Ярко-красный дождь

      Ди отправился к себе в комнату, собираясь посмотреть «Мир Дикого Запада» в спокойной обстановке. Хэви видно не было, но проверять, где он, Ди не стал. Куда он денется, в конце концов.       Блондин закрыл дверь и сел за стол. Привычным жестом открыл ноутбук. Экран запросил пароль для учётной записи.       − В спящем режиме был, что ли? − вслух подумал Ди, машинально вводя пароль.       На экране возникла переписка:       «А ты играешь на гитаре?)»       «Нет.»       Новых сообщений не появилось. Последнее сообщение Ди было отмечено как прочитанное.       Ди откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Надо же, а ведь он почти выкинул сцену в кабинете отца из головы. Рана уже затянулась, но чат полоснул по ней свежим лезвием, по руке закапали подавленность и уныние. Блондин взялся было за мышь, чтобы свернуть злосчастную переписку, но при касании руку пронзила боль: ранка на пальце, возникшая после игре на «неправильной» гитаре всё ещё болела, а после соприкосновения с мышью боль только усилилась.       Ди выругался и повернулся к компьютеру спиной, смотреть сериал резко расхотелось. В голове мерзкими червями зашевелились мысли.       «Он не хотел меня научить, − думал Ди, − так не учат. Просто хотел высмеять и унизить меня. И ещё этот взгляд и голос... Профессиональная привычка, как же.»       Что-то во взгляде его отца смутило подростка, хотя полностью осознать, что именно, он смог только сейчас.       На секунду его глаза словно... перестали быть его глазами. В них читался не гнев и не разочарование, вызванное «талантом» Ди. Они были наполнены животной яростью и жаждой крови. Даже цвет изменился. Голубой стал тёмно-синим, как последняя морская волна, которую видит в своей жизни капитан. Эффект длился секунду, не больше, но в тот момент Ди было по-настоящему страшно. Его отец был какой-то... не такой. Его как будто... подменили.       − Тебя как будто подменили!       Звучный голос раздался в лесной тишине, мгновенно заполнив собой аккуратно поставленную палатку. В нём читался гнев, презрение и страх. Казалось, его обладатель одновременно боялся и ненавидел своего собеседника. Виктория подскочила, проорав что-то невнятное и, осмотревшись, перекинулась на мужа:       − Глэм, ты чего? Нахрена пугаешь-то? Я чуть потолок не пробила!       − Прости, Вики. Кошмар приснился, − Глэм полусидел в не менее аккуратно сложенной кровати, глядя в пустоту. Лицо его было спокойно, но чересчур бледно. Тонкие пальцы нервно стискивали край одеяла, волосы были растрёпаны и отблёскивали на свету, создаваемом частыми молниями.       − Что, снова гитара сломалась? Не бойся, это всего лишь сон, − желая успокоить мужа, Виктория хлопнула его по плечу чуть сильнее нужного, заставив Глэма дёрнуться и поморщиться.       − Нет... неважно. Я, пожалуй, выйду, прогуляюсь.       − Так там же дождь, сдурел? Застудишь себе всё что можно, хилая твоя жопа, что я с тобой буду делать? Где я тебе лекарство найду в лесу? Из мухоморов яд наце... ду? Или как там правильно?       − «Нацежу». Не волнуйся, я ненадолго.       Глэм встал и накинул пальто.       − Будь осторожен, − напутствовала его Виктория, − волки костлявых любят.       Глэм хлопнул клапаном палатки и вышел в мокрую ночь.       Дождь усилился. По голове и плечам Глэма дробно стучали огромные капли. За спиной уже вовсю храпела Виктория. Глэм медленно двинулся вперёд, вдыхая свежий холодный воздух. Поляну обступали высокие деревья, с крон лило как из ведра. С каждым шагом он утопал в высокой траве, тоже насквозь мокрой, хоть выжимай. Блондин отошёл метров на двести от палатки, всё время идя под углом в сорок градусов. Наконец он остановился посреди толщи льющейся воды и глубоко вздохнул.       