(Научный центр Киира, лаборатория Рауля Ама)
* * *
На следующий день, когда Катце позавтракал, Рауль вызвал его из палаты, в которой тот обычно проводил время, снова заставил раздеться и уложил в «саркофаг» для очередного осмотра. Записав показания и открыв стеклянный купол, спросил невозмутимо: — У тебя бывает эрекция? Надеясь, что уши у него не сильно запылали, брокер ответил ровно: — Бывает, доктор Ам. Обычно по утрам, когда просыпаюсь. Впервые Катце обнаружил это три дня назад. Давным-давно забытые ощущения, приятная тяжесть в паху, отвердевший и так увеличившийся в размерах член, что ему даже стало не по себе. Пожалуй, прибор у него был побольше, чем у Рики. Хоть сейчас иди и трахайся… — Ты мастурбировал? — последовал второй невозмутимый вопрос. — Нет. — Почему? — Ам смотрел на него с любопытством. — Ммм… у меня не было потребности. А после утреннего мочеиспускания всё проходит, — стараясь говорить безэмоционально, отозвался Катце. — Тем не менее, тебе придётся это делать, — спокойно заявил Рауль. Брокер тяжело поглядел ему в глаза: — Я вам всё-таки не пэт, доктор Ам. — Ты и по возрасту слишком стар для пэта, — голос биотехнолога стал ледяным. — Повторю ещё раз — я восстановил твою половую функцию и должен увидеть её в действии. Не ты ли сам вчера предложил ускорить обследование? — Да, — покорно признал Катце, отводя взгляд. — Я задал тебе вопрос про эрекцию. Это важно. Если она недостаточно сильна, я применю гормональное лечение. — Она… достаточно сильна, — выдавил брокер. — Тогда учись мастурбировать. Мне скоро понадобится образец твоей семенной жидкости для анализа. — Я попробую… — пробормотал Катце. — Начинай прямо сейчас. Можешь вернуться в палату. …Вечером Рауль у него спросил, вызвав к своему лабораторному столу: — Как успехи, Катце? Получилось? — Да, — он смотрел в сторону. — Много времени потребовалось? — Н… не очень. Когда-то страшно давно, ещё до того, как его кастрировали, ему доводилось несколько раз испытывать ночные поллюции. Но то, что он тогда чувствовал — не шло ни в какое сравнение с первым настоящим оргазмом, который он испытал сегодня при мастурбации… Рауль внимательно смотрел на взрослого мужчину, краснеющего, как подросток. — У тебя был сильный оргазм? Катце сглотнул и смог только кивнуть, не глядя. — Хорошо, — Рауль подал ему широкую пробирку. — Завтра утром повтори и собери мне образец семени. Брокер молча забрал пробирку и ушёл к себе. Утром следующего дня Ам погрузился в диагностику полученной от Катце субстанции. Ему было любопытно — как поведёт себя бионический протез, объединённый с репродуктивной системой взрослого мужчины и каково будет качество сперматозоидов. Проведя к полудню все необходимые исследования, Рауль снова позвал своего пациента и сказал одобрительно: — Качество семенной жидкости у тебя просто отличное. Но ряд анализов нужно провести повторно. Кроме того, я лично должен увидеть твой биопротез в действии. Поэтому в следующий раз будешь отбирать пробу при мне. — Боюсь, что при вас у меня не получится… — пробормотал брокер. — Получится, — жёстко сказал Ам. — Будешь тренироваться. Катце вцепился ногтями в ладони, чтобы не выпустить рвущийся наружу гнев. Расценив его молчание по-своему, Рауль холодно заявил: — Если есть проблемы с эротическими фантазиями — я покажу то, что может тебя простимулировать. Иди со мной, — он встал из-за стола. Они подошли к одному из укреплённых на стене мониторов. — Хочешь посмотреть, как происходит отбор семенного материала у пэтов с правом на воспроизводство? У тех, чьи гаметы подлежат регистрации? Брокер в замешательстве пожал плечами, и Рауль включил монитор. Потом сбоку подрегулировал настройки и поманил Катце поближе: — Смотри. …Он увидел множество стеклянных шаров, таких же, как тот, в который после операции поместил его Рауль. Но в этих шарах находились не послеоперационные больные, а пэты. Были они заключены в конструкции, подобные той, в которой оказался Катце. Конечности пленников также удерживались в металлических