(Научный центр Киира, лаборатория Рауля Ама)
* * *
Обычное обследование, которое Рауль устраивал перед операцией, занимало максимум два часа. Этого времени было вполне достаточно, чтобы ознакомиться с состоянием здоровья пациента, определиться с количеством наркоза и продолжительностью самой операции. Обследование же, которому он подверг Катце, продолжалось до позднего вечера. Рауль проверил в его организме абсолютно всё. Взял кровь для бесчисленного количества анализов, провёл огромное число разных тестов. Сделал рентген позвоночника и ультразвуковое исследование всего, чего только возможно — лёгких, сердца, печени, почек, мочевого пузыря, селезёнки, предстательной железы, органов малого таза. Потом произвёл магнитно-резонансную томографию брюшной полости, сделал электроэнцефалограмму головного мозга, эхо-кардиографию и электромиографию для диагностики активности мышечной ткани. Покончив с этим, провёл диагностику дыхания с помощью спирометрии, при которой Катце дышал в мундштук спирографа. Рауль тут же заявил, что этого недостаточно и провёл дополнительный дыхательный тест, в процессе которого рыжеволосому пришлось пить какую-то дрянь, и потом Рауль обследовал пробы выдыхаемого воздуха. А после этого доктор Ам произвёл пальпацию живота брокера и заявил, что должен обследовать его желудок с помощью эндоскопа. С этой процедурой вполне могли бы справиться медицинские роботы, но он провёл её собственноручно, введя зонд Катце через горло в желудок и внимательно следя на компьютере за электронными показаниями. Вводил он эндоскоп и в мочеиспускательный канал, а потом сказал, что ему требуется также сделать подробную эндоскопию отделов тонкого кишечника, и принялся поить Катце слабительными… Разумеется, последующее обследование доктор Ам совершенно невозмутимо тоже произвёл сам, заставив брокера встать на четвереньки и введя эндоскоп ему в прямую кишку. Поздним вечером после окончания процедур Катце был уже весь зелёный. За всё это время он не выкурил ни одной сигареты и не получил ни капли воды или пищи, потому что данная диагностика должна была проводиться натощак. И ему по-прежнему приходилось оставаться голым. Сцепив зубы, брокер покорно сносил данное обследование, но когда в голове уже начало мутиться, он не выдержал: — Господин Ам, позвольте мне выкурить сигарету. Рауль дёрнул бровью. — Ты принёс их с собой? — недовольно спросил он. — Одну пачку. — Где она? — В кармане куртки. Рауль подошёл к груде по-прежнему сваленной на пол одежды Катце, наклонившись, поднял из неё куртку, залез в карман и извлёк оттуда зажигалку и пачку «Амка Шелагх». Брезгливо взглянул на неё, и брокер, задохнувшись, подумал, что тот сейчас раздавит её и выбросит. Однако Рауль, достав одну сигарету, сунул пачку в карман своего зелёного комбинезона, а сигарету, подойдя, подал Катце. — Две сигареты в день, — сказал он железным голосом. — Твои лёгкие уже порядком отравились этой дрянью. С этим нужно что-то делать, Катце. Брокер молча взял у него из рук сигарету и зажигалку. — Иди вон в тот блок, — указал Блонди. — Там на стене вентиляция. Больше нигде здесь не смей курить. — Я понял, доктор Ам. Катце отправился в указанный блок, дальний в лаборатории, который был, видимо, каким-то подсобным помещением. Дрожащими пальцами щёлкнул зажигалкой и закурил, жадно глотая дым. Потом содрогнулся, вспомнив твёрдые руки Рауля, бесцеремонно мявшие и ощупывающие не так давно его тело, и те мерзкие процедуры, которые ему пришлось вынести сегодня. Сможет ли он продержаться на двух сигаретах в день и как долго, до того, как полезет на стену? И какое истязание ещё выдумает для него этот садист? Катце сцепил зубы. Когда брокер вышел из блока, Рауль подал ему одежду — свободные брюки и рубашку без пуговиц, с треугольным вырезом, и подобие тканевых бахил на ноги. Всё — светло-голубого цвета. — Надевай, — велел он. — Сейчас привезут ужин. Поешь и ложись спать. Операцию сделаю тебе завтра с утра, натощак. — Ясно, — коротко отозвался брокер. Ужин действительно