***
У него не было большого опыта игры на барабанах без стягивающих повязок на животе, это была всего лишь вторая неделя записи. Они перенесли её на более поздний срок, чтобы учесть время восстановления Роджера, в течение которого у него не было возможности играть на барабанах, не говоря уже о том, чтобы поднести вилку ко рту. Но теперь, когда он, наконец, вернулся и не подвергался риску порвать какие-либо швы или зашитые мышцы, он мог дышать. Он мог играть и не чувствовать, как бинты до крови натирают кожу и впитывают пот. Мог дотянуться до тарелок и барабанов без ощущения стреляющей боли в боках и в лёгких. Это почти заставило его пожалеть, что он так долго ждал, чтобы сделать это. Конечно, если бы он заставил группу сделать перерыв для восстановления перед их предыдущим альбомом, они бы разорились. Несмотря на это, он хотел бы вернуться, чтобы сыграть несколько энергичных, потных концертов в пабе без бинтов и стеснения, просто грубый, животный барабанный бой, отбиваемый позади Фредди. — Хорошо проводишь время там, наверху? — Спросил Джон между дублями. — Это заметно? — Засмеялся Роджер, вытирая пот со лба. — Ты играешь так экспрессивно, — засмеялся Джон. — Я тоже это чувствую, — сказал Роджер с усмешкой. — Готовы сделать ещё дубль? — Спросил Фредди в громкоговоритель. — Когда вы будете готовы, — ответил Роджер. Он мельком увидел Брайана за стеклом, сидящего за звуковым пультом, подперев подбородок рукой, и мягко улыбающегося Роджеру. Роджер застенчиво улыбнулся в ответ, не желая, чтобы инженер видел. Хотя Роджер был больше всех взволнован и рвался на операцию, Брайан был почти вторым. Когда он озвучил это за много месяцев до этого, Роджер вышел из себя, обвинив его в том, что он ненавидит его тело, каким оно было тогда. Брайан позволил ему продолжить свою тираду и, как только он успокоился, объяснил, что устал считать часы, пока Роджер не сможет снять бинты, устал втирать мазь в сильные синяки и надеяться, что они успеют зажить до их следующего тура. И в течение нескольких месяцев после его выздоровления Брайан с улыбкой наблюдал, как Роджер делает самые простые вещи. Роджер всегда дразнил его за то, что он такой мягкотелый, но ему было нетрудно понять, как он рад, что кто-то разделил его волнение почти на том же уровне. На следующем дубле палочка Роджера выскользнула у него из руки и ударила Джона по затылку. Джон, будучи профессионалом, на самом деле никогда не сбивался с ритма, просто пропустил ноту и рассмеялся в микрофон, прежде чем Фредди отменил всё это. — Было больно? — Поинтересовался Роджер, как только воспроизведение прекратилось. — Нет, я в порядке, — сказал Джон, потирая место, куда его ударила палочка, сразу за виском. — Понял, никакого веселья, — сказал Фредди в громкоговоритель. — Если тебе нужен перерыв, просто попроси об этом, дорогой. — Это была случайность, — засмеялся Роджер. Он выскользнул из-за своего комплекта и из-за шумоподавляющего акрила. — Но я не откажусь от перерыва. — Я думаю, он нам всем не помешал бы, — заметил Фредди. Он встал, вытянув спину, Брайан сделал то же самое, и где-то в тихой заглушённой звуковой кабине они, должно быть, тоже дали инженеру передышку, по крайней мере, если судить по тому, как он встал и ушёл. Брайан и Джон выбрали перерывы на кофе, Роджер украл зажигалку, которую Брайан конфисковал у него, и вышел на перекур с Фредди, тёплый воздух и солнце пошли им обоим на пользу. — Выглядишь загорелым, — сказал Фредди, — выглядит на тебе очень странно, напоминает мне о том, как Брайан после той поездки на пляж со своими старыми приятелями. — Спасибо? — Засмеялся Роджер. — Сейчас я провожу много времени, лёжа в саду за домом. До сих пор я действительно не думаю, что какая-либо часть моего туловища видела солнце. Я был практически прозрачным. — Я не знаю, поздравлял ли я тебя когда-нибудь с этим должным образом, но на самом деле, — Фредди глубоко затянулся сигаретой, — на самом деле я очень рад за тебя. — Фред, ты навестил меня в больнице, вы с Джоном оба навестили, воздушные шары и всё такое, — сказал Роджер со смехом. — Я знаю, ты счастлив. — Ну, я хотел убедиться, знаешь, что посещение больницы — это больше… это больше связано с выздоровлением, я специально поздравляю тебя с результатами, — он протянул руку, провёл ею по груди Роджера, — она очень плоская. — Так и должно быть. — Я не говорил тебе этого, чтобы ты не волновался, но перед тем, как ты вошёл, мне приснился кошмар, что ты вышел из операционной, и тебе поставили имплантаты, — сказал Фредди. Он едва успел произнести эти слова, как Роджер разразился смехом и закашлялся от дыма, проникшего в его лёгкие. Фредди похлопал его по спине и рассмеялся таким же хриплым смехом. — Спасибо, что избавили меня от этого очень реалистичного беспокойства, — сказал Роджер, переводя дыхание. — Вот для чего я здесь, — ухмыльнулся Фредди. — Значит, теперь ты будешь выступать на наших концертах без рубашки, верно? Все женщины в зале продолжают кричать об этом. Роджер улыбнулся, но не так широко: — Шрамы. — Ну и что? — Довольно ясно, что это такое и как я их получил. — Стряхивая пепел, заметил Роджер. — Да брось! — Воскликнул Фредди, вращая запястьем. — Мы можем солгать прессе об этом, сказать, что у тебя была какая-то… опухоль или… ну, давай подумаем об этом. — Эй, э-э, говоря обо всём… этом, — Роджер сделал последнюю затяжку и бросил сигарету на тротуар, где затоптал её, — в жёлтой прессе уже есть история об этом. — Что за история? — Фредди не отрывал взгляда от царапины на тыльной стороне ладони, которую он осматривал. — Моя история, — Роджер неловко рассмеялся, — на прошлой неделе кто-то забросал нашу входную дверь газетами, и в одной из них была небольшая история обо мне в средней школе. — Что… Кто… Что там сказал и… кто бы… — заикаясь, пробормотал Фредди. — Бывший парень, — перебил Роджер. — Очевидно, он настоящая очаровашка. Они напечатали всё о школе для девочек, в которую я ходил, о моём старом имени и о том, какой я был шлюхой. — Был? — Поддразнил Фредди, но его улыбка исчезла, когда Роджер посмотрел на него в ответ без намека на усмешку. — Родж, никто в это не поверит, и это даже не было заголовком. — Может быть, но… что, если… — Роджер вжался спиной в стену. — Я имею в виду, что правда на его стороне. — Во всяком случае, это его версия, — сказал Фредди. — Я уверен, что с нашими именами немного больше, с твоей фотографией больше, он получает взбучку за то, что переспал с тобой и сделал это, чтобы спасти свою мужественность. Я сомневаюсь, что кто-нибудь вспомнит об этом через неделю или две… — Вот и вся надежда, — сказал Роджер, его рука, сжимающая сигарету, дрожала. — Именно. И, Родж, у тебя довольно узнаваемое лицо, — сказал Фредди, — я думаю, на каком-то уровне ты должен быть готов к тому, что ещё больше твоих старых одноклассников увидят тебя в газетах и попытаются заработать на этом немного денег. — Ты думаешь, это случится снова? Фредди пожал плечами: — Если кто-то из твоих старых любовников воспользуется своей удачей и увидит, что за несколько дней ты достигнешь большего, чем они за всю свою жизнь, я думаю, да, какая-то завистливая и мелочная часть их снова продаст эту историю газетам. Не думаю, что это куда-нибудь денется, но ты можешь увидеть, как это снова всплывет в таблоиде где-нибудь в будущем. Рука Роджера дрожала, когда он заправлял прядь волос за ухо: — Это моё дело. — Так и есть, — сказал Фредди. — Хорошо, что ты барабанщик, и никому нет дела до тебя в прессе. — Как утешительно, — Роджер выдавил улыбку. — Эй, ты сменил пол, а пресса ничего не заметила, я захожу в гей-клуб, а на следующее утро мне звонит Мэри. — Я уверен, что если у них есть мой снимок… Я не знаю, если бы я вышел из душа, это продавалось бы так же хорошо, как ваши заголовки. — Я думаю, что моя обнажённая фотография всё равно будет продаваться дороже. — Шанс велик, — усмехнулся Роджер. — У тебя большой член, но у меня есть элемент неожиданности. — Я думаю, что мой член больше твоего, это не удивительно, — сказал Фредди. — Как мы это уладим? — Я не хочу подавать на это в суд, — сказал Фредди с притворным усталым вздохом. — Полагаю, нам просто придется позировать обнажёнными для двух журналов и посмотреть, какой продаст больше копий. — Ты знаешь кого-нибудь из «Плейбоя»? — спросил Роджер. — Мы шутим по этому поводу, но если ты продолжишь в том же духе, на обложке следующего альбома мы будем изображены как кролики «playboy». — Ты так говоришь, как будто я был бы против, — сказал Роджер. — Я думаю, Брайан возбудится и испортит веселье всем на съёмочной площадке, — сказал Фредди. — Ох, тебе тоже можно возбудиться, Фред, я не буду возражать, — поддразнил его Роджер. — Как будто ты мог с этим справиться, — сказал Фредди сквозь смешок. — Ну же, давай вернемся внутрь, я чувствую, как Брайан готовит свою речь «курение вредно для вас». — Ты думаешь, что у тебя всё плохо, — Роджер придержал для него дверь, — я живу с ним. Мне не разрешается курить в моём собственном грёбаном доме. — Удивительно, насколько трагична твоя жизнь, на самом деле, — заметил Фредди. — Я не знаю, как ты с этим справляешься.***
