недалеко вы ушли. Те же наркотики, та же грязь. — Но цену за наше сотрудничество вы предложили немаленькую, господин Чимин-щи, — Хосок ухмыльнулся, и в тусклом свете ламп блеснули клыки, — Под нашей рукой около ста слепо верных упырей. Не ступят и шага без нашего слова.       Король вампиров отклонился с кресла в сторону Техена, бросив насмешливо: «Это-ж как надо обкончаться, чтобы нарожать сотню детей, представь?» Клыки снова влажно блестят в полумраке. Репродуктивная система. Юнги усмехнулся. — Они все — вовремя найденные новообращенные. Но в каждом из них есть по капле нашей крови. Мы находим их по городу, или, из-за неосторожности наших, даже в собственном клубе и принимаем в логово. Они очень внушаемы, — Мин перевел взгляд голубых глаз на Чонгука, — Очень слабые, еще не перестроившиеся. Не могут есть человеческую пищу и не могут войти в вампирский рацион. Только-только формируются клыки, только-только корректируется сознание. Новорожденные — пластилин. Это наша политика.       Чонгук отвернулся ото всех, пряча нос в волнах волос создателя. Легкие размеренно наполнялись запахом любимого и было проще гнать от себя воспоминания. Крест, на котором он висел, вывернув руки, заблеванные унитазы, пистолет Юнги, десятки голодных глаз. Вспышки-вспышки-вспышки, усталость, страх. — Почему с вашим созданием иначе? Хосок задумчиво коснулся груди, где относительно недавно зияла дыра, а Юнги покривил челюстью, которая тогда же безвольно висела с гирляндой слюны. — Потому что он мой.       Ким Тэхен сверкнул исподлобья желтизной глаз. Оставил поцелуй на открытой шее Чонгука и тот улыбнулся. Музыка в голове — капель, перезвон, тянущие ноты смычки по струнам виолончелей. Волны сладкого удовольствия разливались по плечам, в животе скручивался водоворот. Чонгук уместил свою голову так, чтобы губами касаться кожи шеи создателя. — Интересно получается. — Пак Чимин ухмыльнулся, скользя взглядом по Хосоку и Юнги изумрудами своих глаз. Те стойко терпел змей ползущих по краю ворота рубашки, по губам, углу челюсти, исказился в лице, когда невидимая рука играючи тронула органы, Чонгук догадался по тени растерянности. «Я ведь могу также», — вдруг звякнула в голове мысль, но звон стих так же быстро, как появился, и он взглянул на бывших мучителей иначе. Король вампиров громко ударил каблуком туфли об пол, словно молотком судья, и встал. — Я надеюсь вы выберете правильную сторону, мальчики. За воротами уже ждёт такси.       Профиль создателя — мягкий. Чонгук вел взглядом по мягкой линии с изгибом на переносице, затем по носу с аккуратным порожком на губы и ниже аккуратный подбородок. Уши скрывала волна волос, ниспадающих до лопаток и разметавшись по широким плечам. Ким Тэхен смотрел темноту лес за еще парой домов, а Чонгук смотрел на него. Плоскость его скулы, гладкая кожа, угол его челюсти, шея. Чонгук смял дрожащими от нетерпения пальцами край футболки. Судорожное желание пузырилось под кожей. Просто прижаться, втереться, впитаться. Он поднял взгляд, встречаясь золотом раскосых глаз. — Прогуляемся? Голос — бархат, нежность. Чонгук улыбнулся. Только с ним. В голове еще эхом раздавались слова создателя: «Вынуждены ликвидировать», «Я все еще зол», «Потому что он мой». — Да… — просипел он, верно следуя за ворота дома короля вампиров. Змеи покинули норы. Дыры затягивались. Особая тишина вакуумом накрывала город. Дома не выстраивались в ряд. Стояли нерационально в разброс, скрывая все высокими заборами, только с выглядывающими ветками высаженных деревьев. Тэхен шел по центру улицы, в своем любимом шелковом халате и штанах на голое тело. Пачкались дорожной пылью его босые стопы. — Тэхен, — создатель слегка повернул к нему голову, готовый слушать, — Как тебя обратили? Сколько тебе было? — Я родился давно. В тысяча шестьсот пятьдесят первом году, тогда семнадцатый ван Чосона третий год правил монархией. О нем мало кто помнит, не вникай, кроме того, что пытался собрать армию против маньчжуров. Я из семьи янбанов — дед чиновник, отец офицер.       