***
Первое, что я услышал, когда сознание стало возвращаться ко мне, были странные, если не сказать, дикие слова, которые, тем не менее, были произнесены мягким, вкрадчивым голосом. — Жил-был в норе под землёй хоббит. Не в какой-то там мерзкой грязной сырой норе, где со всех сторон торчат хвосты червей и противно пахнет плесенью, но и не в сухой песчаной голой норе, где не на что сесть и нечего съесть. Нет… Её голос был ровным, словно пение иволги, и бархатным, как кожа младенца. И все-таки в каждом слове девушки слышалась затаенная боль и обида, которые она скрывала где-то глубоко внутри. Но почему? Нет, меня не интересовало, что она делала около меня и зачем читала. Совсем не волновало, где это все происходит и по какой причине. Но глубоко тревожило её психическое состояние и настроение. Словно эта девушка, за чей голос я зацепился и который вёл меня сквозь тьму подобно маяку, была для меня кем-то важным и родным. Как-будто прекрасная муза была частью меня самого и её грусть была моей грустью, её боль – моей болью. Я словно бы чувствовал, как её неспокойное сердце рвется наружу, как противоречия буквально разрывают её на куски и как душа льнет к тому, кто её бросает одну. Ко мне! Странно, но даже порывшись в обрывочных воспоминаниях, я не мог схватиться ни за что конкретное, припомнить ни один момент. Я совсем не знал, кто эта девушка, как она выглядит или что, собственно, любит, даже несмотря на то, что чувствовал между нами родство. Совершенно не понимал, зачем она читает мне о каких-то хоббитах, почему смеется сквозь слезы и раз за разом повторяет, что я обещал всегда быть рядом и как она злится на то, что не выполнил взаимный уговор. Но страшнее всего было совсем не осознание своей лжи и никчемности, но того, что не знал, кто я такой. Абсолютно. И это осмысление приносило невероятное опустошение, хотя я и понимал, что разум забывает что-то не просто так. — Кто-нибудь сюда! – крикнула незнакомка и этот зов тупой болью отозвался в висках. — Скорее! Доктор… он… он, кажется… Девушка говорила отрывками и частями, как будто борясь с собственными эмоциями, а моя личная боль все нарастала. Она оказалась такой неожиданной, сильной и незаслуженной, что я даже не мог заплакать, а просто глубоко удивился. Я пытался сжать пальцы на руках и ногах, повернуться или хотя бы шаблонно пошевелиться, но каждая клеточка организма сопротивлялась и выражала протест, словно и не я вовсе являюсь хозяином тела. Будто разум существует отдельно от плоти. Кажется, я что-то такое припоминаю. Почему-то это состояние на грани сна и реальности, этой немой неподвижности, когда ты резко выныриваешь из жуткого кошмара, мне кажется знакомым. Но я совершенно точно не мог понять почему. Поэтому на время отпустил, чтобы окунуться в восходящий поток болевых ощущений. Ведь, как не посмотри, лишь он позволял мне держаться в сознании. Тело прошибла мелкая дрожь. Вокруг меня было столько звуков, шумов и ударов, громкого писка и слаженных, но возбужденных голосов, которые сливались воедино. Мне и самому хотелось взвыть раненным зверем лишь бы они, наконец-то, притихли и более меня не раздражали. Но я не мог. Не был способен пошевелить губами, использовать язык и зубы. Я даже не мог открыть глаза. Веки были столь тяжелы, что, казалось, на них повисла вся напряжённость страны, а, быть может, и мира. Простой физиологический процесс, как дыхание, и тот давался мне с трудом. И лишь избавившись (не без посторонней помощи, конечно) от инородного предмета во рту, я, наконец, смог сделать рваный вдох, который полоснул горло острой болью. По всей видимости то, что мешало мне вздохнуть полной грудью, повредило нежные стенки и на некоторое время лишило меня способности говорить. Так как даже незначительные попытки издать хоть какой-нибудь звук приносили мне колоссальные трудности. Кто-то коснулся моей руки и контраст температур заставил табун колких мурашек скользнуть вдоль позвоночника. Яркий свет ударил в глаза и моему взору предстал расплывчатый силуэт, а затем белый потолок. Кажется, кто-то задал мне вопрос, но глобальная дезориентация и неясный шум в ушах мешали сосредоточиться. Но