Полюбив тебя, проиграю я

      Все говорят, что умирать тяжело. Что смерть приносит с собой лишь боль и страдания. Но на деле все иначе, потому что конец – это освобождение.       Всю свою жизнь я избегал враждебных чувств. Старался бежать от них, как от огня, потому что считал, что эмоции – верный способ лишиться всего, что мне дорого. Я полагал, что, если не буду обнажать свою душу, афишировать привязанности и буду скрывать свои страхи, никто не причинит мне вреда. Но я жестоко ошибался. Чем дальше я отстранялся, сильнее закрывался в себе, тем крепче увязал в одиночестве. Уединение никогда не было для меня проблемой, но порой даже такой законченный интроверт, как я, хотел элементарного душевного тепла, которое никто не стремился мне подарить по ряду причин. Некоторые меня боялись, другие презирали, кто-то – ненавидел. Но все, как один, соглашались, что я похож на беспризорного кота, который обнажает изогнутые когти, лишь завидев опасность.       За свою недостаточно длинную, но печальную во всех отношениях жизнь, я не познал безмятежного счастья. Не спорю, были моменты, когда я чувствовал себя по-настоящему везучим сукиным сыном. Впервые это произошло после смерти моего хозяина – господина Цю. Я действительно ликовал, когда гнилая кровь этого чудовища текла по моим рукам и мечу. Мне было приятно видеть, как последние искорки жизни тают в его презренных глазах и как ярко горит пропитанный смертью дом. Я правда считал, что вот оно… счастье. Беспредельное, невыразимое, безграничное. А затем…       Затем снова пришла боль. Не такая жгучая и сильная, но не менее ненавистная. Я презирал этот мир, ненавидел свое существование. Через раз заклинал богов о прощении и искуплении, но они оставались немы к моим мольбам. Я задавался вопросом: «Неужели я этого заслужил?». И не находил правильного ответа, потому что его в принципе не существовало. Я падал, поднимался, шел вперед и снова падал. Пачкал свои руки в крови, а совесть - в несмываемые чернила. И все ради никчемной, но сытой жизни. Мне было все равно, кто пострадает сегодня иль завтра, кому мне придется солгать или обокрасть. Пока мой желудок не был пуст – это все, что мне было нужно. Ведь голод – самая опасная и болезненная тяжесть в жизни.       Я поклялся (на крови своих жертв и товарищей, на осколках собственного сердца), что больше никогда не буду голодать. И свой непреложный обет я сдержал. Было мучительно тяжело, невыразимо горько. Я проливал жгучие слезы, сбивал костяшки в кровь, а ноги - до мозолей. Я в буквальном смысле рвал себя на куски, лишь бы стать тем, кем все восхищаются и кого безоговорочно любят. Наконец, я получил все, чего желал. Сытую жизнь и светлое будущее. Но, к сожалению, в беспощадной борьбе я полностью потерял себя. Я считал, что если буду выглядеть излишне отстраненным и отчужденным, то люди дважды подумают, прежде чем соваться ко мне. Что если я смогу удерживать их на расстоянии, то они не смогут пробить мою защиту и причинить мне вред.       Мои стремления оказались иллюзией. Чем дольше я был пиковым лордом, тем сильнее привязывался. К живописным местам, теплой постели, каким-никаким, но друзьям, к одаренным и нерадивым ученикам. Цеплялся за все, словно репейник. Как побитый щенок искал свое место в мире. Внешне оставаясь холодным и неприступным, внутри меня горел адский огонь, который порой вырывался наружу. Пока не появился он.       Ло Бинхэ – чумазый мальчишка тогда, но Священный Демон и Владыка Трех Миров сейчас. Ребенок, похожий на меня, как две капли воды: судьбой и счастьем, целями и идеалами, навыками и способностями. Смотря в его красивые, бездонные глаза, я видел там тысячи зеркальных отражений себя самого. А люди, к стыду, не испытывают особой симпатии к тому, в ком видят свое отображение. В его движениях, словах, поступках скользили кривые реминисценции прошлого. Моего прошлого! А я не хотел его вспоминать. Не после того, что мне пришлось пережить ради нового начала. Но и отказаться от ученика так просто я не мог. Поэтому я стал третировать его. Давить, топтать и унижать. Я думал, что мое отвратительное поведение отпугнет Ло Бинхэ. Что он плюнет, уйдет и больше никогда не вернется. Не напомнит мне о днях минувших. Не раздавит сердце на сотни фрагментов, как некогда это сделал Ци-гэ.       