Запястье больше не болело, но предчувствие, возникшее ещё в доме никуда не делось. Напротив, оно терзало блондина ещё сильнее, нашёптывая ему предостережения и угрозы. Но вот Глэм чётко осознал, что с ним действительно кто-то разговаривает, причём несколько человек одновременно. Голоса чем-то искажались, как будто их обладатели находились под водой. Мысль о том, что неподалёку от их палатки расположилась ватага туристов, была отметена ещё на подходе. Во-первых, они с Викторией − единственные психи в стране, которые решились бы выбраться на пикник в такое время. Во-вторых, он бы услышал машину или шаги. И в-третьих, туристы явно не стояли вплотную к нему, а именно с такого расстояния звучали голоса.       Мало-помалу Глэм начал их различать. Один голос был среднего тембра и по большей части спокойным, второй − более низким и грубым. Глэм изо всех сил вслушивался, и, наконец, смог разобрать первые слова.       «.ы........всё........дешь......аться...з.кой....понял?!»       «Я...чу.........мог.......гитару.вы....на.у....»       «Ты что, бегал в этом костюме?!»       «Давай пропустим эту часть занятия?»       «Хочешь меня унизить? Отвечай!»       «Что-то связанное с хакерами?»       «На улицу ты больше не выйдешь, ты!»       «Прикинь, тут на стеллаже латинский словарь.»       «Да он смеётся надо мной!»       «Пап!»       «Ещё один шаг, Ди.»       Первые два голоса он узнал сразу, а вот третий... Кому он принадлежал? Внезапно возник четвёртый голос, раздражённый и строгий.       «За одно занятие не получится. А куда ты так торопишься, Ди? Нельзя, если хочешь играть на гитаре! Это не чистый звук. Это что за складка?!»       Глэм вздрогнул. Последняя фраза явно принадлежала не ему. Он никогда не ругал сыновей за мятую одежду, хотя у Хэви последняя была частым явлением. Но голос был именно его, Глэма.       «Да, на 14:30. Просто пытались отвлечь тебя. Ну что, Чес, последняя раздача? В таком случае, я считаю нормальным это.»       После финальной фразы молния ударила несколько раз подряд, а в уши начал бить другой звук, звонкий и хлёсткий. С каждым разом приутихнувшая было боль в запястье возрастала, становилась более жгучей и резкой. Глэм сорвал напульсник с руки и осмотрел шрамы. Ничего не изменилось, но болело очень сильно. Глэм прижал руку к груди, резко выпустил воздух сквозь сжатые зубы. Боль стала невыносимой. Перед глазами всё поплыло.       Он снова стоял в своём кабинете. Рука сама собой выключила будильник, спина сама собой разогнулась. От него снова уходил Ди, на этот раз целый, из плоти и крови. С тем же пятном на светлых волосах. Только сейчас жидкость была ярче, а цвет − насыщеннее, словно кто-то подмешал чёрной краски. Глэм хотел остановить сына, но тут перед глазами возникло новое видение.       Он стоял перед дверью их дома и рвал её на части. Пальцы были белыми и длинными, с острыми, гипертрофированными ногтями. Одет Глэм был в чёрный бесформенный балахон, совершенно сухой несмотря на стену ливня позади. Дверь через пару секунд была разодрана в куски (90-миллиметровая сталь) и отброшена в сторону. Глэм вступил в прихожую, сжимая в правой руке что-то длинное и белое...       − Ди?       − Чёрт!       Блондин подпрыгнул на стуле, словно за его спиной взорвалась бомба. Мрачные мысли улетучились, оставив лишь досаду и гнев.       − Извини, Ди, я...       − Хэви! Мы, кажется, договаривались! Какого хрена ты опять зашёл без стука?       − Извини, я не знал что ты...       − Пшёл отсюда!       − Но...       − Я сказал, вали! Не надо было пугать меня!       − Ла... ладно.       Рыжий с видом побитой собаки поплёлся к двери. Выходя, он аккуратно прикрыл дверь и только тогда послышался звук глухих рыданий. Ди хмыкнул и быстро надел наушники. Слышать как его братец ревёт у себя в комнате (ему точно тринадцать?) не хотелось, а идти и успокаивать его − тем более. Никогда не следует проявлять сентиментальность. Наорал − молчи теперь. Дай отреветься, ничего с ним не случится. Ди врубил любимый альбом System Of A Down, когда на всей улице резко погас свет.       Он стоял перед домом, глядя в окна второго этажа. Один лежал на кровати в наушниках, второй скорчился в углу своей комнаты. Рука, сжимающая белое и длинное, напрягалась так сильно, что побелели костяшки пальцев, а все сухожилия проступили, словно на макете кисти в кабинете анатомии. Пришелец сделал несколько шагов по направлению к дому, продираясь сквозь тьму, как сквозь острые ветки кустарника.