постепенно и они стали отступать, меняя жизнь к лучшему. Несмотря на то, что моя память все еще была, как чистый лист, я четко сознавал своё счастье. Я был жив и судя по ощущениям, которые вернулись ко мне в первую очередь, все конечности были на месте. Ломоту и озноб уж я как-нибудь переживу. Не вечные же они? Ведь так? Говорят, капля камень точит. Вот и ко мне исподволь стали возвращаться привычные органы чувств. После тактильных ощущений первым вернулся слух. Конечно, я не мог уверенно заявить, что посторонний вой прошёл, но его уже хотя бы можно было игнорировать. Затем восстановились вкус и обоняние, ворвавшись приятным ароматом сладкого жасмина и многогранного ириса. Так сочно пахли те, кто помогал мне приподняться и прислониться спиной к мягким подушкам у изголовья кровати. Последним было зрение. Когда крайне надоедливые мушки прошли, мир, хоть и не приобрёл желанной чёткости, но хотя бы перестал вращаться и рябить. В целом, если исключить из контекста все незначительное, я ощущал себя вполне нормально. Главное, что я был жив, остальное приложится. — Юань-гэ! - тихо позвала девушка и я, оторвавшись от созерцания больничных стен, обернулся на голос. Названное имя мне ровным счетом ничего не говорило, но дань уважение необходимо было беречь. Все-таки невежливо было бы игнорировать человека, который пытается тебе хоть что-то объяснить. Да и жадного любопытства никто не отменял. — Я позвонила маме и отцу, - продолжила вслух разглагольствовать девушка, бесцеремонно усевшись рядом. — Они скоро будут здесь. И тогда…- она всхлипнула и, схватив мою руку, крепко сжала ее, — тогда мы сможем все вместе вернуться домой. Я нахмурился, взглянув вниз на переплетенные пальцы. Тепло чужой кожи успокаивало, грея холодное тело, но вместе с тем бередя неспокойное сердце. Домой? Так значит у меня есть дом, где меня ждут, и семья, которая волнуется обо мне и поддерживает? Есть отец, мать и, если судить по обращению, младшая сестра? Но если все так, то, что же на самом деле произошло? По какой причине я оказался в… ммм, больнице? — Ты так сильно нас напугал, - развивала она дальше мысль, мягко оглаживая своими пальцами костяшки моих. — Ты хоть представляешь, что было бы с родителями, не реши братец Ву заглянуть к тебе тем роковым днем? Что было бы со мной, ты подумал? Я открыл было рот, чтобы ответить, но горло тут же обожгла жгучая боль, от которой влага выступила на ресницах. Я жадно втянул носом воздух, до побелевших костяшек сжимая больничное одеяло, что не укрылось от цепкого взгляда сестры. Лицо её моментально побелело, а руки стали беспринципно ощупывать мою грудь на наличие видимых повреждений. И лишь удостоверившись, что сама ничем не сможет мне помочь, наклонилась к тумбе, где стоял стакан с водой. Я покачал головой, отказываясь. — Не стоит тебе пока что говорить, - заботливо произнесла девушка, мягким движением коснувшись моих волос. Я поднял голову и вопросительно вздернул бровь, прищурившись. — Врач говорит, что это вполне нормальное состояние после месяца, проведённого под ИВЛ. И что голос к тебе вернется, как только затянутся все повреждения. Ох, кстати… Кажется, сестра улыбнулась и, подхватившись с кровати, подбежала к маленькой сумочке. Порывшись в ней, она достала небольшой предмет и с гордостью протянула мне. — Принесла твои любимые очки. Я иронично усмехнулся. Мэймэй, ты знала, когда именно мне суждено прийти в себя? Неужели пасхальный кролик сообщил? Словно читая мои мысли, девушка произнесла: — С того дня, как ты попал в больницу, носила их с собой, - беззаботно пожала она плечами. — Я ведь знаю, как неуютно ты себя чувствуешь, когда не можешь нормально видеть. Поэтому вот… Девушка водрузила мне на нос очки в круглой оправе и мир вокруг заиграл новыми красками, став чётким и правильным. Я с жадным интересом осмотрелся. Комната представляла из себя скудный стационарный интерьер. Узкая больничная кровать с голубыми простынями и, на зависть, мягкими подушками холлофайбер, пара прикроватных тумбочек, несколько громоздких, но уютных кресел, небольшое зеркало на стене, телевизор. Огромное количество сенсорных