— Тебе действительно следует бросить курить, — вздохнул Брайан в губы Роджера. — Мы можем поговорить об этом после? — Раздражённо поинтересовался Роджер. — Я полагаю, — Брайан прижался бёдрами к бёдрам Роджера, — если я сделаю это сейчас, ты, скорее всего, согласишься на это. — Ты должно быть шутишь, — сказал Роджер, затаив дыхание, сжимая бедра Брайана. — Нисколько, — сказал Брайан, отстраняясь ровно настолько, чтобы ухмыльнуться Роджеру. Его рука скользнула вниз по плоской груди Роджера, вниз, вниз, вниз, пока его большой палец не коснулся того места. Легко, через штаны, не давая Роджеру того облегчения, которого он хотел. — Так что ты думаешь? — Это нечестно, — всхлипнул Роджер, прижимаясь к руке Брайана, но Брайан отстранился, когда он это сделал. — Что несправедливо, так это то, что я живу долго после того, как ты ушёл, потому что ты хотел потакать какой-то отвратительной привычке, из-за которой вся твоя одежда ужасно пахнет. — Я подумаю об этом, я подумаю об этом, — в отчаянии сказал Роджер. — Думать на самом деле недостаточно хорошо, — дерзко ухмыльнулся Брайан, давая Роджеру лишь намёк на давление и внимание, которых он так отчаянно хотел. — Ладно… ладно, я сдаюсь, я больше никогда в жизни ничего не возьму в рот… — срываясь на стон, пропищал Роджер. — Даже у меня? — поддразнил его Брайан. — Блядский Боже, — снова простонал Роджер. Брайан продолжал ухмыляться, не торопясь касаясь Роджера медленными и тяжелыми кругами, позволяя ему извиваться, вздыхать и кусать губу, когда влага просачивалась сквозь тонкую ткань его штанов. Брайан никогда не был очень доминирующим в постели, даже по прошествии стольких лет у него всё ещё было выражение чистой девственности на лице, когда Роджер кончал слишком сильно. Но была одна вещь, в которой он был уверен, одна вещь, в которой он мог быть самоуверенным. Его рот. — Клянёшься? — вздохнул Брайан, когда оттянул резинку брюк Роджера в сторону и скользнул двумя пальцами глубоко в него, глубже, чем Роджер когда-либо мог получить сам. — Больше никогда? — Да, блядь, клянусь, — бёдра Роджера дрожали, когда он говорил, ожидая, когда Брайан перестанет дразнить, прекратит нежные прикосновения своих пальцев и перейдет к главному событию, во всяком случае, к одному из них. — Это может быть хорошей идеей, — сказал Брайан, вытаскивая пальцы и любуясь липким блеском, оставшимся после. — Я могу научить тебя ассоциировать отказ от курения с сексом. Как Павлов. — Так что, если я когда-нибудь снова закурю, я смогу взглянуть на ещё один подобный перфоманс? — Означает ли это, что ты жалуешься? — спросил Брайан. — Брай, это была шутка, — сказал Роджер, улыбаясь ему, когда он приподнял бедра, чтобы стянуть чужие штаны, надеясь дать Брайану понять, чего он хочет. — Точно? — спросил Брайан с фальшивым смехом. — Точно. Роджер приподнялся ровно настолько, чтобы положить руку на лицо Брайана, притянуть его к себе и глубоко поцеловать. Он потянулся к правой руке Брайана, провёл ею между своих разведённых ног и удержал её там. — Я умираю от желания, Брай. — Прошептал он ему в губы. И как только он почувствовал, как кончики пальцев Брайана двигаются, медленно и неуклонно погружаясь в него, его глаза закрылись, и он лёг на спину, сжимая простыни так крепко, что они треснули, когда рот Брайана коснулся его. Брайан обвил руками бёдра Роджера, сжал их и позволяя своему языку скользить быстрее и плотнее, пока Роджер не вскрикнул и не схватился за него, в то время как Брайан ещё шире развёл его ноги и выжал из него всю последнюю волну удовольствия. Роджер тяжело дышал, уткнувшись в подушку и вцепившись в руку Брайана, когда тупой жар его члена наполнил его. Иногда у него всё ещё сводило живот, когда он думал об этом, видел, где они связаны, и размышлял о том, почему всё не изменилось, почему он просто не был таким, каким должен был быть. Но иногда он мог просто наслаждаться ощущением чудесной полнотой и глубиной, которые дарил ему Брайан. После первого раза Роджеру было легче снова достичь пика с Брайаном, после этого Брайану никогда не требовалось много времени, чтобы получить свой оргазм, особенно когда тело Роджера сжималось и пульсировало вокруг него. — Не кури, — прохрипел Брайан, падая на кровать рядом с Роджером. — Если ты будешь делать так каждый раз, когда я попытаюсь закурить, я больше никогда не подойду к сигарете, — сказал Роджер с дрожью. Брайан рассмеялся и перевернулся на него, позволив своему большому пальцу коснуться шрама на дальнем боку Роджера, а губам коснуться шрама на ближайшей к нему стороне. — Это когда-нибудь причиняет боль? — Уже не так часто. — Однако выглядит всё ещё болезненно. — Заметил Брайан. — Пройдет некоторое время, прежде чем они поблекнут и станут розовыми, — сказал Роджер. — Я помню, но они выглядят так, как будто им больно. Ты бы сказал мне, если бы было больно, верно? — Почему я должен скрывать это от тебя? — засмеялся Роджер. — Не знаю. — Большой палец Брайана всё ещё двигался по серебристо-гладкой, тёмной коже чужого шрама. Он снова замурлыкал, на этот раз целеустремленно, поцеловал шрам Роджера, поцеловал вторичные шрамы вокруг его соска, дренажный шрам, который немного огибал его бок. И ничего не сказал, больше ничего и не нужно было говорить. Он прильнул к Роджеру, а Роджер прильнул в ответ и заснул, зарывшись лицом в огромные волосы Брайана.***
Роджер ещё раз пробежался по сегменту барабанов для Фредди. Он продолжал настаивать на том, что наполнение Роджера было не таким, как накануне, и независимо от того, сколько раз они проигрывали записи с предыдущего дня, его это не убедило. По его словам, чего-то не хватало, и Роджер понятия не имел, чего именно. — Это не тарелки, это а-а-а, шугга-дугга-БАХ! Понимаешь? — сказал Фредди, имитируя то, что, как мог только представить Роджер, должно было быть барабанами. — Эм… — Роджер уставился на мгновение, — хорошо. — Ты понимаешь, о чём я говорю? — Спросил Фредди, почти такой же растерянный, как и Роджер. Роджер задумчиво посмотрел в ответ и покачал головой, Фредди сделал то же самое. — Ты можешь это спеть? — Предложил Джон. — Я только что это сделал, — сказал Фредди. Он прошёл в дальний конец студии и устало опустился на кожаный диван. — Ты можешь спеть это лучше? — Спросил Джон. — Почему бы нам не записать то, что, по мнению Роджера, он играл вчера… — начал Брайан. — Это то, что я играл вчера, — перебил Роджер. — …и посмотрим, звучат ли две записи одинаково, может быть, это эхо в комнате или что-то еще, что сбило тебя с толку? — Предложил Брайан. — Пустая трата ленты, — заметил Джон. — Как это впустую? — Спросил Фредди. — Поскольку это то, что он играл вчера, я не знаю, что вы думаете, что слышите… — начал Джон. — Если ты собираешься быть в таком отвратительном настроении весь день, мы можем уйти, — сказал Фредди. — С моим настроением всё нормально! — Сказал Джон. — У тебя действительно что-то с лицом. — Сказал Роджер лишь от скуки. Джон, казалось, что-то понял по тому, как он свирепо посмотрел на Роджера. — О, не начинай, — сказал Брайан, потирая висок. — Я ничего не начинаю, — легкомысленно сказал Фредди. — Конечно, нет, — сказал Джон со смехом, который скрывал настоящее раздражение. — Я говорю вам, что он играет то же самое, что и вчера, а вы начинаете говорить: «О, только в одном месте». — Потому что так и есть, — сказал Фредди, крепко скрестив руки на груди. — Роджер был тем, кто сказал, что у тебя было это твоё лицо, и ты всё ещё защищаешь его… — Да ладно, не втягивай меня в это, — сказал Роджер, убирая свои палочки обратно в чехол, зная, что с работой придется подождать ещё некоторое