Ярко-красный дождь

Часть приключения − идти туда, куда не следует. Стэн Марш, «Южный Парк»

      Был ноябрь, и шёл дождь. По стёклам домов и фонарей текли неровные потоки, впитывая в себя ранее упавшие капли и увлекая их вниз. В воздухе стоял непрерывный дробный цокот капель об асфальт, крыши домов, мусорные баки и прочие незадачливые предметы, находящиеся под открытым небом. Небо было чёрное, без малейшего проблеска, если не считать молний, изредка прорезавших его внезапными вспышками. Улица была пуста, все автомобили покоились за чёрными стенами своих гробов-гаражей, прохожих-самоубийц, решивших прогуляться в столь неподходящую для этого погоду не наблюдалось.       Он стоял у окна двухэтажного дома, скрестив руки на груди. Из-за сильного контраста темноты за окном и яркого света гостиной он видел в окне собственное отражение и часть комнаты.       Лицо имело привычное для всех расслабленно-довольное выражение. Оно сохраняло его всегда − в минуты раздражения, горечи, гнева и боли. И дело было не в безразличии Глэма ко всему, что его окружало. Те, кто хорошо его знали − или так думали, ведь по-настоящему всё о Глэме знали лишь два человека, ни с одним из которых он никогда не встречался − были в курсе того, что он отнюдь не бесчувственен. Просто определённые события его детства и юности несколько изменили его способность выражать эмоции. Склеенная под хлёсткие удары и визжащие гитары маска скрывала всё.       Надо сказать, Глэм редко бездельничал. Застать его стоящим на одном месте и ничего не делающим по собственной воле можно было крайне редко. И потому сейчас, стоя у окна прихожей, он никак не мог понять, зачем он пялится на пустынную часть улицы, лишённую хоть сколько-нибудь интересных для наблюдения объектов за исключением гигантского мусорника и мигающего фонаря с треснувшим стеклом. Но что-то не давало ему покоя и будто приковывало к этому месту. Это очень сильно тревожило. Глэм всегда был крайне рациональным человеком, не способным на импульсивные действия. Оно и понятно − человеку с его знаниями и опытом было бы странно полагаться на внутренний голос или какого-либо рода предчувствия. И тем не менее, Глэм чётко осознавал, что что-то не так. И это чувство его не на шутку пугало. Он всячески пытался смотреть на ситуацию рационально и выявить причину своего беспокойства, но тщетно.       Место под напульсником снова зачесалось. Глэм сдвинул его и взглянул на шрамы. Они ничуть не изменились, всё такие же блёклые и едва заметные. Но сегодня с самого утра запястье терзала слабая боль, как от недавнего пореза. Глэм нахмурился.       С чего это запястье, не болевшее уже 20 лет начало ныть? Погода? Вряд ли. Дожди в этих местах были частым явлением, а рука начала болеть впервые за время их проживания в этом доме. Глэм начал припоминать, не произошло ли недавно что-то необычное и пришёл к выводу, что зауряднее последней недели сложно что-либо представить. Он усердно сопротивлялся связывать отчаянные вопли внутреннего голоса с болью в руке, но получалось плохо. А может...       − Глэм, ты чего там копаешься?       Он вздрогнул. Оглушительный голос его дорогой жены был чем-то вроде струи ледяной воды − прекрасно бодрил, мгновенно очищал голову от лишних мыслей и возвращал Глэма с седьмого неба или девятого круга Ада обратно в реальность.       − Да, Вики, я уже иду, − Глэм поспешно вернул напульсник на место и отошёл от окна.       − ГДЕ МОЙ КОШЕЛЁК, МАТЬ ВАШУ?! − орала Вики, носясь по прихожей и переворачивая всё вверх дном.       − Мам, проверь в левом нагрудном кармане третьей куртки, если считать от двери, − посоветовал Ди, стоявший на нижней ступеньке лестницы с наушниками в ушах.       − Ди, можно тебя на пару слов? − спросил Глэм, накидывая пальто.       − Да, конечно, − Ди сошёл с лестницы и подошёл к отцу. Глэм похлопал по карманам джинсов, дабы убедиться, что ключи от машины на месте, а затем сказал:       − Ди, я могу на тебя рассчитывать?       − В плане?       − В плане твоей безопасности и безопасности Хэви, − Глэм обернулся и взглянул на Викторию, всё ещё занятую поисками кошелька. − Левее, Вики!       − Ну да, а что? − Ди вынул из левого уха наушник − верный признак заинтересованности.       − Просто, − Глэм снова повернулся к сыну, ища нужные слова, − я оставляю тебя за старшего и надеюсь, что когда мы вернёмся, всё будет в порядке. Что никто не пострадает и не случится ничего такого, о чём я буду сожалеть.       − Конечно, ты ведь мне уже всё объяснил.       − Да, я помню, просто хотел удостовериться в том, что ты всё понял, − Глэм слегка отвернулся и почесал в затылке. − И ещё, насчёт нашего разговора...       − М-м?       − Ты ведь не злишься на меня?       − Я же сказал, что не злюсь.       − А, ну да. Точно. Не волнуйся, ладно?       − Да я и не волновался.       − Прекрасно. Так, ну это вроде бы всё. Удачи. Берегите себя.       Глэм хотел пощекотать Ди под подбородком, но тот вовремя отстранился.       − Пап... − начал он.       − Нашла! − огласил комнату радостный возглас Виктории. − Ну что, Глэм, поехали?       − Да, я готов.       Глэм в последний раз взглянул на сына и направился к двери. На полпути что-то привлекло его внимание.       − А где Хэви? − спросил он настороженно.       − В туалете, − хмыкнул Ди. − Ему стоило есть поменьше Скиттлз.       − Ясно, − Глэм зазвенел ключами.       − Ведите себя хорошо, дом не взрывайте, жрачка в холодильнике, − Виктория похлопала себя по карманам и застегнула куртку. − Нас не будет три дня. Хоть что-то плохое случится в наше отсутствие, Ди, тебе капздец, − она чиркнула пальцем по шее.       − Я в курсе, − Ди вновь засунул наушник в левое ухо и пошёл вверх по лестнице.       Глэм проводил его странным взглядом. Внутренний голос снова начал что-то нашёптывать, запястье в очередной раз предательски заныло, а перед глазами возникло нечто непонятное.       Это не было похоже ни на густой туман, ни на зыбкую дымку, ни на лёгкий пар. Скорее на переплетение тонких белых нитей, образовавших седое облако, в котором постепенно начал проступать ясный, чёткий образ.       Сначала Глэм увидел длинный ряд книг. Затем − сверкающий в свете лампы металлический бок золотого кубка в форме скрипки. А затем − ряд манящих гитар, в которых была заключена частичка его жизни.       Перед ним был его кабинет. В руках он держал гитару, а его взгляд был направлен на волосы Ди, как всегда стянутые в хвост. Их обладателя видно не было. Как только Глэм открыл рот, чтобы что-то сказать, волосы начали двигаться по направлению к двери. Волосы поднимались и опускались в такт шагов невидимого парня. Всё было так, как несколько часов назад в реальном кабинете, за исключением одного факта.       С каждым шагом волосы Ди (а сомнений в том, что копна волос принадлежала ему у Глэма не было) покрывались чем-то тёмным и красным. Это что-то уже обрамляло всю его макушку, словно капая с потолка, целясь в темя. Оно потекло вниз, пропитывая резинку...       Глэм вздрогнул. Виктория в буквальном смысле выволокла его из дома, чуть не вывернув руку. Они бегом добрались до гаража и запрыгнули в машину.       − Слушай, − сказала Виктория, застёгивая ремень, − может, я поведу? Ты какой-то странный сегодня. В облаках весь день витаешь. Я имею в виду, больше, чем обычно.       − Нет, всё в порядке, − нарочито спокойно ответил блондин, поправляя зеркало заднего вида и заводя машину. Последнее видение всё ещё стояло у него перед глазами.       − А, ну ок тогда, − Виктория откинула спинку сиденья назад и захрапела не хуже здорового быка. Глэм посмотрел на неё и не мог не восхититься. Огненные волосы, словно настоящее пламя, растеклись по плечам, расстёгнутая куртка сползла, обнажив рельефные бицепсы, рот изогнулся в лёгкой улыбке. Глэм тоже улыбнулся. Пора было ехать. Их уже ждали.       Когда машина скрылась из виду, из-за мусорного бака напротив дома семьи Швагенвагенсов вышел некто в чёрном плаще. Как только он вышел из тени, все фонари на улице погасли, погрузив всё в темноту. Тонкие пальцы нырнули в складки плаща, пошарили там и выудили на свет (хотя правильнее сказать просто «выудили», поскольку кругом была кромешная тьма) что-то белое и длинное.