экранов, некоторые из которых все еще работали, и стоек для капельниц были установлены подле кровати больного. Я задержал на них взгляд, проследил траекторию падения и извилистый путь прозрачной капли, которая медленно скользила вдоль капельной трубки и заканчивала свой путь в инфузионной канюле, подключенной к вене. Из любопытства я ковырнул кончиком ногтя прилепленный к кисти лейкопластырь, но был остановлен властным жестом сестры, которая стукнула меня по пальцам. — Не стоит этого делать! – на редкость строгим голосом произнесла она. — Это для твоего же блага. Я недовольно фыркнул, поднимая на девушку хмурый взгляд, и тут же осекся. С аккуратного, фарфорового личика на меня смотрели глубоко посаженные глаза цвета неотшлифованного изумруда, в уголках которых скрывалась свинцовая усталость. Её длинные локоны насыщенного цвета «красное дерево», были собраны на макушке в небрежный пучок, а матовая кожа на спинке носа - усеяна россыпью очаровательных веснушек. Она была стройна, как лань, и тонка, словно каллиграфическая кисть. В общем-то сестру можно было без стеснения назвать человеком очаровательной и изящной наружности, которую разве что портил глубокий шрам над верхней губой, причину появления которого я, как не старался, не мог припомнить. И от этого становилось по-настоящему грустно. Как никогда я жаждал открытий и новых фундаментальных познаний. Хотел изучить мир и людей, отправиться в путешествие. Желал, наконец, разобраться, кто я такой и какое место занимаю в этой жизни. Но разве я мог? Что-то внутри заставляло меня сомневаться. Что-то говорило мне не расчесывать возведённую в памяти стену, потому как то, что скрывается за ней, мне вряд ли понравится. А, возможно, и вовсе сломает. Поэтому я решил жить сегодняшним днем, не думая, что будет завтра. Ведь будущее столь иллюзорно и эфемерно, а настоящее мы имеем здесь и сейчас. Улыбка на моих губах вышла смущенной, но по-настоящему счастливой. Я коснулся очков, а затем груди, словно говоря «спасибо». Благодарность касалась не только подарка, но и отношения, которое девушка выказывала мне. Мэймэй в свою очередь легонько кивнула, безоговорочно принимая меня. В самый неподходящий момент зазвонил телефон, и девушка поспешила ответить. Я не мог точно сказать, кто именно находится на том конце линии, но догадывался, что это была наша мать, такой воодушевленной казалась мэймэй. По всей видимости, мама звонила сообщить, что подъезжает, и сестра, извинившись, поторопилась её встречать. На меня же навалилась усталость, что, несомненно, вызывало кучу вопросов. Я вроде, как только недавно пришёл в себя, так почему меня снова клонит в сон? Неужели я и правда настолько слаб? Хм, слабость. Какое интересное слово и не менее любопытное чувство. По неизвестной причине одного упоминания о нём достаточно, чтобы меня прошибла мелкая дрожь. Нет, я не могу быть сахарным и уязвимым. Хорошая семья ещё не повод отпускать контроль. Но подумаю я об этом завтра. А сейчас мне правда необходимо поспать. Как говорится, утро вечера мудренее. Когда я проснулся в следующий раз, за окном уже начинало темнеть, а в больничной палате я был один. По всей видимости, время посещений прошло и родственников попросили покинуть приемный покой. И все же тихие голоса за дверью говорили мне об обратном. Приосанившись, я прислушался. Голосов было двое: один принадлежал женщине, второй был мужским, но оба говорили непосредственно обо мне. — Я не могу этого объяснить, - спокойно декламировал мужчина, — но внутренние органы больного функционируют правильно, несмотря на то, что еще месяц назад мой предшественник, - зашуршали страницы больничной карты, — доктор Ли, установил кому IV степени. Честно сказать, это первый случай в моей практике, когда пациент в принципе выходит из хронического вегетативного состояния, да ещё и без видимых осложнений. Не сочтите за дерзость, но, - судя по тени на полу, доктор конфузливо почесал загривок, — осмелюсь назвать это чудом. Видимо, кто-то свыше присматривает за ним. — Это и правда чудо, - после некоторой паузы подтвердила женщина. — Но, доктор, когда мы, наконец, сможем его забрать? — Боюсь, мне