Нелепо, но даже зная себя, как облупленного, я продолжал ранить его плоть. Снова и снова, и снова. В некотором смысле, я получал садистское наслаждение, наказывая мальчишку. Нет, мне не нравились его слезы и мольбы. Они язвили мои внутренности сильнее жала скорпиона и ядовитых клыков змеи. Но я испытывал удовольствие, дырявя его естество. Ведь карая его, я, словно, казнил и себя без особой физической боли. Я – трус и слабак. Я ненавидел, презирал… Да, я боялся боли. Физической, душевной, всякой! Но я всегда… всегда знал, что рано или поздно наступит расплата. И бессознательно стремился к ней.       Тогда, на Собрании Союза Бессмертных, стоя на краю Бесконечной Бездны и смотря в изможденное, бледное лицо полудемона, я выбрал свой путь. Совсем не злобы и ненависти, но искупления и заботы. Я знал, что светлые фракции никогда не позволят существовать столь драгоценному, но ядовитому цветку, как Ло Бинхэ. Они всеми силами будут стараться вырвать его с корнями и уничтожить в алчном огне. Люди боятся того, чего не понимают. А я не мог позволить перламутровому блеску прекрасной жемчужины исчезнуть зазря. Поэтому я сделал мучительный выбор, поставив на кон свою жизнь. Из Бесконечной Бездны нет выхода. Это поистине жуткое место, где смерть человеку лишь снится. Но я надеялся… Нет! Я знал, что он вернется, потому что, будучи на его месте сам, никогда бы не сдался.       И Ло Бинхэ действительно вернулся. В тысячу раз сильнее и влиятельнее, в сотню – хитрее и вероломнее, в десять раз мудрее и опаснее. Больше мальчишка не был чистым и непорочным лотосом. Теперь он стал алой гортензией, для которой нет непреодолимых преград.       Психология человека такова, что, приобретая врага, получаешь цель и смысл в жизни. Становясь для Ло Бинхэ зложелателем, я ставил для себя четкую мечту и идею. Жертвуя собой, словно пешкой, я рассчитывал на конечный мат королю, которым в моем извращенном мозгу был целый мир. Я надеялся, что после моей смерти, Демон завоюет весь белый свет и, наконец, отомстит за меня. За всю ту боль, обиду и ненависть, за кровоточащие раны и вывернутую наизнанку душу, за пристрастие и несправедливость. За все, что мне… нет, нам пришлось пережить.       Эгоистично? Пожалуй!.. Но я абсолютно ни о чем не жалею.       Я сплел паутину, расставил ловушки и создал поистине легендарное чудовище, которым сам не смог стать из-за банальной нехватки сил. Я сделал его сильнее, выносливее. И не только в плане физического здоровья, но и душевного. Теперь он два раза подумает, прежде чем доверять кому-то. А холодность и отчужденность убережет его сердце от ран. Жаль, но к сим обоснованным выводам Владыка должен прийти самостоятельно. Мои уста молчат, а годы сочтены.       Люди не выбирают, кем им родиться. Они не способны избирать свою судьбу. Но я волен решать, как умереть, и кто станет моим палачом. Я сделал ставку на Ло Бинхэ, поэтому теперь не могу сплоховать. Совсем чуть-чуть подождать, немного потерпеть и окончательно примириться. Боль больше не показатель жизни. Теперь она индекс скорой смерти. Нет, меня не мучают угрызения совести. Да и в предсмертном бреду меня не посещают призраки прошлого. Но я серьезно сожалею, что не смогу увидеть подлинный триумф Ло Бинхэ. Возможно, однажды, когда мне будет дарован второй шанс и я войду в круг перерождения, мой жертвенный ход зачтется. Быть может, однажды я узнаю, какая судьба постигла мальчишку. А пока…       Тоненькая липкая струйка крови бежала из уголка моих губ. Очерчивая подбородок, она капала на пол и собиралась багровой лужицей у моих ног, если бы таковые ещё имелись. Кажется, я потерял их два месяца назад. А, быть может, давно уже прошёл год. Как знать. Я правда не помню. Время в Водной Тюрьме дворца Хуаньхуа движется по бесконечно длинной спирали, у которой нет ни начала, ни конца.       