Ты не причинишь мне зла

Когда он делает движение, чтобы взять Адама за запястья, тот поднимает на него глаза, и Нил отшатывается. Лицо не искажено, брови не сдвинуты, глаза не прищурены от боли, как когда его кроет бэд-трипом, — Нил, кстати, не знает, находится ли Адам прямо сейчас под действием колёс или чего-нибудь ещё, а стоило бы знать ради своей же безопасности. На лбу нет испарины, плечи не дрожат. Он не боится — ни Нила, ни себя. Он сидит на краю постели, упирается локтями в колени, держит сцепленные руки перед собой и, не шевелясь, исподлобья смотрит на Нила. Это даже не спокойствие, нет, Нил видит, как уголки его губ подрагивают от нетерпения, — это уверенность. Уверенность, что, даже если Нил физически крупнее и сильнее, он всё равно проиграет. Он проиграет в первую же секунду, потому что у Адама в таком состоянии нет тормозов. Нил сидит перед ним на полу, куда минуту назад опустился, чтобы попытаться привести Адама в чувства, заглянуть в глаза — и пожалеть, что вообще оказался рядом. И он знает, что Адам заметил это крохотное движение: поднятые и тут же отдёрнутые руки. Нил догадывается, что это разозлит его ещё сильнее, и пытается не шевелиться. Но даже в неподвижном состоянии такое шумное дыхание выдаёт его с головой. — Ты боишься меня? — медленно произносит Адам: губы едва шевелятся, голос неестественно низкий и ровный. — Нет, — отвечает Нил, сглатывает и изо всех сил пытается дышать тише. Адам чуть склоняет голову на бок, и Нил готов дать самому себе пощёчину. Уже проиграл. Так быстро. В следующую секунду рука стискивает его горло и толкает спиной в стену. Затылку больно, в уголках глаз собираются слёзы. Адам стоит на коленях между его ног и сдавливает пальцами его шею, Нил вскидывает руки, чтобы оттолкнуть его, но так и замирает. Серые, стальные глаза заставляют внутренности скручиваться в узел. Руки сами собой опускаются, и чем больше голова тяжелеет, тем спокойнее становится Нилу. — Адам... — одними губами, пытаясь не закрывать глаза. — Пожалуйста... В ушах шумит, перед глазами будто бы мутный целлофан, и когда веки почти смыкаются, пальцы на шее вдруг разжимаются — и это похоже на выныривание из-под воды. Звуки и цвета врываются в голову, и Нил может только ловить ртом воздух и кашлять, чувствуя холод там, где только что была ладонь Адама. Он опирается на руки, чтобы не съехать на пол, и откидывает голову на стену, глядя, как Адам скалится, сжимая зубы до скрежета. — Почему ты не защищаешься? — хрипло, невнятно, яростно. Нил усмехнулся бы, если бы лицо всё ещё не было онемевшим. В стену рядом с его головой ударяет ладонь. — ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ЗАЩИЩАЕШЬСЯ? Нил рефлекторно зажмуривается и, пытаясь не дрожать, произносит как можно чётче: — Потому что ты не причинишь мне зла. В ответ не слышно ни звука, и Нилу приходится открыть глаза. Когда они встречаются взглядами, Адама начинает трясти: он опускает голову, зажмуривается, сгибается к своим коленям, скребя пол пальцами. Нил подаётся вперёд, касается вздрагивающих плеч — Адам с рыком отталкивает его руки, оставляя царапины на предплечьях. Несколько секунд ожидания — Нил снова кладёт руки на его плечи, и Адам снова пытается оттолкнуть, уже слабее. — Не трогай меня... — Нет, нет, не задавливай его. — Иди нахуй, блять... — Не задавливай его, ты слышишь? — Сука, убери руки... — Ты хочешь научиться его контролировать? — Нил крепко держит Адама за плечи и встряхивает, заставляя посмотреть в глаза. — Хочешь или нет? Адам скалится, тяжело дыша, и Нил думает, что прямо сейчас ворошит осиное гнездо. — Дай ему то, что он хочет, — тихо, глядя Адаму в глаза. Тот молчит, всё ещё шумно вдыхая и выдыхая, будто даже это действие требует колоссального самоконтроля, смотрит в глаза, не мигая, и Нил хочет верить, что ему не показалось, будто этот по-прежнему яростный взгляд стал хоть немного более осмысленным. — Он хочет тебя, — еле слышно, всё с той же дрожью, и Нилу кажется, что вот сейчас осиное гнездо наконец стоит чем-нибудь накрыть, а не проверять, на что этот рой способен. — Пусть берёт, — так же тихо отвечает Нил. Через мгновение Адам вцепляется ему в шею и валит на пол. Нил снова бьётся затылком, тем же ушибленным местом, но в этот раз рука на шее не давит — только держит крепко, не позволяя сдвинуться. Пальцы другой сильно впиваются в бок, заставляя Нила морщиться, а затем поднимают майку и медленно царапают живот — будто кто-то водит раскалённым металлом по коже. Если часто дышать, то боль переносится легче, но Нил сомневается, что это