Ты здесь?

      Майский ветер теплый, пахнет цветением и проворно забирается за шиворот пиджака, мажа по коже. Я немного волнуюсь, стоя перед дверьми возвышающегося здания, и кажется, будто зажатая в руках книга не больше, чем плод моей собственной фантазии, разыгравшейся до столь нереальных масштабов. Прохожие снуют мимо, машины размеренно двигаются вдоль магистрали, а звук переговоров и вовсе становится белым шумом, заставляя волнение вальсировать под кожей. Рой мыслей, попытка взять себя в руки и неуверенный, но твердый шаг — проскальзываю внутрь, ловя взглядом фигуры собравшихся внутри.       Это моя первая встреча с читателями. И сердце, по правде говоря, меж пролетами ребер ходит буквально ходуном, заставляя вспотевшие ладони все время обтираться об ткань пиджака. Наверное, так и должно быть, но мысль об этом нисколько не успокаивает.       — Мисс Виардо! — окликают откуда-то сбоку. — Сюда, пожалуйста.       Невысокий мужчина в очках неожиданно поднимает руку, заставляя встретиться с ним взглядом. Темный костюм, мягкие черты лица и глаза, несмотря на диоптрии, отливающие карамелью цепко вылавливают мою фигуру. Я неловко пробираюсь к нему.       — Все уже собрались, — он ведет меня по длинному коридору, в котором солнечные лучи кажутся донельзя горячими и все такими же палящими. — Читательский зал забит подчистую. Невероятно! Книга и правда произвела фурор!       — Спасибо, — я улыбаюсь. — Вы читали?       — Признаться честно, я прошелся по тексту мельком. Не люблю романы, но… книга и правда кажется интересной. Будто настоящая история.       Я ничего ему не отвечаю, пряча улыбку за копной темных волос. Он бы навряд ли поверил, что история — не выдумка, а самая настоящая правда, которую изо дня в день я храню под собственным сердцем.       — Сюда, — мужчина пропускает меня внутрь. Зал, заполненный людьми, охает и наполняется аплодисментами. Прежде, чем скрыться восвояси, он добавляет: — Удачи.       И я благодарно киваю ему головой.       Высокий стул оказывается весьма неудобным. Читатели заинтересованно наблюдают за тем, как я раскрываю книгу и выдыхаю, собираясь с мыслями. Непривычно — видеть перед собой столько народу, но еще непривычный — больше не видеть среди них мертвых. И я не знаю: то ли благодарить судьбу за подобный подарок, то ли грустить от того, что с уходом Лео способности ушли вместе с ним. Но так, если быть честной, проще — теперь, когда мир перестал пестрить призраками, я чувствует себя иначе.       Непривычно. И в какой-то степени одиноко.       — Прежде, чем я зачитаю написанное вслух, мне бы хотелось сказать пару слов касательно самой книги. Возможно, это даст некоторые ответы на волнующие вас вопросы, а мне… мне даст возможность сказать о том, что до сих пор лежит на душе. Книга «Ты здесь?» — это не просто надуманная история любви, в которую хочется верить. Её финал трагичен, как и сам сюжет, в котором находятся герои. Она во многом открывает для нас с вами те моменты, о которых мы мало задумываемся. Принимать действительность — правильно, но иногда, оглядываясь на прожитые годы, я сожалею о том, что упускала столько всего, не замечая мелких деталей. Например, что тепло солнца — даже в знойную жару — согревает не только тело, но и душу. Что салат на обед такой же вкусный, как и любое другое блюдо, которым мы наслаждаемся. Что чьи-то объятия в один момент могут стать воспоминанием, а слова… имеют вескую силу. Как и каждое действие имеет последствия, независимо от того, на что оно может быть направлено. Научиться ценить моменты, научиться ценить жизнь — вот, что действительно важно. Это больше не повториться. Здесь никто, кроме вас самих, не сумеет помочь, каким бы кругом людей вы ни были окружены. Примите себя. Полюбите себя. И жизнь, уж поверьте, станет на несколько тонов ярче.       — Ваш персонаж неоднократно упоминает об этом, — раздается женский голос из зала. Я киваю.       — Да, таким образом он пытается донести свою мысль в массы. Сегодня у вас есть все, чем вы довольны, но миг — всего лишь миг — и этого может не стать. Конечно, я надеюсь, что у каждого из тех, кто ознакомился с книгой, не случится чего-то подобного. Моя мама всегда говорила, что прежде чем танцевать на собственных граблях нужно посмотреть на чужие и сделать выводы, но не многим из нас, признайтесь, хочется это делать. Набить собственные шишки куда интересней, — улыбка снова расчерчивает губы. Несколько долгих секунд перелистываю книгу, а затем опускаю глаза. — Да и от ошибок, увы, не сбежать, но… удар ведь можно минимизировать. Боль часто заставляет нас думать, что мы слабые. Но в боли куда больше силы, чем вы думаете. Боль — своеобразный толчок вперед, пережитый для того, чтобы чему-то научиться. Как и… встречи с теми, кто попадается на нашем жизненном пути. Что ж, долой лирическое отступление! Итак…       Я зачитываю очередной эпизод. Но мысли — будь они прокляты — вновь кружатся вокруг Лео. Я все еще помню, каким теплым и мягким он был — таким, каким я себе его и представляла. Что его прикосновения до сих пор выжигают на теле своеобразный след, который ничем теперь не сотрешь. Что дрожь, несмотря на горечь, которая собирается во рту только от одного его имени на языке, явственно бежит по позвоночнику в попытке вернуться в то мгновение умом. Его имя срывается в тишине каждую ночь, и я просыпаюсь, ощупывая то место, где он всегда был. Его глаза — горящие счастьем и любовью — как и прежде встречаются с моими, но только во снах. И это так реально. И больно. Слезы все время норовят собраться в уголках глаз, пускай и прошло уже достаточно времени с момента его ухода. И пусть повязанная на запястье лента совершенно не сочетается с моим белым костюмом, но она все еще согревает сердце теплящейся под изнанкой ребер надеждой.       Я помню, что нужно просить с умом. И потому прошу — каждый день, независимо от того, где нахожусь и о чем в этот момент думаю. А затем снова ищу его взглядом в каждом прохожем, веря, что это еще не конец. Что так просто ничего на свете закончится не может. Что мои просьбы — в тишину, шепотом или вскриком — обязательно будут услышаны.       Он все еще живет. Живет внутри. Там, где сердечный ритм нарушается лишь от одной мысли о парне, который перевернул всю мою жизнь на сто восемьдесят градусов. Четким образом, моей воспаленной фантазией, вырисовывающей его фигуру везде, где только можно. Боль от его потери все еще неизмеримо ноет, пульсирует, бьется. Она же вгрызается в кости, стоит мне снова вспомнить о том, когда он исчез. Что смотря на крошечный свет его души, оставивший тепло мимолетного и желанного прикосновения, казалось, будто весь мой мир рассыпался на части, стоило ему исчезнуть. Это не было похоже на безудержную боль, от которой горела каждая клетка тела, не было похоже на ощущение пустоты, что осталось пульсировать меж висками. Это ощущение было другим. Что-то вроде светлой тоски или грусти, которое даже сейчас сжимает ребра.       Отпускать тяжело. Очень-очень тяжело, ведь никто и никогда не восполнит ту горечь утраты, что пришлось пережить. Но он так хотел этого, что мне пришлось, ведь помимо эгоистичности собственных желаний, я больше всего ценила — и ценю — желания Лео, принимая их в попытке освободиться.       И знаю, что несмотря на то, что он никогда об этом не говорил — ему хотелось оставить память. Память, что важна сердцу, что заставляет меня двигаться дальше и жить, несмотря на то, что это слишком тяжело и порой невыносимо. Ему наверняка бы не понравилось, будь я снова на грани. Может, поэтому я сейчас здесь. С этой самой памятью, что все еще живет, но не просто в моей голове, а в руках. В ощущении шероховатых страниц, наполненными им — целиком и полностью — строками. В желании показать, каким чудесным он на самом деле был. Не только со мной рядом.       