Try to hold on to you

Был уже очень поздний вечер (хотя, скорее, даже ночь), все члены группы отдыхали после продолжительной серии репетиций. Мёрдок развалился, полулёжа сидя на диване, и закинул руки на плечи ТуДи. Прямо перед ними работал телевизор, освещавший тёмную комнату, но никто из присутствующих даже не заострял своё внимание на происходящее по ту сторону экрана. Оба смотрели куда-то вдаль, будто были погружены глубоко в свои мысли. Внезапно басист нахмурился и притянул другого мужчину как можно ближе к себе, заключая его в гораздо более крепкие объятия. Не ожидая каких-либо действий, Стю взволнованно посмотрел на старшего. — Хэй, Мёдс, — сказал он, оборачиваясь. В ответ ему раздался лишь такой же тихий вопросительный хмык. — Всё в порядке? — Ага. Пот тоже стал серьёзнее. — Нет, не в порядке. Я же вижу, — он замолчал, после чего устало склонил голову и положил её на плечо сидящего рядом. Через пару мгновений тишины он продолжил: — ты говорил мне не держать то, что меня беспокоит, внутри и обязательно рассказывать это хотя бы кому-нибудь, а сейчас ты делаешь буквально то же самое, но ровно наоборот. Сатанист совершенно не знал, что ему ответить. На трезвую голову думалось очень легко и тревожно, да так, что в голову лезли совершенно мерзкие мысли и грустные сценарии событий, которые, вероятно, никогда не произойдут. Он вспоминал, каким человек был совсем недавно. Ему было мерзко от своего поведения в прошлом, мерзко от своего отношения к самым близким для него людей всего пару лет назад. — Не хочу загружать тебя своим дерьмом, птенчик, — выдал он, — да и к тому же, у меня есть на это свои причины. — Если ты уже планируешь провести ближайшую ночь в отъезде с одной из «девочек», то просто помни, что я очень сильно на тебя обижусь. «Ни за что на свете,» — пронеслось в голове Никкалса. Он действительно не собирался так запросто терять солнце, которое наконец оказалось в его сумке, и ни за что в жизни не сказал бы этого вслух. Ну, только если бы снова стал через чур разговорчивым и эмоциональным, когда напьётся. — Не планирую. Обещаю. Они снова уставились пустыми взглядами сквозь телевизор, на котором мелькали то ведущие новостей, то улицы каких-то городов. — Ты же знаешь, что я не отлипну, пока ты не расскажешь, что тебя гложет. Мёрдок утвердительно кивнул. — Знаешь, что больше всего меня поражает? — старший посчитал вопрос риторическим, поэтому после этих слов внимательно посмотрел на вокалиста. — Ты заставляешь меня быть более открытым, когда мы уединяемся, говоришь, что нужно принимать свои естественные потребности и удовлетворять их. Но мне кажется ты забываешь, что общение и здоровая менталка — тоже естественные потребности. Мужчина продолжал игнорирующие молчать. — Значит так! — взъелся было младший, — либо ты прямо сейчас рассказываешь мне то, что ты отказываешься говорить по какой-то очевидно дурацкой причине, либо… либо… либо я на тебя обижусь. — Угроза не сработала. Старший уже так привык, что ТуДи обижается, что обычно буквально пропускает это мимо ушей (однако же это далеко не значит, что ему абсолютно наплевать), но сейчас почему-то эти слова надавили на что-то больное. — Значит… я буду спать в своей комнате, совсем один, без тебя, пока ты не соизво… — Хватит! — вдруг рыкнул Мёрдок. — Великий Сатана, ты всё трещишь и трещишь, я точно помню, что ты не был таким разговорчивым до сегодняшнего дня. Закончив свою гневную тираду, Никкалс посмотрел на Стю и заметил на его лице очень жалобное выражение, будто тот сейчас расплачется. — Ладно-ладно, извини, — он поцеловал младшего в лоб, — просто… Очень долгое время всем было плевать, о чём я думаю и о чём переживаю. Певец утвердительно кивнул в ответ, а потом, немного подумав, сказал: — Но и тебе тоже было всё равно на мнение окружающих. — Не правда, — уж кому-кому, но точно не басисту было плевать на то, что говорят ему люди, ведь именно