***
— Наконец я тебя догнал, — Германия отдышался, держась за плечо России. Та непонимающе смотрела на него, — В общем, я хотел тебе кое-что сказать, ну… Немец замялся, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. — Что? — Россия всем корпусом повернулась к нему. Ей было не приятно стоять вот так вот рядом с ним. Она всё ещё помнит, что случилось пару дней назад. Он псих. И лучше с ним не сближаться. — Я хотел извиниться за то, что произошло в баре, — наконец ответил Германия, становясь увереннее. Он убрал руку, и взглядом попросил подойти к окну, чтобы не стоять в центре коридора. Федерация не особо хотела соглашаться, но её это заинтересовало. — Тогда я обидел тебя, я знаю. И теперь ты думаешь, что я псих, верно? — спросил немец, смотря в окно. — Какой догадливый, — вполне ясно ответила девушка, осуждающе смотря на него. Красные глаза слегка потускнели. Германии было грустно и больно это слышать, но сдаваться он не намерен. — Я не прошу тебя простить меня. Но хочу, чтобы ты поняла, что я сам не рад этому, — Федерация заинтригованно слушала, — Я практически никогда не пью, потому что это происходит со мной. Алкоголь сильно раскрепощает меня, из-за чего вырывается, так сказать, «тёмная сторона». И я не могу ничего с этим сделать. Как бы я не пытался контролировать себя в опьянении, у меня не получалось. Я ненавижу то, что я сын своего отца. Если бы я мог, я бы стёр наше родство из моей ДНК и моей истории, — Германия говорил серьёзно, не оставляя места для шуток. Россия раскрыла глаза на такое искреннее признание. — То есть ты хочешь сказать, что ненавидишь себя? Это одно и тоже, — девушка хотела убедиться, не говорит ли он это из желания просто замять ситуацию. — … — немец молчал. Он нервно бегал глазами по силуэтам на улице, — Думаю, можно и так сказать. Федерация сочувствующе смотрела на него. Да, она простила его. Пожалуй, он не сделал чего-то такого, что простить нельзя. Он родился таким, он не виноват. Тем не менее, Германия не может принять то, кто он есть. Ненависть к себе это ужасно. И Россия хорошо знает это чувство. Оно буквально пожирает тебя. Особенно плохо, когда ты не можешь это изменить. — Я поняла. Не волнуйся, я скоро это забуду, — Россия улыбнулась. Германия посмотрел на девушку. Его глаза буквально засияли. — Я благодарен за это. Пожалуйста, не думай, что я опасен. Я держу всё это внутри себя за сотней замков. А пить после этого, я поклялся, что не буду, — немец приложил руку к груди, как бы подтверждая свои слова. Россия усмехнулась. — Чтобы я и боялась? Так ещё кого, тебя? Ты себе льстишь, Германия. Это тебе меня бояться стоит, — Федерация шутила частично. Всё таки ему стоит её опасаться. Её вспыльчивость и жажда крови, хоть и держится под замком, но бывает вырывается. — Я эту учту, о великая Россия — немец подмигнул ей, продолжая шутку.***
— Пап, — Россия серьёзно взглянула в золотые глаза СССР. Мужчина напрягся, понимая, что так просто русская не послушается. Сам такой же, — Что, если он единственный, кроме тебя, кому я могла бы верить? В гостиной тишина сгустилась. Союз нервно посмотрел на своих сыновей, что казались разбитыми, как хрусталь, упавший на пол. Три пары глаз засверкали болью. Коммуниста это возмутило. — У тебя есть семья, и ты предпочтёшь его им? Россия молчала. Она смотрела прямо в глаза. Союз не видел в них никаких признаков стыда или, может, переживания за свои слова. Равнодушие. — Я должна отвечать? СССР было хотел уже отругать, но Украина встал первый. Он сделал шаг и смотрел сверху вниз на девушку обиженными глазами. — Почему ты относишься к нам так? Що ми тобі зробили? (Что мы тебе сделали?) — было видно, как старший с трудом сдерживает свою истерику. Россия, знавшая, что именно эта страна перед ней, убила бы её в будущем, усмехнулась. Ей не было стыдно перед ним. Или перед кем-то ещё. — Беларусь, может ты помнишь, что я говорила, когда напилась в тот день? — Федерация повернула голову слева сидящему белорусу. Парень заволновался. Он не понимал, за какой день она говорит. Россия выдохнула. — Конечно, нет. Но поверь мне, Украина, я говорила то же самое, что только что сказал мне ты. Помните ли вы, что ответили мне? — она вновь посмотрела на всех своих братьев. Те выглядели напряжёнными. — Нет? Ну, другого я и не ожидала. Девушка поднялась с дивана, встречаясь взглядами с самым старшим. Украинец потерял ту уверенность, с которой он был обижен. — Ты ничего не сделал мой «дорогой» брат. Ты просто стоишь здесь, существуешь перед моими глазами. А это, знаешь ли, меня смущает. Федерация проскользнула к лестнице. — Это всё? — в ответ она услышала тишину. Как говорится, тишина — знак согласия. Она ушла. Украина стоял, как вкопанный. Он помнил эти слова. Да вот только их сказал именно он. — Брат? Ты что-то вспомнил? О чём она говорила? — Беларусь взволнованно взялся за плечи Украины, опуская его обратно на диван. СССР и Казахстан переглянулись. Союз выглядел обвиняющим. Хотя, на самом деле, и себя винил в таком отношении дочери к остальным. Возможно, отнесись он к этому серьёзней, было бы лучше. Но ему было всё равно. Как-то сляжется, слюбится. Ну да, конечно. Как глупо было думать так. — Я згадав. Це було на її день народження. Ми тоді багато набалакали… (Я вспомнил. Это было на её день рождение. Мы тогда много наговорили…)//Продолжение следует...//