Даже хорошему наезднику нужно помнить, что с коня можно упасть.
Дневной свет ярко проникал в помещение и больно резал глаза. Под веками все ярко оранжевое, и если Минхо сейчас взглянет на мир, то, вероятно, ослепнет, поэтому он продолжал привыкать к свету и притворяться спящим, полностью доверившись своему слуху. Скрипнула дверь, и послышались медленные приближающиеся шаги, а после и шорохи прямо возле кровати: кто-то, явно не ожидавший посетителя, вскочил на ноги. — Доктор! — Минхо узнал голос родного брата. — Я думал вы уже сегодня не зайдёте. Вы так долго. — Я объяснял всю ситуацию вашим друзьям снаружи. Они просто не дали мне пройти, поэтому извините за задержку, — томный низкий и приглушенный голос врача заставил Минхо осознать реальность. Неужели то падение и суматоха вокруг не страшный сон, которые так часто снились парню? Неужели его родной брат сейчас сидел возле больничной койки и ждал доктора? А как сейчас его бедный Тэриус? Это все правда происходит? Минхо срочно захотел снова потерять сознание, чтобы не слышать этот разговор. — Скажите, пожалуйста, как скоро он очнется? — в голосе слышалась мольба. — Да уже по идее должен был. От болевого шока сознание надолго не теряют, — врач остановился, видимо, взглянув на время, — иди уже домой. Ты со вчерашнего дня сидишь. Хорошенько выспись, а завтра придёшь, и он уже будет в сознании. — Вы хотите, чтобы я оставил его одного в таком состоянии? — значительно повысил голос Чонин, — чтобы он очнулся и не понимал, где он и что с ним? — Тише, Чонин, я знаю, что ты переживаешь, но ему нужен покой. Не кричи. Младший прекратил, и Минхо почувствовал, как рука брата крепко сжала его собственную ладонь. У старшего сейчас треснет сердце, потому что Чонин всхлипнул. Нет. Нет. Только не слезы родного человека. Он не должен плакать из-за ошибок Минхо, не должен переживать и терзать свою хрупкую юную душу. Вина за случившееся только нарастала, и парень не представлял, как столкнуться с реальным миром и, наконец, открыть глаза. Наконец, принять ответственность и поступить по-взрослому. Брат — самый близкий ему человек, и хотя бы ещё один всхлип Минхо вытерпеть не сможет. Веки медленно начали открываться. — М-м-м-минхо? — сиплым тихим голосом проговорил Чонин. — Я тут. Я рядом. Не переживай. Не волнуйся. Лежи, пожалуйста, не шевелись, — тараторил он, искренне переживая за каждый вздох лежащего на больничной койке брата. — Всё хорошо. Всё хорошо. Ты очнулся. Всё хорошо. Минхо крепко настолько, насколько позволяли силы, сжал ладонь брата в ответ, попутно привыкая к яркому свету и все ещё щуря глаза. Парень медленно огляделся по сторонам, цепляя взглядом холодные, белые, тошнотворные стены палаты, кучу непонятных приборов и минимум мебели вокруг — типичная больница, место, где хотелось находиться меньше всего. Место, где людям дарили надежду, но Минхо такой подарок совершенно не нужен. С него хватит. За опечаленным и обеспокоенным лицом своего брата, на чем сосредоточил Минхо всё внимание, пытаясь проглотить каждую болезненную эмоцию (он считал, что заслужил), стоял его лечащий врач. Парень не сразу его заметил: тот находился за спиной Чонина и удачно прятался от пациента, унимая панику в глазах того, кто только что очнулся после травмирующих событий. — Кхм, — Минхо пытался начать говорить, но в горле все пересохло, и не получилось издать ничего, кроме кряхтения. — Ой, стой, стой, не говори, — Чонин потянулся к тумбочке за стаканом. — Вот, выпей, — брат приподнял Минхо за голову и шею и заставил сделать пару глотков. Минхо мгновенно почувствовал простреливающую боль во всем теле и, искажая лицо, опустился обратно на подушку. — Покой, только покой, Ли Минхо, — спокойно сказал врач, поправляя свои очки прямо на переносице и заглядывая куда-то в планшет. — Что со мной? — парень задал самый интересующий и самый пугающий его вопрос. Возможно, именно сейчас он узнает страшную правду, которая окончательно разрушит его жизнь. Точнее она уже разрушена, а Минхо просто в неведении. Доктор — молодой мужчина приятной наружности и крепкого телосложения. Он всё никак не начинал говорить, уперевшись взглядом себе в планшет, и лишь очередной раз поправил очки, которые прибавляли ему возраст. — Скажите, всё плохо? — озвучил свои мысли Минхо, потому что затянувшееся молчание его пугало. Его на самом деле всё пугало, но такова реальность, и пора в неё окунуться со всей правдой, которая может завязать петлю на шее и выбить стул из под ног. — Давай так, Минхо. Я не намного тебя старше, и нам с тобой общаться ещё долго предстоит. Поэтому без стеснения обращайся ко мне на ты. Я твой лечащий врач и составитель курса по реабилитации, — доктор подошёл к кровати