* * *
После завтрака нам пора было выходить на работу. Было назначено — боже, как раздражает это слово, — что мы не помним ни названия места, куда мы едем, ни дороги к нему. Я только знал, на каком поезде мы едем, — а Эмрис помнил, на какой остановке нам выходить. Я помнил, по какой улице нам идти, а Эмрис знал, в какую сторону. Я веду к тому, что друг без друга нам бы пришлось очень тяжело. Пока мы едем, он беззаботно досыпает оставшийся час, а я украдкой любуюсь его лицом. Мы были (да, верно) — назначены — братьями: я старшим, а он младшим. До сих пор никак не возьму в толк, чем двадцатилетний светловолосый красавец напоминает лысого тридцатилетнего мужика с сединой в бороде, но люди говорят, что мы очень похожи. Наверное, им виднее? Солнце в этот день особенно яркое, и оно очень мешает Эмрису спать. Он недовольно фыркает и старается спрятаться от него, но оно всё равно назойливо лезет прямо в окно. В итоге он всё же сдаётся и приоткрывает глаза, а я мгновенно делаю вид, что всё это время разглядывал городские пейзажи. Эмрис легко касается пальцами своего предплечья, а я слышу тихий, еле уловимый звон. Я знаю, что сейчас прямо перед его глазами появился полупрозрачный, видимый одному лишь ему, экран. Самая обыденная техномагия, и не особенно ресурсоёмкая — для часа пролистывания новостей достаточно съесть всего лишь два небольших яблока. — О, — вдруг говорит он, — Рециния объявила Штатам войну. — Что-то не очень удивлён, — пожал я плечами. — Стоило бы ожидать. — Да, да, — немного раздражённо отмахивается он рукой, — но всё же как-то… — Не по себе? Кажется неправильным? — Ага, — он чуть помедлил и тихо вздохнул. — Где-то так, да.* * *
Когда я подхожу к проходной, мне становится очень неуютно. Это чувство возникает каждый раз; Эмрис его, похоже, не ощущает — и слава богу. Я первым прохожу через большой сканер — а затем и он. Пару мгновений в голове жуткий кавардак, а потом всё резко проясняется. Этот сканер же был построен по моему проекту, да и не сканер это вовсе, а… — Ваше имя! — прерывает мои размышления охранник с очень угрюмым лицом. — Денез Тревидик, — быстро рапортую я. — Глава отдела исследований биомагических ресурсов, свидетельство — в локтевом суставе правой руки. — Проходите, — кивает он. Эмрис, к которому подошёл другой человек, уже тоже представился. — Идём, напарник? Эмрис был назначен — нет, теперь уже в нормальном смысле — моим телохранителем почти три года назад. Я долго противился этому, спорил и скандалил… до тех пор, пока не увидел его в деле. Управляться с оружием я и сам умею, но то, что творил этот парень, казалось просто невероятным. Он будто был создан для того, чтобы бегать, прыгать, стрелять, убивать и ломать шеи. Сперва, буду честен, я даже немного испугался — уж точно не такого ожидал, увидев впервые его улыбчивое лицо. Тем страннее было то, как он ко мне относился. Поначалу мы, ясное дело, не доверяли друг другу, потом — постоянно спорили из-за всякой чепухи, но… с ним всегда было на удивление легко и приятно. Прошло ещё немного времени — и он начал прислушиваться к моему мнению и решениям, и сам даже порой стал спрашивать моего совета. Он как будто действительно решил, что у него появился старший брат; это произошло ещё до того, когда нам были назначены легенды. Странно, непонятно, неестественно и совершенно неочевидно. Он же стал для меня кем-то намного бóльшим. Наверное, так обычно и бывает, когда проводишь с человеком почти всё время — разве что спишь в разных кроватях — но я всё равно долго себе в этом не признавался. А потом сдался. Мне в нём нравилось решительно всё: чувство юмора, низкий голос, сильные руки… список я мог бы продолжать, но смысл понятен и так. Очень страшно как-то проколоться и выдать себя. До чёртиков. Теперь мы с ним идём по длинной веренице коридоров. Правительство бы все локти себе пооткусывало, чтобы выяснить, где мы работаем; даже сейчас я точно не