Из последних сил я поднял голову и затуманенным взглядом посмотрел на Нин Инъин, которая дрожащей рукой вынимала затупленный меч у меня из груди. Будучи любимой ученицей этого учителя, к сожалению, сюда она пришла совсем не из-за сострадания или жалости (будь это так мое тело пронзил острый, а не ставший тупым клинок), но слепого невежества. Сердцем Инъин давно владела мелочная ревность и вот, наконец, её маленькая месть свершилась. Ведь где это видано, чтобы дражайший супруг проводил больше времени с испорченным стариком, нежели с красивой и любимой женой. По всей видимости, девушка считала, что моя смерть положит конец хроническим отсутствиям Ло Бинхэ и вернет в лоно его ненастоящей, но многочисленной семьи.       Впрочем, мне до её душевных терзаний не было никакого дела. А все из-за того, что барышня Нин, как и остальной пестрый люд, поддалась стадному инстинкту и обвинила меня во всех смертных грехах. Осуждать гораздо проще, чем прощать. Я это прекрасно понимаю. И все же. Неужели я и правда настолько жалок? Моя жизнь в чужих глазах ничего не значит? Может ли быть, что отчуждённость сыграла со мной злую шутку и оставила ни с чем? Вопросы без ответов. Или же… Я просто не хочу их замечать?       Сказать по правде, меня упрекали во многом. В том, что я похотливый, падкий на женщин старик; что я ни во что не ставлю других горных лордов и помыкаю главой; что я готов убить и предать без причины. Стараниями Ло Бинхэ и моей бывшей невесты Цю Хайтан я стал ходячей энциклопедией червоточин и пороков. Гордыня, зависть, гнев, уныние, алчность, чревоугодие, блуд – каждый из семи смертных грехов так или иначе был приписан мне. Не буду доказывать, что я святой и что все пересуды за моей спиной чистой воды клевета. Но чтобы настолько… Мою жизнь перекроили под себя те, кто любит распускать язык. Мне это не нравилось. Это выводило меня из себя, заставляя бить и крушить все вокруг. Но открыть рот и что-либо сказать я просто не мог. Не потому что я боялся быть высмеянным или отвергнутым, но из-за того, что любые слова казались бы другим лишь жюстификацией. А метать бисер перед свиньями я не желал.       И все же я был благодарен Нин Инъин за избавление. Давно перестав чувствовать сердцем, от физической боли не было спасения. Ло Бинхэ каждый день выдумывал все более новые извращенные пытки. Он пытался добиться моей реакции. Старался узнать, почему я так поступил. Но разве способна испытывать какие-либо ощущения вещь? Неужели мертвец способен говорить? Даже власть бога не безгранична. Что уж говорить о каком-то демоне.       Я хотел было сказать ей «спасибо», подтвердить, как я сожалею. Но вместо слов из горла вырвался предсмертный хрип и ещё больше крови. Прежде, чем навсегда закрыть глаза и провалиться во тьму, я услышал крик. Такой пронзительный, отчаянный, надрывный. Так воют звери, загнанные в угол; испуганные дети, потерявшие родителей; преданные матери почивших сыновей. Я хотел узнать, что это было. Но не успел. Меня настигла космическая бездна, где правит балом мир, покой и безмятежность. . . . . .       Бытует мнение, что рождение, старение, болезнь, встреча с презираемыми людьми, разлука с любимыми и невозможность получить желаемое – это шесть тягот жизни. И что ни одну из них нельзя пропустить, если желаешь достичь истинного бессмертия. Всю свою жизнь я стремился к чему-то великому, к чему-то, что выше моего понимания. Я верил в сансару, карму, грех. Я готов был принять на веру глупую концепцию мучений и абстрактно-утопические теории сотворения мира и устройства Ада. Да, демон меня побери, я даже был готов признать за чистую монету то, что после смерти мою душу ждет десять царей Ямы и десять судилищ. Но то, что предстало моим глазам, было выше моих сил. И вот почему.       