время. — Не втягивать тебя в это? — Усмехнулся Фредди. — Мы говорим о твоей блядской игре на барабанах, ты — задница. — Если вы начинаете спорить, у меня — перерыв, — сказал Брайан. — Типично. — Сказал Джон. — Типично для меня? — Спросил Брайан. — Ты же знаешь, что участвовать в разногласиях не значит прятаться за Фредди. — Отъебись, — выплюнул Фредди. — Ты говоришь мне отвалить, когда он… — Просто иди и сделай свой грёбаный перерыв, — сказал Джон, крепче сжимая свой бас. Роджер задумался, на чью сторону ему следует встать, возможно, на свою собственную, ему никогда не было так уж легко становиться на чью-то конкретную сторону. Но если он был честен с самим собой, ему было всё равно настолько, чтобы спорить, во всяком случае, не об этом. Он пробормотал что-то о кофе, что-то о закуске и увидел себя выходящим из комнаты звукозаписи и идущим по коридору на кухню. Он повернул прямо к кофейнику и снял кружку с дерева, чтобы налить себе немного. Он бы предпочел никотин, он бы предпочел покурить на улице, на тёплом воздухе, но, чёрт возьми, он обещал Брайану, что не будет. — Всё ещё препираетесь там? Роджер повернулся и ухмыльнулся Майами, сидящему за столом. Его портфель открыт, ручка что-то записывает. Роджер никогда по-настоящему не был уверен, что Майами сделал для Рида. Честно говоря, никогда не интересовался, какие именно у него документы, и у него было чувство, что Майами не захочет объяснять свою роль тени Рида. — Разве мы не всегда ссоримся? — Засмеялся Роджер. — Разве ты обычно не любитель покурить? — Майами отложил ручку. — Очевидно, — Роджер сел напротив него, — это плохо для меня. — Так это значит, что ты также завязал с кокаином? — Поддразнил Майами. — Что кокаин сделает с моими лёгкими? — Засмеялся Роджер. Майами улыбнулся, снова взял ручку и вернулся к изучению документов, лежащих перед ним. В каком-то смысле было мило, что он выбрал офисную работу в студии. В нём было немного больше жизни, чем в Риде. Чтобы не мешать тому, над чем он работал, Роджер вытащил газету из-под локтя. Майами почти ничего не заметил. Этим утром он прочитал первую страницу дома, не потрудился просмотреть её во второй раз, сразу перешёл ко второй, третьей и остановился на четвёртой. Остановился, когда на него уставилась его фотография из средней школы. Классная фотография с напечатанным внизу его старым именем, за которой следует история. На одну он мог только взглянуть, и, хотя источник был анонимным, Роджер вспомнил мальчика на ней. История, которую он рассказал, была о нескольких ночах, проведённых Роджером с ним, утверждение, что нынешнее имя Роджера, его нынешний внешний вид — всё это фасад, чтобы попытаться добиться успеха в музыкальной индустрии. — Э-э… Джим, ты не возражаешь… ты не возражаешь, если я возьму лист с этим… — начал Роджер. — Уже видел, — ответил он, не поднимая глаз. — О, — Роджер сглотнул, — странно, не так ли? — Я полагаю, это подходящее слово для этого, — он неловко рассмеялся и повертел ручку в пальцах. — Я не буду спрашивать, правда ли это. — Я действительно не ладил с некоторыми мальчиками из моей школы дома, — неловко сказал Роджер. — Должно быть, это какое-то… окончательное унижение с их стороны, я полагаю, — сказал Роджер, пожимая плечами. Он не лжёт, просто осторожно крадётся на цыпочках вокруг правды. — Странные слухи распространяются, — сказал Майами. — Ты знаешь, где они взяли это фото? — Должно быть… должно быть, кто-то отредактировал его, — сказал Роджер. Его глаза пробежались по его фотографии. Не так уж много изменилось, тогда его волосы были длиннее. Тогда его одеждой были не узкие брюки, а обтягивающая юбка, яркий топ, что-то, что могло привлечь внимание, которого он жаждал тогда, жаждал, не понимая по-настоящему почему. — Должно быть, просто отредактировано. — Хорошо, — сказал Майами, не купившись на версию правды, которую выдал Роджер, но и не принуждая его к признанию. — Как ты думаешь, все это видели? — Спросил Роджер, нервно заламывая руки. — Думаю, да, — сказал Майами с извиняющимся видом, как будто в его обязанности входило держать газеты подальше от рук персонала. — А я думал, что Фредди плохо ладит с прессой, — сказал Роджер с нервным смешком. Майами присоединился к нему с такой же долей неуверенного напряжения. — Кто знает, — пожал он плечами, — может быть, мы слышим обо всём этом в последний раз. — Да, — уклончиво ответил Роджер. Он знал, что этот раз не будет последним. Он знал, что существует больше фотографий, на которых он выглядит совершенно неправильно, он знал, что есть годы и годы ежегодников с его старым именем, напечатанным в них, каталоги с тем же именем, фотографии его с монахинями в его школе для девочек, фотографии его с друзьями в их подшитой униформе. Фотографии, от которых он не мог избавиться, не мог конфисковать у всех, кого знал. Кофе обжёг ему горло, когда он выпил половину одним глотком. Он оставил остальное Майами и поспешил обратно в студию. И на этот раз он искренне надеялся, что они все спорят. Надеялся, что он сможет незаметно прокрасться обратно и сесть за свои барабаны. Забудет о дерьмовой буре снаружи и сосредоточится на барабанной дроби. — Куда ты делся? — Спросил Джон. Роджер позволил двери закрыться за ним: — У всех улучшилось настроение? — Мы все поцеловались и помирились, — сказал Фредди с усмешкой. Брайан закатил глаза, но всё равно ухмыльнулся. — Я… только что выпил кофе, мы готовы к следующему дублю? — А ты? — Засмеялся Фредди. — Ты выглядишь больным. — Правда? — Фальшиво улыбнулся Роджер. — Все краски исчезли с твоего лица, — сказал Брайан, склонив голову набок. — А, учитывая твой загар, это нелёгкий подвиг, — добавил Фредди. — Не могу себе представить почему. Я чувствую себя прекрасно, — сказал Роджер, никого не убеждая. Все их глаза следили за ним, когда он запрыгнул на стойки барабана и сел. — Давай-давай немного прокачаем кровь, всё снова будет хорошо. — Хорошо, — осторожно сказал Фредди. — Если ты хочешь остановиться, скажи нам, — сказал Джон. — Вы все такие драматичные, продолжайте, — начал он со счета и с усмешкой наблюдал, как Брайан схватился за гитару. И он играл. Без души, без жизни, без энтузиазма, просто заучивая время и следя за тем, чтобы никто не сбился со счета. Он задавался вопросом, наберётся ли у кого-нибудь когда-нибудь смелости прямо спросить его об этих слухах. Если бы это стало чем-то, что он постоянно отрицал в интервью. Или если бы он вообще смог дойти до этого момента. Всегда был шанс, что в одном или двух интервью его попросят каким-то образом доказать это, объяснить недокументированные фотографии из его юности. И когда он оказывался пустым по обоим пунктам, неспособным защитить себя ни на одной арене, зрители заполняли остальное. Этот тщательно выстроенный, тщательно сдерживаемый общественный имидж развалился бы, и мир узнал бы о тех его сторонах, которые он так близко прижимал к груди, о тех его сторонах, которые он так долго скрывал. — Ладно, хорошо, — Фредди размахивал руками, — ты выглядишь так, будто тебя вот-вот стошнит, — сказал он Роджеру. — И играешь ты также. Может, сделаем перерыв… или выходной? — Я в порядке, — ответил Роджер, внезапно осознав, что он не помнил, какую песню они играли. — Я бы не хотел видеть тебя больным, если это нормально, — сказал Джон. Брайан вскочил на ступеньку, положил руку на лоб Роджера: — Тебе не жарко, но… — Потому что я не болен! — Но ты такой липкий, — заметил Брайан. — Я не липкий… я потный! Я барабаню! — Крикнул Роджер. — Может быть, ты подхватил вирус, когда ходил на послеоперационный осмотр на прошлой неделе? — Предположил Брайан. — Мы можем сосредоточиться на блядской музыке? — Проворчал Роджер. — Сколько времени пройдет, прежде чем ты избавишься от одной из этих послеоперационных инфекций? — Спросил Джон. — Что? Это не больше двух недель или что-то в этом роде, а мы приближаемся к шести месяцам, Дикс. — Сказал Фредди с усмешкой. — Чёрт возьми, альбом! — Снова повысил голос Роджер. — Давайте все сделаем перерыв, — сказал Брайан. — Нет, давай, давай просто поиграем, давайте закончим с этой грёбаной музыкой! — Сказал Роджер в отчаянии, разрываясь по швам в поисках чего-нибудь, что могло бы отвлечь его от всего этого. Хотя, очевидно, барабанная дробь не совсем справлялась с задачей. — Что с тобой? — Спросил Фредди, пристально глядя на него. Роджер перевёл взгляд с Фредди на будку, где