О бедном шисюне замолвите слово!

      Очень обеспеченная семья — это прекрасно. Когда ты любимый средний сын — еще прекраснее.       Мин Фань нежно улыбается родителям, брату, младшей сестре, объясняя бессонницу избытком энергии. Отец полон гордости за сына, который в свои семь выразил желание учиться и в будущем стать великим заклинателем. Никто ничего не замечает, и Мин Фань продолжает улыбаться, про себя облегченно вздыхая.       Глупый мир, глупый роман.       Никого не волнует, почему из шебутного, драчливого и задиристого ребенка вырастает немного замкнутый подросток. Туповатый, но старательный — девиз по жизни, работающий и в прошлом мире, и здесь. Это прекрасно помогает влиться в коллектив и объясняет, почему иногда одежда неправильно запахнута, а изо рта вылетают странные слова. Придумал, услышал, прочитал где-то. Мин Фань заплетает косы младшей сестре и немного завидует красочным платьям и избытку безделушек и украшений. Теперь между ног имеется новый орган взамен груди, а все вокруг радуются его скромности и сыновьей почтительности в столь юном возрасте. В девять он счастливо сбегает на испытание в одну из крупнейших и влиятельнейших сект, следуя канону. На заклинательский мир посмотреть все же хочется, и совесть вовсе не мучает его. Теперь это тело его и распоряжаться им он будет по-своему.       Когда сам Шень Цинцю спускается за ним, Мин Фань начинает полностью понимать Ло Бинхэ. В этом обилии грязи и невежества одеяния нежнейшей светлой бирюзы кажутся глотком свежего воздуха. Мин Фань ощущает аромат бамбука и травяного чая, тончайшим шелком облачающего прекрасного, словно небожитель, заклинателя, и понимает, что он идеален. Лицо прикрыто веером, расписанным великолепной каллиграфией, а взгляд снисходителен; Мин Фань прекрасно знает о брезгливости, затаившейся внутри Шень Цинцю, но прощает за простую возможность видеть его. Шень Цинцю эстетически прекрасен, начиная от дорогой и элегантной одежды и заканчивая полными грации движениями, и этого достаточно, чтобы воспевать его в балладах.       Уже на пике Цинцзин шицзунь называет его ничтожеством без намека на стыд и велит не показываться на глаза больше необходимого.       Мин Фань понимает и слушается. Да и даже без этого приказа ему есть чем заняться. Знакомство с иными обитателями проходит смазано: Мин Фань быстро сливается с другими учениками, будто бы всегда был их частью. Умеренное уважение, поддержка коллективных мероприятий, вражда с варварами Байчжань, не умевшими держать языки за зубами. Некоторым из них их бесполезные зубы он и выбивает, а крылатое выражение разлетается по Цинцзин и, что удивительно, Сяньшу и Ченмо, пику аскетов. После этого Мин Фань окончательно становится членом Цинцзин.       Отдушиной становится музыка. У него нет особого таланта к созданию новых песен и полноценных мелодий, но воспоминания жгут душу. Чтобы перенести «Unravel» на гуцинь, уходит полтора года мучительных попыток. Когда мелодия наконец окончена, Мин Фань сваливается с жаром и лежит в лихорадке около недели. А, проснувшись, узнает от приятеля, что шицзунь выбрал его в качестве главного ученика, несмотря на скромные таланты в трех из шести основных искусств. Как после поясняет его богоподобный учитель: заложить основание через два года после принятия в секту — многого стоит. Мин Фань и не ожидал, что увлеченность ци сыграет с ним такую шутку, но особо не волнуется. Все идет по канону, возможно, это и не его заслуга вовсе.       О том, что изначально это было искажение ци от нервного перенапряжения, грозящее выжечь меридианы, а в итоге выведшее совершенствование на новый уровень, Шень Цинцю умолчал, как и о том, что всю эту неделю провел возле него. Не из-за волнения, как мог бы кто-то подумать. Склонный к искажению ци, он тщательно следил за состоянием мальчишки, никак не вмешиваясь в его внутреннюю борьбу. Суть произошедшего он так и не понял, а потому решил держать талантливого в заклинательстве мальчишку при себе, благо тот был скромен и послушен, а практически неприкрытое восхищение льстило.       