захватах, не давая им возможности тронуться с места. Но… В задний проход каждого из них был вставлен вибрирующий и ходящий туда-сюда фаллоимитатор. В член уходила тонкая трубка, верхний конец которой крепился к прозрачной колбе, у кого частично, у кого уже наполовину заполненной спермой. А к яичкам и члену были подсоединены провода с клеммами, через которые, вероятно, время от времени подавался слабый разряд тока. Такие же провода тянулись и к соскам. Лица пэтов были искажены страстью. На обнажённых телах блестел пот. Металлическая конструкция позволяла им слегка двигаться в районе поясницы, и они извивались в сладостных конвульсиях. Их рты были разинуты в неслышных отсюда криках. Время от времени в колбы выплескивались брызги спермы. Вдоль шаров расхаживали лаборанты из элиты в белых халатах, следили за пациентами шаров. По мере необходимости открывали верхнюю половину шара — тут она откидывалась — и меняли заполненные спермой колбы на пустые. Регулировали скорость движения фаллоимитаторов или силу тока на клеммах — увеличивали, если им казалось, что пэт работает не слишком интенсивно, или уменьшали, если хотели дать ему немного передохнуть. Медицинские данные о состоянии каждого заключённого в шар высвечивались рядом на табло. Целая фабрика по сбору спермы… В отделении другие лаборанты работали за столами с микроскопами и иными приборами — видимо, анализируя состав того, что они собирали. — Впечатляет? — холодно спросил Рауль, выключая монитор. — Зачем вам… столько спермы? — пересохшими губами спросил Катце. — Отбираем лучшие образцы для дальнейшей племенной работы. — А мой образец вам… для чего? Рауль усмехнулся: — Может, я решу начать новую линию пэтов с таким же цветом волос, как у тебя… Неважно, для чего, Катце. Делай, что тебе говорят. Либо ты мне подчиняешься, либо я модернизирую твой шар в аналогичный. И вместо снотворного буду вводить тебе в кровь афродизиаки и стимуляторы. — Вы умеете убеждать, доктор, — сказал Катце бесстрастно. …Они расположились не в одном из медицинских блоков, а, видимо, в кабинете Рауля или в комнате отдыха. Там стояло удобное кресло, куда уселся биотехнолог, и мягкий кожаный диван, на который он жестом велел сесть Катце. Рядом на круглом столике стоял микроскоп, чем словно доказывалось, что и на отдыхе Второй Консул думает только о работе… Рауль, забросив ногу на ногу, подал брокеру стеклянную колбу и невозмутимо распорядился: — Начинай мастурбировать и постарайся сконцентрироваться на ощущениях. Чувствительность биопротеза, по моим расчётам, не должна отличаться от чувствительности настоящего члена. Если окажется снижена, я это доработаю. Пока меня больше интересует сила эрекции, а также качественный и количественный состав семени. Катце принялся дрочить. Сколько раз в своей жизни он обслуживал пэтов, доводя их до разрядки, и видел, как они делают это на глазах хозяина. И вот пришлось самому влезть в их шкуру… Сцепив зубы, он всеми силами старался забыться, не думать, что Рауль сидит напротив и с хладнокровием исследователя наблюдает за процессом. Рыжеволосый закрыл глаза. Нет, только не думать про Ама, иначе кончить ему будет не дано, а тот от него не отстанет. Отвлечься, отвлечься… Постепенно ему удалось сосредоточиться на том, что делал. Окончательно освоиться со своим новым «приобретением», войти в определённый ритм. Новые ощущения, которых он не знал прежде, постепенно начали захватывать его, даря удовольствие. Не было смысла этому удовольствию противиться, ведь именно за фазами растущего возбуждения Рауль и хотел понаблюдать. Член у Катце довольно быстро напрягся, поднявшись вполне солидной башней, на лице появились первые признаки испытываемого наслаждения. Он глубоко дышал, непроизвольно запрокидывая голову всё выше, дыша сквозь стиснутые зубы. Рауль чувствовал глубокое удовлетворение, видя, как брокер Ясона беспрекословно повинуется приказам, даже если совсем не хочет их выполнять. Что и говорить, ему удалось вывести Катце на новый уровень дисциплины. Не