несколько минут спустя привёз на столике с колёсами медицинский андроид. Рауль проводил Катце в палату, в которой находилась кушетка, небольшой столик, тумбочка и санузел. Усевшись на кушетку, брокер поужинал какой-то почти безвкусной баландой, запив её чем-то столь же неаппетитным. «Точно в тюрьме», — подумал он, оглядывая тесное помещение, в котором ему предстояло провести ночь. Впрочем, уж чем-чем, а клаустрофобией брокер Чёрного рынка точно не страдал, давно привыкнув в своём подземном офисе к полному отсутствию окон. Некоторое время спустя Рауль заглянул к нему и, кивнув медицинскому андроиду, велел забрать пустую посуду. Тот увёз столик с тарелками из лаборатории, а Блонди бесстрастно сказал по-прежнему сидящему на кушетке мужчине: — Может, ужин и не пришёлся тебе по вкусу, но в первые дни после операции могут возникнуть определённые проблемы с пищеварением. Такая пища — для того, чтобы впоследствии их избежать. — Я уверен, вы знаете, что делаете, господин Ам, — ровно ответил Катце. — Разумеется, знаю, — холодно подтвердил тот. — Ты тоже должен знать, что после операции тебе придётся соблюдать определённый режим. Чем старательнее, тем раньше отсюда выйдешь. — Я постараюсь выполнять все ваши рекомендации. — Посмотрим, — Рауль повернулся, чтобы уйти, но Катце сказал: — Доктор Ам, вы обещали мне две сигареты в день. Могу я выкурить ещё одну перед сном? В зелёных глазах Блонди вспыхнуло негодование: — Ты курил совсем недавно. Свою вечернюю дозу отравы ты уже получил, — отрезал он. Брокер проглотил комок и ничего не сказал. Рауль вышел из палаты и дверь с гудением закрылась. …Вообще-то бо́льшая часть процедур, которым биотехнолог подверг Катце — была совершенно не нужна. Всё, что Раулю необходимо было знать о состоянии его здоровья — сразу же сообщили чувствительные датчики, ещё когда брокер лежал в «саркофаге». Но Ам всё равно заставил его пройти через них — в назидательных целях. Чтобы этот гордец не забывался, в чьих руках сейчас находится. Впрочем, Катце и не забывался, покорно всё вытерпев. «Что ж, поглядим, насколько твоей невозмутимости и послушания хватит после операции, — думал Рауль. — Поглядим…»* * *
Рано утром, открыв дверь палаты, в которой он оставил ночевать Катце, Ам обнаружил его уже сидящим на кушетке. — Доброе утро, господин Ам, — в голосе брокера слышалась хрипотца, и он был чуть напряжённым. — Доброе утро, — сухо кивнул тот. — Ты вовремя встал. В душ — и на дезинфекцию. — Позвольте мне сначала покурить, — вежливо, но с нажимом произнёс рыжеволосый. Рауль хотел раздражённо оборвать его, но увидел тяжёлый взгляд, припухшие веки Катце и согласился: — Хорошо. Идём. Они вышли из палаты. Рауль, открыв стеклянную дверь, взял со стеллажа пачку сигарет. Достав одну, протянул брокеру, предупредив: — Пять минут на курение. Душ — в санитарном блоке, направо. Потом приходи сюда. Кивнув, Катце взял из его рук сигарету и ушёл в подсобку. Не прошло и пятнадцати минут, как он вернулся к Раулю с мокрой головой. Биотехнолог молча завёл его в подобие стеклянного лифта высотой примерно в два с половиной метра, снова заставил раздеться донага и, закрыв дверь, что-то включил. «Лифт» наполнился туманом или дымом со специфическим запахом каких-то лекарств, неприятным, но не очень резким. Одновременно с этим на «потолке» зажглись лампы с синеватым светом. Катце закрыл глаза, пытаясь отрешиться от происходящего, но продолжалось это очень недолго. Вскоре Рауль открыл «лифт», коротко велев ему выходить. — Идём в операционную, — приказал он. — Доктор Ам… — проговорил брокер глухо, не трогаясь с места. — В чём дело? — нахмурился Блонди. — То, что вы мне пришьёте — это… — слова против воли застревали у Катце в горле. — Договаривай, — поощрил его Рауль, скрещивая на груди руки. — Этот… орган… Он кому-то… принадлежал? — выдавил бывший фурнитур. Биотехнолог усмехнулся: — А что, мысль о пересадке органов пугает тебя? Это обычная практика в хирургии Амой. — Просто… хочу знать. — Можешь быть спокоен, Катце. У тебя будет