могу сказать, где расположено это место, но точно помню, что прямо у них под носом. — Доброе утро, ребята! — Привет, Денез! Привет, Эмрис! — нестройно загудели мои подопечные. — Ну что, Ева, — улыбаюсь я, — как там у тебя дела с твоими свинками? Она тяжело вздыхает, а потом начинает сбивчиво тараторить. Если опустить детали эксперимента, то результат примерно такой же, как всегда: магия, питаемая ресурсами грызунов, работает плохо или не работает вообще. Я киваю в ответ и начинаю опрашивать всех остальных. Лучшие результаты показывают животные с более высоким интеллектом: собаки, шимпанзе и, внезапно, врановые. Я всё мечтаю, что к нам в руки попадёт дельфин, чтобы мы испробовали и его, но они — увы — были почти истреблены человечеством. А дальше начинается рутинный, но тем не менее интересный день. Мы с ребятами проводим небольшое совещание, набрасываем план действий на сегодня (Эмрис всё это время стоит у меня за спиной и безмятежно смотрит вдаль), и приступаем к работе. За эти три-четыре года мы уже добились очень значительных результатов, но они всё ещё недостаточно хороши. Будем пробовать дальше — а что остаётся?* * *
Куда-то убегают секунды, минуты и часы. Я мысленно благодарю всех известных мне богов за то, что сегодня не нужно прерывать работу, чтобы куда-то ехать, — а там наверняка и шкериться где-то по подворотням, а если совсем не повезёт — стрелять в живых существ. Я как-то раз вдруг подумал, что вот Эмрису-то наверняка должно такое нравиться — но нет. Ему тоже претит убивать людей. Ко мне забегает Жан — этот невысокий полноватый мужичок заведует отделом информационной безопасности. Он улыбается, но я даже с закрытыми глазами ощущаю его тревогу. Он машет рукой — а я киваю ему, качаю головой Эмрису — и выхожу. — У меня для тебя не самая приятная новость, — говорит он, когда мы заходим в место, где людей вовсе нет. — Она связана с твоим телохранителем. — Ну? — делано напрягаюсь я. — У нас появились сведения, что… он может работать на правительство. Я резко придвигаюсь к Жану и хватаю его за грудки. На самом деле мне сейчас больше всего хочется рассмеяться — но из образа выходить нельзя. Никак. — Что ты сказал? — угрожающе шиплю я. — То, что ты слышал, — ровно, без тени испуга на лице, отвечает он. — Отпусти меня и приди в себя — всё очень серьёзно. Я нехотя отодвигаюсь и начинаю слушать его. Что-то про информацию от агентов, что его заметили там, там и сям… О, если бы он знал, что знаю я, то сам бы сейчас умолк, а потом расхохотался во всё горло — но сейчас об этом никто не должен знать. В особенности — он. Он заканчивает рассказывать и выжидающе смотрит на меня. Я резко киваю. — Ладно, Жан, — изображаю кривую улыбку. — Я разберусь с этим. Ты больше никому не говорил? — Нет, — так же кивает он. — Иначе пойдут ненужные слухи. — Спасибо, — хлопаю я его по плечу. — И прости за… Он лишь машет рукой, разворачивается и уходит прочь по коридору. Я пару мгновений слежу за ним, а потом ухожу и сам.* * *
У меня сегодня не так много времени, чтобы этим заниматься, потому лучше помозгую об этом дома. Жан точно не предатель — его наверняка дезинформировал кто-то из подчинённых. Может, даже и не намеренно; в любом случае, нужно будет разобраться с этим вопросом на днях. Надеюсь, что обойдётся без лишнего кровопролития, как… в прошлый раз. Ближе к вечеру я отправляю запрос на частичное сохранение памяти — мне и Эмрису. Не проходит и минуты, как его подтверждают; у меня, впрочем, у самого тоже есть полномочия это делать, но в таком деле лишние небольшие формальности точно не повредят. Когда мы вдвоём проходим через проходную и отдаляемся от здания на несколько сотен метров, то мгновенно забываем, откуда пришли. По крайней мере, дорога к дому и его адрес в памяти у нас остаются всегда. — Может, прогуляемся немного пешком? — предлагаю я Эмрису. — Устал уже трястись в этих поездах. — Абсолютно подтверждаю, — отвечает он. Мы