* * *
На двери гостиной Слизерина мерцали огоньки Сигнальных чар. Было время, когда самонадеянные старшекурсники пытались их снять, но хитрый декан все предусмотрел. При первых же звуках заклинания и взмахах палочки из двери во все стороны летели мощные струи ядовито-оранжевой краски, которую не брало никакое «Эванеско». Нарушители с апельсиновыми физиономиями приходили утром виниться, получали дозу растворителя, отработку у Филча и больше не рисковали. Вот уже который год после отбоя никто не подходил к двери ближе, чем на десять шагов. Мужские спальни понемногу затихали. Кровавый Барон медленно плыл по комнатам, проверяя, все ли его подопечные на месте. У кровати Малфоя он остановился. Драко, обычно любивший поболтать перед сном с приятелями, сейчас лежал неподвижно, укрывшись с головой одеялом. — Что это с ним? — удивился призрак. — Сказал, что голова болит, — лениво отозвался соседней кровати Гойл. — А где его сосед? — кровать Крэбба, стоявшая по другую сторону, пустовала. — В туалет пошел. Барон понимающе кивнул и последовал дальше. Грегори, вытянув шею, проследил его путь до выхода из спальни, ведущего в гостиную. Привстал, убедился, что призрак далеко, и шепотом позвал Крэбба. Тот вынырнул из-под малфоевского одеяла, под которым изображал лежащего Драко. — Двадцать галлеонов наши! — шепотом воскликнул Винсент, вскакивая с его постели. Вдвоем они быстро накидали подушек на опустевшую кровать, смяли их так, чтобы они походили на человеческую фигуру, набросили сверху одеяло и юркнули каждый на свое место. Драко пришлось подробно растолковать каждому из приятелей порядок их действий, чтобы бдительный призрак ничего не заподозрил. На их счастье, Барон обычно второй раз пролетал спальню быстрее и не всматривался пристально. К тому же сегодня у него имелся повод торопиться. Мельком глянув на ряды кроватей со спящими, привидение растворилось в темноте, чтобы мгновение спустя появиться в спальне декана. «Северус, пора. Оно просыпается».* * *
В нише за статуей первого директора Хогвартса было тесно, пыльно, и вдобавок половину пространства заплел паутиной длинноногий паук, который теперь укоризненно болтался на невидимой паутинке у самого лица. Драко дунул на паука и едва не закашлялся: все-таки в родном доме эльфы работали куда усерднее и вытирали пыль не только там, где ее могли заметить хозяева. Он сидел, согнувшись в три погибели, и никак не мог дождаться, когда в холле затихнут шаги и голоса преподавателей. Гулко ударил колокол: для школьников наступило запретное время. Драко представил, как Грег с Винсом дурачат Кровавого Барона, и тихо прыснул. Может, они и туповаты, но галлеоны придают ума и безнадежным дурням — так говорит папа. Что ж, Драко всегда слушал советы отца. Ноги затекли, спина болела от острых камней стены, паутина щекотала шею, минуты тянулись, как часы. Драко осторожно выглянул из своего убежища, прислушался и огляделся: никого. Он уже собрался вылезать, но тут вновь послышались шаги и голоса. Кто-то почти бежал через холл, бросая на ходу короткие фразы. Профессор Снейп? Куда это он так торопится, да еще и в сопровождении факультетского привидения? Малфою страшно захотелось проследить за деканом, у которого наверняка имелась какая-то тайна, но желание крепко насолить Поттеру пересилило. Башенные часы пробили половину двенадцатого, а это значит, что скоро гриффиндорцы должны пробраться к Астрономической башне с хагридовым драконом. Там Драко их и засечет. Он на цыпочках крался по коридору, замирая от малейшего шороха. Светильники едва мерцали, но портреты отчего-то не спали. Они рассеянно провожали глазами мальчика и будто прислушивались к чему-то. — Лучше бы вы не бродили по ночам, юноша, — тревожным шепотом посоветовал Малфою пожилой волшебник из большой овальной рамы. — Разве их удержишь, когда за стеной весна? — тихо усмехнулась его соседка, полная круглощекая колдунья. — Только ты, дитя, держись подальше от третьего этажа. Худо там... Ох, худо! Драко