АМНЕЗИЯ

Да в середине есть НЦ 18+ сцена, она выделена другим шрифтом.       Время подходило к обеду, а Чуя все ещё сидел в плетеном кресле с чашкой какао в руках, поджав под себя ноги. Настроения не было совсем, и он грел, а точнее обжигал пальцы о горячую кружку, благо Сигма в какой раз разогрел ее содержимое в микроволновке.       Он вздрогнул, когда рука Николая легла ему на плечо. — Скучаешь, Накахара? — Да, как видишь. — А у меня к тебе дело! — весело заявил он. — Ты хочешь что-то мне поручить? — Угадал! Вот что. Ты же знаешь, всю работу по дому мы делим поровну, чтобы потом не было возгласов: «Почему, как что, сразу я?» — Хороший подход, я заметил. — Да, мне тоже нравится, — Гоголь помолчал немного, потом добавил, — Мы уже четвертый день здесь ииии… короче, сегодня твоя очередь кормить Дазая. — О, Коля! — Чуя схватился рукой за грудь, его дыхание участилось. — Что? — эспер одарил его удивлённым взглядом, — Ты думал, что мы держим его на голодном пайке? Не настолько мы испорчены, чтобы морить голодом врага, который сам сдался в плен. — Прости, конечно… а мне, дураку, кусок в горло не лез… — Ну, ты даёшь? Надо было меня или Федора спросить об этом. Ладно, слушай. Я собрал поднос с обедом, к ужину тоже что-нибудь соберу. Вот тебе ключ от наручников, только думаю, что он тебе не пригодится. — Почему? — наивно спросил Чуя. — Там сам разберёшься. Давай, удачи!       Накахара спустился в погреб с подносом в руках. Заветная дверь была как всегда приоткрыта и он направился прямо в потайную комнату, ориентируясь на льющийся из нее свет. Ногой открыв пошире дверь, он встретился взглядом с шатеном. — Что за прекрасная картина, а, Дазай? — держа себя как можно раскрепощенней, проговорил Чуя. — Да. Мы уже встречались при подобных обстоятельствах, когда я был пленником Портовой Мафии, — спокойно отвечает Осаму, глядя, как Накахара ставит поднос с едой на стол.       Чуя поворачивается к Дазаю и подходит совсем близко. — Такое уже было? Я не помню… Ничего не помню до того момента, как попал сюда, — его голубые глаза смотрят на Осаму так доверчиво, ведь он единственная ниточка, соединяющая его с прошлым. — Не помнишь? Серьезно? — переспрашивает пленник, — И это тоже?       Он легко стряхивает с себя наручники и, обнимая Чую, привлекает к своей груди. — Ну, погоди. Как ты это сделал? — рыжик ладонями пытается оттолкнуть его от себя. — Я специалист по взламыванию замков. — Вот почему Гоголь сказал, что ключ не понадобится. — Чуя, ты серьезно не помнишь? — Осаму в шоке от услышанного. — Я смотрю, ты с первого раза не понимаешь? — Ну, а это, помнишь? — он идёт на хитрость, наклоняется и целует Чую в теплые сухие губы.       «Прямо как во сне — прижал к груди и поцеловал», — думает Накахара. Только ведь он не просто поцеловал, он похитил сердце с поцелуем, заставил бабочек летать внизу живота. — Врешь ты все. Мы не целовались раньше, — хрипло замечает Чуя, когда Дазай отпускает его буквально на сантиметр, дальше просто невозможно, — Такое я бы не забыл.       Он прижимается губами к чужим губам и буквально утопает в очередном поцелуе шатена. Дазай сам вздрагивает, когда ощущает, как тело Чуи дрожит от его поцелуя. Они нехотя размыкают губы. — Почему ты меня бросил? — укоризненно шепчет рыжик. — Потому-что очень сильно хотел. Если остался бы ещё хоть на минуту, я просто обидел бы тебя, — он проводит своими тонкими пальцами по милому лицу рыжика и повторяет, — Я не хочу тебя обижать, Чуя. — Осаму, скажи, а сейчас ты тоже хочешь меня? — спрашивает Накахара, голос его при этом такой глубокий, с хрипотцой.       