бионический протез, разработанный по уникальной технологии. — Можно мне на него взглянуть перед операцией? — Нельзя, — отрезал Ам. — Ещё успеешь с ним познакомиться… и сродниться. Катце молча направился в операционную, пахнущую кварцевой лампой, стараясь не смотреть по сторонам. Рауль уложил его лицом вверх на стол, застеленный стерильной тканью и принялся пристёгивать запястья и щиколотки ремнями. — Зачем это? — пересохшим ртом спросил брокер. — Чтобы избежать непроизвольных мышечных спазмов, возможных, даже когда пациент находится под наркозом, — спокойно объяснил биотехнолог. После этого он зашёл в соседнее с операционной помещение и вышел оттуда в другом комбинезоне, видимо, уже стерильном. Волосы были убраны под колпак — тот редкий случай, когда Блонди воспользовался данной от Юпитера нечеловеческой возможностью изменять рост волос. Лицо его до глаз закрывала маска. — Готов, Катце? — изумрудные глаза пристально глядели на рыжеволосого. — Если я скажу, что нет, вы меня отпустите? — ровно ответил тот. — Смешно, — Рауль приблизился к нему со стороны головы и опустил ему на лицо прозрачную маску из мягкого силикона. — Приятных снов. Катце вдохнул резкий запах эфира и увидел, как биотехнолог вдруг отъехал от него на другой конец операционной, а сам он вместе с кроватью полетел куда-то вверх, минуя перекрытия научного центра, проплывая над коридорами и палатами, пока не оказался в странном лабиринте, где его понесло вперёд, как на летящем аэромобиле мимо странных вращающихся конструкций. Порой они представляли из себя длинные, уходящие за горизонт колонны сцепившихся между собой шаров, и если наступить ногой на один шар — то вся конструкция переворачивалась в пространстве, являя собой новую конфигурацию. Но Катце чувствовал, что сложена эта конфигурация неправильно, и всё пытался выстроить её так, как она должна стоять, снова и снова проворачивая, как гигантскую головоломку… …Он медленно приходил в себя. Голова казалась пустой, тело совершенно не ощущалось. Медленно разлепив веки, Катце никак не мог понять — где находится и что происходит? Когда он снова закрывал глаза — перед ними всё начинало качаться и возникало головокружение. Он силился вспомнить — что случилось и как он сюда попал? Последнее, что брокер помнил — это как летел в Эос на встречу с Ясоном… И тут словно короткая молния ударила его в затылок — вспышка, и он мгновенно вспомнил разговор с Минком и остальное. Значит всё? Операция уже сделана? Это, должно быть, отходит наркоз, отчего он не чувствует своего тела… То же самое он испытал в тот день, когда Ясон наказал его, и он очнулся в лазарете после анестезии Рауля. Катце почему-то никак не мог пошевелиться. Он вдруг увидел у себя перед носом прозрачную толстую трубку и понял, что она вставлена ему в рот и вся эта конструкция закреплена у него на голове. Что это такое? Он не мог осознать, в каком положении находится. Ему почему-то казалось, что в вертикальном, а не в горизонтальном. Но разве после операции он не должен лежать на спине? Брокер скосил глаза в сторону и увидел свою руку. Она висела в пространстве и в двух местах была вдета в металлические захваты — над локтем и в районе запястья. Катце таким же образом взглянул в другую сторону и то же самое обнаружил там. «Наверное, это ещё не отошёл наркоз», — вяло подумал он и закрыл глаза. Когда качающиеся конструкции постепенно исчезли перед его внутренним взором, он снова разлепил веки. Двинув челюстями, по-прежнему обнаружил вставленную между ними толстую пластиковую трубку. Осознав, что это не сон, Катце в страхе рванулся онемевшими мышцами. И тут перед ним возник Рауль Ам. Только брокер понял, что смотрит на него сквозь изогнутое стекло — так, словно находится в круглом аквариуме. Голос Рауля раздался в ушах у Катце, и ему стало ясно, что это были либо наушники, либо радиосвязь. — Очнулся? — голос Ама был холоден. — Ты, должно быть, не понимаешь, что происходит. Для начала я тебе покажу, где ты находишься. Рауль пропал из поля его зрения, а