инженер выглядел измученным от препирательств, его глаза были устремлены на циферблаты, бездумно настраивая их. — Можете оставить нас на минутку? — Сказал Роджер в микрофон, нацеленный на его малый барабан. Роджер затаил дыхание, ожидая, что он встанет и уйдёт, и как только это произошло, он тяжело выдохнул. Он потёр глаза, лицо, встряхнул руками и проигнорировал бормотание Брайана «что случилось» и добавление Фредди «ты в порядке?». — Всё хорошо, — сказал Роджер, — но кто-то отправил мою фотографию из Труро в газеты, рассказал им всё о… о том, как мы были вместе и кем я был тогда и… — Это какой-то дерьмовый таблоид, — сказал Брайан, — и это было несколько недель назад. — На самом деле, это «The Sun», и это вышло сегодня, — сказал Роджер сквозь сжатые челюсти. — Что… это тот же парень, что и раньше? — Спросил Фредди, положив одну руку на внешний край своего стеллажа. — Нет, разные, хотя, вероятно, позаимствовали идеи друг у друга, — сказал Роджер. Он отложил палочки и хрустнул ноющими суставами пальцев, не обращая внимания на то, как все трое уставились на него с лицами, полными жалости. — Может ли Рид сделать что-нибудь… или Майами, или кто-нибудь? — Сказал Джон. — Что тут поделаешь? — Пожал плечами Роджер. — Эти фотографии настоящие, эти… эти люди знали меня другим человеком, они не лгут, я не могу подать на них в суд. Просто нужно позволить всему идти своим чередом. — Это, блядь, нечестно, — сказал Фредди. — Это твоё дело, это личное, им не следует позволять начинать рассылать фотографии во все новостные агентства, как будто это ничего не значит. — Может быть, — Роджер снова взял свои палочки, — но у них так… давайте просто продолжим запись, на этот раз я сосредоточусь, клянусь. — Если это то, чего ты хочешь, — сказал Фредди, сжав челюсти и нахмурив брови. — Я хочу, — сказал Роджер с натянутым смехом. Для Роджера игра на барабанах всегда была медитативной. Так много его внимания было сосредоточено на том, чтобы держать время, так много ритма сбивалось, если он не присутствовал в данный момент. С таким многолетним опытом он мог включить его, если ему было нужно, позволить своим мышцам играть музыку за него. Но это было заметно, и хорошая игра заставила его отвлечься от собственных мыслей и заняться барабанами. Всеобъемлющее отвлечение. Даже если всего на какое-то время, даже если всего на несколько дублей нескольких песен, прежде чем они все коллективно решат, что в них больше нет жизни, и они должны положить этому конец. Роджер проигнорировал полные жалости взгляды Фредди и Джона, которые они бросали на него, прощаясь на парковке студии. Брайан запихнул гитару на заднее сиденье и запрыгнул спереди. Роджер выехал со стоянки ещё до того, как дверь Брайана захлопнулась. — Мы могли бы позвонить Риду, — предложил он, когда Роджер вывел машину на главную дорогу. — Это ничего не даст, — сказал Роджер с тяжёлым вздохом. — Ты этого не знаешь, — сказал Брайан, кладя свою руку поверх руки Роджера на рычаге переключения передач. — Он не может расплатиться со всем моим районом, — сказал Роджер, сосредоточив внимание на том, как большой палец Брайана поглаживал тыльную сторону его ладони. — Нет ничего плохого в том, чтобы спросить, — сказал Брайан. — По всей вероятности, это пройдет. — Роджер усмехнулся. — Я серьёзно. — Брайан, это именно тот вид сплетен, который задерживается, — устало сказал Роджер. — Это как раз то дерьмо, которое люди ищут вне стен. — Тогда мы можем разбить лагерь дома, — сказал Брайан, нежно касаясь кончиками пальцев костяшек пальцев Роджера. — Ты думаешь, до этого дойдёт? — Нет, — засмеялся Брайан, — я просто даю тебе знать, что в худшем случае загорать придётся немного дольше, чем предполагалось. Это была утешительная мысль. Представить, как они вдвоем прячутся в своем доме, бездельничают в саду и делают перерыв в работе над альбомом, пока они это делают. Но Роджер знал, что это не самый худший сценарий, и он знал, что Брайан тоже это знал. Если бы все знали, многое начало бы меняться. Во-первых, то, как с ним обращались, но и то, как ему платили, как им всем платили, возможно, то, как их рекламировали. Если бы реальность Роджера повредила продажам, лейбл позволил бы им упасть, и если бы реклама вокруг этого вызвала немного больше ажиотажа для продаж, Роджер мог бы представить, как его запихивают в тесную комнату с интервьюером, у которого были только личные вопросы, выстроенные в очередь и ожидающие его. В любом случае, он никогда не убежит от истории. — Я люблю тебя, — сказал Брайан, отрывая Роджера от его адских мечтаний наяву. Роджер моргнул, улыбнулся ему и вздохнул: — Я тоже тебя люблю.***
Роджер опустил бедра на Брайана, прижался к нему и наблюдал, как его глаза закатились. Обычно, когда он заставлял Брайана так стонать, в нём чувствовались уверенность и чувство выполненного долга. Но не в тот момент, когда его разум был так сосредоточен на других вещах. Каждое движение Брайана было лишено необходимости, он больше не заботился о том, чтобы закончить с этим, его беспокойство в любом случае препятствовало каким-либо реальным потрясениям удовольствия. Он положил руку Брайану на грудь и двигался достаточно быстро, чтобы Брайан начал скулить, начал предупреждать Роджера, схватив его за бедро и оставляя царапины на его коже, когда он наконец кончил. Роджер перевёл дыхание и слез, не обращая внимания на похвалы Брайана. — Извини, что я кончил внутрь, — пробормотал Брайан себе под нос, перекатываясь, закидывая ногу на бедро Роджера и запечатлевая поцелуй на его подбородке. — Всё в порядке, — быстро сказал Роджер, не желая думать обо всём этом, обо всех этих хлопотах и беспокойствах, когда Брайан не вышел. Но это не выходило у него из головы, только добавляло к другим его затяжным тревогам. — Твоя очередь, — промурлыкал Брайан, его рука скользила вниз по телу Роджера. — Нет, нет, спасибо, — сказал Роджер, отодвигая бёдра от прикосновения Брайана. — Нет, спасибо? — Засмеялся Брайан, приподнимаясь достаточно, чтобы посмотреть на Роджера сверху вниз. — О чём это ты? — Я больше не в настроении, — сказал Роджер, нерешительно пожав плечами, его глаза были устремлены в потолок, чтобы избежать пронзительного взгляда Брайана. — Что-то не так? — спросил Брайан, его рука снова двинулась вверх по телу Роджера, задержавшись прямо под рёбрами. Роджер покачал головой: — Ничего, просто не… больше не в настроении. — Я что-то сделал… или сказал… — начал Брайан, как всегда в панике. — Нет, — заверил Роджер, поворачиваясь к нему и встречаясь с ним глазами, чтобы подчеркнуть свою искренность. — Ты не сделал ничего плохого. Брайан мгновение смотрел на него со смесью скептицизма и беспокойства на лице, прежде чем снова опуститься и положить голову Роджеру на плечо. Роджер обнял его и слепо поцеловал в кудри, Брайан держал руку на груди, прямо под шрамами, но время от времени поднимался, чтобы провести кончиками пальцев по гладкой серебристой коже там. Привычка, которую он приобрел, как только шрамы перестали быть болезненными на ощупь. Привычка, которую Роджер не до конца понимал и до тех пор по-настоящему не задавал вопросов. До этого момента. — Брай, кем ты меня видишь? — Спросил Роджер, одной рукой накрывая руку Брайана, прямо над его шрамом. — Как… ты, — сказал Брайан с тихим смехом. — Почему? Кем я должен тебя видеть? — Не знаю, — сказал Роджер. — Мужчиной, я полагаю. — Это часть тебя, — сказал Брайан. — Конечно, я вижу тебя им. Роджер почувствовал, как кончики пальцев Брайана почти автоматически коснулись его шрама. Он облизал зубы и пробормотал: — Если ты так говоришь. — Что, чёрт тебя дери, это значит? — Брайан сел и уставился на Роджера сверху вниз, нахмурив брови и сжав челюсти. — Я, блядь, так и говорю, ты не можешь говорить мне, кем мне, блядь, тебя видеть. — Я и не пытаюсь, — сказал Роджер. — Мне жаль, если ты плохо себя чувствуешь, но не… не проецируй эти чувства на меня, — сказал Брайан. — Меня это никогда не волновало и никогда не будет волновать. Твоё тело никогда не изменит моего мнения о тебе, так что не говори такого дерьма. Роджер хотел ещё немного опровергнуть обвинение, может быть, начать спор по этому поводу. Но чем бы это закончилось? Когда Брайан расстроен, а Роджер всё ещё полон паники из-за газет, из-за доставки на следующий день, из-за себя и из-за того, что мир подумает об этом. Ему не помогло затевать