и в приветственном жесте сжал спокойно покоящуюся руку его больного, — Со Чанбин. Я бы хотел сказать, что мне приятно познакомиться, но было бы намного лучше, если бы это было в каком-нибудь другом месте, верно? — он усмехнулся. Минхо собрав все свои силы (не потому что был слаб, а потому что тяжело переваривал информацию), еле заметно кивнул, соглашаясь. Значит общение с доктором будет долгим? Сколько? Месяц? Год? Или он теперь пожизненный инвалид? — Первые два месяца будет тяжело, — медленно начал озвучивать приговор доктор, — придётся все время лежать и по-минимуму двигаться. Ну хотя мы это ещё посмотрим. Ты вроде парень крепкий. Чонин ловил каждое слово, в котором содержалась хотя бы капля надежды, особенно бережно. Всё будет именно так, как сказал лечащий врач. Быстро и успешно. Надежда — худшее, что можно дать обречённому человеку. Чонин когда-нибудь обязательно поймёт то, что резко умершая вера в лучшее бьёт в самое сердце ржавым ножом, медленно прокручивая между рёбрами. Адски больно. Чтобы быть относительно живым лучше не хранить в руках эту самую надежду, оберегая и грея её со всех сторон, когда в одно мгновение она может стать страшным оружием. Хрупкие вещи на полочку и подальше. Не трогать руками. Запрещено. — Диагноз, — резко выдал Минхо, пытаясь прекратить эту пытку неизвестности, — скажите мне диагноз. — Терпение, Минхо. Нервничать тебе тоже противопоказано. Начинай сейчас же выполнять указания врача, — Чанбин обошёл кровать пациента и включил изображение на экране, пододвигая тот ближе к Минхо. — Это твои снимки. Минхо отчётливо видел сломанную ногу на экране. В принципе то же самое он и чувствовал. Нога ужасно болела. Картинка прекрасно сходится с ощущениями. — Ну тут, я думаю, понятно. У тебя перелом левой ноги. Не редкая травма. Да, Минхо теперь был уверен на все сто, потому что попытался этой самой ногой пошевелить, проверяя, точно ли принадлежит эта травма ему. Больно. Очень. — А вот это, — Чанбин переключил картинку, — твой позвоночник, Минхо. Парня моментально окутала холодная паника. Если дело в позвоночнике, то хуже быть не может. Он не сможет двигаться, ходить и вообще нормально жить. Чонин, заметив перепуганные глаза, погладил брата по плечу и тихо прошептал, что всё будет хорошо. Как может быть хорошо, если у него переломан позвоночник, и он останется инвалидом не способным двигаться? А если он не сможет двигаться, то в седле сидеть уж и подавно. Не жизнь, а жалкое существование. Только Минхо забыл о том, что минутой ранее уже пошевелил больной ногой. Паника — ужасная, ослепляющая дьяволица, питающаяся нервами бедного отчаявшегося паренька. Она подбирается со спины, опаляя морозным дыханием, и кладёт ладони прямо на глаза, не давая взглянуть на реальность. Темно, холодно и страшно. Пахнет безысходностью. — У меня сломан позвоночник? —дрожащим голосом произнёс Минхо. — Да какого пармезана ты меня перебиваешь постоянно? — доктор попытался остановить этот истерический порыв и шлепнул планшетом по своему бедру. — Все будет нормально, не паникуй и дослушай. Минхо же пялился в экран и пытался найти ответы на свои вопросы раньше, чем их озвучит Чанбин. — У тебя компрессионный перелом позвоночника 1 степени, — наконец-то Минхо услышал приговор, и слово "перелом" сжало мозг в тиски. Он, конечно, не врач, но звучит это точно безнадёжно. — Смотри сюда, — доктор указал пальцем куда-то в районе поясницы. — Видишь, твой поясничный позвонок немного сплющен. Ты при падении ушибся так, что спина от удара немного деформировалась, — спокойно рассказывал Чанбин, а Минхо уже готов выть от своей участи. — Так, отставить панику, я сказал! — доктор в очередной раз поправил очки. — Во-первых, это не смертельно, — спасибо как же обнадеживает, — во-вторых, такие травмы за год можно вылечить. Полежишь два месяца в больнице, дальше хорошая терапия и будешь как новенький. Год... Минхо на секунду представил себе, как будет справляться с болезнью в этих тошнотворных белых стенах, как не будет каждый день бежать сломя голову к Тэриусу, как должен будет просто существовать тут. Для чего? А главное, за что? За то, что верил в себя? —Слышишь, Минхо-я. Всё будет хорошо. Это лечится, и я уже заказал корсет, чтобы ты скорее начал его носить и поправляться, — в словах Чонина было столько надежды. — Чанбин сказал, что травма слабая и может зажить сама, но я настаиваю на операции. Да что там уже успели без Минхо обсудить? Может кто-нибудь нормально расскажет, что происходит с ним. — Можно я сам ему все объясню? — уточнил Чонин, поворачиваясь к доктору. Младший думал, что тому, вероятно, надоело объяснять каждому одно и тоже. Чанбин на вопрос положительно кивнул головой. — Доктор