потом появился снова с большим прямоугольным зеркалом в руках, которое поставил перед собой, дав пациенту взглянуть на себя в полный рост. Увидев своё отражение, Катце с выпученными от ужаса глазами замычал и снова дёрнулся… оставшись на месте. Сдвинуться у него не было ни единого шанса. Он находился в большом стеклянном шаре, вися в пространстве, удерживаемый за талию, за руки и за ноги мощными металлическими захватами, от которых назад тянулись длинные суставчатые «щупальца», присоединённые к платформе в виде стоячего прямоугольника. Это был какой-то механизм, похожий на гигантского паука. Положение, в котором Катце находился, действительно было вертикальным, с раскинутыми в стороны руками и слегка раздвинутыми и подсогнутыми назад ногами. На нижней половине своего лица он увидел маску с продетой в неё трубкой, сантиметров трёх в диаметре, один конец которой был вставлен ему в рот и зафиксирован между раздвинутыми челюстями, а другой — тянулся вверх и выходил за пределы шара. Область паха была закрыта силиконовым чехлом или насадкой, и к нему тоже тянулась тонкая трубка. Брокер опять рванулся и услышал невозмутимый голос Рауля: — Катце, успокойся и выслушай меня. Ты находишься в специализированном послеоперационном блоке. Помимо запланированной операции, я полностью восстановил кожный покров на твоей спине, а в лёгких у тебя вставлены инфильтраты. Тебе сейчас нельзя лежать ни на спине, ни на животе, поэтому ты помещён в такую конструкцию. Она помогает оперированным местам оставаться свободными и избегать пролежней. Рауль помолчал, пока Катце, тараща глаза, слушал его без возможности ответить хоть слово. Биотехнолог спокойно продолжил разъяснения: — Тебе нельзя сейчас принимать ни твёрдую, ни даже полужидкую пищу. Только питательную жидкость, которая будет подаваться через трубку непосредственно в пищевод. В мочеточник и в кишечник у тебя введены катетеры, по которым будут удаляться отходы жизнедеятельности. Кислородно-углекислотный обмен осуществляется в шаре специальными насосами и фильтрами. Как видишь, это полностью автономная система… Ам взглянул на показания расположенного рядом с шаром прибора, показывающего в числе прочего температуру, давление и частоту сердечного пульса пациента. Сейчас пульс зашкаливал, а обильный пот на лбу и под мышками у подопытного свидетельствовали о крайней степени смятения, в которое повергли его слова биотехнолога. — Если ты прислушаешься к доводам здравого смысла и будешь вести себя смирно, Катце, то проведёшь здесь не так много времени. Я ввожу тебе в кровь лекарства, ускоряющие регенерацию тканей. Для их воздействия вполне достаточно трёх дней. Но если ты будешь рваться — сделаешь себе только хуже. Выдернешь катетеры и повредишь внутренние ткани. Я вставлю всё заново, но тогда постараюсь, чтобы ты пробыл в этом шаре до полного своего восстановления, — назидательно проговорил Рауль. Катце перестал трепыхаться, как насекомое, насаженное на булавку. Он осознал безвыходность своего положения, бесполезность сопротивления и полную зависимость от произвола Ама. Оказавшись в объятиях своих кошмаров, он должен попытаться взять себя в руки и постараться не сойти с ума. Если он выйдет отсюда живым и невредимым, в здравом рассудке — можно будет считать, что он победил… Увидев безвольно повисшего в металлических захватах Катце, Рауль удовлетворённо кивнул: — Так-то лучше. Если будешь вести себя смирно — твоё пребывание здесь не будет столь тяжёлым, как ты сейчас воображаешь. Время от времени я буду менять положение твоего тела с помощью этих рычагов, чтобы мышцы не затекали… Он взял пульт и принялся нажимать на нём кнопки. Брокер почувствовал, как руки его слегка опустились и согнулись в локтях, колени же, напротив, разогнулись. Опуская пульт и следя глазами за прибором, фиксирующим показания физического самочувствия Катце, Ам заметил одобрительно: — Вижу, ты уже не так испуган. Наверное, изначально вообразил, что я превратил тебя в монстра? Я не собираюсь причинять тебе