драку, притворяясь, что Брайан так же неуверен в своих чувствах к своему телу, как и Роджер. — Ты прав, — Роджер поднял руки в невинной капитуляции, — я слишком много думаю. — О чём? — Спросил Брайан, его гнев утихал. — Обо всём этом, — сказал Роджер, — обо всём. — Что ж… не стоит, — сказал Брайан. — Не подумал об этом, — усмехнулся Роджер, — тебе следовало бы быть лайф-коучером. — Я серьёзно, — сказал Брайан с усмешкой. Он лёг рядом. — К черту всё остальное. У тебя есть тот, кто тебе нужен. Если дела пойдут наперекосяк, мы всё ещё будем здесь. Особенно я. — Ты серьёзно? — Спросил Роджер, поворачиваясь, чтобы посмотреть на него. Брайан обернулся и кивнул. — Тебя не беспокоит видеть мои фотографии в таком виде или видеть, как моё старое имя печатается снова и снова — слышать всё, что я делал с этими мальчиками? Это… это ничего не меняет, не расстраивает тебя или что-то в этом роде? — Конечно, расстраивает, — сказал Брайан. — Это несправедливо, что подобное дерьмо печатается. Мне не нравится видеть, как ты справляешься с этим, но я не возражаю. Не то чтобы я не знал, не то чтобы твоя мать не показывала мне все твои фотографии, которые она когда-либо делала, не то чтобы я не видел имя в твоём старом паспорте, меня это не шокирует. — Меня это шокирует, — сказал Роджер с грустной улыбкой. — Прости, — Брайан перекатился на бок, провёл рукой по талии Роджера. — Мне жаль, что это стало известно, но не беспокойся о том, о чём я думаю. Роджер уставился на него, Брайан уставился в ответ, не мигая в попытке передать свою искренность. — Я не должен был ничего говорить, — сказал Роджер, прижимаясь ближе к теплу тела Брайана, к тому комфорту, который это приносило ему. — Я не хотел обвинять тебя или что-то в этом роде. — Я думаю, ты заслужил несколько вспышек гнева, — сказал Брайан. Роджер практически чувствовал, как он ухмыляется в его волосы. — Это пройдёт, всё это пройдёт. — А если этого не произойдёт? — Спросил Роджер, затаив дыхание. — Произойдёт, — сказал Брайан, — я знаю, что произойдёт. Но он не знал, он не мог знать. Роджер мог ясно видеть всё это перед собой. Мог вспомнить, как он рассказывал своим друзьям о своей семье. Клэр была такой приветливой, но весь остальной мир не был открыт для него. На него пялились так, будто он был существом, а не человеком. Нападая, насмехаясь и принижая его до такой степени, что даже Клэр была почти неспособна обеспечить какое-либо утешение. Из этого вышло что-то хорошее, из этого вышло его новое имя и личность. Но он, не задумываясь, назвал бы это время худшим в своей жизни. И всё закончилось, когда он оставил это позади, когда переехал в Лондон. Как он мог оставить позади публику, отойти от прессы? Ему пришлось бы отказаться от игры на барабанах, в этом не приходилось сомневаться. Придётся ли Брайану поступить так же? Повлияет ли его жизнь на Брайана и на группу, до такой степени, что даже в его отсутствие это станет проблемой? Не загонит ли он ненароком Брайана в угол и не заставит ли его выбирать между его самыми смелыми мечтами и Роджером? Что бы он выбрал. На каком-то уровне он знал, что Брайан предпочел бы его чему угодно, а Роджер выбрал бы Брайана. Но на другом уровне, возможно, для него это было бы не так важно. Возможно, постоянный шквал навязчивых вопросов и барьеров на пути к нормальной жизни окончательно поглотил бы его, если бы ультиматум всё-таки был поставлен. Но он мог бы побеспокоиться об этом утром. Потому что именно тогда он придвинулся ближе к Брайану, прислушался к его сердцебиению и дышал в такт ему, пока тот не заснул.***
У него было семь дней, семь блаженных дней убеждения себя, что всё кончено, убеждения себя, что он победил историю, только для того, чтобы проснуться на седьмое утро и увидеть свою фотографию на обложке газеты. Технически, две фотографии. Один из их промо-снимков для группы и снимок Роджера с одним из его бойфрендов, позирующих матери своего бойфренда перед тем, как они ушли куда-то, Роджер не мог вспомнить — всё, что он знал, это то, что он был в каком-то платье с каким-то нелепым количеством плохо нанесенного макияжа и завитками в волосах. Хотя он не мог вспомнить этот случай, эмоции, охватившие его тогда, были кристально ясны в его сознании. Он ясно видел себя прежнего, смотрящегося в зеркало, пытающегося переварить платье, имя, локоны, тени для век. Говоря себе, что он хорошо выглядит, говоря себе, что ему будет весело, говоря себе, что все так чувствуют, что это часть женственности — так отчаянно желать избежать этого. Это была такая тяжелая ночь для него, полная алкоголя и секса вслепую, что он на мгновение забыл, что его тело значит для всех остальных. Тип ночи, которую он был только рад вспомнить, чтобы напомнить себе, что, по крайней мере, он больше так не чувствовал. Но он не ожидал, что историей это ночи кто-то поделится с общественностью, что кто-то решит рассказать об этой ночи газете. Утро началось со звонка Клэр, которая предупредила его о том, что он может увидеть, и напомнила ему, заверив его, что это пройдёт, что никто не будет задерживаться на этом слишком долго. Но как они могли этого не сделать? Это было непристойно, это было личное, это было странно, и это было на первой полосе. Каждая кровавая деталь там напечатана вместе с его старым именем снова, и снова, и снова. Клэр пообещала, что не позволит их матери звонить и волновать его из-за этого. Брайан предложил отменить запись позже в тот же день, но Роджер отказался от всего этого. Единственное, что было постоянным, на что совершенно не влияло то, кем он был, — это его игра на барабанах. Но, сидя там, вялый, за набором, он задавался вопросом, может быть, почти каждый аспект его жизни может быть разрушен изнутри. — Кофе? — Спросил Джон, неловко раскачиваясь своим басом. Роджер покачал головой: — Я в порядке. — Мы можем сделать перерыв, если хотите, — сказал Фредди по громкоговорителю. — На самом деле это не проблема. Никто не сказал этого прямо, никто не упомянул о том, что они видели в своих утренних газетах, но все они относились к Роджеру так, как будто он мог разбиться вдребезги. И в любой другой день он, возможно, возмутился бы этим. Но деликатные слова и жесты были именно тем, что ему было нужно, чтобы не бросить всё это дело. Чтобы не сорваться с места и никогда не возвращаться, пока не исчезнет хоть капля дурной славы, которая у него была. — Мне не нужен перерыв, — вздохнул Роджер. Он хрустнул костяшками пальцев и прокрутил палочку вокруг одного сустава. — Я в порядке, сматывай плёнку. — Мы делаем ещё один такой дубль, а затем делаем перерыв, — сказал Фредди. — Честно говоря, на данный момент это пустая трата плёнки. — Не совсем так, — сказал Джон. — Просто звук немного плоский. — Я знаю, как это звучит, — огрызнулся Роджер. Было нечестно огрызаться на Джона, но он знал, что ему не нужно извиняться. Он знал, что Джон понимал это и не возражал против этого так сильно. Его следующий дубль был таким же безжизненным и медленным, как и предыдущие. Тянущийся за ритмом в менее блюзовой манере и более вялой манере. Меньше похоже на то, что он без усилий пробивал канавки в лузе, и больше похоже на то, что у него не было сил играть в темпе. За десять с лишним тактов до конца он остановился, отпустил свой бас-барабан и позволил нескольким призрачным ударам малого барабана иссякнуть, когда увидел лицо Рида по другую сторону стекла. — Я, — начал Роджер, не уверенный, к чему клонит эта мысль, — я думаю, что он настроен неправильно. — Насколько он мог судить, его слова остались неуслышанными. Рид и Фредди были поглощены разговором и не предприняли никаких попыток подтвердить, что Роджер заговорил. Если не считать того, что их инженер пообещал прислать барабанщика для настройки комплекта Роджера как раз перед тем, как Рид выгнал его. — Как ты думаешь, о чём они там говорят? — Спросил Джон. — Обо мне, — сказал Роджер с печальным вздохом. — Вряд ли, не могу представить, чтобы Рид слишком заботился о каких-то заголовках. — Я бы не был так уверен, — глаза Роджера были прикованы к тому, как губы Рида двигались, произнося слова, которые он не мог разобрать, как неуловимо менялось выражение его лица. Почти всегда нейтральный, но иногда испускающий проблески гнева, возможно, разочарования, чего-то такого, от чего Роджер не был в восторге. — О чём я могу поспорить, так о том, что дата окончания записи становится