сказал, что твой позвонок сплющился и можно его вытягивать и ждать, пока он зарастет сам. Как твоя нога, например. А можно залить туда какую-то крутую медицинскую штуку и сделать твой позвонок снова ровненьким. Так потребуется операция, но зато процесс реабилитации будет значительно быстрее, — Чонин нежно гладил запястье брата, пытаясь убедить в лучшем варианте. — Я хочу, чтобы ты как можно скорее встал на ноги, — он грустно склонил голову и шёпотом добавил, — я просто хочу забрать всю твою боль себе. Ну конечно, Чонин. Минхо ни за что не поделится с тобой таким. Он будет нести свое наказание в одиночестве. Чанбин часто сталкивался с такими ситуациями. Через хирурга проходит много людей с диагнозами в разы хуже. Каждый раз вздохи отчаяния и слезы на глазах. Разрушенные надежды и потерянный смысл жизни. За годы работы у него выработался защитный механизм на все негативные эмоции, поэтому доктор как можно больше старался шутить никому непонятные шутки и перебивать слова отчаяния. Ни один человек на земле не вынесет пропустить через себя столько горя от каждого пациента. Чанбин — хирург. Он это самое горе исправляет своими собственными руками. — Чонин, ну во имя сыра, не называй так вертебропластику. Костный цемент не какая-то штука, а гениальное изобретение человечества! — вставил свою реплику Чанбин и всплеснул руками от возмущения. — Но да, я все-таки считаю лучше вертебропластика. Цемент вводится через шприц, поэтому классической операции как таковой не будет. Минхо десяток минут назад только пришёл в себя, а мозг уже заставляли работать по полной. Плюсы, минусы и что будет лучше парень самостоятельно так и не обдумал. Да и не особо хотелось. Было все равно на свое здоровье и на себя. Только, если можно, сотрите старшего брата из памяти Чонина, чтобы последний больше не переживал и не пытался исправить поломанную вещь, которая реставрации не подлежит. Душу на выброс: так решил Минхо. — Хорошо, вертебропластика так вертебропластика, — шёпотом озвучил свое решение Минхо. — Какой у меня крутой пациент! — Чанбин непроизвольно подпрыгнул от радости на месте. — С первого раза запомнил название! Чонин, — доктор развернулся к младшему, — учись у своего старшего брата! Чонин на это лишь закатил глаза и вернул все свое внимание Минхо. — Ну значит решили. Так будет лучше, правда, — с надеждой продолжал убеждать младший. — Как ты себя чувствуешь? Есть силы? Поспишь? Голова болит? Может хочешь увидеться с Сынмином и Джисоном? Они за дверью сейчас. Если нет, то я никого не пущу сюда, и ты будешь спать сколько влезет. Голова вроде не болела, но Чонин так нервно тараторил, что Минхо просто не успевал за его мыслями и продолжал молчать. — Я понял, всё хорошо. Отдохни. Я зайду немножко попозже. Чанбин, мы должны дать ему ещё поспать, — Чонин встал и насильно потянул доктора к выходу, не давая даже опомниться. — Я зайду попозже, — бросил через плечо брат перед выходом. — Подожди, святой, пармезан сыр..... — дверь захлопнулась. Странная речь у этого доктора, если честно, но это не то, о чем хотел бы думать Минхо. Сынмин и Джисон за дверью? Нет, он не хочет никогда смотреть им в глаза. Видеть тревогу с примесью разочарования — смертельный удар в нынешних условиях. Можно отключить все эти приборы в палате, потому что переломы заживают, но разбитое сердце никогда. Тренер отдал всего себя для подготовки Минхо, всю веру и надежду. Был рядом и по-дружески подбадривал, усердно занимался. А что ему показал Минхо? Вот так платят за хорошее отношение? Просто берут и плюют на всю работу? Лицом в песок. Мокрый и грязный. Противный и прилипучий. Пачкающий до безобразия белые бриджи, без возможности до конца отбелить грязные пятна. Минхо всё ещё прекрасно помнит ту сырость на земле после падения. Такое из памяти огнём не выгонишь. А Джисон? Зачем он тут? Они знакомы чуть больше недели. Да, они проводили каждый день, но это не повод лезть в душу и пробираться корнями. Вот с Чонином дружи на здоровье, а к Минхо, упавшему и израненному, ходить не нужно. Джисон ничего не знает и ничего не поймёт, а банальные слова поддержки "Всё заживёт" и "Так бывает, с каждым могло случиться" ему не нужны. Да Минхо нагрубил ему за два дня до соревнований! После такого обычно посылают в дальнее пешее и не разговаривают с человеком ближайшую жизнь. Зачем он поступает так хорошо по отношению к Минхо? Старшему все больше становится стыдно и противно от самого себя. Даже на живот нельзя перевернуться и как следует намочить подушку своими слезами. Все тело простреливает от любой малейшей нагрузки на спину. Останется прикрыть глаза и чувствовать как воздух холодит мокрые дорожки на висках. Сон в ближайшее время — настоящее спасение от кошмарной реальности. Минхо от неё сбегает, плотно прикрыв веки и не обращая никакого внимания на яркий дневной свет, который так резал глаза.***