сумей тот возбудиться в присутствии своего доктора — стопроцентно снова оказался бы в шаре. Биотехнолог надеялся, что страх перед этой мерой окажется лучшим стимулом и сейчас был очень доволен, что знание психологии пэтов, монгрелов и вообще тех, кто не был элитой, помогло ему добиться нужного результата. Конечно, рыжий не был пэтом, и работал совсем не так — не думал о том, чтобы своими действиями доставить удовольствие хозяину. Просто добросовестно выполнял задание, стараясь избежать худшей меры. Но Ам ведь и не ждал от него другого. Достаточно было того, что он смирился и безоговорочно признал власть доктора над своей судьбой… Хм, а похоже, его подопытный всерьёз вошёл во вкус. Что ж, солидное орудие, которым наградил его Рауль, должно послужить неплохим утешением за пройденные фазы унижений… Биотехнолог смотрел на неконтролируемые страстные гримасы, пробегавшие по всегда невозмутимому, словно тоже принадлежащему элите, лицу брокера. И сначала Рауль наслаждался этим зрелищем, а потом неожиданно ощутил раздражение. Можно было заставить Катце подчиняться, но невозможно при этом контролировать его мечты и фантазии. В своих мыслях тот оставался таким же закрытым, как прежде, хотя и точно следовал приказу биотехнолога. И чем дальше, тем сильнее росло недовольство Рауля. Брокер всё равно ухитрялся ускользнуть от всестороннего контроля над ним! Почувствовав, что Катце близок к экстазу, Рауль резко сказал: — Остановись! Рыжеволосый замер и, открыв глаза, удивлённо взглянул на нейрокорректора. Поразился: во взгляде того плясали злые зелёные искры. — Что-то не так, доктор Ам? На скулах Блонди заиграли желваки. — И о чём же ты размечтался, Катце? — вкрадчиво и с едва заметной угрозой проговорил он. — Помнится, ты заявил, что при мне не сможешь мастурбировать… Но я вижу, прекрасно справляешься. Какие же фантазии разбудили твоё вожделение? Представилась прекрасная женщина, которой ты мечтал овладеть, да прежде было нечем? Или, может… — голос Рауля зловеще понизился, он подался вперёд. — Может быть, ты вообразил себя на месте Рики? Представил, как Ясон берёт тебя, а не его? Да? Он берёт тебя, и ты раз за разом испытываешь оргазм? Биотехнолог поднялся из кресла и медленно подошёл к брокеру, который глядел на него, не отрываясь, как загипнотизированный. Крепко вцепился пальцами в его подбородок и проговорил: — А может даже… ты воображаешь, что сам… трахаешь Ясона, а? Катце невольно дёрнулся, услышав столь непристойное слово из уст утончённого Блонди. А тот сочащимся ядом голосом продолжил: — Так о чём ты мечтаешь, Катце? Скажи мне. И тут у рыжего словно упала заслонка. Он процедил с ненавистью: — Трахнуть тебя, Рауль!* * *
Бросив эту фразу в лицо Блонди, Катце вдруг ощутил удивительное чувство свободы. Разжался спазм, заставлявший так долго таить глубоко внутри страх и ненависть, удерживать их в узде, давить, не давая выйти наружу. Ненависть оказалась сильнее, она вырвалась, взорвав преграды. Как это оказалось восхитительно — выплюнуть в Рауля эти слова! Пусть даже и перед лицом неминуемой смерти. Катце только понадеялся, что взбешённый Блонди убьёт его быстро, а не будет делать это долго и мучительно. Однако Меченого удивила реакция биотехнолога. Сначала в его глазах отразилось изумление — как если бы он услышал, что при нём внезапно заговорило домашнее животное. А потом, вместо того, чтобы исполниться гневом, Рауль странно усмехнулся и, отпуская подбородок Катце, сказал: — Да? Ну что ж, попробуй… В его голосе брокеру послышалась издёвка. И тогда, прежде, чем обдумать свои действия — Катце врезал ему кулаком в скулу. Мощный хук справа послал бы в нокаут быка, но Блонди устоял, только слегка пошатнулся. Не останавливаясь, Катце ударил его ногой в солнечное сплетение. Видимо, не успев понять, что происходит, Рауль согнулся, потеряв доступ воздуха, и тогда рыжеволосый схватил со стола микроскоп, оказавшийся тяжеленным, и с размаху опустил его Второму Консулу на затылок. Ам рухнул на пол, как подкошенный. Катце