из-за этого он ненавидит себя уже долгое время. — В любом случае, не переводи тему. Я трезвый. Пот снова кивнул в подтверждение слов Мёрдока, пробубнил «хорошо» и улёгся обратно на тёплое тело, готовясь слушать о том, что творится на душе у мужчины. — Просто… Мне всегда кажется, что нас разлучат, так, как это было после пропажи Нудл или после нападения ссаных пиратов. Вдруг меня снова посадят? Ты, наверное, снова запишешь какой-нибудь альбомчик, пользуясь тем, что меня нет поблизости. — «The Now Now» был для тебя, Мёдс, — ТуДи был вынужден это сказать, потому что для него «The Now Now» не был очередным обычным альбомом, это была огромная творческая работа, в которую были вложены все чувства и переживания вокалиста. — Я… Я думал, что ты сразу это поймёшь, а ты вышел и начал отчитывать меня. — Да, мой промах. Прости. Они снова помолчали. — «Plastic beach» был для тебя. Эти слова заставили всё внутри Стю перевернуться: он почувствовал неумалимую грусть, злость, раздражение и безграничное счастье с радостью одновременно. Всё те треки всё это время были посвящены ему… Почему же он молчал? — Ты… Ты шутишь. Чел, почему ты не говорил это раньше? — Ты сейчас оборжёшься, — сказал в ответ Мёрдок, иронично ухмыляясь, — но я тоже думал, что ты сразу поймёшь. И Пот действительно рассмеялся. — Так… О чём ты думал только что?.. — О том, какой же я мудак. — Если ты действительно переживаешь из-за этого, Мёдс, то я реально думаю, что тебе стоит расслабиться. Ты… очень изменился за последнее время. Чёрт, да ты даже материться стал меньше! — Да ну, — неверяще протянул он, почесав подбородок, — пиздишь. В этот же момент оба мужчины звонко рассмеялись. — Я… Думал о том, что вы такие… не злопамятные. Тудс, я насильно держал тебя в ебучем подвале с единственным видом из окна, и то на кита, которого ты до усрачки боялся, и мучал тебя чуть ли не ежедневно, а сейчас охотно подставляешься под мои руки. Проанализировав чужие слова, певец призадумался. Он действительно не знал, что ответить. Что двигало им, когда он даже плана побега в те времена не планировал? Он просто спокойно сидел в своей комнате, трясся от страха и ждал, когда его снова попросят спеть для очередной песни. — Я думаю, я уже тогда что-то чувствовал к тебе, но не понимал этого, — неожиданно даже для себя, сказал ТуДи. — Это всё ещё не повод терпеть всратые выходки какого-то проехавшего деда. Некоторое время Пот размышлял, как бы пошутить над тем, что Никкалс считал себя стариком уже в сорок, но не успел он вставить свою шутку, как старший продолжил: — Я просто… Не знаю, как вы все терпели меня. Мне… Мне почему-то кажется, что в один момент ты просто уйдёшь. Я, кажется, уже говорил, что, ну… Мне было страшно, что ты умер после того, как мы свалили с пластикового пляжа. И я боюсь, что это повторится снова. На душе у ТуДи потеплело. То, что только что сказал Мёрдок, было таким искренним и согревающим. С того странного признания в автобусе сатанист больше не говорил о своей любви к младшему, но сейчас Стю-Пот был уверен: это было ещё одно признание. Но ему всё ещё казалось странным, что в ответ на «я тебя люблю» ТуДи получал только страстные поцелуи и комплименты о том, какой он прекрасный. — Почему ты не говоришь, что любишь меня? Басист с удивлением посмотрел на сидящего рядом мужчину. — Я думал, одного признания будет достаточно. Если что-то поменяется, ты узнаешь об этом первым, поверь, — он выглядел так, будто говорил прописную истину, — но если ты хочешь, я буду напоминать тебе чаще. Стю заулыбался. Настроение его с отметки «ниже плинтуса» вновь поднялось до «невероятно счастлив». Ему захотелось зацеловать Мёрдока до потери пульса, может, даже сотворить нечто более грязное, а потом долго-долго обнимать его и вдыхать его запах. — Я не уйду, честное слово. Только если ты пообещаешь тоже. Без сопротивления и задержки Никкалс счастливо прохрипел: — Обещаю.