В центре абсолютно белой, полной дневного света комнаты стояла странная (во всех отношениях) кровать, на голубых простынях которой лежал человек. Издали профиль молодого человека показался мне несколько знакомым, но, лишь подойдя на достаточно близкое расстояние, я понял почему. Нет, незнакомец не был кем-то из моей прошлой жизни и совершенно точно не напоминал мне кого-то давно потерянного. Хрупкий паренек был тем, кого я лично видел в отражении медного зеркала каждое утро, потому что его лицо было точь-в-точь, как у меня. Разве что гораздо бледнее и более худощавое. Его глаза были смежены, изо рта торчала чудная трубка, а руки были исколоты множеством иголок, словно мальчишке проводили сеанс иглоукалывания. И тем не менее его грудь равномерно вздымалась, доказывая мне и всем окружающим то, что он все еще жив. Хотя, скорее всего, находится на грани и лишь диковинные приспособления, выводящие на экран множество цифр и ломанных линий, поддерживают искру жизни в измученном организме.       Иррациональный страх никогда не был мне присущ. Я не испытывал его ни тогда, когда меня избивали в детстве, ни после того, как я поселился в доме Цю. Даже тогда, когда Ло Бинхэ отрывал от меня по кусочку, я не чувствовал страха. Гнев? Да. Боль? Несомненно. Но никак не ужас. Но этот худощавый темноволосый юноша, находящийся без сознания и не способный что-либо мне сделать, вызывал бурю эмоций где-то глубоко внутри. Неужели в момент собственной смерти я выглядел также жалко и неприятно? Могила, конечно, никого не красит. Но я искренне надеялся, что мои бренные останки Владыка Трёх Миров не стал жалеть и оплакивать. Ведь сантименты со стороны некоторых людей – унизительная подачка, которую хочется швырнуть обратно тому, кто с ней навязался. Природе неведомы жалость и снисхождение. Лисица отгрызает себе лапу, попав в капкан. А птица летит на юг, невзирая на боль и мозоли под крыльями. Это естественный ход вещей, который кроить - себе дороже. И все-таки… Я…       — Глупость какая-то, – констатировал я, останавливаясь по левую сторону от кровати и загораживая своим силуэтом палящие солнечные лучи, льющиеся из открытого окна.       — Почему же сразу глупость? – насмешливо спросил голос позади, и я заметно поежился под чьим-то пронзительным взглядом. — Всего лишь искусственная вентиляция лёгких. Между прочим, отличное мед. оборудование, которое спасло не одну сотню жизней.       — А? – обернулся я, удивленно приподнимая брови. — Ты еще кто такой?       Пред моими глазами предстал молодой человек, фривольно развалившийся в потертом кресле около стены. Его длинные волосы кирпично-красного, словно яркая вспышка или багровые языки пламени, цвета были собраны в небрежный конский хвост, обнажая крепкую шею и точеные скулы. Карминовое ханьфу, к поясу которого крепились резные золоченые ножны, делало прозрачную кожу ещё более бледной, если не сказать синюшной. Меж бровей таинственного незнакомца красовалось бинди цвета киновари, ухо венчала серебряная каффа, а на шее висело странное украшение в форме человеческого черепа. В целом, он мог бы производить впечатление легкомысленного и игривого молодого человека, которому нет дела до мирских забот, если бы не внимательный взгляд миндалевидных глаз, на дне которых плескалась эзотерическая многовековая мудрость.       — Яньло-ван, - лукаво усмехнулся мужчина, обнажая маленькие, но острые клычки.       — Как же, - едко хмыкнул я, жалея о том, что не могу, как обычно, прикрыть нижнюю часть лица любимым веером. — Тогда я Нефритовый Император.       — Не думаю, Цзю-эр. Ты гораздо симпатичнее этого ворчливого похотливого старика.       Я настороженно прищурился, делая широкий шаг назад. Горному лорду пика Цинцзин не пристало бояться и прятаться, но раз уж я все равно мёртв, что мне терять?       — Как ты?..       — Узнал? – продолжил за меня великий Властелин Ада, поднимаясь с кресла. — Я думал, это ты у нас здесь учёный муж, а оказалось… Тц, тц, тц, - поцокал он языком, насмешливо усмехаясь. — Брось! Мне по статусу положено знать обо всех и все.       — Хочешь сказать, это, - я обвел взглядом палату, задержавшись на бессознательном юноше на кровати, — мое посмертие?       