тяжело дышал. Чистая ярость продолжала клокотать у него в крови. Держа в руке микроскоп, он вышел из кабинета Рауля в лабораторию. Судя по тому, что сюда до сих пор не ворвалась охрана — биотехнолог тщательно оберегал секреты своей лаборатории, и то, что в ней проиходило — на внутренние камеры Киира не транслировалось. Записи велись только для самого Ама. Что ж, если мгновенная смерть Катце пока откладывается… Брокер понимал, что так просто Блонди не вырубишь. Дзиконтай — это не человек. Просто он пока без сознания. Тогда время у него есть… К удивлению Катце, у него по-прежнему был железный стояк. Произошедшее вызвало мощный выплеск адреналина в кровь. Чувство мгновенного освобождения от всех внутренних зажимов и контроля было пьянящим. Катце отправился в подсобку. Там лежала его одежда, давно выстиранная и продезинфицированная служебным андроидом — ведь доктор Ам не мог смириться с исходящим от неё запахом дыма. Брокер сгрёб её под мышку и пошёл к стеллажу, где лежала пачка «Амка Шелагх». Грохнул микроскопом по стеклянной двери, усыпав осколками пол. Взял сигареты и зажигалку, подумав, прихватил ещё склянку с той мазью, которой Рауль обрабатывал ему спину после операции. Подобрал с пола один стеклянный осколок побольше и вернулся в кабинет. Биотехнолог продолжал валяться на полу лицом вниз. Крови на золотистых волосах видно не было — головы у Блонди точно титановые. Катце вытащил ремень из своих джинсов и, присев на корточки, скрутил Аму локти за спиной. Ясное дело, ремень не удержит создание Юпитер, но пока он без сознания, брокер успеет. Осколком стекла Катце полоснул по его комбинезону, прорезав длинную полосу в районе поясницы и дальше разорвал ткань руками, обнажив идеальную Раулеву задницу. Этот извращенец даже бельё не надел. Приподняв его, рыжий затащил верхнюю часть тела Блонди на диван, а нижнюю согнул, поставив на четвереньки. Потом извлёк из пачки сигарету и, щёлкнув зажигалкой, с наслаждением затянулся. Волна удовольствия после длительного вынужденного воздержания ударила ему в голову. Затянувшись ещё несколько раз, Катце открыл склянку с мазью, щедро зачерпнул её, шмякнул пригоршню в расщелину между скульптурными ягодицами Блонди и размазал там, нащупывая отверстие и старательно умащивая его пальцами. Адреналин в крови вкупе с опьяняющим кайфом от никотина и сознанием, что сейчас он поимеет того, кто столько времени над ним измывался — заставили его член налиться буквально до одеревенения. И, растянув тёплые и гладкие — сука, словно шёлк — ягодицы, брокер впихнулся между ними. Бионический протез проник в Рауля, как в родного. Чувство плотных стенок, охвативших сроднившийся с телом Катце орган, как тугая перчатка, было настолько приятным, что Катце сразу постарался войти как можно глубже. Он с остервенением задвигал вперёд-назад бёдрами, страстно желая порвать эту девственную задницу, конечно, не подозревая, что она не такая уже и девственная… Брокеру было абсолютно наплевать, что будет с ним дальше. Через пять минут, или через минуту — когда Блонди очнётся и осознает, что происходит. Пусть навсегда запомнит, что сделал с ним его подопытный пациент, столько времени прикидывающийся покорным и безвольным — пока чаша его терпения не переполнилась. Или доктор Ам может произвести над самим собой нейрокоррекцию, если помнить будет очень тяжко… Ощущения у Катце были оглушительные. Не только физические. Осознание того что он трахает своего тирана, вдалбливается в его плоть — буквально срывало ему башню. Рауль вдруг вздрогнул и очнулся. Открыв глаза, он увидел перед ними кожу дивана. Шевельнувшись, понял, что руки у него связаны за спиной… а ещё спустя секунду до него дошло, что происходит. Блонди приподнял голову. Затылок гудел, скулу саднило от впечатавшегося в неё кулака брокера… Брокера, который самозабвенно драл сейчас его в задний проход. Рауль некоторое время ошеломлённо молчал, осознавая масштаб катастрофы. Конечно, напрячь мышцы рук и порвать путы ему ничего не стоило, но того факта, что