задохнулся от любопытства и едва не повернул обратно в холл, где находилась лестница, ведущая на тот самый этаж. «Малфои не позволяют обстоятельствам нарушать их планы», — вовремя всплыло в памяти поучение отца. Сын помотал головой, отгоняя соблазн, и двинулся дальше. Он благополучно добрался до конца коридора и свернул на крытую галерею, ведущую к башне. Осталось миновать это гулкое пространство с серыми стрельчатыми пятнами темных окон — и вот она, площадка. А там достаточно укромных мест для засады... Драко сделал первый шаг, и тут его ухо будто бы сжали холодными клещами. Он взвизгнул от боли и неожиданности, а за спиной раздался возмущенный голос профессора МакГонагалл: — Вас ждёт дисциплинарное наказание! И двадцать штрафных баллов! Как вы посмели ходить по школе посреди ночи?! «...Но иногда обстоятельства бывают слишком серьезными». Драко, стараясь высвободиться из цепких пальцев, подумал, что слова отца, конечно, правильные, но его уху от этого не легче.* * *
«Протего» неожиданно помогло. Северус насторожился: уж слишком легко плотный холодный туман расступается перед мерцающим коконом Щитовых чар. Вон привидения едва справляются, не давая черным отросткам выползти за пределы комнаты, а человек идет спокойно, и тяжелая муть стелется под ноги, точно приглашает гостя. Званого гостя. Он приблизился к кровати. Квиринус перекатывал по подушке изуродованную голову, тяжело и хрипло дышал. Сырой ледяной гнилью несло от него, и Северусу почудилось, будто вся комната в одночасье ухнула на дно болота. Туман терся о кокон защиты, шелестел, шуршал, потрескивал. Где-то далеко в нем вспыхивали контуры призраков и сразу гасли — белые сполохи в густой серой мгле. Человек коротко вздохнул и снял «Протего». Мгла набросилась радостно, повисла на плечах пыльным плащом, полезла в лицо липкими пальцами, но он уже сидел на краю постели и, сжав в ладонях чужие виски, сам стал частью тумана и полетел в темноту. ...Свеча? Нет, что-то побольше. Камин. Уютно потрескивают дрова. Мягкий свет откуда-то сзади. И оттуда же спокойный вопрос: — Чаю хочешь? Северус обернулся. Скатерть в красно-белую клеточку. Чайный сервиз, белый, с золотыми ободками. Лампа под розовым абажуром с бахромой. Лиловый бархатный халат с атласными отворотами. Мягкие домашние туфли и полосатые пижамные брюки. — Узнал? Язык прилип к нёбу. Этого не может быть. Этого! Не может! Быть! — Ну конечно, ты же совсем другое ожидал... Краски смазались, предметы потекли цветными кляксами, камин взревел лесным пожаром и отодвинулся в какую-то невероятную даль, пространство рванулось вверх, в стороны, и вот уже нет сервиза и абажура, а есть огонь тысяч светильников и огромный зал, весь в черном глянцевитом камне, и высокий трон, и льдистое мерцание мантии, и... — …увы, не получится. Понимаешь ли, не тот масштаб личности. Фарфоровая чашечка вернулась на блюдце. Качнулся стоптанный тапок на толстом шерстяном носке. — Вот Люциус или кто-нибудь из Лестрейнджей — было бы совсем другое дело, — серебряная ложечка потянулась к сахарнице. — Слушай, ты бы хоть поздоровался. Стоишь столбом... В горло будто стружек насыпали, вместо языка — древесная кора. — Приветствую вас, повелитель... — То-то же. Ты чего не приходил так долго? Я заждался! Да ты садись, не стесняйся. Стул с гнутой спинкой и мягким сидением незаметно вырос по другую сторону стола. — Вот хочу тебе пожаловаться: на редкость унылый тип этот Квиррелл! Заурядный обыватель, ни фантазии, ни мысли. Писульки свои до ума не довел, преподает из рук вон плохо, даже девицу себе выбрал самого последнего разбора. Да ты сам полюбуйся... У стола возник третий — худой, трясущийся — и сразу ссыпался на пол, грохоча мослами, и пополз на коленях с явным намерением облобызать тапки, а если позволят, то и край халата. Опилки в горле свернулись в тугой ком тошноты. — Не хватайся за меня, плесень, — пижамная штанина брезгливо отодвинулась от дрожащих рук. — Только и пользы от него, что послушный. Квиринус, сидеть! Жадная