всё более жесткой», — сказал Джон, посасывая зубы. Операция Роджера немного отодвинула дату релиза, и лейбл стремился ускорить её, сокращая на недели. Рид был постоянным напоминанием о том, что если они будут тянуть слишком долго, их восходящая звезда быстро угаснет. — Насколько хуже всё может стать, прежде чем на нашем альбоме будет чуть больше, чем четыре песни, — сказал Роджер, чувствуя, как усталость начинает проникать в его суставы. Он наблюдал за Ридом, когда тот разговаривал с Фредди и Брайаном, наблюдал за тем, как он крепко скрестил руки на груди, наблюдал за тем, как он продолжал смотреть на него через стекло, выражение его лица было совершенно непроницаемым. Глаза Рида были прикованы к нему, пока Фредди бессвязно бормотал, глядя глубоко внутрь него, пока, наконец, он не наклонился вперед и не нажал кнопку верхнего динамика. — Роджер, ты можешь зайти к нам? — Э-э, да, — сказал Роджер, наклоняясь к своему микрофону, закреплённому на хай-хэте. Прошло много времени с тех пор, как он вспоминал тот день, когда он рассказал об этом своим соседям, день, когда он появился с более короткими волосами, более плоской грудью и блестящим новым именем. И прошло много времени с тех пор, как он испытывал такой страх, какой испытал, когда пришёл домой ужинать тем вечером и должен был встретиться лицом к лицу со своим отцом. Но это было поразительно похоже. Те же потные ладони, то же поверхностное дыхание, то же беспокойство о том, что его жизнь, какой он её знал, закончилась. Что он будет выброшен на съедение собакам и утащит за собой всех остальных. Он услышал, как Джон поспешил поставить свой бас, поспешил последовать за ним, когда он распахнул дверь комнаты звукозаписи. Роджер нервно поздоровался, входя в кабинку как ни в чем не бывало. Его стандартная реакция на неприятности — притворяться, что ничего не случилось. Но в тесной, прокуренной кабинке со всей группой и Ридом он практически чувствовал, как его улыбка трескается под давлением. — Мы снова переносим крайний срок? — Спросил Джон с усталым вздохом. — Отцепись, — сказал Рид. Он обратил своё внимание на Роджера. — Так значит, аппендэктомия, да? — Я… я не думал, что это важно… — начал Роджер. — Можете освободить помещение? — Резко спросил Рид. Они все трое задержались, пока Роджер не пожал плечами и не сделал какой-то жест, чтобы заверить их, что с ним всё будет в порядке. Рид был внушительным, прямолинейным и часто совершенно бесчувственным. Но он также был невысокого роста. И он мог орать на Роджера и угрожать, что его вышвырнут из группы, но Роджер мог оттолкнуть его. — Итак, — сказал Рид, когда дверь закрылась, — не думал, что это важно? — Это не так, — сказал Роджер. — Пол не имеет никакого отношения к игре на барабанах, это не твоё дело. — Ты не настолько наивен, — сказал Рид. — Когда я встретил вас, всех вас, я рассказал вам о себе. Я сделал это не для того, чтобы убедиться, что никого из вас это не беспокоит, я сделал это, потому что знал, что рано или поздно вы все узнаете. В этом бизнесе такие вещи не остаются скрытыми. Ваша личная жизнь становится развлечением. Роджер стиснул зубы: — Я скрывал это в течение многих лет… — Ты знаешь, что это невозможно скрыть, — сказал Рид. — И ты должен был предупредить меня, я твой менеджер. — Предупредить тебя для чего? — Роджер фыркнул. — Ты только что сказал, что не можешь этого скрыть, так какой смысл… — Дело в том, — сказал Рид, — что чем меньше это меня удивляет, тем лучше. Дело в том, что мне нужно опережать события. Я могу тушить пожары, но это гораздо эффективнее, когда я знаю, что они приближаются. — Что ж, мне жаль, — сказал Роджер, пожимая плечами, — но я не обязан был тебе говорить. Рид впился в него взглядом. Ну, это был не столько свирепый взгляд, просто его нейтральное лицо, на котором всегда читался гнев или какое-то разочарование. Он задержал его на мгновение или два и сжал губы в тонкую линию. — Что будем делать дальше? — В смысле? — Переспросил Роджер. — Если нам придётся сделать заявление, каким оно будет? — Спросил Рид. Он потянулся за сигаретами и закурил одну. — Я… я не знаю, — Роджер не думал об этом. Никогда не думал о том, чтобы поговорить об этом с прессой, чтобы подтвердить слухи или опровергнуть их. — Я не знаю. — Хорошо подумай, — сказал Рид. — У вас четверых через несколько дней интервью с одной станцией для вашего незаконченного альбома. Что ты будешь делать, если это всплывет тогда? — Я не обязан отвечать… — начал Роджер. — Но ты действительно должен продвигать этот грёбаный альбом, — фыркнул Рид. — Ты не можешь позволить себе закатить истерику на телевидении или ввязаться в драку с интервьюером из-за твоей личной жизни или достоинства, когда на карту поставлена ваша карьера. Я знаю, вы четверо чувствуете себя настоящими звездами после вашего последнего альбома, но этот бизнес неумолим. Если этот альбом провалится, вы провалитесь вместе с ним. — Роджер слегка кивнул, пытаясь показать, что он понимает серьёзность всего этого, не добавляя ничего больше, не говоря ни слова для опровержения. — Есть ещё какие-нибудь новости о конце карьеры, которые ты скрывал? — Нет, — устало сказал Роджер, — о… э-э… ну… я, я не знаю, считается ли это, но Брайан и я… — Я знаю, — Рид закатил глаза. — О, — сказал Роджер, склонив голову набок. — Прости, но ваша байка о том, как он «жил с тобой», пока искал идеальный дом, вроде как провалилась после третьего месяца, — сказал Рид. Он выдохнул облако дыма и порылся в карманах в поисках бумажника, ключей, убедившись, что всё это у него есть. — Ну, это всё, что я хотел сказать… — начал Рид, делая шаг к двери. — Насколько всё плохо? — Перебил Роджер. — Нехорошо, — сказал Рид. Его глаза на мгновение задержались на Роджере. Что-то было в них. Может быть, сочувствие? Своего рода сочувствие. Затем он оторвал взгляд, откланялся и оставил их вчетвером записываться последние несколько часов, пока студия работала.***
У Роджера не было аппетита. В данный момент он не мог побеспокоиться о том, чтобы поесть. Он перекладывал еду на тарелке, не собираясь накалывать её вилкой, и надеялся, что Брайан этого не заметит. А если и заметит, то Роджер надеялся, что у того хватит порядочности не упоминать об этом. — Почему бы нам не пойти куда-нибудь поужинать? — Предложил Брайан. Обычно он сидел напротив Роджера, но сегодня вечером он сел рядом с ним, время от времени ударяясь плечом о чужое плечо, чтобы вырвать его из собственных мечтаний. — Очевидно, не сегодня вечером, но в эти выходные или… когда-нибудь в ближайшее время. Я думаю, нам не помешала бы веселая ночка, не так ли? — Ага, — тихо сказал Роджер, — но я… я не знаю, смогу ли я справиться со всеми камерами прямо сейчас. Одно дело, когда они просто хотят нас видеть, и совсем другое, когда они… ищут признаки… Я не могу представить, что смогу есть со всем этим. — Тогда я буду готовить, — сказал Брайан. Роджер слегка ухмыльнулся. Брайан был не очень хорошим поваром, но он был намного лучше Роджера и, по крайней мере, имел терпение следовать рецепту. — Ты приготовишь мне стейк? Брайан вздохнул, желая поспорить об этом, но зная, что сейчас не время, и Роджер ухмыльнулся, думая точно о том же. — На этот раз я приготовлю тебе стейк. — Как мы сделаем так, чтобы ещё одна ночь здесь была похожа на ночь вне дома? — Спросил Роджер. — Я что-нибудь придумаю, — уверенно заявил Брайан. Роджер закатил глаза, но в глубине души ему не терпелось увидеть, к чему он пришёл. Какое развлечение и угощение он сможет придумать и действительно ли это отвлечет Роджера от заголовков. У него не было большой веры в то, что что-то может быть, но он все еще надеялся, что есть что-то, что может. — Ты выглядишь встревоженным. — Правда? — Уточнил Роджер, быстро избавляясь от нахмуренных бровей и напряжённой челюсти. — Не специально. — Завтрашнее интервью пройдёт нормально, — сказал Брайан с успокаивающей мягкостью в голосе, которую в последние дни Роджер слышал даже чаще, чем обычно. — Фредди уже сталкивался с подобным в прессе раньше, обычно у них хватает такта не поднимать этот вопрос. — Давай не будем говорить об этом, — сказал Роджер, роняя вилку и больше даже не притворяясь, что ест. — Хорошо, — согласился Брайан, слегка подвинувшись на своем месте. — Так, как насчёт того, чтобы я отвлёк тебя от этого? — Хочешь меня отвлечь? — Спросил Роджер, глядя на него снизу