***
Christina Aguilera — Hurt — Ты посмел пойти не против Тёмного Лорда, — Люциус практически шипел, в гневе сжимая зубы, — ты пошёл против устоев семьи, много веков назад установленных нашим родом. — Что делал и ты, всё это время предавая людей, которые входили в твоё ближнее окружение, — Драко вздёрнул подбородок, чтобы от его взгляда не укрылась ни одна эмоция, проскальзывающая на лице отца. — Последнее, что я мог сделать, это оставить свою семью, отправляя её на верную смерть... После только что услышанных слов хотелось истерически рассмеяться, не сомневаясь, что произнесённое ранее высказывание было лишь плодом его воображения. Семья. Наверное, если бы у Драко однажды попросили дать определение этому термину, он бы сделал тысячу ошибок, как первокурсник, не разбирающийся в конкретной теме. И если данное понятие включало в себя бесконечную ругань, перемешивающуюся со звоном битого хрусталя, и слёзы матери, которая прятала сына под кроватью, чтобы тот не получил очередное наказание от отца, то Драко определённо знал, что включает в себя слово семья. Наблюдая за друзьями, выросшими практически в идентичной среде, у него не возникало даже сомнений в том, что, оказывается, могло быть как-то по-другому. Что запрещённые заклятия, испытываемые на нём, когда ему только исполнилось двенадцать, являются нормой, точно как и рванные платья матери, которая, тихо выходя из отцовского кабинета, со всех ног бросалась в самую ближайшую ванную комнату. Драко помнил своё детство отрывками, словно чёрные вспышки, перекрывающие яркий свет, так отчаянно желавший пробиться к нему в комнату. Это были бесконечные приёмы и удары тростью по спине при уважаемых гостях, которые смотрели на него, как на вещь, которой нужно было дать правильную цену на аукционе. И постоянные слова: «Семья», «Фамилия», «Род Малфоев», «Ты должен испытывать гордость...», заставляли Драко испытывать исключительно ненависть, зачастую отдающую животным страхом, которую так отчаянно нужно было держать в себе. Раны, оставшиеся на коже после каждого разговора с отцом, были ничем по сравнению с ядом, насквозь пропитавшим его организм без возможности когда-либо вывести тот наружу. Ещё не имея не малейшего понятия о своей судьбе и том, что внутри него скрывалась часть души самого тёмного волшебника последнего столетия, Драко рос с чётким осознанием: целью его рождения изначально являлась смерть. И Люциус Малфой был первым человеком, который отправил бы его с ножом на любую перестрелку, в надежде, что тот не вернётся оттуда живым. — Если ты думаешь, что Лорд не знает о каждом предательстве совершённом тобой на протяжении последних месяцев, то ты ещё более безрассудный, чем мне хотелось верить до этого, — его рот скривился в презрении, и он даже не делал лишнего шага, будто испытывая неприязнь, находясь рядом с собственным сыном. — Неужели за такое количество времени ты ещё не понял, что мне наплевать. — Плевать на себя, на мать... — Ты разрушил Нарциссе жизнь в тот день, когда на твоей руке появилась Чёрная метка. — Не нужно делать вид, что у тебя нет человека, которому ты не отравляешь каждый грёбанный день просто находясь рядом, — хриплый смех, больше похожий на приступ сумасшедшего, эхом разлетелся по пространству, где до этого стояла практически мёртвая тишина. Слышать это было невыносимо. Будто все звери, до этого спящие глубоко внутри, разом вставали на дыбы, пытаясь вырваться наружу, разорвав при этом каждый жизненно важный орган. Драко не понимал, для чего произошла эта встреча, которая уже никогда не должна была состояться в их жизнях? Почему снова, когда человек, предававший его из раза в раз, только позвал его на разговор, и Малфой снова поверил в то, что это сможет как-то помочь им в дальнейшем? Что он узнает какую-то информацию и вернётся в их укрытие с решениями, которые дадут им фору в этой войне. Всё это было одной сплошной ложью, такой гнилой, что, казалось, можно было выблевать каждый орган лишь от тех слов, которые друг за другом сейчас сотрясали морозный воздух. — Отличие заключается в том, что если бы я даже захотел, я просто не смог бы этого сделать. Это было признание, первое из тех, которое он смог произнести вслух. Наверное, было стыдно осознать, что смелости на это хватило только в момент, когда на тебя направлена палочка, и в любую секунду могло случиться что-то совершенно непоправимое. — Я не научил тебя делать правильный выбор. — Ты научил лишь тому, что главная опасность всегда будет исходить от самых близких людей. Люциус ухмыльнулся, делая шаг вперёд, так что палочка Драко практически упёрлась в его грудь. — Сейчас ты, кажется, сам