преданность в мутных глазах. — Квиринус, стоять! Сквозь серые лохмотья мантии видно тощее бледное тело. Вытянулось струной, застыло. — Квиринус, убить! Северус не успел отпрянуть. Вонючие лохмотья хлестнули по лицу, стул опрокинулся и у самых глаз лязгнули острые мелкие зубы — уже не человеческие... Лязгнули и пропали. Он лежал на полу, задыхаясь и кашляя, а за столом наливали вторую чашку чая. — Такие дела... А ведь он все равно до тебя доберется и прикончит. На твоем месте, Северус, я бы принял превентивные меры. Холодный сквозняк пробежался по краям скатерти: — Убей его. Качнул бахромой абажур: — Убей его! Ржавым железом лязгнул полупрозрачный фарфор: — УБЕЙ ЕГО! Оскал желтоватых зубов вновь замаячил перед глазами, но Северус не попятился. Правая ладонь ощутила что-то твердое и шероховатое, руку потянула вниз знакомая тяжесть, пальцы сжались на костяных пластинах рукояти, и по кисти вверх побежал обжигающий быстрый огонь. Он озарил обоих, и от него звериный оскал превратился в улыбку — измученную, печальную и живую... Северус медленно повернулся к столу. Лицо сидящего было в тени, и светились оттуда красным две булавочные головки зрачков. — Ты не посмеешь! Пространство прорвалось нездешней яростью, но сталь уже крушила визжащий морок. Черной жижей текли белые чашки, кровяным пластом ползла со стола разрубленная скатерть, открывая вместо дерева обглоданные кости. Осколки и обломки вихрем закружились вокруг него, свет померк, и последнее, что он запомнил — свой отчаянный крик.* * *
Пощечина. Еще одна. Эй, довольно! Веки неохотно поднялись. Пивз. Дерется... — Ф-фу, живой, — облегченно выдохнул полтергейст. — Тебе, парень, везет: глянь-ка, что вокруг творится, а на тебе ни царапины! Кряхтя, кое-как оторвал спину от пола и сел. Основатели великие! В комнате будто взорвалась дюжина котлов, перебив и разломав все, что могло биться и ломаться, и разбросав остальное. Он разжал пальцы правой руки, все еще судорожно сжимающие рукоять меча — на пол выкатилась собственная волшебная палочка. Вот, значит, как... — Такой погром устроил, мне аж завидно, — продолжал Пивз. — Хорошо, что рядом никто не живет, а то бы уж сбежались. Привидения стояли рядом молчаливым белым полукругом. Спящий не шевелился, у его изголовья замер Толстый Монах. — Мне кажется, сейчас случилось что-то очень важное, — прошептал он. — Я чувствую. — Хотелось бы верить, что оно угомонилось окончательно, — проворчал сэр Патрик, — но ведь по-прежнему сидит в этом бедолаге... Голова кружилась, ноги предательски подрагивали, поэтому процесс восстановления разгромленной спальни продвигался с трудом. Наложив последнее «Репаро», Снейп вложил палочку в рукав и выбрел за дверь, размышляя о том, как бы добраться к себе и не свалиться по дороге. — Не знаю, как тебе удалось выжить и сохранить рассудок, — признался сопровождавший его Барон. — Не иначе, упрямство помогло. Но скажи, ты получил ответы на свои вопросы? — Не получил, — покачал головой Северус и сам удивился тому, как спокойно это прозвучало. — Но зато теперь я знаю, что именно спрашивать. В холле у Главного зала на них вылетела рассерженная декан Гриффиндора, которая волокла за ухо громко протестующего Драко Малфоя. Северус остановился, с усилием возвращаясь к реальности. Кровавый Барон за спиной тихо выругался. — Профессор Снейп, я лишаю факультет Слизерин двадцати баллов за возмутительное поведение мистера Малфоя! — заявила МакГонагалл. — Во-первых, он находился вне спальни после отбоя, во-вторых, пытался оболгать моих студентов! — Я говорю правду! — не сдавался Малфой. — Поттер и Грейнджер притащили в школу дракона! От Хагрида! — Какая возмутительная ложь! И, кстати, коллега, где вы пропадали в то время, как ваши подопечные тут безобразничают? — Я был у старого знакомого... Чай пил, — ответил он, едва подавив нервный короткий смешок. — Идемте, мистер Малфой, перескажете мне ваши фантазии. Драко понял, что его двадцать галлеонов пропали зря, и окончательно упал духом.