𝓶𝓮𝓲𝓷 𝓚𝓪𝓷𝓲𝓷𝓬𝓱𝓮𝓷

Аксель ждал дядиного прихода уже несколько часов, кучу раз звонил, писал. Всё без толку. Теорий на тот счет, где сейчас шляется его горе-родственник, у него было не особо много. Скорее всего опять шатается где-то по клубам и барам в поисках той самой, а может даже того самого, в принципе, не исключено. Только вот он, кажется, завязал с этим чуть ли не год назад и с тех пор даже не трогал алкоголя, а нычка в виде пары бутылок коньяка с тех пор так и ныкуется где-то на верхних полках навесных шкафов на кухне. Племянник даже пару раз собирался позариться на припрятанный в их квартире алкоголь. Вдруг дядя о нем уже давно забыл, да и не заметит исчезновения одной из бутылок вовсе? Но, рисковать всё же не решался. Август, хоть и добренький обычно, но на наказания бывает суров и изобретателен — дядю лучше не злить. Было уже около полуночи, когда парень наконец услышал долгожданное шебуршание в прихожей. Смущало лишь то, что обычно Август возвращается с работы в шесть вечера, а уж никак не к полуночи. Точно где-то шлялся, а иначе что и где он так долго делал? Аксель, даже не раздумывая влетел в прихожую и стал заваливать родственника вопросами: — Где тебя, тварь, носило?! — подросток чуть ли не пыхтел от злости. Ещё бы чуть-чуть и в Августа полетел бы тапок. — Когда человечество изобрело телефоны тебя об этом предупредить забыли? По виду пришедшего сразу можно было сказать, что он малость не в себе. Но пьян ли определить было сложно. — Где и с кем шлялся? — всё не унимался подросток. — Ужин уже раз двадцать остыть успел. Ответа так и не последовало. Дядя поднял на племянника взгляд карих, совершенно пустых, и, казалось, вообще ничего вокруг себя не осознающих глаз, подошел к племяннику и обнял его. Аксель ясно мог почувствовать, как чужие руки обвили его талию, дядин нос зарылся в его черные волосы, концы которых были окрашены в красный и сверху послышался еле слышный шепот: — Прости… — А-а-август… — недовольно протянул парень, стараясь выбраться из объятий родственника, что вскоре ему и удается. — Я так понял, ты мне ничего объяснять не собираешься? Строгий взгляд янтарных глаз уставился на дядю снизу вверх. Со стороны Августа послышался вздох, неловкое молчание и очередной, уже более измученный вздох. — Успокойся. Я не хочу ни о чем сейчас говорить, — Август выдает это довольно строго, что не в его привычке и уходит в свою комнату, хлопнув дверью при этом так, что племяш невольно вздрагивает. — Точно, набухался… Или ещё чего похуже… Я тут готовлю ужин, жду его как верная жёнушка, а в благодарность вот что… — тараторит подросток шепотом и шустро удаляется на кухню, шлепая по линолеуму босыми ножками. Оперативно ставит в микроволновку уже давно приготовленный и остывший ужин. Вдруг дядя таки соизволит выйти и поесть?

* * *

Через полчаса на кухне так никого и не появляется. Аксель уже успевает поесть и сполоснуть за собой посуду, а порция Августа по новой успевает остыть. После этих тридцати минут размышлений подросток решает перестать нянчится с дядей и спокойно пойти спать. Захочет — сам придёт, разогреет и поест — не маленький. Сладко позёвывая и выключая за собой свет на кухне, Аксель уходит к себе и, раздевшись, вплоть до боксеров, плюхается на любимую уютную кровать. Завернувшись в одеяло, как в кокон, засыпает почти сразу — в первые пять минут точно.