Сынмин спокойно спал на плече у Джисона, а тот посапывал просто облокотившись о спинку сидения. Они вторые сутки сидели в больнице и не собирались уходить, пока не убедятся, что с Минхо всё в порядке. Хёнджин и Феликс сдались поздно ночью и, уходя в общежитие, попросили держать их в курсе по поводу происходящего. Оставлять других не хотелось, но создавать толпу в коридоре смысла не было. К тому же Минхо нужен покой и, если бы он согласился пустить их в палату, то такое количество народу явно сказалось бы отрицательно. В больнице было крайне тихо и поэтому, услышав на периферии сознания приглушенный хлопок двери и чьи-то голоса, Джисон сразу же вынырнул из сна. — Вы когда уже уснуть успели? — Чонин встал рядом, возвышаясь над двумя парнями. Джисон повёл плечом, будя Сынмина. Тот от неожиданности дёрнулся, быстро разлепляя глаза. — Чанбин сказал, вы полчаса назад ему прохода не давали, а уже дрыхните в обнимку. — Мы просто присели отдохнуть, — Сынмин потирал сонные глаза и разминал затекшую шею. — Минхо очнулся! — перешёл сразу к главной новости Чонин. — Что? Когда? — Сынмин вскочил на ноги. Сонливость как рукой сняло. — Как он? — тихо добавил Джисон. Чанбин решил не находиться в стороне и сделал шаг, вставая ближе к ребятам и вливаясь в разговор: — Как камамбера наелся, честное слово. Всё трое уставились на доктора. Что? — Ну, подавленный парень, и это нормально в его состоянии. Ему нужна ваша поддержка, — ответил он на немой вопрос и положил руки на плечи по бокам стоящих Чонина и Сынмина. — Знаете же, что ничего не лечит лучше, чем вера в выздоровление. Заставьте его поверить. — Ээм, ну как раз с этим, доктор, у нас проблемы, — кому как не Сынмину лучше всех знать, — но мы будем их решать. — Ну вот и сырненько. Тогда оставляю вас тут. К пациенту не ломитесь. Минхо покой нужен. Приду на плановый обход через два часа. — Да, хорошо, будем вас ждать, — ответил за всех Джисон. — Да, вы, все, лучше бы не ждали меня, а сходили домой нормально поспать. Он очнулся, и всё с ним будет в порядке. Ну в общем, как знаете, — бросил напоследок доктор и поспешно зашагал по коридору. — Странный он пиздец, — удивился Сынмин, — но объясняет все толково. Я доверяю ему. Он хороший специалист. — Ну ниче, Джисон у нас тоже странный, но мы же его любим, — Чонин сразу же получил лёгкий и предупреждающий толчок в плечо. — Ауч. А что не так? — Так, пока вы тут не подрались, может мне кто-нибудь купит кофе? Это вы молодые и можете без сна, а я помираю. Организм. Требует. Кофе, — в конце Сынмин выделил каждое слово. Джисон и Чонин синхронно плюхнулись на сидения, показывая старшему, что никуда идти не собираются. — Ах, так, — Сынмин наигранно надулся и резко развернулся, направляясь к автомату с напитками и снеками. Джисон вопросительно уставился на Чонина, но тот лишь похлопал парня по руке, говоря этим мол всё нормально, обычная реакция, и он сейчас вернётся. В коридоре повисла тишина. Джисон, если честно, боялся спросить хоть что-нибудь. Вдруг младшего это заденет и он снова впадет в истерику. Все они долго усмиряли и успокаивали этого ребёнка. Кажется, он получил не менее болезненную травму, чем Минхо. — Джисон, спасибо, что ты со мной, — тихо произнёс Чонин, нарушая тишину между ними,— с нами. — Ну что ты. Ты мой друг, и любая твоя беда моя беда тоже. Я буду рядом столько, сколько нужно. — Да, я очень это ценю. Спасибо. Просто зная Минхо..., — младший никак не мог подобрать правильных слов. — Просто Джинни и Ликс ещё очень плохо знакомы с ним. И я понимаю, что они тут исключительно из-за меня. — Не правда, — перебил Хан, — они искренне переживают за Минхо. — Нет, я неверно выразился. Подожди. Я попытаюсь правильно сформулировать мысль, — Чонин потёр пальцами переносицу. — Для Хёнджина и Феликса Минхо мой идеальный старший брат, о котором я так много рассказывал, но они плохо знакомы лично и поэтому многого не знают о нем. Его характер. Но не ты, — он развернулся к Джисону всем корпусом, — ты был с ним рядом всю неделю. Самую важную для Минхо неделю. Даже я не смог. — У тебя была куча занятий. Ты не мог. — У тебя тоже. Я знаю, что ты прогуливал, — Джисон хмыкнул. Еще нотаций по поводу учёбы от младшего не хватало. — Так, не сбивай меня с мысли. Я хотел сказать то, что ты уже хоть немного, но знаешь Минхо настоящим. Чонин даже не представлял насколько. Джисон видел то, что не должен, но он видел, и из памяти это уже не сотрёт. Настоящий Минхо с открытой душой самый прекрасный человек, которого он только встречал. Но теперь душа закрыта, а Минхо