***
Из всех ожидаемых событий этого праздничного вечера появления Майкрофта Холмса у своего дома Грег ожидал меньше всего. Пожалуй, даже повторное Рождение Христа на его ступеньках — событие хоть и мизерной, но вероятности, — не вызвало бы в нем такого удивления и противоречивых чувств. К счастью, из оцепенения его вывел четвероногий друг — натянув поводок, тот бросился навстречу гостю, едва не отправив Грега в параллельный промерзшей земле полет. — Снежок! Хватит! Майкрофт поднял бровь. Пес (бывший, кстати, абсолютно черным), в отличие от Грега, не стеснялся выражать все, что думал о Холмсе, оглушительным лаем, причем, судя по тому, что соседские собаки, очнувшись, поддержали его практически в унисон, недовольство Снежка гостем имело под собой основания. Кое в чем Грег даже был с ним согласен; оставаясь внешне спокойным, внутренне он был близок к тому, чтобы присоединиться к четвероногому хору. Стоило усилий удержать обычно спокойного лабрадора на дыбах, пока тот раз за разом пытался броситься на Майкрофта, с брезгливым любопытством взиравшего на разозленное чем-то животное. — Какой милый пес, — проявил вежливость гость. — Тебя он вряд ли находит милым. Снежок, черт тебя раздери, уймись! — гаркнул Грег, наконец обратив на себя внимание питомца, и потянул поводок на себя. Виновато взглянув на Грега, пес принялся топтаться вокруг его ног, не прекращая поглядывать в сторону нарушителя их умиротворенной прогулки. — Не знал, что ты завел собаку... Грег разбирался в Майкрофте достаточно, чтобы без труда распознать его не впечатляющую попытку зайти в разговор с отвлеченных тем, а то, что тот нахмурился, явно не ожидая, что в этот раз ему не пойдут на уступки, лишь укрепило его в правоте принятого чуть раньше решения. — Соседская. Хозяйка заболела, так что мы с соседями взялись выгуливать его по очереди. — Разделавшись с объяснениями, он не дал Майкрофту вставить и слова. Если уж на то пошло, он с самого начала не собирался слушать: — Зачем ты пришел? — А почему бы мне не прийти? — елейно парировал Майкрофт. — Потому, что я уже достаточно насмотрелся на тебя сегодня. — Вот как. Я, конечно, предполагал, что ты разозлишься, но… Пес, будто разбирая суть разговора, зарычал, и Грегу пришлось цыкнуть («Без тебя разберусь!»). — Но когда тебя останавливали такие мелочи? — …но видимо, мне все же не стоило списывать со счетов твою извечную склонность к драме. Теперь, насколько я понимаю, моя беспечность выйдет мне боком. Грег натянуто рассмеялся. — Ты говоришь мне о драме? — С твоего разрешения… — О, Боги! — едва не всплеснул руками Грег. — С каких пор ты спрашиваешь разрешения? Нам ожидать осадков в виде шоколадных конфет? — Не возражаешь ты, черт возьми, если я вставлю хоть слово? — не выдержав, повысил голос Майкрофт, и, фраза за фразой, очень скоро им пришлось чуть ли не перекрикивать друг друга. Жалобно заскулив, Снежок продолжил слушать перепалку, поворачивая голову от одного к другому, при этом забавно двигая навостренными в сторону говорящих ушами. Наконец, Грег выдохся и замолк, чувствуя себя так, словно, чтобы сказать Холмсу все, что о нем думает, он бежал за ним из самого пригорода. Ну, каждый сам выбирает, как держать себя в форме. Майкрофт сглотнул. — Мне правда, — начал он и, запнувшись, расправил плечи, ища поддержки у зонта, кончик которого упирался в присыпанный свежим снегом асфальт. — Я… действительно не должен был… Грег и пес одновременно склонили головы, ожидая продолжения, и, увидев эту картину, Майкрофт нервно усмехнулся. — Что смешного? Ты просил микрофон — я все еще слушаю тебя, продолжай, — с едва уловимой издевкой произнес Грег. Пусть он заранее принял решение и мысли в его голове больше не перекрикивали друг друга, то защищая Майкрофта, то находя доводы против, видеть Холмса на расстоянии вытянутой руки было не то же самое, что посылать его к черту виртуально. Надо сказать, вид живого великолепия Майкрофта всегда немного сбивал его с курса. Титаник тоже когда-то немного сбился с курса. Я ни на что не намекаю, но 11 Оскаров, Грег, а все, что есть у тебя — это расшатанные нервы и 11 