придется вас огорчить, госпожа Шэнь, - как-то излишне виновато произносит мужчина. — Вопреки тому, что общее состояние вашего сына пока что стабильное, скорый выход из комы и отключение от аппарата ИВЛ не прошли для тела даром. Болезнь – это всегда стресс для организма, а для такого слабого, как у Шэнь Юаня, двойной. Дезориентация, проблемы с памятью, шум в ушах, отсутствие голоса, парезы, головная боль, тахикардия, депрессия – вот далеко не полный список побочных эффектов, которые могут омрачить его жизнь. — И, - женщина замешкалась, прежде чем надтреснуто продолжить. — Что…что вы предлагаете? — Судя по ранним анализам, - доктор вновь обратился к бумагам, — мальчик долгое время плохо питался. Это привело к тому, что организм ослаб и банальное пищевое отравление стало причиной тяжёлых последствий. Не мне советовать вам, конечно, но я бы настоятельно рекомендовал пройти реабилитацию. Она поможет Шэнь Юаню не просто вернуться к обычной жизни, но и решит некоторые психологические проблемы. Если таковые… — Хотите сказать, - грубо перебила мужчину матушка, — он сам довёл себя до такого состояния? Смеете утверждать, что он нарочно морил себя голодом? — Именно так! – кивнул мой лечащий врач. — Я не стараюсь вас обидеть и в чем-то обвинить, просто хочу сказать, что понимаю, с чем это связано. Беспричинная и неконтролируемая потеря веса у подростков чаще всего свидетельствует о наличии у них расстройства пищевого поведения. В эпоху айдолов, модельных агентств с определёнными стандартами и телевизионного насаждения шаблонных стереотипов, где красота – это мера веса и длины, анорексия давно не новость. Также как нервная булимия и с десяток других болезней. И пока не стало слишком поздно, я советую вам обратиться за помощью. На некоторое время повисло неловкое молчание. Мне даже показалось, что двое людей в коридоре ушли. Но неожиданно послышался тяжёлый вздох, разгоняя мои сомнения. — Благодарю, доктор Мин, за разъяснения, - снисходительно ответила женщина. — Я обдумаю ваш совет с должной серьезностью и в кратчайшие сроки дам свой ответ. Я задумчиво почесал щеку, обдумывая все, что услышал. Так значит отравление. Как интересно!***
Слабый шаловливый ветерок скользит по волосам, забираясь под одежду, а приятный морской запах ласкает нюх. Больше месяца назад после разговора с доктором Мин моя мать, внемля его предостережениям, решила перевести меня в медицинский центр «Шеньгу» в Даляне, который считается колыбелью знаменитых врачей, занимающихся традиционной китайской медициной наравне с современной европейской. Специалисты центра заверили госпожу Шэнь, что мои анализы находятся в пределах нормы и что панику можно отложить на неопределённое время. И в качестве контрольного выстрела в голову утвердили, что мой вес нормализуется, как только мне будет позволено отказаться от питательных вливаний и перейти к нормальной жидкой пище. Так и случилось, поэтому, как только я смог самостоятельно ходить и есть, а также говорить, врачи предложили мне переехать в санаторий в курортной зоне города Люшунь, что расположен на берегу моря. Именно так я и оказался на свежем воздухе, в компании отпетых неудачников, желающих изменить свою жизнь. На самом деле мне, как человеку без видимых психологических проблем и пленительных привычек, находиться на собрании алкозависимых не имеет никакого смысла. Но, в связи с отсутствием какого-либо другого досуга, я внял каждодневным настойчивым просьбам моего соседа по комнате и согласился присутствовать на их чудных заседаниях. Психотерапевт группы счёл мое рвение за неукротимое желание помочь ближнему своему, а не за банальное проявление скуки, и позволил находиться с ними в качестве ассистента. Впрочем, мне было грех жаловаться. Некоторые упражнения и правда возвращали волю к жизни и поднимали низкую самооценку. А мне, родившемуся заново, это было кровь из носу, как необходимо. — Сто-ой! – прервал мою своеобразную медитацию громкий крик соседа и шесть пар обеспокоенных глаз обратились к пареньку, сидящему на раскладном стуле в холодном поту. Я же равнодушно подкатил глаза, узнавая в жеманных жестах коронные уловки Шан