Яньло-ван изобразил улыбку наоборот, слегка пожимая плечами, наверняка не подтверждая и не опровергая мою догадку.       — Паршивая перспектива, - наконец, констатировал я, видя, что мой собеседник не делает попыток продолжить. — Гигантский скачок. От горного лорда великой школы до комнатного растения. Но, - я кинул взгляд на мужчину, — думал, у вас внизу будет несколько.. Хм…       Я на мгновение задумался, словно подбирая правильное слово.       — Погорячее? – предположил рыжеволосый, расплываясь в улыбке.       Я, нехотя, кивнул. Соглашаться было довольно-таки глупо, но опровергать очевидное – не имело смысла. Я и правда верил в то, что Диюй – это нечто не просто потустороннее, но крайне опасное и критическое. Где реки крови, смолы и мучений, которые, хоть и не длятся вечность, боль не отменяют.       — Самый страшный Ад – отвращение к себе, - как бы между прочим продолжил Яньло. — Мне кажется, ты и сам с этим неплохо справляешься. Но здесь я не для того, чтобы смотреть любительский спектакль из первых рядов.       — Если это не Ад, то что? – вопросительно вздернув бровь, с любопытством поинтересовался я. — И почему некто столь могущественный лично пришёл к презренному мне?       Дотошность и пытливость всегда были моими главными положительными чертами. Наверное, только благодаря им и недюжинной силе воли меня заметил и поддержал бывший глава пика Цинцзин, бесславно почивший во время битвы с Тяньлан-цзюнем.       — Пытаюсь исправить ошибку бюрократической системы, - ответил мужчина с легкомысленной улыбкой на лице. Но на дне его глаз мелькнула искра бессильного гнева, говорящая о том, что ситуация едва ли простая, а, скорее всего, крайне кризисная.       Я криво усмехнулся. Приятно было знать, что не только люди совершают ошибки. Но по-хорошему хотелось бы услышать объяснение, раз уж я стал главным участником превратного представления.       — А я-то здесь причём?       — Видишь ли, - неуверенно начал Яньло-ван, почесав подбородок. Мужчине явно было некомфортно об этом говорить. — Сотрудники компании «Перерождение» наломали дров. Да таких, что мне лично пришлось вмешаться.       Я завел руки за спину и сцепил их в замок, выразительным взглядом давая понять, что Властелин Ада может продолжать. Тот, в свою очередь, не особо торопился развивать свою идею. Оно и понятно. Кто в здравом уме станет признавать фатальные ошибки системы пред малознакомым человеком? Я бы не стал этого делать даже под угрозой скорой расправы. Впрочем, как наиболее заинтересованное в ответах лицо, надеюсь, что божество все же снизойдет до меня и расставит все точки над i. Не хочется чувствовать себя последним ослом.       — Ладно! – насилу сдался рыжеволосый. — Как ты, должно быть, знаешь на меня возложена совестная функция. Но мало кому известно, что я не просто расследую, сколько хорошего и плохого сделал человек за всю свою жизнь, но наказываю и отправляю души для реинкарнации.       — Не слишком ли много ответственности для одного человека? – полюбопытствовал я, вновь ловя себя на мысли, что рукам дико не хватает привычного атрибута.       — Именно! – самозабвенно воскликнул Яньло-ван, всплеснув руками. — Излишне неприятная и крайне утомительная работенка, из-за которой у меня совершенно не хватало времени и сил на себя. Поэтому я задумался, провёл кое-какие исследования, произвел ребрендинг и создал несколько дочерних компаний, во главе с большим боссом, - он указал двумя большими пальцами на себя, не переставая широко улыбаться, — мной!       Я не понял и половины из того, что он мне сказал. Но признаваться в этом не спешил. Уж больно складно говорил ублюдок. Его приятно было слушать.       — Все еще не понимаю, - осторожно начал я, — какое место занимаю я в этой истории?       — Цзю-эр, неужто ты из тех, кто читает книгу с конца?       Я неопределённо пожал плечами, а мужчина в ответ мне лишь хмыкнул.       — Я был лучшего мнения о тебе, когда читал роман, - продолжил Владыка. — Ну, да, ладно. После того, как я разделил Ад на несколько самостоятельных контор и поставил во главе бессменного начальника, стало полегче. Да, мне все еще было необходимо решать некоторые спорные вопросы, но это было каплей в море, по сравнению с прошлым. Воистину, я считал себя удачливым сукиным сыном, а «Перерождение» своим лучшим творением. Пока не случилось это…       Он в два счета сократил между нами расстояние, но лишь для того, чтобы оказаться, как можно ближе к кровати, на которой все также мирно спал человек.       — Все мы следуем определённым правилам, - продолжил Яньло, внимательно смотря на юношу. — Я не исключение. В миллионах разных миров и реальностей неизменно остаётся только одно: грешники страдают, а праведники получают счастливый финал. Но моя бестолковая, сверх меры впечатлительная сестра решила изменить историю. Она настолько сильно привязалась к книжным персонажам, что задействовала ресурсы компании в своих целях, отправив невинную душу не в новую семью, что нуждалась в ней, но в использованный сосуд.       — Хочешь сказать, что он, - я качнул головой в сторону бессознательного незнакомца, — занял мое место? – я невесело рассмеялся. — Худо же ему придется. Я даже сочувствую.       Не то чтобы я когда-нибудь был жалостливым человеком, но даже мне интересно – в чем справедливость? Праведная душа, отправленная на муки… Не мудрено, что Яньло-ван был рассержен и обескуражен. Но это совершенно не объясняло его появления предо мной с покаянной речью, которую я не заслужил. Гораздо мудрее было бы предстать пред светлых очей паренька. Помочь ему или, на худой конец, ободрить. Но я?..       — Не совсем так, - спустя некоторое время вновь подал голос мужчина. — Поступок сестры изменил саму ткань мироздания, создавая два параллельных витка истории. В одной реальности, твоей, - он сделал акцент на последнем слове, — хронология следует оригинальному сюжету, где Ло Бинхэ – Владыка Трёх Миров и безжалостный тиран с разбитым сердцем. Во второй же, как бы помягче сказать…       Рыжеволосый некоторое время молчал, как будто решая с каким именно соусом подать мне пикантное блюдо. В итоге, лишь щелкнул пальцами и кивнул головой в сторону небольшого зеркала, что висело в палате.       С полированной поверхности на стене на меня смотрело два сплетенных воедино тела. Казалось бы, что в этом такого? Будучи частым гостем весеннего дома, мне не раз доводилось видеть безнравственное поведение других людей. Меня оно, конечно, не впечатляло и, если честно, совершенно не заводило, но я легко мог понять, что хорошего миряне видят в примитивном акте. Физическая близость на время позволяет забыть о проблемах, недостатках и обязанностях. Есть ты, партнер и безмятежная иллюзия счастья, поиски которого определяют цель и смысл жизни. Но когда дело касается тебя лично, доводы разума не имеют значения.       Было невыносимо смотреть, как два обнажённых тела делят на алых простынях одно дыхание на двоих; как соприкасаются их губы во влажном поцелуе и тянется вязкая дорожка слюны от одного рта к другому; как озаряется лицо чудовища, когда оно слышит сладостный стон удовольствия в ответ на свои ласки; как знакомое до ничтожных деталей тело сотрясает мелкая дрожь. И больше всего во всем этом страшит не молчаливая покорность и рабское смирение, не безусловная преданность, которая бывает лишь у родственных душ, но факт искажённого отражения меня и Ло Бинхэ в прозрачных глубинах зеркала.       — Это… - я нахмурился и сжал пальцы на обеих руках в кулаки. — Это что за ахинея? Звереныш… Он… - меня переполнял праведный гнев, а слова с трудом покидали сдавленную от негодования грудь. — Он откусил больше, чем сможет прожевать.       — Ты бы так не говорил, зная всю подноготную правду, - ровно ответил Владыка.       — Какое мне дело до их причин? – раздражённо выплюнул я, гневно уставившись на мужчину. — Этот болван позволил осквернить мое тело. МОЕ! Понимаешь? И кому? Демоническому выродку без сердца и души, готового разорвать голыми руками любого, кто встанет на его пути.       — Позволь напомнить, - все таким же мирным голосом парировал Яньло, — что это именно ты приложил руку к его воспитанию. Ты сделал из него монстра, потому что завидовал.       — Я никогда не завидовал ему, а просто защищал, - бездумно выпалил я и, лишь сказав неприкрытую правду, понял, как сильно ошибся.       В комнате повисло молчание, нарушаемое лишь отрывистыми звуками, исходящими от странных приборов у кровати. Я никогда никому не говорил, что стало причиной такого моего отношения к мальчишке. Но я совершенно не удивлен тому, как именно восприняли мою заботу окружающие. Наконец, Яньло-ван усмехнулся и, сделав шаг ко мне, положил руку на мое плечо.       — Как уже говорилось ранее, здесь я не для того, чтобы читать нотации или наказывать за грехи. Я здесь, чтобы исправить ошибку.       Я дёрнул плечами, сбрасывая чужую руку. Все-таки мне до сих пор неприятна близость мужчины подле себя, хоть и прошло достаточно много времени с тех травмирующих событий.       — Тогда заканчивай быстрее и пошли, - возмущенно прошипел я, скрещивая руки на груди. — Эта обстановка начинает меня угнетать.       — Порой мне кажется, что вместо мозгов у тебя вата, - иронично улыбнулся Яньло-ван, качая головой. — Но теперь я понимаю, почему выбор сестры пал на Шэнь Юаня.       — Шэнь Юань? – удивленно повторил я. — Кто это?       — Мальчишка, - он кивнул в сторону незнакомца на кровати, — который занял твое место и сделал то, что не смог ты.       Я вопросительно вздёрнул бровь, призывая продолжать.       — Это сейчас не имеет значения. Я и так задержался здесь с тобой. Поэтому давай заканчивать.       — Заканчивать что? – удивленно спросил я, искренне не понимая, что собственно происходит.       — Твой переход, - невинно ответил Владыка. — Раз Юань-эр занял твое место, мне придется отправить тебя в его тело. Не слишком разумный ход, но за неимением лучшего плана и этого достаточно, чтобы успокоить волнения. А теперь, - он сделал решительный шаг ко мне, — расслабься и получай удовольствие. Твоя новая семья тебе понравится.       В принципе, для человека, который был лишён близких с самого детства, новость казалась потрясающей. Но что-то во взгляде Владыки меня настораживало. Он явно что-то недоговаривал, и эта полуправда скользким червем проделывала продольные каналы в моих сердце и душе. Яньло тем временем протянул ко мне руку, но, словно что-то вспомнив, остановился.       — Ты мне нравишься, Цзю-эр, - его губы растянулись в хищной улыбке. — Поэтому я хочу сделать тебе маленький подарок.       — Что-то мне подсказывает, что он мне вряд ли понравится, - холодно заметил я, сдвигая брови к переносице. — Но я так понимаю, ты не принимаешь отказов?       — Плюс один к твоей карме, баобэй! – шутливо ответил мужчина. — Тетушка Мэн была бы недовольна мной, но я должен спросить – хочешь ли ты сохранить свои воспоминания?       Причинно-следственная связь, не более. Сакраментальный вопрос без должного ответа. С одной стороны, воспоминание – часть тебя. То, что делает тебя тем, кто ты есть. Без них ты потерян, без прошлого ты никто. С другой же… зачем помнить грязь, вступая в новую жизнь? Память – это защита от хищников, которые легко причиняют вред телу и сердцу. Но разве все они не остались в прошлом? Разве моя смерть не поставила жирную точку? Мне больше нечего бояться. Глупые ошибки остались позади.       Я облизнул пересохшие губы. Внутри меня, словно развязался тугой шнурок и, наконец, стало легко дышать. Впервые я все видел четко и ясно и знал, как мне следует поступить.       — Нет, - тихо произнес я, качая опущенной головой. — Я не хочу, - уже более уверенно продолжил я, вперив взгляд на Яньло. — Забери их все без остатка.       — Да будет так, - широко улыбнулся мужчина, касаясь пальцами моего лба. — Но однажды ты пожалеешь об этом.       Вопреки расхожему мнению, по ту сторону меня не ждал мир и покой, не было чувства полёта сквозь длинный белый коридор и в конце меня совсем не ждал яркий свет. Сразу после того, как Яньло-ван коснулся моего лба, меня поглотил абсолютный вакуум, а тело сковала непроглядная чернильная тьма.