Небо с натянутым полотном облаков подсвечивалось рыжеватым там, где небоскребы устремлялись вверх. Вереница фонарей редела к холму, а на склоне мрак с торчащими ветвями деревьев, силуэтами приземленных домов с черными окнами и дальше лес. Чонгук отвернулся от мелькающих вдалеке огней. Тэхен шел все медленнее. — Семья янбанов теряла свой статус и становилась простолюдинской, если их третье поколение не становилось государственными служащими. В тот год я готовился к экзаменам гваго. Новому наследному принцу было только шесть лет, когда он получил свой титул. Он был хорошим политиком. Но на мой взгляд слишком хаотично менял правящие партии.       Чонгук тихо слушал, внимая тембру любимого голоса, но слова лились потоком в унисон едва слышному перезвону колокольчиков превращаясь в музыку, которую не обязательно понимать. Представлялся императорский зал с гобеленами вышитых золотом, десяток молодых парней, склонившихся над пергаментом, чернила пачкающие пальцы. Он нахмурился, шагал рядом, в какой-то момент зацепившись пальцем в петлю для пояса халата Тэхена. Тот, вспоминая, смотрел поверх леса. Уже не здесь. — Мое обращение, как и твое было умышленным. Западная государственная партия обратила меня.       Тэхен нежно огладил Чонгука по голове. — Меня призвали на личную аудиенцию. Дед гордился. Я тоже. Встреча проходила вечером, без стражей, даже как-то по-семейному. Меня пригласили за стол со вкусным ужином. Наша семья хоть и имела статус янбанов, но мы не были богаты и жили по средствам. То была моя последняя трапеза. Сервировка суран, двенадцать блюд — супы, вареное мясо, тушеное, кимчи и множество соусов, позже десерт и макколли. Мне подсыпали снотворного, в еду-ли, в питье — неважно. В итоге я проснулся уже не человеком. — Ты жалеешь?       Они остановились у первого дерева леса. В глубь вела протоптанная тропа, а асфальт закончился у последнего дома частного сектора. Небо все никак не светлело в утренний час. Япония первой встречает солнце, но зима берет свои права. С темного неба сорвались снежинки. Тэхен поднял голову и Чонгук вслед за ним. Белоснежные, едва заметные мошки вальсировали в воздухе и взгляд воспринял это как объемное пространство на многие километры ввысь и глаз зацепил невидимую человеку границу облака. То двигалось медленно, внахлест другому и неся за собой шлейф холодных кристалликов. Чонгук отмер от гипнотизирующей картины, когда создатель прижался губами к его открытой шее. Воздух ледяной, а тело опалило жаром. Золотистые глаза сияли. — Снегопад — это тишина целующая твои щеки, — едва слышно прошептал Тэхен, ведя губами к уху. И он податливо выгнулся под рукой создателя, тот прижал к себе одной рукой, а другой накрыл щеку Чонгука, — Даже завидую, он может поцеловать тебя здесь…       Вампир прикоснулся губами к его виску, потом проговаривая: «Здесь», затем лба, — «Здесь», носа, — «Здесь», по поцелую на каждый с блаженством прикрытый глаз, — «Здесь». Чонгук, разомлевший, обвил руками создателя за шею, удерживаясь. И Тэхен закончил: — Одновременно… Какая роскошь. — Я только твой.