Дазай вместо ответа берет его руку и опускает к себе в пах. Чуя проводит пальцами по натянутой ткани брюк, чувствуя под ними дазаевский стояк. Дыхание учащается само по себе только от сознания того, что этот стояк на него. — Возьми меня, Осаму, — поднимает на него свои голубые глаза рыжик.       Он понимает, что ведёт себя неправильно, но, насмотревшись на Крыс с их офигенной романтикой, ему до чертиков хочется почувствовать себя любимым, а тут ещё такое боевое оружие пропадает. — Не искушай, Накахара. Я не могу врать тебе. Хоть мы и напарники, ссоры, драки, много чего было. Но вот близости — не было. — Пусть будет. Сегодня, здесь, сейчас. Я не потерплю отказа!       Чуя, понимает, что Дазай шокирован его поведением, но назад дороги нет, он предложил себя и отступать не собирается. Чтобы доказать напарнику свою решимость, он попытался расстегнуть пуговицы на своей жилетке, но так разволновался, что пальцы отказались его слушаться. — Помоги же мне! — срывается на крик рыжик. — Чуя! Успокойся, — спокойным голосом приказывает Осаму.       Он снова обнимает его за талию одной рукой, прижимая к себе, палец другой руки подцепляет чокер на шее, заставляя запрокинуть голову и подставиться под поцелуй. Рыжик покорно цепляется руками за плечи шатена.       Дазай не спешит, он втягивает Чую в поцелуй с проникновением языка в рот и, пока тот тает от его нежности, рука с чокера плавно перемещается на затылок под основание хвостика. Он резким движением освобождает волосы от резинки. Рука скользит по спине вдоль жилетки, останавливается на талии, а потом обе его руки опускаются на ягодицы и легонько сжимают их. Чуя сбивает поцелуй с ритма. Дазай терпеливо начинает игру языков снова.       Руки скользят по бёдрам и вот уже под ними пуговичка брюк, в тишине комнаты раздается звук открываемой ширинки. Осаму начинает ласкать Чую сквозь ткань боксеров, хотя, будь его воля, он бы с удовольствием коснулся сразу обнаженного тела, но спугнуть напарника сейчас никак не входит в его планы.       Он чувствует, как грудь Накахары начинает вздыматься от участившегося дыхания. Дазай обрывает поцелуй, чтобы взглянуть в голубые глаза Чуи и понять, насколько он успел совратить его. Щекой трётся о щеку и ласково произносит в ухо: — Чуууя?! — губы прихватывают мочку уха. — Да, — хрипло отзывается тот.       Дазай заставляет его отступить к столу, отодвигает подальше поднос с едой, спускает ниже брюки и боксеры, высвобождая вставший от ласк член. Он сажает Чую на стол, как можно дальше от края. — Ты очень красивый, — говорит Осаму, проводя рукой по растрепанным рыжим волосам.       Легонько целует и заставляет лечь на стол. Рыжик ещё дальше отодвигает поднос и устраивается поудобней, если это вообще можно сделать на столе. Осаму сгибает его ноги в коленях, расстёгивает и снимает сапоги, а потом освобождает совсем от брюк и боксеров. Разводит ноги, открывая вид на прелести друга. — Очень красивый и рыжий! — повторяет он. — Не вводи меня в ещё большую краску! — недовольно отвечает Чуя.       Осаму берет палец в рот и обильно смачивает слюной, потом прикасается к рыжеватому колечку и начинает увлажнять его. Накахара томно вздыхает и берется рукой за свой член. Это возбуждает Дазая ещё сильнее и он, снова облизнув палец, решается протолкнуть его внутрь Чуи. Рыжик делает глубокий вздох, рукой скользит по члену, пытаясь подавить неприятные ощущения. — Ты молодец! — Ой, заткнись лучше Осаму! Это нельзя как-нибудь ускорить? — Я попытаюсь, рыжик, потерпи.       Шатен смачивает два пальца второй руки, и меняет один палец на два. Одновременно он пытается найти внутри Чуи заветную точку, которая может превратить растяжку в удовольствие для него. Его усилия заканчиваются успехом, Накахара тоненько стонет. Дазай добавляет третий палец и продолжает растяжку.       