беспочвенных обвинений в склонности к драме. — Я только собирался сказать… — Майкрофт дотронулся до лба и потер его, стирая невидимый пот от, видимо, невидимых человеческому глазу усилий. Грег поднял брови. Происходящее становилось смешным. Простого «извини» было бы достаточно, но даже такая малость на поверку оказалась невыполнимой задачей для мистера я-совершенство-и-все-делаю-верно. — Ладно, Майкрофт, я тебя понял. На этом и разойдемся, иначе я останусь здесь слушать твои вдохновенные попытки извиниться до утра. Ты все понял, ты был не прав — проехали, — как Грег ни старался, сказанное звучало зло. — Тебе не приходило в голову поставить себя на мое место? Но нет, разумеется, об этом ты даже не думал. Если уж на то пошло, я не имею ни малейшего представления о том, что творилось в твоей голове, когда Шерлок заявился к тебе под кайфом, а ты, вместо того, чтобы отправить его домой, взял его с собой на задержание! И что я вижу, приехав? Шерлок с раскроенным черепом и полным убеждением в том, что даже обдолбанный стоит всего ярдовского спецназа! Какой реакции ты ожидал? — Такой, что ты не станешь срывать свою злость на окружающих. Если хочешь винить меня, то мог хотя бы пожалеть Джона — ему и без тебя досталось, и он, если ты вдруг забыл, не нанимался нянчиться с твоим братом, даже если ты в своей голове назначил его нянькой! — выдавая эту тираду, Грег распалялся все больше. Он постарался проигнорировать ощущение, что, говоря о Джоне, имел в виду по большей части себя. В конце концов, он сказал это, а значит, именно это имел в виду. — Мы говорим о Джоне Ватсоне или о тебе? Уткнувшийся в передние лапы, Снежок поднял голову и тоже уставился на Грега. — Черт возьми, Майкрофт. — Грег посмотрел в сторону, растеряв запал. — Может, я и виноват… — «Может»? — вскинул брови тот. — Смею напомнить, ты допустил к расследованию торчка, так что я не думаю, что твое «может» здесь уместно. Час назад ты говорил себе то же самое, слово в слово. — Я уже объяснил, что не знал! — Что ж, ты должен был проверить! Но нет, что ты, как можно, наркоманы ведь честнейшие и благороднейшие из людей! У нас был уговор, Лестрад, и если ты такой мягкотелый, что идешь на поводу у моего тугоумного братца, веря его уловкам, которые раскусил бы даже младенец, если ты не можешь следовать своим же словам… — Тогда что? Думаешь, я не помню? Думаешь, мне это нравится — считаешь, мне больше заняться нечем, кроме как бегать за великовозрастным ребенком и умолять его поссать в банку? — Грег понизил голос и опустил взгляд на заскулившего пса, который лежал у его ног, опустив морду меж лап, и грустно взирал на них обоих своими большими блестящими глазами — и продолжил уже тише, сквозь зубы: — Или, может, мне нравится выслушивать твои упреки и пытаться делать вид, что мне похрен? Майкрофт посмотрел в сторону, вдыхая морозный воздух покрасневшим носом и выдыхая пар на каждом произнесенном слове: — Не жди, что я стану закрывать на что-то глаза из-за наших отношений. — Отношений? — спокойно произнес Грег. — Ну, если год беспорядочных свиданий можно назвать отношениями. — Майкрофт закатил глаза. — Тогда и ты не жди, что, стоит тебе показаться и вымучить пару слов извинений, и я забуду про все, что произошло на работе… — Внезапно, так и не договорив, Грег запнулся, поняв, что обманывает сам себя: — Хотя, вообще-то, знаешь, что? Черт возьми, да, я жду от тебя особого отношения, хотя, похоже, ожидать чего-то от Холмсов — это особенно изощренный вид мазохизма. Но знаешь, что еще, Майкрофт, — я достаточно терпел, что ты игнорируешь меня, совершенно не интересуешься моей жизнью, — перечислял он, едва удерживаясь от того, чтобы начать загибать пальцы, — вечно занят чем-то межгалактически важным, что мне постоянно приходится ждать тебя, как последнему идиоту… — Я не… — возмутился растерянный Майкрофт. — Дай мне договорить, — рявкнул Грег. — Что из трех встреч ты отменяешь две, и те в последний момент, что тебе вечно не хватает времени… Месяц назад, Майкрофт — месяц! — мы виделись в последний раз, и сегодня ты заявляешься только ради того, чтобы отчитать меня на глазах у всех, как нашкодившего щенка! Услышав последнее слово, Снежок гавкнул с таким энтузиазмом, что даже Майкрофт вздрогнул, а у не ожидавшего Грега зазвенело в ушах. — Я не тебе. Короче говоря, меня по горло достало, что тебе вечно не до меня, — уже спокойно, с расстановкой, продолжил Грег, глядя в глаза. — И я даже не заикаюсь о том, чтобы провести вместе Рождество — готов поспорить, именно сегодня где-нибудь на Гаити ты нужнее всего… не то чтобы меня это волновало. Ага, и именно этому посвящена твоя пламенная речь, Грег. — В Корее. <...