зла, поверь… …Пребывание в послеоперационном шаре действительно оказалось не таким чудовищным, как представлялось брокеру. По сути дела, бо́льшую часть времени он проспал. Рауль, видя смирение пациента, установил для него максимально щадящий режим. В числе прочих катетеров, вставленных в отверстия тела Катце, один был продет ему в вену на руке и зафиксирован. Через него Ам вводил снотворное, благодаря чему Катце постоянно спал, пробуждаясь лишь на непродолжительное время, когда ему через трубку поступал в пищевод питательный раствор и когда нужно было избавиться от продуктов жизнедеятельности. Рауль больше с ним не разговаривал, сочтя, что всё необходимое сообщил. Просто контролировал шар снаружи. Катце не знал, что Ясон связывался с Раулем и осведомлялся о состоянии здоровья своего брокера. Ам коротко ответил, что операция прошла успешно и после восстановительного периода рыжеволосый сможет вернуться к своей работе. Сколько времени займёт этот период, он пока не знает. Три дня спустя (впрочем, в состоянии постоянного сна брокер не заметил, сколько реально прошло времени), он снова очнулся. На этот раз на кушетке лицом вниз. Онемения в мышцах на сей раз не было. Шевельнувшись, Катце понял, что лежит голым, а под животом ощущается какая-то пустота. — Проснулся, Катце? — услышал он холодный голос Ама и вздрогнул. — Ну-ну, успокойся, ты уже не в послеоперационном блоке. Брокер повернул голову набок. Рауль сидел возле него, с другой стороны. — Я обработаю тебе спину. Не бойся, это не больно. — Полагаете, я боюсь боли, доктор Ам? — хрипло ответил брокер. Горло саднило. — Знаю, что не боишься. Это делает тебе честь, — Рауль принялся чем-то смазывать его спину. — Как тебе пребывание в шаре? — Терпимо. — Сейчас тебе уже можно лежать. На боку, либо на животе, если пах будет в выемке. Только сейчас Катце понял, почему под низом живота ощущается какая-то невесомость — конструкция кушетки действительно позволяла создать выемку в нужной области, в которую Рауль, видимо, и поместил пришитые ему причиндалы, когда укладывал его сюда. — А вставать мне можно? — по-прежнему хрипло спросил брокер. — Завтра, Катце. Мне ведь не понадобится тебя привязывать? — обманчиво мягко осведомился Рауль. — Мне нужно в уборную. По-маленькому. Биотехнолог пожал плечами, продолжая обрабатывать его спину мазью: — Сейчас подам мочеприёмник. — Доктор Ам… — проговорил Катце сквозь зубы. — Предпочитаешь катетер? — Нет. И ещё я хочу курить. Откладывая склянку с мазью в сторону, Блонди сказал ледяным голосом: — Катце, я фильтровал и залечивал твои лёгкие не для того, чтобы ты заново забивал их этой дрянью. У тебя осталась психологическая привычка, от которой нужно избавиться. — Я не смогу, — угрюмо заявил брокер. — Сможешь, если захочешь. После этого биотехнолог помог ему лёжа облегчиться в мочеприёмник и осведомился: — Ничего не беспокоит? — Немного щиплет и жжётся, — хмуро признался Катце. — Вы говорили, что это протез. Как он может жечься? — Я сказал — бионический протез. Он встраивается в тело, срастается с его клетками. А жжётся сейчас потому, что ты рвался и расцарапал трубкой всё внутри. Я тебя предупреждал, — осуждающе покачал головой Рауль. И приказал: — Ложись на бок. Лицом ко мне. Пока рыжеволосый переворачивался, Блонди поднялся и отошёл к одному из стеллажей, открыл и что-то взял оттуда, стал готовить. Катце, подперев голову локтем (курить хотелось страшно) — с любопытством взглянул на вновь приобретённые органы. Если это и был протез, то имитация оказалась неотличимой от настоящего. Как-то крупновато это всё выглядело по сравнению с тем, что он видел у пэтов… — Ну как? — Рауль подошёл и снова опустился на стул рядом с ним. В руках он держал шприц, у которого вместо иглы был длинный силиконовый наконечник. — Нравится? Катце пожал плечами. Рауль взялся за его член, и брокер вздрогнул. — Лежи и не двигайся, — холодно было сказано ему. — Я введу тебе лекарство, которое заживит внутренние ткани… Рауль осторожно ввёл силиконовый наконечник внутрь уретры