будет помогать и дальше. Рука Адама перемещается на пуговицу ширинки, и это почти облегчение: по крайней мере, на это Нил и рассчитывал. Когда джинсы с бельём стянуты и отброшены в сторону, Адам рывком переворачивает его на живот: Нила слегка пугает находиться к нему спиной, но, по крайней мере, есть возможность спрятать лицо. Приходится встать на колени и поднять руки, чтобы Адам не разорвал его футболку. Когда одежды на нём не остаётся, Адам вцепляется одной рукой в его волосы, другой — в бедро и заставляет согнуться. И, ладно, это снова вызывает панику — до момента, пока Адам не шипит «блять» и не выпускает его, после чего поднимается на ноги и в два шага пересекает комнату. Нил не шевелится, всё так же пригнувшись к коленям, и слышит, как за его спиной падает на пол слишком резко выдвинутый ящик тумбочки, из которого высыпаются предметы поменьше. Тумбочку не жалко. Главное — он вспомнил. Значит, хоть немного себя контролирует. За эти несколько секунд Нил так и не сдвинулся ни на дюйм: лежит лбом на сложенных перед собой руках и дожидается, пока Адам снова не оказывается позади него. Пальцы в смазке холодные, неаккуратные, но без неё было бы хуже, да и у Нила уже минут пятнадцать жёстко стоит — в таком состоянии боль перестаёт пугать. Естественно, терпения Адаму не хватает, и через несколько секунд Нил вскрикивает в первый раз: места для члена всё ещё слишком мало, но хорошо уже то, что крик не спровоцировал новую волну злости и даже заставил Адама замедлиться. Эта мысль доставляет Нилу какое-то ненормальное удовольствие: надо же, эта тварь поддаётся дрессировке. Когда член оказывается внутри полностью, Нил уже не понимает, наворачиваются ли слёзы от боли или от бесконечной эйфории. Адам держит его одной рукой за бедро, другой — за плечо, крепко, наверняка оставляя пальцами синяки, но это уже не те хаотичные движения, которые Нил видел пару минут назад. Если сказать Адаму остановиться, он остановится, Нил в этом абсолютно уверен. Как и в том, что не хочет это прекращать, потому что внутри так невыносимо туго, и горячо, и эти ритмичные, сильные толчки выбивают из лёгких весь воздух. На спине чуть ниже шеи ощущается дыхание, потом — острая, парализующая боль от укуса, и пусть бы уже Адам просто сожрал его, расцарапал всё, до чего ещё не дотянулся, потому что Нилу нравится это животное, нравится его голод и ярость. Ездить коленями по полу больно, но устоять на месте слишком тяжело, пока Адам не перехватывает его под поясницу, а Нил не упирается ладонями в пол, чтобы свести их движения к минимуму. Ничего, кроме быстрых, резких толчков, и это именно то, что нужно, чтобы наконец прочувствовать собственное тело до кончиков пальцев ног и начать стонать в голос, так, как Нил не умеет стонать ни с кем другим. Он всегда кончает раньше, но в этот раз Адам его опережает: Нил слышит сдавленный рык и практически чувствует, как этот невидимый третий, эта безумная тварь складывает лапы и падает у ног своего хозяина. И, додрачивая себе, чувствуя горячие ладони на своих бёдрах, сгибаясь от оглушающего оргазма, Нил не может не улыбаться. Прикосновение горячей кожи к холодному полу не особо приятно, но ни на что, кроме как перекатиться на бок, у Нила нет сил. Адам едва не падает, но успевает упереться дрожащей рукой в пол и кое-как опускается, поворачиваясь на спину и всё ещё ловя ртом воздух. Эти сиплые, обессиленные вдохи-выдохи, то, как поднимается и опускается грудь под взмокшей майкой (сам раздеться не догадался), как дрожат ресницы на прикрытых веках, — всё это действует на Нила так успокаивающе, вызывает такой прилив нежности, что были бы силы — прямо сейчас сгрёб бы его в объятия. Адам смотрит в потолок, Нил смотрит на Адама, и ноющее тело ощущается таким живым, и расстояния между ними будто бы нет, и, может быть, прогресс незначительный, но он есть, Нил это знает, видит своими глазами, чувствует каждой клеточкой, и сейчас этого достаточно. Адам закрывает глаза и сжимает дрожащие губы. Нил не сдерживает тяжёлого вздоха. Это он уже видел. — Иди сюда. Никакой реакции. — Адз. Иди сюда. Ещё несколько секунд молчания — и наконец Адам поворачивает голову, часто моргая. — Я... — Всё в порядке. — Нил... — Всё. В порядке. Правда. — Нил, ты... — он сглатывает, снова закрывая глаза. — Ты не обязан... — Не обязан. Но хочу. Адам смотрит на него долго-долго, и Нил думает, что перепутать его глаза с глазами того, другого, невозможно. В глазах другого — одна ярость. В глазах Адама — боли на целый океан. — Иди сюда, — повторяет Нил. И Адам придвигается к нему.