Цинхуа. Мы познакомились с этим проходимцем не так-то давно, всего несколько недель назад. Он тогда ещё спутал меня с каким-то однофамильцем, но поняв свою оплошность, все списал на плохое освещение. Этот с виду красивый молодой человек с льдистыми глазами, ухоженной прической полубокс, орлиным носом, острыми скулами и губами идеальной формы, отличался крайне паршивым характером. Любитель сарказма и чёрного юмора, с вагоном проблем с головой и к тому же алкогольной зависимостью, был падок на лесть и чужое внимание. И, тем не менее, даже в нём была та самая светлая сторона. Цинхуа был общительным, местами забавным, трудолюбивым и упорным. И лишь за эти качества ему можно было все простить. — Цинхуа, ты как? – вкрадчивым голосом поинтересовался психотерапевт. — Простите, - чуть ли не плача, тихо прошептал мой сосед. — Я был… — Нет-нет, можешь не объяснять. Эта визуализация и должна была вызвать некое чувство дискомфорта. Вот именно, что просто чувство самого обычного дискомфорта, а не паническую атаку больного ПТСР. Право слово, братец Шан, переигрываешь. Тебе бы актёром быть, а не заливать беды алкоголем. — Даже завидно, - тяжело вздохнула ещё одна из пациенток. — У тебя такие интересные похороны, а у меня самые обычные. С цветами и родственниками-акулами, что спят и видят, когда я отброшу коньки. — Давай не будем сравнивать, Сюин, - перебил её поток желчи врач, возвращаясь к первоначальной теме разговора. — Чтобы понять себя, вы должны представить самое страшное, наихудшие последствия своей зависимости. Молодой мужчина в белом халате, со странным скептицизмом во взгляде обвел воображаемую аудиторию, выдерживая драматичную паузу. — Какое наследие вы сможете оставить любимым? – продолжил декларировать врач, вперив задумчивый взгляд миндалевидных глаз на Шан Цинхуа, который заметно поежился. — Вы приехали сюда, чтобы получить ответ на этот вопрос. Не как вы хотите прожить остаток своей жизни, а как бы вы хотели умереть. Итак, - психотерапевт возбужденно усмехнулся, потирая руки, — сейчас снова закрываем глаза. Теперь медленно вернитесь в свои похороны. Посмотрите на людей вокруг. Они злятся? Может радуются? Ведь вы их так сильно обидели… После очередного утреннего моциона на свежем воздухе, настало время позднего завтрака. Сегодня ленч был представлен яичницей-глазуньей с беконом и овощами, а также панкейками из цельнозерновой муки с мёдом и маслом. Из напитков – традиционно чай или свежевыжатый сок. Удобно расположившись в уютной заплетенной вьющейся жимолостью беседке, я с аппетитом набросился на американский завтрак, с благоговением наблюдая, как пенистые морские волны разбиваются о каменистый пляж. Природа вокруг меня успокаивала, и я с содроганием ожидал того дня, когда мне придется покинуть санаторий. Да, порой здесь бывало скучновато, но все же лучше, нежели в окружении громких столичных звуков, к которым я все еще не мог привыкнуть. Отчего-то нативная красота местного сада и естественность природного заповедного леса казалась мне ближе, чем грубая элегантность современных построек. Но я также знал, что не стоит зацикливаться на чем-то конкретном. Со временем человек ко всему привыкает, а значит и я смогу жить в большом городе. — Скучаем? – радостно поинтересовался Шан Цинхуа, хлопая меня по плечам и присаживаясь напротив. Кусок блина так и застрял у меня в горле. — Как тебе сегодняшнее собрание? — Отстой, - с трудом выдавил я, проталкивая еду глотком чая. — Эти люди серьезно полагают, что подобное психологическое дерьмо сработает? Представь свою смерть, чтобы почувствовать жизнь. Это еще хуже прошлого сеанса. Помнишь? В душной маленькой комнатке собралось по меньшей мере восемь человек. Они сидели на коленях на полу, а перед ними располагались большие подушки, на которых лежали исписанные не самыми лестными словами листы. — Исследования показывают, что мы можем говорить о своих чувствах годами, - ходил вокруг группы доктор, — но тем не менее все ядовитые мысли продолжают оставаться внутри нас. Это упражнение разработано для того, чтобы вы могли освободиться от плохих мыслей и дать место хорошим. Итак, берите