и выдавил туда содержимое шприца. Почти сразу Катце почувствовал, что жжение и зуд начали успокаиваться. — Твой шрам на лице я пока не трогал, — добавил Ам. — И так слишком много хирургических вмешательств за раз. Потом, если захочешь, удалю его под местной анестезией. Это не сложно. — Он мне не мешает, господин, — возразил брокер. Сутки ещё ему пришлось пролежать на этой кушетке. Трижды в день медицинский андроид привозил безвкусную жидкую баланду, которую брокер проглатывал просто потому, что так было нужно. Рауль торчал за лабораторным столом с микроскопами и пробирками. Вечером Ам ещё раз обработал своему пациенту спину и вновь приобретённый орган. Катце предпринял попытку вновь заикнуться насчёт сигареты, но она была пресечена на корню. Уснуть он не мог долго — было неудобно на кушетке с дырой под животом. А может, уже успел привыкнуть к снотворному за три дня. Но так или иначе, а забыться в состоянии, похожем на сон, ему в итоге всё же удалось. Наутро Ам вернул ему одежду — не его, конечно, а то больничное одеяние, в котором он спал перед операцией, разрешил вставать и перевёл в палату. Пища с этого дня снова стала похожа на пищу. Член слегка зудел — Рауль сказал, это от того, что он уже заживает. Только курить по-прежнему хотелось страшно. Пачка всё так же лежала на стеллаже за стеклянной дверью, биотехнолог её почему-то не убирал и не выкидывал. Брокер сглатывал слюну, но решил, что умрёт — а просить Ама больше ни о чём не будет. Его отношение к Раулю поменялось. Страх ушёл, когда пришлось столкнуться с ним нос к носу. Ушёл, сменившись глухой ненавистью. Порой Катце хотелось удавить доктора его собственными золотыми волосами, обмотав их вокруг шеи. Однако, привыкнув много лет скрывать свой страх перед ним — затаить ненависть оказалось ничуть не сложнее. Просто снова понадобилось закрыться в «скорлупе» из непроницаемой вежливости и послушания. Катце твердил себе, что надо вытерпеть всё, если он хочет выбраться отсюда, из плена вообразившего себя богом биотехнолога... Потому он покорно сносил ежедневные осмотры, прикосновения, обработку лекарствами, ровно отвечал на любые вопросы, касающиеся самочувствия. Иногда Рауль ненадолго покидал лабораторию, наглухо закрывая входную дверь. Своему пациенту для развлечения он выделил древний планшет с парой десятков самых примитивных игр и убогой графикой. Выхода в сеть у этого планшета не было. Брокер не сомневался, что, возвращаясь, Рауль просматривал записи с камер наблюдения. Потому Катце часами сидел и тупо резался в идиотские игры, просто чтобы чем-то себя занять. Когда по его подсчётам прошло уже недели полторы после операции, он, дождавшись однажды, пока Рауль отвлечётся от своих пробирок, поднял голову от планшета и всё-таки решился на вежливый вопрос: — Господин Ам, долго ли мне здесь ещё находиться? Биотехнолог обернулся к нему, удивлённо шевельнув бровью: — А ты уже собрался уходить, Катце? — Но я уже хорошо себя чувствую. Меня ничего не беспокоит. — Это прекрасно, — Рауль вернулся к своим пробиркам. — Результат налицо, когда ты следуешь моим назначениям. — Тогда почему вы меня не отпускаете? — Потому что у нас ещё немало совместной работы впереди, — невозмутимо ответил Ам. Катце почувствовал, как позабытый страх опять сдавил ему сердце. — Какой… работы? — проглотив комок, тихо спросил он. — Но ведь тот орган, который я тебе пересадил, предназначен не только для облегчения малой нужды, — услышал брокер спокойный ответ. — Я полностью восстановил твою репродуктивную систему и должен убедиться, что она функционирует исправно. Ты будешь свободен только когда я проведу все обследования, которые убедят меня, что ты — здоров и полноценен, как мужчина. Помолчав, Катце выдавил: — И что это будут за обследования? — Несложные. Проведём их, когда наберёшься сил. Выключая и откладывая планшет, Катце сказал: — У меня достаточно сил, доктор Ам. Проводите свои обследования и давайте уже покончим с этим. — Хорошо, — согласился Рауль. — Тогда завтра с утра и начнём.