Зависть некоторых учеников никак на Мин Фаня не влияет. Шень Цинцю подводит его к формированию золотого ядра почти за руку, позволяя находиться рядом. Должность главного ученика забирает драгоценное время, которое можно было бы уделить совершенствованию. Мин Фань любит свой меч — Цаншуи — который откликается на ци, и пусть не любит драк, но в восторге каждый раз, стоит заставить меч летать или удается управлять им дистанционно. Шицзунь открыл для него мир магии, и Мин Фань в восторге, создавая печати и выполняя заклинания.       Мин Фань вырос. Он осознает это в тот момент, когда приезжает домой, со скрипом души отказавшись от идеи полететь на мече и выбрав повозку. Родители, к которым он так и не привык, постарели за эти шесть лет. Брат вырос и начал перенимать у отца дело, а сестра… Оказывается, Мин Фань довольно привлекателен. Нет, это само собой разумеется, ведь самосовершенствование приводит тело к возможному идеалу, но от того, как девушка, запомненная им как сестра, смущается и бросает на него восторженные взгляды… Мин Фаня немного коробит. Он не имеет ничего против девушек, но она — ребенок и биологическая сестра. Немного полюбовавшись своим телом, Мин Фань без особого сожаления сбегает из дома, сваливая на «внезапно вызвавшего его шицзуня», и отправляется обратно, избегая «сестры».       Соседний городок встречает каким-то праздником, и Мин Фань отдыхает. Денег со «стипендии», выдаваемой главному ученику, и взятых из дома, достаточно, чтобы пошиковать. Алкоголь, сладости, немного плотной еды — практикуемая время от времени инедия сильно уменьшила его желудок, да и диета пика сказалась на организме. Завтра он будет чувствовать себя плохо, а, возможно, уже вечером, но душа требует, и Мин Фань подчиняется. Взгляды прохожих то и дело останавливаются на красивом подростке в белоснежных одеждах с тонкими элементами цвета цин и мече, привязанном за ножны к поясу, но Мин Фань проходит мимо. У него есть деньги, еда и магия, а люди его не интересуют.       Ближе к вечеру, когда желудок начинает скручивать, Мин Фань безразлично отдает накупленную от жадности еду какому-то ребенку, оставляя себе лишь начатую булочку. Мальчишка что-то пытается проблеять в качестве благодарности, плачет, но Мин Фань уходит, внутренне передергиваясь от вида слез. Он никогда не умел утешать, а чувствовать себя неловко из-за какого-то бродяжки совершенно не хочется.       Гостиница радует просторным номером без намека на пыль, услужливым перед «молодым даосом» персоналом и бадьей с горячей водой и хорошими маслами. Сегодня прямо какой-то праздник. Мин Фань распускает отращиваемые по велению шицзуня волосы из тугого хвоста и тихо стонет. Вода прогревает, а ароматные масла радуют обоняние. После начала совершенствования чувства сильно обострились, немного мешая, но в основном помогая жить. Страдало только осязание из-за приучения тела к отсутствию реакции на температуру и улучшение выносливости к боли, но зато улучшились слух, обоняние и вкус, а с развитием энергетики стало появляться и шестое чувство, являясь чем-то средним между сенсорикой и интуицией. Пока что это предчувствие было слабым, но вот шицзунь мог почуять кого-то на расстоянии сотни чжаней, даже если кто-то скрывался.       Он скорее слышит, нежели чувствует кого-то за дверью. Некто мнется, но находится прямо возле двери, как будто подглядывает или подслушивает. Мин Фаню все равно. Чувство стыда сильно притупилось после попадания в это тело, да и смущаться с ним нечего: после тренировок тело в прекрасном состоянии, лицо не уступает айдолам из прошлого мира, хотя до того же шицзуня еще очень далеко, да и корень ян приличного размера. Одним словом — Мин Фань полностью доволен физическими данными тела, которым обладает.       