биты. Три, два, один. Поехали! — Да брось! Это ведь классика, - легкомысленно усмехнулся Шан Цинхуа. — Я отлично выпустил пар. Док лучший. — Ровно до того момента, пока в твоем поле зрения не появится бутылка, - холодно подметил я, скрещивая руки на груди. — Ответь, Цинхуа, от чего ты бежишь? Твоя сегодняшняя визуализация попахивает фантастикой ещё больше, чем предыдущая. Я понимаю, ты интернет-автор, но перестань уже путать реальность и зарубежное порно. Мужчина нахмурился, но тут же вновь просиял. — Знаешь, я думаю, именно поэтому тебя так сложно любить. Ты всё воспринимаешь за чистую монету. Но не волнуйся, - он взял с моей тарелки кусок морковки, — я уже нашел способ исправить все свои косяки. С завтрашнего дня я стану новым, обновлённым Шан Цинхуа. А теперь, - он стремительно закинул в рот морковку, не обращая внимание на мои недовольные взгляды, — пожелай мне удачи. Кажется, вон та девчонка не отрывает от меня взгляда вот уже, - он мельком взглянул на часы, — ай, не важно. И поминай его, как звали. Определенно, Шан Цинхуа был занятной личностью, с которого я взял слово не теряться после выписки. Кто ж знал, что в будущем мне это будет стоить стольких проблем.***
Все новостные газеты Китая пестрили одинаково кричащими заголовками, разнящимися между собой разве что парой-тройкой иероглифов. «Горе в семье Шэнь», «Наркотики: правда или ложь», «В семье не без урода или вся правда о младшем сыне кинорежиссёра Шэнь Чуанли». Безобразные фотографии, сомнительные факты, таинственные свидетели – чем только не пользовались жёлтые газетенки и вполне себе адекватные печатные издания, чтобы увенчать себя лаврами и привлечь нежелательное внимание к не совсем простой семье. Моей семье, которой, несмотря на немалые трудности, все время реабилитации удавалось держать почётный караул папарацци подальше от меня. Однако, чтобы понять, по какой причине банальная госпитализация одного единственного человека наделала столько шума, необходимо разобраться в хитросплетениях семейного древа, каждая ветка которого увешана сочными плодами. И, пожалуй, лучше всего начать представление с самого внушительного столпа семьи – моего отца. Будучи человеком в возрасте, Шэнь Чуанли тем не менее все еще является легендой киноиндустрии. Как режиссёр отец прославился в довольно-таки юном возрасте, быстро оставляя позади негромкую славу собственного отца. Выведя режиссуру на совершенно новый уровень, он смог добиться не только некоторых поблажек со стороны правительства для своих картин, но и стабильно удерживать позиции качества, невзирая на стремительно меняющиеся поколения. На съемочной площадке первой из своих многочисленных картин отец встретил мою мать. Тогда она еще была неопытной, провинциальной актрисой, которая решила искать счастье в кинематографе. Чуанли быстро подметил незаурядный талант тогда еще Хань Лифен и все силы положил на то, чтобы новичок играл главную роль. Неброская, но чарующая красота покорила сердца сотен тысяч людей, в одночасье превратив простушку в императрицу, а начинающего режиссёра в легенду. Со временем творческий союз Пигмалиона и Галатеи приобрёл романтическое звучание, соединив разных людей в единую семью и приумножив их бессмертную репутацию. От союза двух полярных звезд, которые большую часть жизни провели в разъездах, на удивление, появилось четверо детей – трое сыновей и одна единственная дочь. Мой старший брат – Шэнь Шуи – пошел по стопам отца и, закончив Пекинскую киноакадемию, стал режиссёром. Судя потому что пишут интернет-издания, со своей работой мужчина справляется также хорошо, как и его венценосный родитель. К сожалению, в связи с отсутствием брата и его супруги в стране, я до сих пор лично с ними не познакомился. Но зато стал любимцем малышки Чуньхуа – непоседливой, годовалой племянницы, за которой взялись присматривать её бабушка и дедушка. Для неё также, как и для меня наша первая встреча стала чем-то новым и любопытным, ведь со дня её рождения мы ни разу не виделись, потому что я больше года провёл в коме в палате интенсивной терапии. Однако теперь я намерен все наверстать, чай не чужие друг другу люди, да и, кажется, мне