Книга, что сегодня украшает книжные полки — моя память о нем. Образ, что оживает в мыслях, ласковый голос в голове, которым я продолжаю читать те самые строчки, наблюдающие через воспоминания глаза, в которых я видела куда больше, чем он пытался показать. Лео все еще здесь, и я знаю, что это не просто чувство. Это куда больше.       Я пытаюсь сглотнуть ком, вставший поперек горла — очередная книга, что лежит на столе и которую нужно подписать, пестрит его именем. Лео словно смотрит на меня через ровный ряд букв, все еще улыбаясь той самой улыбкой, которую я так люблю. Бережно прохожусь по бумаге пальцами, понимая, что скучаю в этот момент больше, чем прежде. Мне все еще тяжело, удушливо, неимоверно тоскливо. Но так, наверное, к лучшему — единственное, чем я могу себя утешать и успокаивать. Он бы не хотел, чтобы я снова страдала, и эта мысль все еще теплым импульсом отдается где-то за изнанкой ребер.       Возможно, когда-нибудь будет легче. Наш дом стал одним огромным воспоминанием, что хранил в себе дорогие сердцу моменты. Трудно передать с какой болью в сердце мне давались изменения в нем. Рисунки, что пришлось унести в чулан; переклейка обоев со звездами, последнее касание того самого жирафа… перестановка за перестановкой. Я сделала все, чтобы перемены помогли справиться с утратой.       Но отпустить его так и не смогла. До сих пор.       Потому что это слишком сложно. И слишком здесь не преувеличение, слишком — факт. Как вообще можно заставить себя вновь вернуться к обыденной жизни, когда каждый угол все еще помнит его призрачную тень? Я не знаю ответа. Не знаю, когда это пройдет и пройдет ли. Но сейчас мне легко. Смотреть, дышать, думать, вспоминать. Потому что я все еще верю, жду чего-то, не теряя надежды. Я двигаюсь дальше, храня то тепло, что он подарил мне за целый год нашего совместного существования рядом.       Так странно. Я ведь никогда не думала, что действительно смогу полюбить. Полюбить не человека, а душу, материю, докоснуться которой сумела лишь на краткий миг. Не верила в любовь, тем более в платоническую. Появление Лео рассеяло много всего. Будто среди серости проявились отблески солнечных лучей, нашедших выход из-под сгущающихся туч. Он просто был. Говорил, смотрел, существовал рядом, но так просто сумел дотронуться до моей души, заставив почувствовать себя по-настоящему живой.       За этими мыслями я даже не замечаю, как мероприятие подходит к концу. Рука слегка подрагивает, пальцы проходятся по очередной обложке издания, и я с улыбкой расписываюсь на последнем за сегодня экземпляре, благодаря каждого пришедшего читателя за встречу.       Хороший день, — думается мне. Он почти такой же теплый и солнечный, как и там — в домике у моря. Под шум родных волн, под мурчание Мисси — кошки, что до сих пор живет в нашем доме — и под успокаивающий голос Лео, что оживает в сознании.       Я покидаю здание со счастливой улыбкой на лице. Солнце припекает кожу, ветер все также неустанно играется с волосами. Ближе к середине улицы пахнет кофе, и останавливаюсь, собираясь зайти за латте, чтобы после отправиться куда-нибудь в парк — сидеть дома совершенно не хочется.       Взгляд скользит по каждому из прохожих. Все они разные; спешат по своим делам, переговариваются, смеются. Я их не люблю, но в это самое мгновение наслаждаюсь тем, как они проносятся мимо и не обращают на меня никакого внимания. Среди них — незапоминающихся толком — взгляд неосознанно цепляется за высокую фигуру. Воздух, что наполнял легкие, со свистом их покидает — новый вдох дается тяжело, застревает в горле и заставляет сердце на секунду сжаться.       