Выученное заклинание не дает воде остыть. Мин Фань тонко улыбается, видя сверкнувший в воде иероглиф, после которого температура возросла, словно в бане. От пара в комнате стало немного туманно, словно накурено, а аромат выбранного сандалового масла слегка дразнит обоняние. Тепло, сыто и хорошо. Мин Фань расслаблен и спокоен, разомленно разлегшись в бадье. — Так и будешь там стоять?       Его голос приглушен от расслабленности и по-мужски низок. Мин Фань не может не сравнивать себя с идеалом — шицзунем, отмечая про себя, что тот более тонкокостный, чем он теперь, более утончен. В мыслях мелькало слово «женственный», но он никогда не произнесет это вслух, боясь наказания. Размышления о шицзуне немного отвлекли, но Мин Фань разрешил зайти незваному гостю.       Вечерний мальчишка в охапку с полотенцами и халатом мнется на пороге, не смея и взгляда поднять на заклинателя. Мин Фань опирается щекой на руку, закинув вторую на бортик бадьи, и позволяет себе понаблюдать за ребенком лет десяти. Показавшийся изначально недокормленным оборвышем, сейчас он одет поприличнее, а с лица была смыта грязь, придающая ребенку жалкий вид. Как выяснилось, хозяин гостиницы и по совместительству хозяин мальчишки послал того помочь даосу принять ванну и поухаживать за ним. Обычно в подобных заведениях посылали для подобных услуг юных девушек… Мин Фань морщится, но берет себя в руки. Плевать. Он все равно не будет делать ничего с этим ребенком.       Разомлев от ванны, он позволяет мальчишке помыть себе голову и спину, лениво расспрашивая о быте. Ребенок по началу стесняется говорить открыто, но вскоре начинает щебетать не хуже малышки Инъин, принятой на пик в прошлом году. Так Мин Фань узнает, что стал благодетелем для ребенка и его приболевшей матери, что мальчик хотел бы когда-нибудь побывать за городом и что он восхищается заклинателями. Неграмотный и низкого происхождения, у него в реальности не было шанса попасть в известную секту, но Мин Фань из интереса проверяет его совершенствование.       Результат поражает. Подобно алмазу в грязи, его энергия хоть и была мала и меридианы не разработаны, однако духовный корень в перспективе силен и обладает удивительной чистотой. Мин Фань не говорит всего, отделавшись лишь тем, что мальчик имеет потенциал, но про себя удивляется. Что-то царапает мозг, но он слишком расслабился, чтобы забивать голову сложными размышлениями. Мин Фань выпроваживает ребенка, довольного от разговора с даосом, через силу совершает вечернюю медитацию и ложится спать.       И встает на утро с тяжелым вздохом, встречая рассвет. Что поделать — привык вставать рано под руководством учителя, а ведь так хотелось поспать подольше, сползая с кровати ближе к обеду. Мин Фань позволяет себе поваляться около часа, но, заслышав острым слухом шевеления в здании, не спеша встает, чтобы привести себя в порядок. Утренняя разминка, совмещенная с упражнением для развития меридиан, окончательно заставляет проснуться. К моменту, когда он собирается и покидает комнату, город уже не спит. В приемной он встречает мальчишку и дарит ему на память безделушку, завалявшуюся в вещах. Ну не может Мин Фань следовать учению Дао полностью! Мировоззрение не позволяет ему не радовать себя маленькими бесполезными радостями, пусть он и перестал сильно прикипать к вещам, приняв позицию, что незаменимого нет. Аттракцион неслыханной щедрости окончился на выходе из города при нападении шайки недо-разбойников. Мин Фань, может, и испытывает слабость к милым детям, но раздавать свое имущество «нуждающимся» не намерен. А куда до главного ученика Цинцзин каким-то смертным?       Мин Фань полностью осознает свое высокомерие, которым заразился от учителя, но плюет на это с высокой колокольни. Он может себе позволить вести себя так, а остальное маловажно.