нравится возиться с детьми. Мой второй брат – Шэнь Ву – тот самый, что нашел меня в плачевном состоянии и вовремя доставил в больницу, айдол в бой-бэнде. С первого взгляда он может показаться вам легкомысленным и поверхностным, этаким красивым мальчиком с ватой вместо мозгов, который ничего не умеет, кроме как светить лицом и улыбаться. Но как оказалось экстравагантный образ всего лишь фасад, придуманный студией для поддержания имиджа и популярности группы. На самом деле эргэ колоритная и волевая личность, которая легко может постоять за себя и других. Без проблем сходится с людьми и располагает их к себе, вполне способен, когда необходимо, показать свой характер. По словам мэймэй это случается крайне редко, но метко. Зная себе цену, Шэнь Ву смог уговорить продюсера дать ему немного свободы в рамках контракта и даже умудрился поступить в Центральную консерваторию Пекина на факультет традиционных китайских музыкальных инструментов. Не самое популярное направление, но эргэ вполне доволен выбором. Чего ещё можно желать? Шэнь Юи – тот самый человек, чьё лицо я первым увидел после пробуждения, является единственной девочкой в семье (не считая матери) и по совместительству моей сестрой близнецом. Мы появились на свет с разницей в несколько часов, поэтому и дата рождения у нас разная, что совершенно не сказалось на наших характерах. У нас схожие вкусы в кино, музыке и литературе. Мы любим одинаковые еду и напитки, обожаем сладости и как следствие ненавидим стоматологов. Даже вкусовые предпочтения в стиле одежды у нас одинакового порядка. Единственное с чем мэймэй повезло больше, чем мне – это зрение, но и сей недостаток я не ставлю ей в укор. После того, как я все это узнал, стало понятно душевное состояние сестренки Юи и её возмущенные рыдания. Ведь близнецы – всегда оттенки, соблазны, диффузия двух «я»: тела и души, отражающиеся друг в друге, неразделимые. Это особая связь, некий договор, который сложно описать. Но если одного из пары не станет, второму будет очень тяжело. Что касается меня, то здесь все не так однозначно. В связи с тем, что мои воспоминания даже по прошествии месяца так ко мне и не вернулись, мне пришлось заново изучать этот мир. И если с двигательной и образной памятью дела обстояли хорошо: я легко смог вспомнить, как ходить, говорить, писать и так далее, а знаковые запахи и вкусы заставляли меня улыбаться. То с эмоциональной и словесно-логической стороной все было не лучшим образом. Даже узнав своё имя, какую-никакую, но биографию, свои предпочтения и антипатии, я не мог уверенно заявить, что я тот, кем был всегда. Интернет говорит, что клиническая смерть меняет людей. Думаю, что это именно мой случай. Ведь как бы я не старался, чтобы не делал, я чувствую, что с моей историей что-то не так. И даже если я никогда не узнаю, что именно, мир вокруг должен сознавать, как именно я изменился. К счастью, когда я поделился своими страхами с семьёй, они не стали на меня по-другому смотреть, не отвернулись от меня и не отвергли. Отец и мать заявили, что важно лишь то, что я жив. Сестра просто подтолкнула очередной томик своей любимой книги и попросила меня прочесть. А эргэ лишь криво усмехнулся, утверждая, что в прошлом я был той ещё занозой в заднице, не видящей дальше своего носа. В тот момент в моей душе зародилось приятное чувство, которое я не мог описать простыми словами. Но отчего-то знал, что должен беречь его, как зеницу ока. Ведь не многие готовы принять тебя таким, какой ты есть. Из всего вышеперечисленного можно сделать один конкретный вывод: моя госпитализация – отнюдь не семейное дело, а общественное. Люди по своей сути законченные эгоисты. А, если дело касается журналистов, то самолюбие взмывает до небес. Сенсация – это то единственное, что радует прожорливых акул. И не важно, кто или что при этом страдает. Недовольно поморщившись, я отложил в сторону газету и взглянул на часы. С минуты на минуту за мной должен был приехать братец Ву и отвезти домой. Ведь, как оказалось, только у него сегодня было свободное окно в гастролях и съемках. Не скажу, что я был глубоко огорчён этой новостью, но и радости она мне не