идём по широкой улице, а по обе стороны от неё вверх тянутся десятки небоскрёбов причудливых и разнообразных форм. Город, в котором мы живём, киберпанковый настолько, что иногда становится немного неуютно: как будто попал в какую-то старую игру из начала двадцать первого века. Впрочем, мне здесь нравится; это странно, наверное, но металл, гул человеческих голосов и транспорта я бы никогда не променял на зелёные леса с щебетом птиц под высоким небом. Эмрис что-то бормочет себе под нос, а потом начинает говорить громче. Я прислушиваюсь — и не могу сдержать улыбки. — I walk through the long schoolroom questioning; A kind old nun in a white hood replies; The children learn to cipher and to sing, To study reading-books and history, — To cut and sew, be neat in everything, — подхватываю я, — in the best modern way. The children's eyes in momentary wonder stare upon a thirty-year-old smiling public man. Эмрис хмурится, а потом счастливо и негромко смеётся. Я тоже продолжаю улыбаться: герою Йейтса в этом стихотворении, конечно, шестьдесят — но и тридцатилетний я туда вписываюсь тоже очень неплохо.* * *
На ужин я жарю картошку с грибами, а в холодильнике ещё лежат остатки позапозавчерашнего шашлыка — они вряд ли успели испортиться за это время. Эмрис сидит на диване и подкручивает анкерный стержень на своей гитаре: за последнюю неделю погода сильно поменялась, и даже я вижу, что от жары и влажности её гриф очень изогнулся. За ужином мы разговариваем о какой-то ерунде и традиционно ставим на фон второй скрипичный концерт Баха — он усиливает аппетит и делает даже простую еду изысканной. Солнце уже давно зашло, а потому сразу после приёма пищи надо бы идти в душ и ложиться спать. Завтра наш рабочий день покороче, и мы должны — очень надеюсь — успеть позаниматься в тренажёрке. Он моется первым, а я иду за ним. Когда выхожу из кабинки и становлюсь перед зеркалом, чтобы почистить зубы, грустно вздыхаю — мешки под глазами у лица в стекле совсем посинели, а морщины обозначились ещё резче. Мне не очень хочется смотреть на него, потому я отхожу в сторону. Когда же выхожу, сразу озадаченно чешу в затылке: Эмрис почему-то не стелет себе на диване, как обычно, а сидит на самом краешке моей кровати и смущённо смотрит на меня. — Слушай, Денез, — его уши начинают гореть, — а ты не будешь против, если я… ну — мы — в одной постели… — Да нет, — пожимаю я плечами, — на здоровье. А с чего вдруг? Я очень надеюсь, что он не слышит биения моего сердца. — Мы же как бы братья, да? — сразу же веселеет он. — А братья должны хоть раз в жизни провести ночь в одной кровати! Я только смеюсь и киваю. Он сразу же залезает под одеяло, а я выключаю свет и ложусь рядом с ним. В моей голове крутится сразу сотня разных мыслей. Я пытаюсь осмыслить хотя бы одну из них, а потом просто вздыхаю. «Будь, что будет», — говорю я себе — и осторожно прижимаюсь к его спине, приобнимая рукой за плечо. Я не вижу, но чувствую — он улыбается и сразу же закрывает глаза. От его кожи пахнет теплом и человеком. Настоящим — человеком. Он засыпает очень быстро, а меня снова одолевает бессонница. Я лежу и жду, пока его дыхание выровняется, а потом осторожно соскальзываю с кровати — только бы не потревожить. Обхожу и смотрю прямо на его лицо — оно сейчас безмятежно и умиротворено, как у самого обычного ребёнка. Я осторожно наклоняюсь и касаюсь губами лба. Если бы это сделал кто-то другой, то наверняка бы сразу получил кулаком прямо под дых — но он доверяет мне даже во сне, а потому просто недовольно хмурится и что-то тихо бормочет. Я улыбаюсь, отхожу от него и поворачиваюсь к окну. За ним горят, переливаются и искрят разноцветные огни — и быстро-быстро летят куда-то вдаль. Эмрис начинает негромко похрапывать — а я грустно качаю головой и в который раз касаюсь своей металлической ноги. Никогда бы в жизни он не смог предать меня — я знаю это совершенно точно. Ведь это я его создал.