дал ответ на вопрос, который никак не осмеливался произнести вслух. — Не смей даже делать намёки... — Если встанет вопрос, кто должен будет умереть... — Закрой... — Неужели чужая никчёмная жизнь будет выше твоей? — Ты даже не имеешь понятия, о чём сейчас говоришь! Повисло такое напряжение, что если бы где-то рядом стоял стеклянный сосуд, хватило бы секунды, чтобы осколки разлетелись по ближайшей окрестности. — Земля на её могиле до конца дней останется грязью, прилипшей к твоим ботинкам. — Авада Кедавра. Слова, несущие за собой смерть, так внезапно сорвались с его языка, что на мгновение показалось, словно зелёный луч застыл в воздухе, давая секунду на осознание совершённого только что действия. Это больше походило на иллюзию, которую Малфой видел перед своими глазами в моменты, когда они с одногруппниками пробовали запрещённые зелья — то, что якобы происходит на самом деле, но никак не может являться правдой. Он даже не подошёл к телу, продолжая стоять с вытянутой палочкой, не опуская головы, краем глаза только замечая блеск серебряных запонок, которые всегда переливались, попадая на яркое солнце. И прежде чем аппарировать в ближайшее место, которое могло позволить ему расстояние, — совершенно не понимая, что несколько минут назад он своими же руками воплотил ужасную мечту, закрадывающуюся в мыслях с самого детства — Драко подумал, что это был самый солнечный день, который ему доводилось видеть за последние несколько месяцев. И это было очередным доказательством, что если бы эмоции когда-то можно было раскрасить в разные цвета, то ненависть была бы самой яркой из всей представленной палитры.***
— Я был рождён для того, чтобы умереть, — Малфой ещё раз повторил эту фразу после долгого молчания, не обращая внимание на то, что Гермиона передвинулась, теперь расположившись прямо перед ним. Ей хотелось наброситься на него, ударить со всей силы, что он осмелился даже подумать об этом, не говоря уже о том, чтобы произнести эти слова вслух. Всё время, пока он молчал, она пыталась понять, что могло бы привести слизеринца в себя —любое глупое действие, которое могло забрать хотя бы немного внимания от тех мыслей, которые сейчас сжирали его изнутри. Demi Lovato — Stone Cold Подождав ещё несколько минут, девушка потянула его на себя, сначала совсем легко, не вызывая ответной реакции. Сжав руку чуть сильнее, Гермиона дёрнула ткань закатанной рубашки, давая понять, что просит слизеринца подняться, не решаясь произнести это желание вслух. Он слегка качнул головой, показывая отрицание всего, что она хотела сделать в этот момент. Не сдаваясь, Гермиона дёрнула ещё сильнее, и, произнеся что-то невнятное, Драко оттолкнулся от дивана, ведомый движениями гриффиндорки, которые сейчас не имел желания контролировать. Слизеринец поднялся настолько неуверенно, что Гермионе показалось, будто Малфой может свалиться в следующий момент, непроизвольно потянув её за собой. Он плохо держался на ногах, и ей пришлось опустить одну руку на его поясницу, придерживая тяжёлое мужское тело. Это позволило сделать ему ещё один шаг, пытаясь понять, есть ли последовательность в её хаотичных движениях, которые она наперевес с ним, пыталась совершить. В следующую секунду они синхронно двинулись друг другу навстречу, и она почувствовала, как крепкая грудь столкнулась с её хрупким телом, практически впечатывая в себя. Он замер, будто ожидая дальнейших действий, продолжая полностью отдавать контроль в её руки. Ей казалось, что Драко до сих пор не понимает, что именно она задумала, поэтому Гермиона медленно провела пальцами по предплечью, поднимаясь всё выше и разглаживая мятую ткань, на которой виднелось множество пятен от какой-то грязи. Когда пальцы добрались до мужской шеи, она слегка обвила ту рукой, наклоняя его голову так, чтобы сократить сантиметры, ещё существующие между ними. Ей хотелось иметь способность вытянуть всё, сидящее сейчас глубоко внутри, разгладить морщины на сильно напряжённом лбу и успокоить плечи, которые всё ещё содрогались после всего, что он ей рассказал несколько минут назад. Лёгкое движение в сторону, переступая с ноги на ногу, слегка запрокидывая голову в бок, чтобы проследить за лицом парня, который отвернулся от неё, машинально перебирая ногами, чтобы не сбиться с такта, который она пыталась задать. На пятом шаге Гермиона почувствовала, как мужская рука, до этого безвольно болтающаяся вдоль тела, поднялась к её талии, крепко сжимая ту и сминая ткань кофты, в которую она была одета этим вечером. — Это не сработает, — лёгкий шёпот влетел в её ухо, заставляя девушку поднять взгляд, до этого сосредоточенный на