его уже поимели, это не изменит. Тем не менее, Ам зачем-то сказал, слегка поворачивая голову: — Катце… В мгновение ока рыжий обмотал Рауля вокруг горла прядью его же волос, склонился к нему сзади и поднёс к глазу осколок стекла. — Заткнись, — процедил он сквозь зажатую в зубах сигарету. — Или вырезать тебе напоследок глаз я ещё успею… Рауль расслабил все мышцы, и брокер, выпустив из рук его волосы, продолжил с новой силой долбиться в него сзади. Положение было сколь чудовищным, столь же и комичным — Второго Консула Амой, третье лицо по значимости на планете после Юпитер и Ясона Минка, насиловал бывший фурнитур, этим же Вторым Консулом собственноручно восстановленный. Ну, по крайней мере, с полной определённостью теперь можно было утверждать, что опыт по восстановлению прошёл успешно… хотя Рауль, конечно, и представить себе не мог, что он закончится именно так. А как биотехнолог представлял себе его завершение? По правде сказать, он и сам не знал. Начиная опыт, Рауль твердил себе, что делает это, во-первых, во имя науки, а во-вторых, чтобы приструнить брокера, слишком много о себе возомнившего. На какой стадии доктор Ам собирался завершить свой эксперимент — он предпочитал не задумываться. Возможно, заставив Катце спариться с другим пэтом — самкой или самцом. Или убедившись, что семя его способно к успешному оплодотворению. Либо, когда брокер докажет ему, что отныне будет вести себя как паинька не только со своим Ясоном… Но Катце решил поставить точку в этом эксперименте совсем не там. И что теперь делать главному биотехнологу Амой? Сломать хребет наглецу? А не сам ли он взвёл пусковой механизм у этой мины замедленного действия по имени Катце? Наверное, у любой конструкции есть свой предел выносливости, оказался такой и у с виду непрошибаемого брокера. Только вот почему его пациент сорвался не во время физических испытаний, а после простого вопроса? Потому что этот вопрос послужил последней каплей? Или же было в этом вопросе что-то, задевшее Катце сильнее, чем все унижения, через которые Ам заставил его пройти прежде? А для чего Раулю вообще понадобилось задавать этот вопрос? Почему его так заинтересовали эротические фантазии подопытного? Какой ответ он хотел услышать и зачем? Неужто рассчитывал, что брокер и впрямь доверчиво обрисует ему картину своих сексуальных пристрастий? Доверие не вырывают насильно, а фантазии Катце наверняка были не такими, о каких Раулю хотелось бы услышать. Так чего ему вообще хотелось? Ам вдруг почувствовал, что член у него неудержимо встаёт. Ведущего нейрокорректора планеты опустил ниже плинтуса тот, кто сам был нижайшим из нижайших — и его осознание этого необычайно заводило? Неужели во всём прав был земной виконт Алистэр Чембер, когда внушал ему: «Бремя ответственности и власти, которое ты несёшь… Неужели тебе не хочется иногда сбрасывать его, отдыхать от этой ноши? Освободиться от всегдашнего контроля своего ума, передать его кому-нибудь другому?.. Ты довольно уже верховодил в этой жизни, и подобного будет в ней ещё предостаточно… Позволь себе отдохнуть. Перестань держать свою волю в кулаке, побудь в зависимой роли. Это будет для тебя облегчением, поверь, я знаю, что говорю и что делаю…» Рауль много недель пытался забыть эти слова, избавиться от того мо́рока, который приключился с ним на Земле. Оказавшись на Амой, решил с головой уйти в работу, в свои опыты, но… Он, в чьей власти было раздавить и уничтожить Катце — смиренно отдался ему, как шлюха в борделе… Может быть, именно этого и хотелось на самом деле Второму Консулу? От сознания этого член у него стал, словно каменный. Биотехнолог застонал под напором брокера, наслаждаясь своим унижением. Да, он хотел этого — пора уже перестать себя обманывать. Даже если окончательно осознал лишь сейчас. Это было в разы круче, нежели с Алистэром. Почему? Ведь Чембер его любил, а Катце сейчас глухо ненавидел, можно не сомневаться. И, однако, у ненавидящего его брокера член стоял на биотехнолога, да ещё как! Так, что он смог сделать