добавляла. Все-таки буквально на днях я проиграл ему в камень-ножницы-бумага желание, которое может оказаться чем угодно: от кормёжки его любимого тайпана по кличке Зефир, у которого фоток на Weibo больше, чем у хозяина, до глупой поездки в пригород, чтобы поесть уличной еды. И я не смею отказать, потому что в противном случае весь блог эргэ увидит мою размалеванную сонную моську и подписью контактных данных. Жестоко, не правда ли? А я, между прочим, его любимый младший брат. Окинув взглядом безупречно ухоженный сад, я попытался вернуть себе душевное равновесие и отбросить в сторону неприятные мысли. Сняв с носа очки, я устало потер переносье, когда в стороне послышался какой-то треск. С учётом расположения моей беседки относительно выхода из санатория, можно было предположить, что какой-то человек по незнанию свернул не туда и наткнулся на живую изгородь из колючей вишни. Не самая приятная встреча, но однозначно страшно запоминающаяся. — Эргэ, левее! – без оглядки крикнул я, вновь надевая очки и уверенным движением поправляя их. — Только осторожнее, дальше по курсу… - я не успел договорить, как раздалось возмущенное шипение. — Боярышник, - едва слышно добавил я, наконец, оборачиваясь. К моему большому удивлению вместо Шэнь Ву на тенистой поляне стоял совершенно другой человек. Он был высок, широкоплеч и мускулист. Его тёмно-каштановые волосы, заплетённые в нетугую густую косу, были перекинуты на одно плечо, а непослушная челка скрывала за собой рубиновые глаза тигра в ореоле пушистых ресниц. Но поражало в его образе отнюдь не старомодная прическа и черно-алое ханьфу, что выгодно подчеркивало его ладную фигуру, но обнаженный меч и идеально прорисованное родимое пятно на лбу. О, Будда! Неужели мне на двадцать первом году жизни удалось увидеть годный косплей? Юи была бы поражена. Я, изумленно, застыл на месте, не в силах пошевелиться, тогда как молодой человек с нескрываемым любопытством осматривался, не обращая внимание ни на кого вокруг и в тоже время, словно, ища кого-то. В последнее мгновение он поднял голову и тут же пожалел об этом, так как пролетающая мимо белокрылая чайка угодила пометом ему прямо в глаз. — В яблочко, - иронично подметил я, а юноша негромко простонал. Про себя усмехнувшись, я напустил на лицо самый что ни на есть расстроенный вид и поспешил протянуть руку помощи. — Эй, парень! – окликнул я превосходный талант. — Держи. Я протянул ему платок, который он тут же использовал по назначению. — Тебе бы его промыть что ли, - с искренней заботой продолжил я. — А вообще, знаешь, это к удаче. — В смысле? – раздражённо прошипел юноша, все еще удаляя из глаза помет. Его бархатистый голос, в меру нежный и тягучий одновременно, всколыхнул мою душу, заставляя сердце пропустить удар. Почему этот тембр и манера говорить кажутся мне такими знакомыми? Разве мы встречались раньше? — Ну, я про птицу, - глупо потупил я взор. — Как же! – с придыханием ответил он. — Уже давно никто так… Он запнулся, наконец, обращая на меня свои рубиновые глаза. По его лицу пронеслась тысяча и одна эмоция, начиная от лютой ненависти и заканчивая тайным торжеством. Но все что меня сейчас волновало – это маленькое родимое пятно по форме напоминающее цветок Феникса. Оно как будто гипнотизировало меня и притягивало. — Наверное, - вновь подал я голос, — это покажется тебе странным, но надеюсь родинка, - я украдкой коснулся его лба, — настоящая. Она бесконечно тебе идет. Я смущенно улыбнулся, а глаза незнакомца изумленно расширились, как будто он впервые увидел меня. — А-Юань! – позвал меня голос брата, и я по наитии повернулся к нему. — Смотри, что я тебе принёс. В руках у Шэнь Ву был небольшой цветок с ярко-красными лепестками, что зазывно блестели в ярких лучах полуденного солнца. — Кажется, - он на мгновение задумался, ехидно усмехаясь, — его зовут рождественской звездой. Но я бы предпочёл – сладкий запах… — Запомни эту мысль, - излишне резко кинул я, оборачиваясь. Но, ожидаемо, позади себя никого не увидел. Я, наконец-то, вспомнил откуда мне знаком этот странный юноша, потому как он выглядел в точности, как человек из моего бесконечно долгого сна!..