По интенсивности стонов, он понимает, что Чуя скоро кончит, поэтому вынимает из него пальцы. — Что ты творишь, Дазай?! — возмущённо протестует рыжик, но замолкает, почувствовав, что его подтянули ближе к краю стола.       Влажным, текущим от нетерпения членом Осаму потёрся об анус Накахары и проник в Чую сразу до конца, одновременно и больно и приятно. Он берет его в быстром темпе, понимая, что не в силах больше сдерживать себя, да и рыжику до разрядки уже немного надо. Внутри него так узко, горячо и влажно, что Дазай закрывает глаза от удовольствия. Рыжик тоже не сдерживает себя, он вскрикивает в полный голос и впервые рад, что сейчас они в подвале и никто, кроме Осаму его слышать не может. И не только его, но и пошлые звуки, издаваемые их телами.       Дазай открывает глаза, чтобы не пропустить, когда кончит Чуя и понимает, что рыжик не даёт себе кончить, специально продлевая удовольствие. — С ума сошел, Накахара?       Чуя в ответ только стонет, прикусив нижнюю губу. Шатен ехидно улыбается и, поднимая его ноги себе на плечи, ещё глубже входит в его тело, снова вырывая крик. — Как тебе это, Чуя? Сдавайся. Хватит с тебя на первый раз!       Рыжик послушно накрывает головку рукой и убирает вторую руку с члена. Три сильных проникновения и он кончает себе в руку. Дазай кончает следом, выйдя из него и пачкая своей спермой все прелести друга. — Если сейчас кто-нибудь войдёт сюда, подумают, что мы два конченных кретина, — Чуя тянется за салфетками, полотенцем и водой. — Заметь, не я это предложил.       Вторит ему Осаму, он забирает у Накахары полотенце и, смочив его водой, начинает протирать тело друга. — Хоть получил, что хотел? — Да, почувствовал себя Гоголем, — смеётся Чуя, — В следующий раз я сверху. — Как скажешь, — соглашается Дазай, помогая рыжику сесть. — Тебе все равно? — Чуя смотрит на Осаму удивлённо. — Главное, чтобы ты был рядом со мной, — он запускает свои пальцы в рыжие локоны друга и снова горячо целует в губы, — Хороший обед у меня сегодня получился!       Федор и Николай были в кабинете Достоевского вдвоем. Склонившись бок о бок над столом, они изучали очередной документ, представленный им осведомителем. При этом их тела соприкасались друг с другом так сильно, что этот контакт приносил им обоим большое удовольствие. Гоголь разделил пополам пирожок и протянул половинку другу. — Спасибо, Коля. Твоя забота всегда трогает меня до глубины души. — Мне приятно это слышать от тебя, — улыбается тот.       Вдруг их идиллию прервал настойчивый стук в дверь. — Накахара?! Я думал, он будет позже, — удивлённо смотрит на Достоевского Гоголь. — Значит, все уже решил. Смышлёный мальчик, — Федор, как будто извиняясь, целует Колю в щеку, — Пойду, узнаю, что ему нужно.       Достоевский проходит к двери и открывает ее. За ней действительно был Накахара. Федор отметил взлохмаченные распущенные волосы и припухшие губы. Он хмыкнул и улыбнулся. Быстро, Осаму, молодец! — Чего-то хочешь, Чуя? — Хочу попросить тебя отпустить нас, Федор. Меня и Дазая, — рыжик смотрит решительным взглядом. — Простил его, значит? — Чуя молчит, — Хорошо подумал? — кивает, — Учти, амнезия пройдет через неделю. Захочешь вернуть Осаму обратно — не возьму. — Вернуть?! Ты смеёшься, Федор? — Нет, серьезно… Ладно, свободны! Но с одним условием — про это место никому. Хотя бы пару дней. — Я понял тебя, Федор. — Осаму передай, я выбрал второй вариант и хочу чтобы он навечно был твоим сексуальным рабом. Услышу, что ты им недоволен, убью!       Накахара улыбнулся в ответ. — Спасибо тебе за все, Федор. И Гоголю тоже передай.       Он протягивает руку и Достоевский пожимает ее в знак дружбы. — Совет да любовь, Чуя! Надеюсь, теперь увидимся не скоро!       Федор лукаво улыбается и возвращается в кабинет к Николаю.