сейчас за запертой дверью на больничной койке с табличкой "Хан Джисону вход вообще-то всегда был закрыт и подглядывать не хорошо". — И он мог быть к тебе груб. Я-то его знаю. Он настоящий ёжик для незнакомцев. Но ты всё равно остался с ним. Ты поехал на соревнования. Ты принимаешь его грубость, и я готов тебя заобнимать за это. Я так хотел, чтобы вы все дружили, но прекрасно понимал, что Минхо скорее всего вас всех оттолкнет, — Чонин нервно крутил пальцы, — но ты не оттолкнулся. Ты замечательный друг, и я верю, что Минхо тоже так считает. Просто он холодный, колючий ёжик. Джисон мило улыбнулся от этого сравнения. Как же Чонин любит своего Минхо. Переживает за каждую мелочь. — Чонин, ты напрасно переживаешь. Минхо, хороший парень, и я буду рядом с вами двумя. Не только с тобой. С ним тоже. Он заслуживает поддержки, верно? — Спасибо, — Чонин не удержался и крепко обнял Джисона,— за то, что принял нас обоих. Не успел Джисон сказать в ответ слова поддержки, как из коридора, скрытого из поля зрения, послышались крики. Парни мгновенно отреагировали на звуки и выбежали, чтобы посмотреть. — Бляяя, — протянул Сынмин, смотря на свой уже пустой стаканчик от кофе. — Ай, ай, ай как горячо, — Хёнджин пытался отлепить от себя горячую рубашку, чтобы та не обжигала тело. — Упс, прости. Я совершенно не заметил тебя. Нафига ты вообще надо мной склонился так тихо? Феликс начал судорожно расстегивать верхние пуговицы Хёнджину, чтобы скорее остудить ткань и дать свободу коже. Он сжимал губы, чтобы не рассмеяться от этой ситуации на месте и не удержался от комментария. — Между вами, ребят, постоянно встаёт кофе. Ну, Хёнджин, ты не обижайся, это просто карма тебя настигла, — Хёнджин исподлобья грозно зыркнул, предупреждая заткнуться. — Прости, Хёнджин, я правда не специально, — Сынмин попытался разрядить обстановку. — Ты остался без чистой рубашки, а я без кофе. У нас у двоих беда случилась. Он охуел? Хёнджин пыхтит яростью. Он не выспался, а ещё Джисон, его дорогой и прекрасный друг, не брал трубку, поэтому ему с Феликсом пришлось лететь обратно в больницу, чтобы проверить обстановку. А ещё Хёнджину в этой самой рубашке нужно было на вечернюю тренировку идти. А ещё, так, к слову, Сынмин охуел сейчас так шутить. Теперь Хёнджин, набравшись всей смелости, грозно зыркнул в сторону бесячего тренера. — Ладно, ладно успокойся, — почувствовал угрозу Сынмин, — пошли в уборную исправлять ситуацию. Феликс лишь тихо подтолкнул своего друга в руки тренера, зная, что Хёнджин чувствовал в его обществе неловкость. Самое время налаживать отношения, подумал Феликс, и остался стоять на месте, не последовав за парнями в туалет. Замоют рубашку и без него. Направляясь к уборной, Сынмин в очередной раз попытался оправдаться и создать более менее расслабленную атмосферу. — Я, когда за кофе уходил, сказал Джисону и Чонину не ругаться. Они там в шутку просто толкаться стали. А в итоге сам чуть скандал не учинил, — Хёнджин сделал себе в голове пометку, что Сынмин шутить вообще не умеет. Как реагировать, он пока тоже не знал, поэтому молча вошёл в двери уборной. Сынмин снял с крючка дежурное полотенце и принялся его намачивать под струей воды. Хёнджин знал, что этот тренер просто пытается помочь. Хёнджин знал, что его отвели в уборную, чтобы замыть рубашку. Хёнджин знал, что Сынмину жаль, что он испортил рубашку. И Хёнджин прекрасно знал, что Сынмин пытался сгладить острые углы в их так неудачно начавшемся знакомстве. Дважды неудачно начавшемся. Дважды кофе. Облажались оба. Но Хёнджин не знал, что Сынмин не собирался протягивать намоченное полотенце в чужие руки, и Хёнджин совершенно не был готов к тому, что тренер начнёт вытирать пятно на груди самостоятельно. Сынмин специально плохо выкрутил полотенце, чтобы холодная вода скорее попала на кожу и остудила её. Чтобы грязное пятно скорее намокло, смылось с рубашки и впиталось в махровую ткань. Он сильно давил на грудь и резкими движениями стирал свой пролитый напиток. И Хёнджин вообще-то к такому готов не был. Совсем. Ни разу. Он опустил взгляд на чужую руку, плотно вжимаемую в его собственную грудь, которая предательски стала все чаще вздыматься. Дыхание совсем не хотело выравниваться. У Хёнджина проблемы. И уже вовсе не с рубашкой. — Кхм, спасибо, — он перехватил руку Сынмина, останавливая эту пытку. — Давай я сам. — Ну уж нет, я виноват, я и замою, — пытка продолжилась, и не то, чтобы Хёнджин был против. Да, не готов, но абсолютно не против. — Знаешь что, сними лучше рубашку. Так будет удобнее оттереть и подсушить под сушилкой. Хёнджин, нервно сглатывая, принялся расстегивать пуговицы на своей рубашке. Сынмин, знал, что в случившемся только его вина. Сынмин знал, что всего лишь пытается помочь другу Чонина. А еще Сынмин знал, что Хёнджин, как бы о нем не отзывался из-за пролитого кофе тренер, на самом деле хороший парень. Но Сынмин совершенно не знал, что только что невольно подписал себе смертельный приговор, попросив снять эту чертову рубашку. Но, кажется, теперь он станет любить кофе еще больше.***