манжете его рубашки. — Мне всё равно, — она больше не собиралась ничего говорить, и если бы он произнёс хоть одно слово, то просто заткнула бы его рот Силенцио. Слегка отстраняясь, чётко продолжая ощущать его руку, поднявшуюся чуть выше, она поняла, что Малфой протянул ей ладонь, ожидая, когда она протянет свою в ответ. Пальцы соприкоснулись с шершавой кожей и, переводя руку в вертикальное положение, Драко скрепил те в замок, крепче сжимая её костяшки. Если бы эти действия могли защитить слизеринца от самого себя, от каждой частицы, которая сейчас сжирала его изнутри, Гермиона не перестала бы двигаться до момента, пока не рухнула от бессилия. Думая об этом, она крепче сжала его пальцы, поддаваясь резкой смене движения в момент, когда он всё-таки решил взять контроль на себя. Темп стал чуть быстрее, приобретая круговую траекторию по совсем маленькому пространству около дивана, значительно сокращая возможность того, что им обоим хотелось бы сейчас сделать. Приходилось выписывать круги диаметром в её три шага, часто соприкасаясь ногами и наступая на обувь друг друга, кажется, совершенно не обращая внимание на мелкие неудобства, доставляемые в этот момент. Сейчас было важно совершенно другое: лёгкие покалывания под пальцами и замершее дыхание, забирающее остатки живого, находящегося в этой комнате. Повинуясь желанию, Гермиона не смогла сдержаться и опустила голову на мужское плечо, чувствуя, как его успокоившееся дыхание тревожит волосы на макушке. Она позволила себе прикрыть глаза, хотя бы на секунду веря в то, что это нелепая затея смогла послужить слабой дозой успокоительного. У неё не было сомнений, что со стороны они походили на одну из тех парочек, которые в середине какого-нибудь фильма оставались в пустом зале одни и двигались в такт очень медленной мелодии, не думая о том, что может произойти в следующую минуту. Разница была лишь в том, что тишина, заполняющая всё вокруг, казалась невозможно густой и погружающей в себя настолько, что было ощущение, будто они тонут, не имея возможности выбраться наружу. — Однажды, я научу тебя нормально танцевать, Грейнджер, — он провёл рукой по её спине, не желая, чтобы девушка отстранялась от него ещё какое-то время, и продолжая покачиваться в ритме, сейчас известном только ему одному. Она сильнее смяла рубашку на его спине, вслушиваясь в приятный голос, который всё ещё отдавал хрипотцой и пьяными нотами, смешивающимися с ненужной усмешкой. — Я буду очень этого ждать, — скорее всего она только хотела произнести эти слова, но разомкнув губы, так и не решилась выпустить их наружу. Это могло помешать, спугнуть и наоборот ввести его в то состояние из которого она хотела вырвать слизеринца в данные момент. Малфой слегка толкнул её, и она вздрогнула, боясь, что всё же необдуманное снова слетело с её языка, но подняв слегка испуганные глаза, Гермиона лишь увидела руку, вытянутую вверх, намекающую на то, что ей нужно было повернуться. Девушка сделала круговое движение, и в следующее мгновение оказалась прижата спиной к его груди. — Я тоже. Секунда и его лицо снова напротив, внимательно изучающее её бегающий взгляд. — С тобой всё хорошо? — двумя руками обвивая его талию, спросила она, слегка задевая подбородок. — Ничего не может быть хорошо, — он губами задел её волосы, в следующее мгновение делая шаг назад, практически упираясь в диван. — К сожалению. Его голос был спокоен, и Гермиона медленно выдохнула, понимая, что самая разрывающая боль в итоге пеплом оседает на душу, оставляя отпечаток, который не будет возможности стереть. — Я никогда не смогу поставить себя на твоё место, — она прикрыла глаза, этим действиям стараясь обрести ту смелость, которой ей всё ещё не хватало для произнесения некоторых слов. — И даже если я скажу, что понимаю тебя, мы оба будем знать, что всецело это не может являться правдой. Драко машинально кивнул, прекрасно осознавая, что с закрытыми веками она просто не может этого увидеть. — Но я знаю, что у тебя были весомые причины для всего, что произошло сегодня, и ты обязательно с этим справишься, — она наконец выдохнула, продолжая сильно щуриться, параллельно сжимая ладони в маленькие кулачки. — И если ты не сможешь сделать этого сам, всегда помни, что я буду рядом даже в тот момент, когда тебе будет казаться, что поблизости никого нет. Она открыла глаза, встречаясь с его бледным лицом, которое сейчас выглядело болезненно спокойным, и Гермиона понятия не имела служило ли это хорошим знаком. Затишье после бури теперь имело совершенно другое значение. Не показывая, как ты умираешь снаружи, последние капли жизни могли бесследно растворяться внутри.