> Просто шучу! — всплеснул руками Майкрофт, видимо, заметив не ту реакцию, какую ждал в ответ на свою «невинную» шутку. — Теперь ты думаешь, что это смешно, чертов ты засранец, Майкрофт, мне не стоило связываться с тобой с самого начала, — раздул ноздри Грег. — Ты ведь серьезно не понимаешь, чего я от тебя хочу. Держу пари, сейчас ты думаешь, что стоит потерпеть и минут через десять я отойду и забуду про это все… Под убийственным взглядом Грега Майкрофт выдал себя с потрохами. Дернув поводок, чтобы пес поднялся, Грег обрисовал Холмсу маршрут, проследовав по которому, в Корею не попадешь даже по очень большой нужде. — Ради всего святого, — донеслось в спину. — Так ты представлял наши отношения? Вечера у камина, Рождество в кругу семьи, подарки, пряничные домики, — Майкрофт, слишком привыкший к тому, что его приглашали, а не посылали, разошелся не на шутку и не стеснялся произносить каждое слово с чувством, вкладывая в него побольше яда, — сопливые мелодрамы и конфетти. И что дальше? — Грег остановился и обернулся, с силой сжимая в руке поводок, и молча посмотрел на Майкрофта, пока тот продолжал перечислять. — Свадьба, домик в сельской глуши, заведем собаку, а может, и пару очаровательных… Он замолк. На его щеках выступил румянец, но Грег не утруждал себя вопросом, был ли холод тому виной. Больше ему не хотелось гадать. — Ты же не серьезно, — почти неслышно выдохнул Майкрофт. Тишина, повисшая между ними, казалась вязкой, как забытый на ночь эгног. — Знаешь что, Майкрофт, не трудись. Как я уже сказал, твои извинения не нужны. Мы же не хотим, чтобы из ледяного засранца ты превратился в мягкотелого болвана вроде меня. — Он посмотрел на пса, который нетерпеливо прохаживался туда-сюда, до предела натянув поводок, и то и дело тоскливо поглядывал в сторону гулявших вдалеке сородичей. — А теперь прости, нам пора. Я обещал Снежку прогулку, а после меня ждут сестра, племянница, пряничные домики, сопливые фильмы — хотя, зная Сью, скорее уж мультики, — и вот это все, что ты с высоты своего ледяного великолепия заклеймил несмываемым позором. — У тебя есть племянница? — Невероятно, — усмехнулся Грег, уже уходя. — Я думал, ты хотя бы пытался. Мог бы хоть сделать вид. Он пошел быстрее, давая понять, что останавливать его не имеет смысла. Невозможно, подумает Майкрофт чуть позже, анализируя произошедшее по дороге домой, как они вообще дошли до такого. Он был уверен, что все под контролем. Уверен, черт его раздери.***
Он определенно забыл что-то важное, но в царившем в его голове бардаке можно было потерять последний рассудок, не то что какую-то ускользающую мысль. После разговора с Майкрофтом он не заметил бы и задницу от слона, даже если бы тот сел ему на… — Вот же черт, — сквозь зубы выругался Грег, отряхивая джинсы от налипшего снега. — Зачем ты ломаешь моего снеговика? — запищала приоткрывшая дверь Сьюзи. — Я только слегка подправил… Зайди в дом, — пригрозил Грег, увидев, что племянница заступила за порог в одних носках. Но вместо того, чтобы послушаться, Сьюзи лишь залилась смехом, который, по общему мнению всех, кто когда-либо его слышал, больше подходил дьяволенку, чем такому ангельскому созданию, как она. — Не-а. — Сьюзан… — снова пригрозил Грег и удивленно перевел взгляд на зажатую в пальцах морковь. — Верни морковку Олафу, — вытянув ручки в сторону снеговика, приказала она. Наскоро приделав овощ на место, Грег сделал вид, что все еще возится со снеговиком — чтобы, усыпив бдительность, схватить племянницу — но та оказалась проворнее и, разгадав маневр, с воплями