За прошедшую неделю мало что изменилось. Джисон в палату к Минхо так и не попал. Впрочем, как и Сынмин. Они приходили каждый день, целовали носом дверь палаты, потому что та была заперта на ключ и никого, кроме Чонина, не пускали: строгий приказ больного, который Чанбин старательно выполнял. Его пациент — его ответственность. Из-за этого Джисон успел пару раз поругаться с врачом, а Сынмин так вообще дышал огнём из-за такой несправедливости. Чонин обещал вразумить брата, но ничего, кроме звенящей тишины на все свои аргументы, в ответ не слышал. Минхо физически рядом, но... Мысленно он спрятался. Убежал. Потерялся. И Чонин за неделю не продвинулся в поисках ни на шаг. Одному водить в прятках сложно. Тем более, когда площадь, где можно спрятаться, не ограничена. А Минхо уж точно нашёл самый потаенный уголок и сидит там тихонечко, не намереваясь быть найденным и проиграть. Единственная игра, где он выигрывает. А у Джисона и Сынмина обязательно кончится терпение. Но не сегодня. Сегодня они ещё держатся и, приняв поражение, уходят. Каждый день по одному сценарию: иногда утром пары, после больница и вечером на конюшню. Джисон так и не перестал посещать это место. Там находится вторая часть души Минхо. И если Чонин отыскивал основную часть, то Джисону ничего не оставалось, как заботиться о второй. Его конь — Тэриус. Импровизированные обязанности невольно поделились сами. Хоть Чонин и любил Тэри всей душой, но здоровье Минхо было главной задачей, поэтому дни напролёт проводил в палате. Джисон же и Сынмин были на конюшне и заботились о коне, оставшемся без хозяина, его родной души. Минхо, конечно, никто и никогда не заменит, но хотя бы какую-то любовь Тэриус получит. Он в этой беде не один. Джисон абсолютно ничего не знает о лошадях. Как за ними ухаживать, как тренировать, как случайно не навредить. В первый же день Сынмин подошёл к Тэри и сказал, что начинается долгий отпуск. Профессиональный спорт пока в прошлом, и сейчас главное не отчаиваться. Ни ребятам, ни коню. Тренер быстро обучил Джисона азам общения с лошадью наедине. Времени бояться просто не было. Сказали, собери волю в кулак и надень самостоятельно уздечку, значит трясущимися руками и с колотящимся от страха сердцем он сделает. Уздечка надета, седло на спине. Куча разных ремешков, название которых Джисон обязательно запомнит, но позже, главное, что знает куда и что пристегнуть, застегнуты. Он ещё никогда ничему так быстро не учился. Сынмину очень нужна помощь. Взвалить на свои плечи заботу о ещё одном коне, помимо его собственной лошадки, тяжело. К тому же работа тренера отнимает много сил. Джисон оказался спасательным кругом утопающему в обязанностях Сынмину. И Джисон совершенно не чувствовал себя лишним. Да, всё очень быстро. Но такое ощущение, что всё это — его. Тэри, округлив шею из-за прицепленных резинок к подпруге, размеренно двигался рысью по кругу на корде. Джисон не впервые гоняет лошадь. Самый первый раз этому его ещё учил Минхо: держать корду над землёй и смотреть, чтобы конь на неё случайно не наступил, руки не напрягать, бичом не размахивать, а по возможности подсказывать голосом. Джисон прекрасно помнит этот урок, а еще почему-то помнит чужие руки на его собственных. Какие они были теплые и слегка шершавые. — Он у тебя сейчас пешком пойдёт. Если гоняешь коня, то хоть рысь поактивнее сделай, — послышался голос откуда-то с трибун. Джисон дважды причмокнул, пытаясь ускорить Тэри и выполнить указание этого незнакомца с важным видом. Реакции ноль. Конь не слушает. — Давай, давай, Тэри. Активнее рысь, — и чтобы придать словам хоть какого-то импульса, Джисон неуверенно немного махнул бичом. Тэриус, привыкший работать только от голоса, конкретного глубокого родного голоса, мгновенно вспылил и поднялся в галоп, задирая хвост и шею, натягивая что есть силы резинки на груди. Джисон испугался, но права бояться у него нет. Двумя руками он крепко держит верёвку и пытается усмирить коня силой мысли, наверное, другого способа он ещё не придумал. Незнакомец нежно засвистел, перебираясь через стенку манежа и медленно направляясь к бегущему коню. — Тише, тише, — и снова низко засвистел. — Спокойно. Тэри, успокаивался, переходя сначала на рысь, а потом и вовсе на шаг. Джисон просто не понимает, как эти конные люди могут объяснить коню что и когда делать? Они явно умеют с лошадьми