* * *

Часа в четыре ночи с кухни послышался грохот и раздраженные немецкие маты авторства самого Августа Кляйн, как раз таки и разбудившие подростка. Аксель прислушался, но соваться на кухню особого желания не имелось. Уснуть парень так и не смог на протяжении еще получаса, и он так бы и не вышел из своей комнатушки в кухню, если бы среди сравнительной тишины с кухни не послышались всхлипы. Кухня была соседней от спальни Акселя, так что он мог слышать почти всё, что там происходит. Подросток стал переживать, выбрался из-под одеяла и всё так же нагишом отправился на кухню. Тихонько и на цыпочках. Мало ли что? Войдя на кухню, замечает, что дядя, положив голову на стол, всерьез плачет. Это был действительно первый раз в жизни, когда Аксель мог наблюдать дядю в таком состоянии. Рядом с ним на столе стояли две пустые бутылки из-под коньяка. Заметив племяшку, Август мигом садится нормально и принимается приводить себя в порядок. Очки снимает, оставляет на кухонном столе, слезы утирает рукавом клетчатой рубашки. Этот предмет одежды его сопровождает, кажется, всюду. Вот и сейчас он сидит за столом без штанов, но в рубашке. — Август… ты чего? — парень несмело подходит чуть ближе к родственнику и кладет руку ему на плечо. — Что у тебя случилось? Брюнет молчал пару секунд, затем стал что-то несвязно бормотать о том, как он перед кем-то там виноват, что не знает, как жить дальше и так далее в том же духе. Подростку ничего более и не оставалось, кроме как попытаться успокоить дядю, отвести его в спальню и уложить спать. — Тише-тише, всё хорошо, слышишь? — парень в приободрительном жесте улыбается, не смотря на то, что такое состояние дяди наводит на подростка жуть. Это что такое должно было произойти, чтобы Август залил в себя столько, а потом сидел и рыдал? — Нет… Ничего не хорошо, вообще ничего не хорошо. Всё очень-очень плохо, — в этом еле связном бормотании сложно было разобрать слова. — Август, успокойся пожалуйста… Давай ты сейчас пойдешь спать, а утром мне всё расскажешь? Выспавшись оценивать ситуацию здраво проще… что бы там ни случилось… — Аксель говорит тихо, спокойно, приобнимает родственника и пальцами зарывается в кудрявые тёмные лохмы. — Ты сильно разозлишься, если я решу сделать огромную глупость? — старший меняет тему разговора как-то слишком резко, также резко успокаивается (по крайней мере внешне). — Смотря какую… — подросток даже договорить не успел, как оказался усаженным на обеденный стол. — Август! П-перестань! Отпусти! — парень встрепенулся и запротестовал. — Знаешь… Ты — самое дорогое, что у меня есть… Я так тебя люблю, крольчонок мой… — даже не дав племяннику хоть что-то ответить, Август берет и затягивает беднягу в жадный поцелуй. Аксель даже не знал, как отреагировать. Он временно впал в ступор и не понимал, что вообще произошло, и как так получилось, что сейчас его родной дядя так настойчиво целует, на минуточку, своего племянника. Пытаясь хоть как-то взять ситуацию в свои руки он стал отпинываться от дяди и умудрился укусить того за нижнюю губу, отчего тот таки отстранился. — Какого чёрта ты делаешь?! — племяш пытается отдышаться и злобно смотрит на родственника. Август же глядит на племянника, словно побитая псина. — Прости… Крольчонок, я не смог сдержаться… Знаешь, ты так мило улыбаешься, — утыкается в шею племянника и продолжает уже шепотом: — Я так люблю тебя, крольчонок… Извини, я сегодня немного не в себе… Ты знаешь, у меня кроме тебя больше никого не осталось. Ты у меня хороший такой, заботливый. Мне этого попросту очень не хватало сейчас… — Да какой я тебе крольчонок?! — подросток вздыхает и старается успокоиться. В конце концов, дядя просто пьян и его слова и действия явно не стоит воспринимать всерьез. — Так, ладно, давай сделаем вид, будто ничего не было, окей? Тебе нужно поспать, пойдем в твою спальню… Подросток собирался, уж было, слезать со стола, как дядя берет и подхватывает его на руки, прямо под бедра, после чего несет своё чадо к себе в спальню. — Да, пожалуй ты прав, но ты останешься со мной, — Август прошептал это на ушко племяшке, заставляя того покрыться мурашками и еще больше вспылить. — Да ну не так же, блять! Отпусти! — завопил Аксель, обнимая при этом дядю за шею, дабы не рухнуть на пол с такого-то ненадежного «транспорта». Одним чудом было, что Август сам себя-то до спальни донести способен, чего уж говорить об племяннике на его руках. Август не слушает — валит своего крольчонка на кровать и нависает над ним, заставляя подростка под собой испуганно съежиться и уставиться на дядю. А племяшка-то ведь действительно ведет себя как кролик, кличка оправданна. — Ав… Август… Что ты задумал? — тихонько лепечет крольчонок, не спуская с родственника взгляд испуганных янтарных глаз. Слишком уж его напрягали взгляд и ухмылка дяди. — Ничего, что тебе бы не понравилось, солнышко, — с довольной улыбкой протягивает брюнет, после чего принимается покрывать поцелуями шею своего крольчонка, игнорируя все просьбы прекратить и попытки сопротивления. — Август, прекрати! Это уже слишком, слышишь?! Аксель стал по возможности отпинываться и таки заехал ногой дяде в живот, заставив того болезненно зашипеть. Но, сбежать так и не удалось, это только больше разозлило Августа и он принялся стаскивать