бросилась в дом. Грег остановился у порога и, сжав виски, глубоко вздохнул, прежде чем зайти внутрь, надеясь, что все же смог придать себе беззаботный вид, хоть отражение в дверном стекле и говорило не в его пользу. Тепло, запахи и звуки, окутавшие его, стоило оказаться в доме, поначалу обескуражили Грега — атмосфера праздника и уюта так резко контрастировала с тем, что царило у него внутри, и оставленным позади днем. — Сьюзи! — только и успел воскликнуть Грег. Карен, его сестра, подоспела как раз вовремя, чтобы одним отточенным движением перехватить уже собравшуюся налететь на косяк дочку. — Что я говорила про беготню по дому? — строго предупредила она. «Прости, мамочка. Я больше так не буду», — только и пролепетала Сьюзан, не оставляя сомнений — будет, еще как, и показала крошечные зубы, копируя фирменную дядину ухмылку. — Теперь ты понимаешь, почему тебе все сходит с рук, — подходя к нему, посетовала сестра. — Так уж всё, — фыркнул Грег, подставляя щеку для приветственного поцелуя. Видимо, уловив его невеселый тон, Карен отстранилась, и тот же строгий взгляд по эстафете от Сьюзан достался уже ему. — Что, опять? Это он, да? Ну, я его… — Судя по сведенным бровям, сестра всерьез раздумывала над возможностью привести свои угрозы в адрес Майкрофта в действие. Такой уж она была — уже с детства старалась опекать его, вот только конкретно сегодня такая поддержка скорее расстраивала его. На самом деле, он не думал, что нуждался в дополнительных напоминаниях о том, какой Майкрофт козел, — чтобы не делать еще очевиднее вывод о том, какой он сам идиот. Кажется, ему просто нужно было время, чтобы подумать, — точнее, не думать совсем. Может, ему нужно было не вставать на чье-то место, а как раз посмотреть на происходящее со стороны. Но, ради Бога, не глазами сестры. — Лучше ничего не говори, — предостерег Грег, уже не скрывая истинных чувств — бесполезно. Порой способность Карен улавливать малейшие оттенки его настроения была кстати, но сейчас у него не было сил ни на что, тем более на объяснения с ней. Казалось, что мысли, стоит только облечь их в слова, погребут его под тяжестью обретенного ими веса. — Я и не говорю, — пожала плечами Карен. Примерно пару секунд казалось, что она и правда решила сделать вид, что не происходит ничего особенного. — Просто… Боже, Грег, сколько можно? — Сьюзи, как насчет того, чтобы обнять дядю? — намеренно проигнорировал Грег. Карен уперла руки в бока, но, наблюдая за тем, как дочь, визжа, кидается за обнимашками, кажется, оттаяла и оставила нотации, по крайней мере, на какое-то время. Грег подхватил племянницу и, подняв ее на вытянутых руках, начал раскачивать вниз и вверх, делая вид, что в любой момент собирался ее подкинуть — это стало чем-то вроде приветственного ритуала. На Землю Сьюзи удалось вернуться, лишь вдоволь нахохотавшись; он опустил племяшку и, виновато взглянув на сестру через ее плечо, постарался изобразить подобие улыбки. Затем обернулся, ища что-то… — А где… О, вот черт! — выругался он и закрыл глаза, вдыхая и выдыхая, но помогало слабо. — Черт вас, Холмсов, побери! — Грег тут же вскинул палец, предупреждая реакцию сестры. Как, черт возьми, он мог забыть пакет с подарком для Сьюзан? Как будто в твоей голове оставалось место для чего-то еще. — Съезжу домой, я быстро, туда и обратно… Он мельком глянул на племяшку и замолк. Та смотрела на него расширившимися глазами. — Почему ты ругаешься? Ты злишься? Грег почувствовал, что против воли еще больше закипает от злости на чертова Холмса, который заставляет его злиться даже на то, что он, черт возьми, на него зол! — Солнышко, это не дядя Грег злится, это один нехороший человек… — вступилась сестра. — Карен, — оборвал ее Грег, потянувшись за курткой. — Милая, — обратился он к племяннице, — никто не злится, просто я сделал глупость и забыл дома кое-что очень-очень важное. — Он обернулся к сестре: — Я мигом, ладно? К его удивлению, та лишь закатила глаза, отнимая у него куртку: — И потратишь на дорогу еще два часа? Нет уж. — Но как же… сама знаешь, что? — косясь на разинувшую рот племянницу, сквозь зубы проговорил