говорить, а Джисону никто не рассказал о существовании ещё одного языка и уж тем более не предоставили словарик с переводом. — Спасибо, — выдавил дрожащим голосом из себя парень. Уже не страшно, но послевкусие осталось. Он просто ещё не успел привыкнуть. — Ты здесь новенький что ли? Я сам тут редко бываю, но судя по твоим дрожащим рукам, гонять коня тебе ещё в новинку, — незнакомец подошёл совсем близко, вставая рядом с Ханом в центр круга. — Да, я всего недельку как работаю сам с лошадью. Ещё не привык. — Давай, покажу как бичом работать, — парень забрал из рук Джисона верёвку и бич и принялся им аккуратно взмахивать. Конь несколько раз снова поднялся в галоп, но сразу же успокаивался, слыша низкий свист. Он привыкал к новой работе. — Такой неженка, — и парень наконец-то разглядел кого-то знакомого, — подожди, это же Тэриус. — Да, это Тэри, — подтвердил Джисон. — Но откуда он у тебя? Я покупал его для Чонина в Германии и вёз сюда. — Вы... Вы Бан Чан? — Да, а ты? — Хан Джисон. Я друг Чонина. А Тэри конь его брата. — Да, Чонин покупал для брата лошадь, это я знаю, но я с ним не знаком. Меня этот парнишка на соревнованиях в Праге отыскал через знакомого. Ох, сколько людей на уши поставил. Я восхитился такой целеустремлённостью мальчишки и решил помочь. Лучшего коня привёз, ну, оно и видно, — он махнул головой в сторону лошади. Чан предался воспоминаниям, но тут его резко осенило, — почему тогда брат Чонина не со своим конём? Джисон глубоко вздохнул. Тэри уж точно не заслуживает бегать вокруг неумелого паренька после всего, что сделал Чонин для брата. — Он в больнице, — на выдохе произнёс Джисон. — Что-то серьёзное? — На соревнованиях неделю назад упал, — звучит не так страшно, как было на самом деле. — А так это тут неделю назад. Я слышал. В Федерации конного спорта из-за этого такой шум подняли. Деньги выделить обещали. Такие травмы не редкость, но каждый раз тяжело осознавать, — Чан передал Джисону обратно корду и бич и ободряюще сжал плечо. — Всё будет хорошо. — Спасибо вам. — Тебе, — перебил Чан, — обращайся ко мне на ты. — Но вы - уважаемый судья. — И что? Я теперь не обычный человек что ли и не могу с людьми на ты общаться? Если честно, бесит этот статус. Я ещё не такой старый к тому же. — Хорошо, тогда спасибо тебе, — Джисон улыбнулся. — Так-то лучше, — в ответ Хан получил такую же улыбку. — Я так понимаю, времени научиться общаться с лошадью у тебя особо не было. — Сынмин мне все объяснил, просто у него сейчас тренировка, и он не может лично проконтролировать. — Ким Сынмин? Это он тренер тут местный? — Бан Чан искренне удивился. — Да, а вы... ты с ним знаком? — Мы в Сомюре вместе учились. Он на тренера, а я на судью. После выпуска разъехались, — Чан был искренне рад слышать знакомое имя. — Так вот как Чонин меня нашёл. Вот же... И ничего не сказал, — все пазлы в голове у старшего сложились. — Ну теперь я тут точно надолго задержусь. Но сперва, Джисон, потренируем Тэри, как следует. Даже на фоне бесконечных переживаний и густой серой обстановки, витающей последнее время между парнями, Джисон искренне засветился. История про страшного и строгого судью Бан Чана стала обычной небылицей, и Хан в очередной раз для себя понял, что внешняя оболочка и внутренняя составляющая очень часто не совпадают. Как у Минхо. Он не холодный. Он сейчас поломанный. А время продолжало идти. Джисон потихоньку научился жить на конюшне сам. Теперь он прекрасно понимал, почему Чонин так рвался переехать в общежитие. Дорога занимала действительно много времени, и младший был бесконечно благодарен Джисону за то, что тратил столько сил и энергии и на дорогу, и на Тэриуса, и на Минхо. Он уверен, что без Хана они бы погрязли в унынии и бесконечных обязанностях. Чонин каждый день благодарил Джисона, а тот вновь и вновь отмахивался и говорил, что его это ни капельки не напрягает. Младший даже пообещал дать ключ от квартиры Минхо, чтобы Хан мог оставаться хотя бы на выходные на ночь. Все-таки здоровый сон очень нужен. Но Джисон всю неделю сопротивлялся, чувствуя неловкость от такого предложения. Курсовая работа больше не могла ждать, а парень не находил себе достаточно свободного времени. Поздний вечер на фоне розового полыхающего заката был единственным вариантом для творчества. Прям как в тот день, когда Джисон впервые увидел Тэриуса и Минхо, резвящихся в траве. Парень сидел на уже привычном для него парапете, что-то напевал себе под нос и слегка болтал в такт ногами. В руках наполовину изрисованный холст, а рядом куча кистей, красок и разблокированный телефон с драгоценным кадром. Не лучшее место для рисования. Джисону не удобно, зато вдохновляет. — Ты развернул художественную галерею прям у нас в