с племянника последний предмет одежды, в наказание хорошенько огрев племянника по заднице и заставив вскрикнуть тем самым. Крольчонок сопротивлялся, как мог, но Август всё равно был сильнее, а потому в скором времени оставил племяшку совсем голым. — Август… П-пожалуйста, не надо… Подумай сам, зачем тебе это вообще?.. — Уже чуть ли не сквозь слезы Аксель умолял дядю остановиться. Ему действительно было страшно за свою девственную задницу. Август держал племяшку крепко, а все попытки сопротивления и вовсе игнорировал. Крольчонок же быстро стал выбиваться из сил, что было только на руку сошедшему с катушек дяде. — Ну, ты чего, не переживай так, крольчонок, я вовсе не хочу сделать тебе больно, — брюнет кладет руку на естество племяшки, отчего тот крупно вздрагивает и покрывает дядю трёхэтажным матом. У Августа это вызывает лишь улыбку, он припадает губами к шее крольчонка и принимается ему надрачивать, заставляя подростка густо краснеть и мычать сквозь покусанные губы. По парню хорошо было заметно — ему жутко приятно, но он не мог так просто взять и поддаться дяде. Дяде, на секундочку! Для него это было бы слишком, он ведь даже не гей, вроде. — Прекрати уже! Хнн… Ты совсем глухой?! Да что на тебя нашло?! — Аксель захныкал, сквозь дикое возбуждение сопротивляться было практически невозможно, к тому же Август крепко держал руки крольчонка у него над головой. — Ах… Если тебе не дала какая-то тёлка, то не надо отрываться на мне! — Малыш, ну и причём тут это? — дядя нежно и коротко целует крольчонка в губы, не смотря на то, как тот кривится, затем продолжает: — мне не нужны никакие тёлки, я только тебя люблю. — Идиот… Отпусти по хорошему, или я тебе твой стояк отгрызу к чертовой матери, — Аксель шипит сквозь зубы, предпринимая тщетные попытки выбраться. — Я тоже тебя люблю, — ласково в ответ протягивает дядя. Под напряженным взглядом подростка смачивает слюной пальцы и мягко вводит прямиком в кроличью попку. — Август! Прекрати… Убери их оттуда! Мне больно… — уже сквозь слезы стал упрашивать Аксель, на что его заткнули, хоть и приятным, но сейчас таким ненужным поцелуем в губы. Могло бы показаться, что Августу только этого от племяшки и надо, не смотря на то, что крольчонку было действительно страшно и больно, но… А впрочем, так, в основном, и было. Пьяный мозг Августа на данный момент преследовал лишь одну цель — задницу любимого племянника. Однако, к Акселю дядя относился очень бережно, постепенно растягивал, успокаивал нежными поцелуями по всему телу, делал всё возможное, чтобы его крольчонок чувствовал себя не просто жертвой пьяного насильника. Поцелуи опускались всё ниже, вытягивая из уже окончательно смирившегося племяшки стоны, пока не оказались рядышком со стоящим членом, заставив его хозяина густо покраснеть и опять начать причитать. — Даже не смей! Убери от него свою пьяную рожу! — говорит сквозь вздохи и глядит вниз на дядю сквозь пальцы, потому как прикрывает смущенное до чертиков лицо рукой. Ему стыдно, противно, до жути гадко. В первую очередь, от самого себя, за то, что он так легко поддается дяде на все его манипуляции. Август, конечно, племянника так и не послушал. Лишь ухмыльнулся и прильнул к подрагивающему от жуткого возбуждения члену губами, вынудив тем самым крольчонка на очередной полу-стон, после чего вобрал орган в рот полностью и принялся посасывать. Спустя минуту-другую манипуляций пальцами Август наткнулся на простату, заставив крольчонка застонать громче, выгнуться в спине дугой и кончить прямо дяде в рот. От оргазма подростку окончательно сносит крышу, парень наконец расслабляется и откидывает голову назад, тяжело дыша при этом. Брюнет же отстраняется от естества племяшки и юрким язычком слизывает белёсые остатки с головки племяшьего естества. — Чёрт… Август, ты труп… — тяжело дыша, проговорил парень и вновь закрыл лицо руками. Августа это жутко умиляло, тянуть еще дальше просто не представлялось возможным. Не желая больше терпеть своего возбуждения, он вынул пальцы из нутра крольчонка, после чего со стороны младшего послышался разочарованный вздох, немало удививший дядю. На вопросительный взгляд Августа Аксель посмотрел на родственника в ответ, словно на идиота. Вот и попереглядывались. Брюнета это весьма забавляет, он достает из ящика прикроватной тумбочки небольшую квадратную упаковку, а ее содержимое распределяет по своему стояку. И всё это под немигающим взглядом племянника. Аксель уже не пытается сбежать или ударить дядю. Он уже смирился в какой-то степени, и за это желает непременно ударить себя чем-нибудь потяжелее, а следом и дядю-извращенца. Ну, а хоть в какое-то оправдание для самого себя принимает одно единственное решение. Через силу приподнимается и переворачивается на живот, задом к дяде. Потому как он просто не сможет смотреть в глаза своего дяди при этом. В эти две всепоглощающие и бесконечно прекрасные карие бездны. Аксель чувствует жаркие и влажные поцелуи на своей шее и плечах, чувствует горячее дыхание на своем затылке, снова ощущает ту заполненность, со всхлипом утыкается в подушку и хрипло простанывает имя дяди, просит нежнее, ручонками сжимает простынь. Еще очень нескоро Август наиграется и позволит своему крольчонку, наконец, уснуть, и естественно, уснуть в своих объятиях.