он. С улыбкой превосходства, Карен повесила куртку на подставку и, шутливо потянув его за ухо, заверила: — Ну, зная тебя, я предполагала что-то подобное, так что, можно сказать, подготовилась. Грег смотрел на нее, не моргая, не в силах поверить: — Ты что? Она закатила глаза. — Позвонила Санте, чтобы захватил на один подарок больше, господи, Грег, — как маленькому, сквозь зубы объяснила она. — Ты позвонила Санте? — услышала Сюзан и залепетала: — Ты знаешь его номер? Мамочка, можно мы снова позвоним Санте, когда папа вернется, мне очень-очень нужно кое о чем его попросить! Карен раздула ноздри и замерла, обдумывая ответ. В ее выражении лица безошибочно читались три эмоции: сосредоточенность древнегреческого мыслителя, бесстрастность тибетского монаха и желание английской домохозяйки упасть перед телеком с бокалом шерри и распить его, глядя на то, как готовят другие люди, а еще лучше прихватить бутылку шерри и сбежать от предпраздничного сумасшествия так же, как это сделал ее предусмотрительный горячо любимый муж, а желательно — вместе с ним. Секунду спустя она моргнула и произнесла, точнее, как показалось Грегу, изрекла с мудростью Каа: — Конечно, милая, но учти — Санте приходится ездить в такие удаленные уголки мира, где могут быть проблемы со связью. Сьюзан серьезно загрузилась. — Как на Северном Полюсе? — Как в Норфолке, зайчик. Дочка застыла с немигающим взглядом, выглядя при этом так, словно осознала все законы Вселенной разом, но забыла их буквально секунду назад. Это было стратегией Карен — подкидывать Сьюзан темы для размышления и тем самым давать себе передышку. Иначе та задавала столько вопросов, что можно было сойти с ума. — Боже, Карен, мне так стыдно… Ты чудо, — со смешком улыбнулся Грег. — Ага, — изящно развернувшись, она, не оглядываясь, направилась прочь из прихожей. — Вспоминай об этом почаще. Оставшись вдвоем с дядей, маленькая Сьюзан не стала терять времени даром и, ухватив его за руку, потащила в гостиную, смотреть на плод своих трудов — красавицу-Рождественскую елку — увешанную разными игрушками так, что из-под них едва проглядывала зелень ветвей. Конечно, учитывая рост Сью, было трудно поверить ее хвастливым заверениям о том, что она наряжала елку сама — но, судя по хаотичности декора, она по меньшей мере верховодила родителями, пока те наряжали ветки, а это уже не мало. Запах в гостиной стоял изумительный. — Очень красиво, — похвалил Грег в ответ на ее десятикратное «нравится?», и это было чистой правдой. В другом настроении он мог бы быть более многословным, но племянницу его сдержанность, кажется, совсем не обидела — улыбнувшись, что в ее случае означало скорее показать все имеющиеся во рту зубы, — она заботливо усадила его в кресло и, натянув ему на колени плед, уселась перед телевизором. Прикусив язык, отыскала нужную кнопку на пульте, и застывший мультик продолжился с места паузы. — …и тогда Пабби спас Анну, но тогда она совсем перестала помнить, что Эльза может койвдовать, а король и королева заперлись в замке… Пабби? Это еще, черт возьми, кто такой? Кажется, он все-таки сказал это вслух. — Пабби, — растопырив ладонь, принялась объяснять Сью, — это тролль, друг Кристоффа, он целинитель. Дядя Грег, ну ты что?.. Трудно было сказать, сколько важной информации из болтовни Сьюзан он пропустил, но по ощущениям это длилось уже минут пятнадцать, и не было похоже, что у этой истории намечался конец — скорее, как и все истории племяшки, та закольцовывалась, чтобы радовать окружающих в режиме безостановочного счастья. И, судя по всему, Сью твердо решила, что ее бедному уставшему дяде радости необходимо как можно больше, а он, естественно, не решался с ней спорить. — Сьюзи, будь добра, перестань донимать своего бедного дядю, — произнесла сестра, вручая ему кружку с чем-то горячим. — Иначе он перестанет к нам приходить, лишь бы больше не слышать о твоих мультиках, — шутливо произнесла она и добавила, уже для Грега: — Жаль, что у меня нет такой возможности. — Ну я всего лишь рассказывала про то, как Эльза нечаянно зайковдовала… — Боже, — схватилась за виски Карен. — Пожалуй, мне и