Светлые волосы, что переливаются золотом, подобно колосьям ржи. Широкие плечи, белоснежная футболка, все тот же курносый нос. Он склоняется к кусту в парке, находящимся напротив, и будто бы что-то там ищет — белоснежная лилия в его руке выглядит до боли красиво.       Кто-то с силой врезается в плечо. Мне едва удается удержать равновесие, и я силюсь не упасть. Туфли словно пускают корни в мостовую. В висках только и отбивает набат сердца, под который гул мыслей моментально стихает.       — Лео? — соскальзывает с губ неосознанно.       Я делаю неуверенный шаг, затем еще один и еще, до тех пор, пока ходьба не переходит на бег.       — Лео!       Он оборачивается. Высокий, почти те же глаза, что напоминают выбрасывающиеся на берег волны. Машины сигналят мне, но я не обращаю внимания, перебегая дорогу в надежде, что это он. И мне кажется, что я задыхаюсь — морской бриз фантомном проникает в легкие и они горят, будто кто-то залил туда керосина и поднес спичку. Пальцы невольно холодеют. Дрожь, сотрясая буквально все тело, тянет за собой озноб — я чувствую, как глаза начинает привычно щипать.       — Простите? — он вздергивает бровь, стоит мне оказаться рядом. — Мы знакомы?       Слеза предательски обжигает щеку, и сорвавшийся с губ смешок переходит в смущенную и глупую улыбку.       — Нет, — качаю головой, ощущая себя самой глупой на свете, — вы просто… очень похожи на одного человека. Простите.       Незнакомец улыбается в ответ. Мир, собравшийся из осколков воедино, вновь разбивается об реальность, разрезая плоть на куски — во мне, кроме старых шрамов, кажется, уже ничего живого. Я думаю, что это абсурд, плевок в лицо, когда всем сердцем желаешь хотя бы на секунду увидеть того самого человека, но не можешь. Жизнь ведь не чертова сказка с волшебным перерождением или переселением душ.       Он похож, несомненно. Молодой, симпатичный, с мягкими чертами лица, с выступающими веснушками на носу и теплой улыбкой, из-за которой видны ямочки. Но это не Лео. И мне становиться горько, противно от самой себя — я ведь на миг подумала, что мир действительно слышит. Что мир — со всем плохим и хорошим — наконец подарит мне шанс найти того, кого я уже однажды потеряла.       Ты ведь не в книге! Очнись!       — Не переживайте, все в порядке. Вы…       — Айви, — спешно смахиваю слезу лацканом пиджака, не заботясь о том, что там могут остаться следы, — меня зовут Айви.       Незнакомец неожиданно протягивает руку.       Горячая, — думаю я, дотрагиваясь до его ладони.       — Приятно познакомиться, Айви.       — И мне…       — Лео, — он смеется. — Хотя, вы и так, видимо, в курсе.       Вокруг все резко затихает. Будто кто-то выключает шум, доносящийся со всех сторон, кнопкой от телевизора. Молчание меж нами ощутимо покалывает кожу, теряясь в уголках его легкой улыбки. Слова же теряются где-то в бешенном потоке мыслей, в отчаянном и громком метании мышечного органа в груди, что никак не может успокоиться. Так не бывает.       Это нереально.       — Notre jour viendra car il vaut mieux attendre que se precipitér. Je me souviens.       — Правильно précipiter, — поправляет он. Я смеюсь, закрывая рукой рот, из которого наружу пытаются вырваться всхлипы — слезы новым потоком обжигают лицо. — Все в порядке?       — Да, — киваю я. — Теперь все… в полном порядке. Будет ли с моей стороны наглостью угостить вас чашкой кофе?       Он несмело заглядывает мне в глаза и чешет загривок, улыбаясь настолько смущенно, что краснеют кончики ушей. Я замираю на выдохе — боюсь, что откажется или посчитает меня странной. Кровь в жилах застывает в сладостном ожидании.       И обжигает еще сильней, когда он, одаривая меня белозубой улыбкой, протягивает:       — Почему бы и нет?