вверх, позволяя руке Брайана скользнуть вверх по его бедру. Он улыбнулся ему, позволил своим глазам закрыться, когда Брайан поцеловал его, и очень сильно попытался сосредоточиться. Сосредоточиться, чтобы не позволять своему разуму блуждать и паниковать по поводу следующего дня, чтобы оставаться в настоящем, чтобы наслаждаться моментом. Наслаждаться тем, как рука Брайана скользит по его рубашке, как кончики его пальцев сильно вдавливаются в рёбра, как его прикосновения опускаются всё ниже и ниже, успокаиваясь между чужих ног. Почти рефлекторно Роджер поднял ногу, оттолкнул руку Брайана и отодвинулся назад с глубоким вдохом. — Ты в порядке?.. — Не трогай… не стоит, это слишком… — начал Роджер, не уверенный, как закончить мысль, но ясный в своих намерениях. Он имел это в виду, но у него не было сил толком объяснить почему, извиниться, потешить самолюбие Брайана, которое, по общему признанию, пострадало в течение нескольких недель после появления новостей. — Что слишком? — спросил Брайан, полный добродушной заботы, от которой у Роджера скрутило живот. Он просто покачал головой, не в состоянии или, по крайней мере, не желая объяснять дальше. — Родж, ты не можешь позволить этим историям так глубоко засесть в твоей голове. Твоё тело — это просто тело, тебе не обязательно быть… — Я знаю, — отрезал Роджер. Он глубоко вздохнул, подпёр голову рукой. — Прости, я не пытаюсь быть трудным. — С тобой не сложно, — засмеялся Брайан, его рука легко нашла руку Роджера. — Ни в малейшей степени не сложно, — сказал Брайан, хотя в его голосе сквозила усталость. Он положил руку на плечи Роджера и сжал. — После интервью ты почувствуешь себя намного лучше, я уверен в этом. — Брайан притянул его ближе, поцеловал в висок. — Я не знаю, — сказал Роджер. — Что, если станет только хуже? — Не станет, — Брайан тих рассмеялся. — Поверь мне, не станет. — Всё может быть, — пробормотал Роджер себе под нос. Брайан только вздохнул в ответ. Вздохнул и обнял Роджера за талию, прижимая его немного крепче.***
— Вы бы сказали, что вы четверо как бы запускаете музыку в студии или это более медленный процесс? — спросил интервьюер. Фредди ответил на большинство вопросов, Брайан — на остальные, хотя несколько вопросов были заданы Джону и Роджеру. Обычно Роджер вставлял своё слово, говорил достаточно быстро, чтобы отвечать на вопросы, адресованные Фредди или Брайану, просто ради возможности высказаться, чтобы не быть проигнорированным в пользу более ярких участников группы. Но, сидя под лампами, когда его руки практически оставляли влажные пятна на коленях брюк, он не мог сказать, что возражал против тишины. Камера слева от него, вспомогательная камера, была направлена прямо на него, и хотя это была в основном радиопрограмма, хотя он знал, что видеозапись интервью может никогда не выйти в эфир, ему не понравилось, как камера дышала ему в затылок. Несмотря на то, что всё интервью проходило в таунхаусе Фредди, всё это казалось тяжёлым и пугающим, больше похожим на допрос, чем на продвижение их альбома. Такая пустая трата времени в его сознании. Такая расточительность, что этот скандал должен сопровождать что-то подобное, то, с чем он обычно мог бы очень весело провести время. — Я бы сказал, — Фредди покрутил запястьем и посмотрел на Брайана, — я думаю, что это приходит волнами, понимаешь? Большие всплески креативности, э-э-э, как бы это сказать — продуктивности, а потом, знаете ли, — он разразился смехом, — целая куча ничего в течение недели или около того. Роджер неловко рассмеялся вместе с интервьюером, Джоном и Брайаном, услышав это. Он знал, что его смех прозвучал слишком резко, когда Брайан посмотрел на него с выражением замешательства и беспокойства на лице. Роджер только улыбнулся в ответ и переложил руки с колен на подлокотники кресла, в которое опустился. Поскольку это была одежда Фредди, он не возражал и не чувствовал себя каким-либо образом виноватым из-за того, что потянул за свободную нитку в шве. Брайан ответил на вопросы о звучании нового альбома, Джон высказался о нескольких песнях и некоторых технических аспектах. Роджера действительно спросили кое о чём по поводу заявления старого джазового барабанщика о рок-игре на барабанах. Достаточно легко подделать его ответ, всё время улыбаясь. — Успех начал бить вам в голову? — С усмешкой спросил интервьюер. — О, он бил мне в голову ещё до того, как мы это сделали, — сказал Фредди со смехом. — Просто шучу, — драматично добавил он. — Я не думаю, что что-то изменилось, — сказал Брайан с усмешкой. — Всё по-прежнему кажется таким же, только теперь мы не… э-э… не голодаем, — засмеялся он. — Ну, — начал Роджер, всё ещё теребя свободную нить, — единственное, что действительно изменилось, — это прием публики. Выпустить отличный альбом — это одно, заработать на нём деньги — совсем другое, но слушать такие толпы, о которых мы вроде как и не думали, это, знаете ли, это… — Сюрреалистично, — подхватил его мысль Брайан. — Я уверен, что это так, — сказал интервьюер, — хотя я полагаю, что обратной стороной всего этого, ну, не внезапного успеха, но, полагаю, славы в одночасье, являются эти заголовки. — Ох уж эти, — фыркнул Фредди. — Мы не… мы не обращаем особого внимания, — сказал он как можно более легкомысленно, пытаясь перевести разговор в нужное русло. — Эти повторяющиеся истории о тебе, Роджер, подобные вещи, должно быть, проникают под кожу, — сказал интервьюер. — повлияло ли это как-нибудь на альбом, в лучшую или худшую сторона? — О, э-э, — Роджер поёрзал на своём сиденье и обнаружил, что каждое нервное окончание покалывает от паники, которую он не испытывал целую вечность, когда основная камера переключилась, чтобы сфокусироваться на нем, — я э-э-да, полагаю, я не ожидал получить такие истории, но, я думаю, что эти люди, э-э, их воображение привлекает внимание — это, да, часть успеха. — Роджер резко вдохнул и понадеялся, что это прозвучало не так панически, как было на самом деле. — А эти фотографии? — Спросил интервьюер. — Какое это имеет отношение к альбому… — начал Джон. — Удивительно, как они делают такие вещи, — сказал Роджер с усмешкой. — Не знаю, как они это сделали, но выглядит реально, правда ведь? — Так вы хотите сказать, что все эти фотографии поддельные? — Со смехом спросил интервьюер. — Это настоящие фотографии, но это не я на них, — сказал Роджер, и это не обязательно была ложь, по крайней мере, не та ложь, на которую он мог бы попасться. — Определённо похож на вас на всех фотографиях, на всех ксерокопиях ежегодников, — сказал интервьюер. — Простите, у вас был вопрос? — Насмешливо спросил Фредди. — Это ваша официальная позиция здесь? Что это подделка? — Сказал интервьюер с довольно мягким, даже дружелюбным выражением лица, которое не соответствовало язвительности его тона. — Конечно… конечно, всё это подделка, — сказал Роджер с лёгкой дрожью в голосе. — Но… я польщён, что эти люди настолько заботятся о том, чтобы распространять слухи. Думаю, это говорит о том, как далеко мы все продвинулись в каком-то смысле. — Хм, — интервьюер оглядел его с ног до головы и добавил: — И, надеюсь, вы продвинетесь ещё дальше с этим альбомом. Всех их попросили в последний раз взглянуть в камеру и попрощаться с аудиторией до выхода альбома. Каждый из них сделал это с широкой улыбкой, и как только камеры выключились, вся съёмочная группа поблагодарила их и поспешила выйти со своим оборудованием.***