самой не помешает чашечка чего-нибудь погорячее. Закойвдуйте меня до завтрашнего вечера. — Тогда ты пропустишь, когда приедут дедушка с бабушкой, и еще бабушка, и тетя Хелен с Чарли… «Это уже будет мне подарком», — едва слышно пробормотала Карен. Сьюзан подошла ближе и заглянула в чашку Грега. — Ты не положила дяде Грегу зефирки. Карен растянула губы в вымученной улыбке. — Милая, твой дядя уже слишком взрослый, чтобы пить какао с зефирками… — А вот и нет. Все любят зефирки. Я поменяюсь с тобой, ладно? — спросила она у Грега и, не успел он отреагировать, потянулась к его кружке. К счастью, Карен уже бросилась к ней, успевая предотвратить, казалось бы, неминуемое. — Солнышко, — ласково проговорила она, не без труда отнимая его кружку у весьма сопротивлявшейся Сьюзи, — это специальное какао только для тех, кому грустно. Помнишь, я делала такое твоему папе, когда он вернулся с тяжелого дежурства, и он сразу стал веселым? В распахнутых глазах девочки отразилось понимание. Она расцепила пальцы, и кружка вернулась к своему владельцу. Грег принюхался. К запаху какао примешивался такой явный аромат горячего рома, как если бы их смешивали в пропорции один к трем. Грег не сомневался, что если этот проверенный временем рецепт и не сделает его счастливым, то превратить его в пирата сможет вполне. По крайней мере, после первого глотка он явно окосел на один глаз. — Ужин почти готов. Осталось дождаться Теннера, — муж Карен работал пожарным в Лондоне и, если такое вообще возможно, был загружен даже больше, чем Грег. Карен всегда шутила, что женщины семьи Лестрад были обречены видеть своих мужчин раз в неделю под покровом ночи, потому что их дядя и дед ходили в море, отец, как и Грег, был полицейским, и даже сама она до рождения Сью работала диспетчером спасательной службы. — Не давай ей сильно надоедать тебе, ладно? — потрепав его по плечу, сказала сестра. — Сьюзан, — предупредила она, и та тут же умильно выпятила нижнюю губу, догадываясь, что последует дальше. — Ты меня поняла. Я на кухне и прекрасно все слышу. Когда мама ушла, девочка еще долго, не отрываясь, смотрела на Грега. Так, что под серьезным взглядом мерцающих в отсветах камина глаз Грегу стало не по себе. — Почему мама сказала, что ты грустный? Вопрос застал Грега врасплох. Задай его кто-то другой, он бы отговорился, но Сью, он знал, так просто от него не оступится, а как отвечать на серьезные вопросы маленьких девочек, он не очень-то знал. Оставалось только надеяться, что технике ведения допросов она выучилась не от него. Хотя Карен — и Теннер тоже с ней соглашался, — всегда говорила, что все попытки воспитывать дочь оказывались смехотворны на фоне того, как легко она копировала любые повадки Грега. Так что он сделал большой глоток, как никто другой зная, как мастерски он умеет выносить мозг. — Я очень сильно поссорился кое с кем. И от этого бывает грустно. Вот и все. Вот это я понимаю — незатянутая история. — С другом? Он фыркнул. — Это его мама называет плохим дядей? — наивно спросила девочка. Сперва собравшись возразить, он подумал и решил промолчать. — А почему ты дружишь с плохими дядями? Грег настолько опешил, что не сразу нашелся, что ответить на этот логичный, казалось бы, вопрос. Действительно, почему? Может быть, однажды решив стать полицейским, он и сам не заметил, как плохие дяди окружили его и взяли в кольцо, а может быть, и потому, что хорошие дяди не такие рыжие, и высокие, и гордые, и сексуальные, особенно когда… Кажется, кто-то собирался держаться курса. Решив не продолжать этот остросюжетный ряд, он обернулся через плечо и увидел, как Карен выглянула из кухни и покачала головой. — Видишь ли, Сьюзан, иногда люди делают что-то, чем обижают других. Но это не значит, что они плохие. Иногда они сами не понимают, что делают… — Грег задумался, замолчав. — Ну, по крайней мере, большинство из них. Прямо как ты, Лестрад. Сьюзан слушала его, водя большими пальцами по ободку кружки, что сжимала в руках — так же, как делал он. Внезапно Грег почувствовал себя на приеме у ярдовского мозгоправа, который сажает тебя в удобное кресло и убедительно