его орудием своей мести. Воистину, это был идеальный альянс. Облачённый почти беспредельной властью всесильный Рауль Ам сам мечтал оказаться в чьей-либо власти, жаждал быть униженным. Нижайший из нижайших монгрел, бывший фурнитур, свирепо ненавидел Рауля Ама и в своей ненависти низвёл его до состояния пэта. Катце не притворялся, не играл, он был честен в своих чувствах. Где ещё Второй Консул Амой смог бы найти такого идеального партнёра? Катце был единственным, кто не испугался могущественного нейрокорректора. Кто решился пойти ва-банк и, отбросив невозмутимость и железный контроль, отдался гневу и чувству мести. А самое поразительное было то, что это доставляло удовольствие и мстящему, и его «жертве». Да, вот так ты, Рауль, и оказался на месте жертвы. И почему же это чувство беспомощной униженности оказалось таким упоительным?! Как хорошо сейчас он понимал Ясона, приблизившего к себе грубого, неотёсанного, изрыгающего вульгарные ругательства Рики. Была в дикости и необузданности монгрелов какая-то неотразимость и притягательность. Понимал он Ясона и в его решении оставить возле себя холодного, умного, интеллигентного Катце. Чистое золото с неиссякаемым, казалось, запасом терпения — оказавшимся в итоге аккумулятором чистой ярости. Единственный и неповторимый. Рауль никого не мог представить на его месте. И не хотел. Нет, Чембер со своей любовью и рядом не валялся с Катце и его ненавистью. Ненавистью, неожиданно ставшей источником наслаждения для них обоих. Рауль уже не замечал, что страстно стонет, подаваясь навстречу отлично сработанному им же самим инструменту, покорно раскрываясь ему навстречу, впуская в себя. Брокер шумно дышал, ускоряя ритм и чувствуя, как заливает его волна тёмного наслаждения, поднимаясь всё выше и выше, пока, наконец, не накрыла с головой, заставив почти взреветь в оргазме такой силы, какой он и представить себе не мог — до светящихся искр перед глазами. Содрогаясь всем телом, он раз за разом изливался в горячие недра Блонди, не замечая, что тот делает то же самое, орошая кожаный диван и пол под собой. В конце рыжеволосый в изнеможении повалился на Рауля, как любовник, потому что ноги у него тряслись с непривычки. И Второй Консул замер, не смея даже пошевелиться, чувствуя, как неистово бьётся сердце в груди его прекрасного насильника… Однако Катце быстро опомнился, вышел из Рауля и развязал ему руки, ничего не говоря. Он понял, что Второй Консул Амой ему больше не опасен. Чувство освобождения от всего, что давило на него много лет, было прекрасным. Страх ушёл, а ненависть, на время утолённая, сейчас сменилась лёгким презрением. Этот тиран, властвующий над всеми, в душе́ сам хотел быть опозоренным. Что ж, Катце доводилось уже знать видных, занимающих высокое положение граждан Мидаса, которые платили бордельным проституткам за то, что те унижали их. Кто бы мог подумать, что Рауль Ам окажется из той же породы… Он поднялся и вышел из комнаты отдыха. Отправился в душ. Освежившись под прохладными струями, вернулся к Раулю, который безвольно сидел на полу в разодранном на заднице комбинезоне и, похоже, не знал, что ему делать дальше. Золотые волосы разливались вокруг. Катце неспешно облачился в свою одежду, проверил — на месте ли мобильник и кредитная карта, уселся на диван и, вытянув из пачки сигарету, закурил. Некоторое время они молчали оба. Наконец Рауль, повернув к брокеру голову, с незнакомой ему самому робостью положил руку на колено, обтянутое джинсами и тихо произнёс: — Катце… Тот сграбастал в кулак волосы у него на затылке, наклонился и сказал с угрозой: — Слушай меня! Сейчас я докурю эту сигарету, и ты встанешь и откроешь мне дверь своей грёбаной лаборатории! Я мог бы сделать это сам, но не хочу тратить время, разбираясь с твоими паролями. И сообщишь по внутренней связи, чтобы меня беспрепятственно выпустили. Понял?! — Да, — безропотно ответил Второй Консул. Вытащив изо рта сигарету, Катце выдохнул струю дыма ему в лицо. Рауль покорно промолчал, даже не поморщившись.