— Всё могло быть гораздо хуже, — сказал Брайан, и это были его первые слова за всю дорогу домой. Роджер проигнорировал его и поспешил на кухню к своему «Southern Comfort». Его руки дрожали, когда он наливал себе стакан, и, несмотря на это, на глаза навернулись слёзы. Брайан, стоявший где-то позади него, взял свой стакан, налил себе немного виски и, прислонившись к столешнице вместе с Роджером, посмотрел на него глазами, полными жалости и печали. — Могло быть и хуже, — повторил Брайан. — Это наша жизнь сейчас? — Голос Роджера уже охрип от слёз, грозящих окрасить его щеки. — Я имею в виду, действительно ли это то, чего мы можем с нетерпением ждать? Лгать журналистам о том, кто я такой, чтобы продвигать альбом? — Он потянулся, чтобы вытереть щёку тыльной стороной рукава. — Это не значит, что они верят, что это подделка — это не значит, что следующий интервьюер не задаст того же дерьма, это не значит, что это когда-нибудь исчезнет. — Родж, я обещаю, это не всегда будет в центре внимания, — Брайан подошёл ближе, положил руку ему на плечо. — Ты будешь отрицать это ещё некоторое время, и интерес к истории угаснет, независимо от того, поверят они тебе или нет. — Почему? — Фыркнул Роджер. — С чего бы это, чёрт возьми… у каждого, кто уже рассказал свою историю, есть ещё тысячи, чтобы рассказать, больше фотографий, больше доказательств того, что лгу я, а не они. — Он допил налитый виски и зашипел, когда оно обожгло горло. — На этом можно заработать деньги, это… это… люди думают, что это странно и извращённо, и они, чёрт возьми, не перестанут беспокоить меня по этому поводу, пока не узнают правды. — Это неправда, — сказал Брайан, гораздо более спокойный, чем Роджер, используя тот голос, тот нежный и вкрадчивый голос, который он использовал, когда Роджер расстраивался из-за таких вещей, голос, который Роджер слышал чаще, чем когда-либо до этого. — Они напечатали историю о том, как мы живём вместе, это «извращённо», это «странно». Ты видишь, как репортеры ломятся в нашу дверь, чтобы посмотреть, как мы спим? — Это другое, — отмахнулся Роджер. Он повернулся, чтобы налить себе ещё виски, но Брайан выхватил бутылку у него из рук и поставил её на дальний конец стойки. — Другое, но не настолько, — сказал Брайан. — И это пройдёт, я тебе это обещаю. — Ты, — фыркнул он, чувствуя, как слегка скрутило живот, — ты говоришь это ради меня или ради себя? — Что? — Спросил Брайан со смущённой улыбкой. — Я имею в виду, ты хочешь сказать, что это пройдёт, потому что тебе это нужно? — сказал Роджер, сжав челюсти. — Что ты… о чём ты меня спрашиваешь, Родж? — Улыбка Брайана исчезла. — Я спрашиваю, — его голос надломился от слёз, — оставишь ли ты меня, если это не прекратится, или если станет хуже, или… если всё не вернется на круги своя. — Родж… — начал Брайан. — Не отвечай поспешно, — прервал его Роджер. — Это нелёгкий способ жить, я знаю, что это не так, и действительно думаю вот о чём, Брайан. Я имею в виду, действительно подумай об этом. Что, если эта история будет становиться всё хуже и хуже, что, если мы никогда больше не сможем покинуть наш грёбаный дом из-за меня? Будь честен с нами обоими, ты бы действительно остался ради такой жизни… потому что я знаю, если бы я мог бросить всё это, оставить всё дерьмо, связанное с моим телом, я бы это сделал. — Он икнул. — Если бы я мог просто уйти от этого дерьма, я бы сделал это… большинство людей сделали бы это, ты не плохой, потому что большинство… — Роджер, — сказал Брайан с лёгким укором, когда случайные слезы Роджера превратились в более устойчивый поток. — Я не оставлю тебя. Если это твой окольный способ оставить меня, то пусть будет так, но… — Это не так, — прохрипел Роджер, — это не так, я люблю тебя… —Ладно, хорошо, — сказал Брайан, подавляя свои панические слова и протягивая руку, чтобы вытереть слёзы со щёк. — Я тоже тебя люблю, и жёлтая пресса этого не изменит. — Разве это дерьмо тебя не расстраивает, разве это… разве ты не на пределе своих возможностей? — Спросил Роджер. — Конечно, это меня расстраивает, — сказал Брайан. — Я, блядь, ненавижу это, я, блядь, едва могу больше выносить это дерьмо. Меня бесит, что каждое утро я беспокоюсь о том, что кто-то напечатал самые интимные подробности твоей жизни и дал им броский заголовок. Я ненавижу это, я ненавижу смотреть, как ты проходишь через это, но это не значит, что я брошу тебя из-за этого. Это пройдёт, всё это пройдёт и… — Но если это не прекратится… — Это прекратится, — сказал Брайан со смехом. — Я знаю тебя… ты справляешься с этим дольше, чем я. Но это не то же самое, что когда ты учился в школе. Это не. Ты попал в заголовки нескольких газет, но ты не член королевской семьи, ты не член парламента, ты не актёр, ты даже не вокалист, — добавил он с усмешкой, — ты барабанщик, и кто-то продал несколько твоих фотографий в платье для школьных танцев. Это не та история, которая будет продолжать продаваться в газетах. — Может быть, — сказал Роджер, смаргивая слёзы, оставшиеся на ресницах. — Но если это произойдёт… — Если это произойдёт, если каким-то чудом эта история окажется более интересной для британской общественности, чем распутная герцогиня или ядерная бомба, тогда мы разберемся с этим. — Брайан провёл рукой по волосам, играя с ними так, как нравилось Роджеру. — Если это будет слишком для группы, мы расформируемся, изменим название «Queen» и будем выпускать нашу музыку под каким-нибудь другим названием, даже на новом лейбле. Если это не собьёт их со следа, мы можем заняться другими вещами, Родж. Я наконец-то могу получить докторскую степень, ты можешь делать… всё, что тебе положено делать со степенью по биологии. Мы можем что-нибудь придумать. Мы можем уехать, спрятаться вместе, — он ухмыльнулся Роджеру, когда заметил первые признаки улыбки на его лице. — Я не могу этого сделать, — робко сказал Роджер. — Для тебя… для Фредди, для Джона, для любого из нас. Я не разрушаю ничьи мечты, потому что боюсь прессы. — Но ты можешь, если тебе нужно, если нам нужно, — сказал Брайан. — Деньги, образ жизни, этот дом — всё это прекрасно. Но я могу вернуться к жизни в старой заплесневелой квартире со сломанным отоплением, если эта жизнь всё ещё жизнь с тобой. Роджер уставился на него затуманенным слезами взором, протянул руку и схватился за пуговицы его рубашки. — Ты это серьёзно? Будешь ли ты иметь это в виду позже, если всё станет хуже? Честно. Стоит ли это того, чтобы быть, когда моё тело отличается во всех неправильных местах, и весь мир знает, и весь мир смотрит? — Роджер, — Брайан зачесал ему волосы назад, — я люблю тебя, а не того, кем, как ты думаешь, ты должен быть. Я… я не могу сказать этого достаточно. Я… — Брайан вздохнул, пристально посмотрел на Роджера и снова резко вдохнул. — Я приберегал это для ночи, когда мы могли бы выйти из дома, или, по крайней мере, мог бы сделать это в более романтической обстановке, но ты можешь услышать это и сейчас. — Услышать что? — Прохрипел Роджер. — Слушай, я… я ещё не получил кольцо или что-то в этом роде… — Кольцо? — Спросил Роджер, оживляясь. — Но я… ну, я хочу быть твоим мужем, и я хочу, чтобы ты был моим, — Брайан потянулся к руке Роджера, всё ещё сжимающей его рубашку, и позволил кончикам своих пальцев пробежаться по руке Роджера. — Я знаю, что это незаконно, я знаю, что это не официально, но это будет настоящий брак, даже если мы единственные, кто так думает. Я люблю тебя всего, даже те части, которые ты ненавидишь, и я хочу, чтобы ты знал, что я, — он прерывисто вдохнул, — я в этом надолго, и я действительно не могу доказать это ничем большим, чем это. Я надеюсь, этого достаточно. — Ты серьёзно, — сказал Роджер, и это был не вопрос, а просто его собственные мысли, пронёсшиеся в неверии. — Какая это была бы ужасная шутка, — засмеялся Брайан, на его лице всё ещё читалась тревога. — Ты, — Роджер прочистил горло, — должен встать на одно колено, я думаю. — У меня нет кольца, — смутился Брайан, — что я тебе подарю? — Просто сделай это, сделай это правильно, — сказал Роджер. — Ты и твоя драматургия, — вздохнул Брайан, опускаясь на одно колено и дотрагиваясь до руки Роджера. — Роджер… — Да, — слишком быстро ответил Роджер. — Ты не можешь заставить меня встать на колени, а потом не дать мне закончить… — Нет, могу, и да, я женюсь на тебе, — сказал Роджер. Он потянул Брайана за руку, заставляя его подняться на ноги, и прежде чем Брайан успел пожаловаться на то, что он слишком требователен к обслуживанию, он притянул его к себе для поцелуя, обвил руками его шею и наслаждался тем, как руки Брайана бегали вверх и вниз по его спине. Будет напечатано больше историй, больше смущающих подробностей, которые Роджер хотел бы похоронить глубоко в своей памяти, будут переданы общественности, их аудитории, Брайану. Появлялось всё больше фотографий, каждую из которых было труднее объяснить, чем предыдущую. И если их группа будет продолжать набирать обороты, у него не было сомнений, что за этим последуют новые истории, которые будут всплывать время от времени. Но то, как Брайан целовал его, целовал его тело и боготворил те его части, которые он всегда скрывал, успокоило его, успокоило его, заставило его больше, чем когда-либо, осознать, что у него есть Брайан. Несмотря ни на что, несмотря на заголовки, прессу или шумиху вокруг их лейбла, у него был Брайан, и Брайан хотел его. Всего его.