кивает в ответ на весь тот бред, что ты пытаешься нести, чтобы по истечению сорока минут она посчитала тебя достаточно вменяемым для продолжения службы человеком. — Прямо как Эльза? Грег переспросил. — Эльза не хотела ранить сестру, это получилось случайно, — запинаясь, затараторила Сью. — А потом она испугалась, что сделала ей больно, и вышла из себя. Но Эльза не плохая, просто не знает, как использовать свою силу. Люди боятся ее, и от этого ей очень одиноко. — И поэтому она предпочитает держаться ото всех в стороне? — угадал он. — Ты тоже смотрел этот мультик? — изумилась Сью. «Так», — подумал Грег. — «Похоже, мне уже хватит». Он вздохнул, отставляя полупустую кружку на подлокотник кресла, и смущенно взъерошил волосы на затылке. — Нет, по правда говоря, нет. — Он сцепил пальцы и откинулся на мягкую спинку, приготовившись слушать. — И что же произошло дальше? — Когда Ханс хочет убить Эльзу, Анна жертвует собой, чтобы спасти ее, и тогда Эльза понимает, что ей поможет только любовь и становится доброй. Может быть, твой друг на самом деле никакой и не злой, он просто ну... боится быть добрым? — Может быть, но я не в силах ничего с этим сделать. Похоже, что так и было, и Майкрофт расценивал доброту как слабость — тогда не удивительно, что его он считал слюнтяем. С другой стороны, Грег не думал, что мотивы поступков Майкрофта по отношению к нему нуждались в сколько-нибудь глубоком анализе. Чем бы тот ни руководствовался, результат, для него самого, был один. — А ты позови его к нам, — не унималась Сьюзи, по детской наивности надеявшаяся исправить каждую заблудшую душу. — Вот увидишь, ему у нас так понравится, что он сразу станет добрый-добрый. — Ну ты же понимаешь, что жизнь не всегда похожа на мультик, даже если очень хочется, чтобы так и было? — спросил Грег, смягчив свои слова улыбкой. Она посмотрела на него, как на глупого. — Почему? Грегу не оставалось ничего другого, кроме как сдержать смех и пуститься в долгие объяснения, от которых его, к счастью, спасли вернувшийся Теннер и Карен, погнавшая всех к столу. Что ж, рецепт сестры не подвел — он действительно стал значительно веселее, чем был, когда ступил на порог. — А вот бы и было, — едва слышно прошептала Сьюзан, но в воцарившейся суете никто не обратил на это внимания. Позже за ужином Грег делает вид, что не ждет смс от Майкрофта — с его стороны было бы наивно, тем более, что у него есть дела поважнее, — и, поставив телефон на беззвучный, весь вечер не достает его из кармана; но потом, уже ночью, прокравшись в гостиную, чтобы положить под елку подарок для Сью — слава Богу, с этим его выручил Теннер, — решает посидеть у камина еще немного, читая поздравления от друзей и все так же игнорируя существование Майкрофта, и уж тем более — ожидание его смс. Таким — уснувшим с телефоном в руке — его и застает Сьюзи во время своей чрезвычайно секретной полуночной вылазки. Видя гору подарков под елкой и пустую тарелку вместо предусмотрительно оставленного Санте угощения, она чувствует себя довольной и даже забывает расстроиться, что проспала момент, чтобы застать его и передать ему свою просьбу. Крадучись, она подходит к дяде и осторожно кладет на его колени самодельную открытку, а под елку — рисунки для родителей, на которые она потратила целую неделю, ведь рисовать приходилось рано утром, чтобы мама и папа не узнали о том, что она готовит для них сюрприз. Положив подарки, она легонько касается маленького серебряного шара — в свете гирлянд шар искрится, как свежевыпавший снег под вниманием уличных фонарей, и, пока он крутится вокруг своей оси, она представляет, что это рождественская звезда, а значит, желание, что она шепчет, обязательно должно сбыться. Закончив, она оборачивается к дяде, который, кажется, уснул даже крепче, и качает головой. «Ничего-то эти взрослые не понимают, — театрально вздыхает малышка Сью, — объясняешь им как маленьким, а все бесполезно». Вот и приходится брать все в свои руки.***