КСК? — Сынмин появился из ниоткуда, ну или Джисон, слишком увлеченный работой, его попросту не заметил. — Что рисуешь, если не секрет? — Фуфафую, — промычал Джисон с кисточкой в зубах. — Чего? — Сынмин свёл брови к переносице. Джисон вынул зажатую в зубах кисть и отложил все в сторону, куда-то к другим краскам, лежащим на теплом, прогретом летним солнцем цементе. Начало июня позволяло так долго сидеть на парапете. — Курсовую, говорю, делаю. Сроки очень поджимают. Сессия ещё сейчас, поэтому я только к вечеру приползаю. — Джисон, ты так много для нас делаешь, ты не представляешь, — грустно произнёс тренер. — Я бы тут без тебя точно загнулся, но если ты больше не можешь или устал, то не приезжай. — Да что же вы все так за меня волнуетесь! — вскрикнул парень. — Задолбали, честное слово. Я тут, потому что я хочу тут быть, и меня это ни капли не напрягает, — ясно и с выражением, чтобы наконец-то дошло, произнёс он. — Ладно, ладно, не злись, бурундук, — Сынмин похлопал Хана по голове. — Бурундук? Откуда ты знаешь, что меня так называют Феликс и Хендж... ? Яяясно, — он лукаво заулыбался. — Что там тебе ясно? Ты просто реально, как белка. — А Хенджин оказался не таким уж и противным, да? Ох, как ты злился в первый день, я помню. — Мы просто сидели в коридоре в больнице вчера, и он мне рассказал, — пытался выкрутиться в неловком разговоре Сынмин. Джисон даже ни на что не намекал, но смущение почему-то нарастало. Да что этот мелкий вообще себе позволяет? Сынмину, что с людьми запрещено общаться? Сейчас Джисон дошутится со своими шутками. — Я просто сказал, ты чего так запетушился? — сейчас Сынмин реально запетушится, и Джисон познает гнев тренера. Но на самом деле это не лучший вариант, и самое время умело перевести тему разговора и проигнорировать все провокационные вопросы. — Покажешь, что рисуешь? — он не просто сменил тему, ему правда было очень интересно, так как был наслышан о курсовой уже давно. Вероятно, Джисон рисует Тэриуса и от этого было ещё любопытнее. — Да, но обещай не ругаться, — парень развернул в руках холст, позволяя Сынмину взглянуть на свою работу. Тот замер, не веря своим глазам. Вообще-то они его ещё никогда не обманывали, а значит с картины на него смотрел действительно Тэриус, но не один. — Ты..., — Сынмин не мог подобрать слов. Живописью он никогда не интересовался, но то, что он увидел, было просто прекрасно. — Очень красиво. Работа ещё не закончена, но половина была уже раскрашена, а в остальной части хорошо видны наброски, позволяющие разглядеть всю картину целиком. На ней Минхо, совершенно расслабленный (счастливый) летел над высоким барьером вместе с таким же Тэри, у которого искры в глазах сверкали. Сынмин совершенно точно уверен, что эта картина не воображение Джисона. Одежда, в которую был одет Минхо, вальтрап на Тэриусе да и даже барьер: все напоминало одну из тренировок, когда Джисона все магическим образом потеряли из виду, когда Чонин без остановки названивал и когда уже сам Сынмин запереживал, что парень мог просто потеряться на большой территории. А этот самый пропавший мальчишка просто прятался? Сынмин ни капли не разочарован и ни капли не злится. То, что он видит на картине греет сердце: оказывается, не только в его глазах Минхо такой. — Как думаешь, я получу хорошую оценку за такое? — Джисон развернул в руках картину боком, чтобы самому в неё заглянуть и в очередной раз оценить. — Я думаю, ты получишь пиздюлей от Минхо. Это вот прям стопроцентно, — Сынмин засмеялся, — но это просто потрясающе. Думаю, ты сдашь свой курсач на лучшую оценку. Джисон с комментария Сынмина тоже искренне засмеялся. Знает он, что получит, но разве его это останавливает. Да ни за что. — А как сильно я получу, если Минхо узнает, что я согласился пожить в его квартире, чтобы долго до общаги не добираться по выходным? — Оу, Джисон..., — Сынмин почесал затылок и задумался. — Я думаю, тебе придётся изменить имя и внешность. Оба парня смеялись в голос, наслаждаясь этой уютной вечерней атмосферой. Неделя выдалась очень тяжёлой, и эмоциональная разгрузка обоим просто необходима. Но шутки остаются шутками, а Джисон чётко для себя решил, что сидение под дверью в коридоре порядком надоело, и вообще-то Минхо не может игнорировать их всю жизнь. Ему дали достаточно времени, чтобы побыть наедине с собой. Пора выигрывать игру в прятки и искать лучшего игрока в недрах сознания. Джисон вообще-то тоже хорошо играет в прятки, и обычно если он водит, то никто не может от него спрятаться. Всё детство тренировался и наконец-то навык пригодился. — Хорошо, Сынмин, — широко улыбаясь сказал Джисон, — я подумаю над этим позже. Но пока в моих планах изменить кое-что другое. Кое-кого, вообще-то.