Говорят, Майкрофт Холмс любит решать загадки. Некоторые даже полагают, что нет такой загадки, которую Майкрофт не мог бы решить. Сам Майкрофт сказал бы, что те, кто так думают, ошибаются дважды — то, что он может решить, для него уже по определению не представляет загадки; а те немногие загадки, на которые он не знает ответов, он как раз таки не может терпеть. Потому что загадками для Майкрофта Холмса являются люди и чувства, а эти вопросы, как ни печально, находятся вне компетенции его рационально устроенного мозга. Так что нет, загадки при всем своем интеллекте он терпеть не может — но он никогда не говорил, что не заинтересован. Его называют Айсменом, говорят, у него ледяная душа, в которой давно не осталось, а может, и не было, чувств — и все же, интерес. Чувство разума, а не сердца — позволить себе его он, пожалуй, мог. Майкрофт всегда гордился тем, как легко ему удавалось привести свои разрозненные мысли в порядок. Казалось бы, то, что еще пять минут назад напоминало хаос из обрывков воспоминаний, догадок, сомнений, разговоров, теперь выстроилось в одно стройное умозаключение — Лестрад интересен ему — как загадка, только и всего. Раздражающая, выводящая из себя загадка, которую он не в силах решить. Отбросить эту интересную мишуру, и не останется ничего, кроме вежливого равнодушия, как и ко всем остальным людям. А может статься и так, что там, под мишурой, и вовсе окажется одна сплошная антипатия. Иногда он так и чувствует — им с Лестрадом до ненависти — один шаг, тогда как до более интересных вещей — лишь в буквальном смысле «рукой подать», а это все-таки значительно ближе. Лестрад без мишуры… Одна сплошная голая антипатия… А еще говорят, Майкрофт Холмс напрочь лишен воображения. Ну, по крайней мере это именно он воображал, что у них с Лестрадом все очень даже неплохо, пока сегодня тот не вывалил на него все, что на самом деле думает о нем и происходящем с ними. Майкрофт потер лоб и наконец стряхнул пепел с наполовину истлевшей сигареты. По телевизору — диснеевская версия диккенсовской «Рождественской истории» — глупой сказки о том, что из мерзкого скупердяя можно сделать доброго дедушку, стоит лишь заставить затрястись его старческие колени. Он выключил звук аккурат на призраке будущего Рождества. Воображение, раскаяние — глупость, сказал бы он. И как он вообще мог думать, что Грег захочет остаться с человеком вроде него, — ведь с самого начала было очевидно, что тому нужны чувства и прочие сантименты; и ему, Майкрофту, вовсе не в чем раскаиваться: он никого не обманывал, и если в чем и виновен — так это в том, что вообразил, что Лестрад примет его условия, не пытаясь навязать свои. Они и так продержались удивительно долго; и, в общем-то, к лучшему, что не пришлось ничего из себя изображать и что безо всякого обмана стало очевидным, что хотят они разных вещей. А именно — он хотел проводить время с Лестрадом безо всяких обязательств, а Лестрад хотел… Против воли, он вспомнил сегодняшний разговор, и все, чего хотел Лестрад, оказалось тем, чего Майкрофт не мог ему дать. Быть может, он и был слишком суров, но… Быть может, некоторым историям лучше заканчиваться, едва начавшись — и хорошо, что Грег не имел возможности узнать его ближе. Почему-то мысль о том, что Грег, поняв, что он представляет из себя на самом деле, отвернется от него с отвращением, подобно остальным людям, была для него невыносима. Странно только, что он никогда не испытывал тех же сомнений насчет остальных людей. Он затушил сигарету. Ему действительно надо бросить — например, с Нового года. Чем не предлог, подумал он, рассматривая такую возможность ровно секунду, но не смог придумать достойных причин. В его жизни явно было больше поводов закурить, чем перестать. Это был тот еще чертов день. Вечер принес Майкрофту Холмсу сразу несколько неприятных открытий, одним из которых было то, что: не думать о Греге Лестраде было неожиданно сложно. Или что: думать о нем было явно больше поводов, чем забыть. Мысль, убийственная в своей простоте, могла поразить его, как разряд молнии, угодивший в электрический столб, но, по счастливой случайности, он заснул прямо посреди своих интеллектуальных изысканий. Всю ночь ему снилось, что он не может выбраться из заколоченного кем-то гроба.