Тайны Тёмного Лорда

      Спустя месяц Том обнаружил в изголовье своей кровати уже до боли знакомый конверт, подписанный зелеными чернилами и скрепленный заветной гербовой печатью с четырьмя животными. Но кроме привычного списка учебников на следующий учебный год в конверте был еще и значок старосты. Реддл, разумеется, догадывался или даже был уверен, что все случится именно так, однако все равно торжествовал. Ведь само по себе почетное звание давало еще и массу привилегий тому, кто носил его, и амбициозный наследник Слизерина решил ими воспользоваться. Например, сейчас он мог без опасений разгуливать по коридорам школы даже в ночное время. Всегда можно будет сказать, что как староста он патрулирует Хогвартс. Сам же Реддл решил вплотную заняться поиском Тайной комнаты, оставленной в замке Салазаром Слизерином для своего наследника.       Для одноклассников назначение Тома на должность старосты тоже не стало неожиданностью. Родольфус с удовольствием поздравил его, как, впрочем, и Друэлла Розье, и Абраксас Малфой. А вот Блэк сидел за праздничным столом по случаю начала учебного года мрачнее тучи.       На руку Реддлу сыграло и то, что декан Слизнорт обратился к нему с просьбой: раз уж Тому уже удалось сдать СОВ, то будет очень кстати, если он поможет достойно подготовиться к этому ответственному делу и другим своим однокурсникам, которые по каким-то причинам отставали. Да и у вполне успевающих студентов в этот экзаменационный год возникало уйма вопросов.       Соглашаясь на предложение Слизнорта, Реддл одновременно преследовал несколько целей. Он, естественно, хотел бы и дальше пользоваться расположением своего декана, и поэтому согласился. Более того, теперь, когда у него были деньги, Том мог угодить и по-другому. Реддл знал, что профессор питал слабость к сладостям, а особенно обожал, как это ни странно, магловские засахаренные фрукты, больше всего ананасы. Но чистокровному волшебнику было не очень комфортно посещать мир маглов, ведь знания о них у него были очень поверхностными. Зато Реддл прекрасно ориентировался среди них и легко доставал все, что было нужно, дабы подольститься, так как помощь профессора Слизнорта еще могла ему пригодиться.       Но главная причина была все же не в этом. Том уже давно знал, что его славный предок Салазар Слизерин завещал ему великое, на его взгляд, дело — выгнать из школы всех этих грязнокровок и недостойных магловских выродков. Право же, стоило пожить среди них, чтобы в должной мере возненавидеть! И он неустанно искал сведения и хоть какие-нибудь другие упоминания о Тайной комнате и о чудовище, которое, согласно словам Слизерина, обитало в ней. Но почему бы не пойти дальше Слизерина и сделать даже больше, чем заповедовал Основатель? Какой прок очищать от грязнокровок только Хогвартс, если волшебный мир будет кишеть ими? И вот здесь Реддл, этот никому не доверявший одиночка, этот гордец, все же отдавал себе отчет, что без преданных единомышленников, без талантливых сторонников он не сможет воплотить в жизнь свою затею и изменить волшебный мир. И теперь он с подачи Слизнорта несколько часов в неделю тратил на то, что подтягивал однокурсников в волшебных науках. Особенно туго приходилось ему, когда надо было втолковать какое-нибудь заклинание парочке тупых дружков-громилл — Крэббу и Гойлу. Идти на поводу у их глупости и лени Том не собирался и довольно быстро нашел к ним единственно правильный в данной ситуации подход. Он просто запер заклинанием класс и до тех пор не выпускал из него Крэбба и Гойла, пока они не сделали все положенное. Первый раз по своему тупому упрямству они пробовали было возмущаться, не ударяя при этом палец о палец. Но когда они пропустили ужин, что для этих обжор было чуть ли не трагедией, потом просидели в классе полночи, то сообразили: им остается волей-неволей пошевелить извилинами и как следует потрудиться, дабы просто вернуться в свою спальню. Незадолго до рассвета оба вполне прилично овладели манящими чарами, которые должны были освоить еще год назад. Жаловаться преподавателям на методы Реддла было бесполезно, потому как в этом вопросе большинство учителей было на его стороне. С теми же слизеринцами, кто сам обращался к Тому, он был вежлив и охотно консультировал по любому предмету, вызывая невольное восхищение у сокурсников. Так что гордыня Реддла и его самолюбие получали желанную пищу.       Особенное внимание Том уделял Родольфусу и часто убеждал его в необходимости лишний раз позаниматься, хотя непоседливый Дольф и не горел желанием, предпочитая книгам свою метлу. Однако он не мог отказать Реддлу, перед которым просто преклонялся и благоговел, сделав из него себе кумир. Том, давно уже овладевший легилименцией, конечно же, знал об этом не хуже самого Лестрейнджа и потому хотел, чтобы столь искренно расположенный к нему сокурсник сдал СОВ в числе лучших.       Деканы других факультетов тоже последовали примеру своего коллеги, профессора Слизнорта, и обратились к старостам с соответствующей просьбой. Том без зазрения совести тайком применял к ним легилименцию и смотрел, с кем из студентов и как они занимаются. Уроки пуффендуйца-полукровки шестикурсника Эшли Далтона вызывали у надменного слизеринца смех пополам с презрением и отвращением. Нет, против самого Эшли он ничего не имел, но вот некоторых студентов с этого, по мнению Реддла, захолустного факультета, терпеть не мог. И дело было в их магловском происхождении. Вообще все, что имело хоть какое-то отношение к маглам, вызывало у Реддла отторжение. Кроме того, он по-разному представлял себе причины отставания в учебе у чистокровных волшебников и у маглокровок. Если у слизеринцев, по мнению Тома, все сводилось к элементарной лени, а сами способности к колдовству не подвергались при этом ни малейшему сомнению, то волшебники из семей маглов изначально казались ему непробиваемыми тупицами. И их неудачи доставляли ему удовольствие, давая лишний повод втайне позлорадствовать и убедиться в правоте Салазара Слизерина. — Что же ты сидишь рядом с нами, тупица? — порой думал он, глядя на какого-нибудь студента из маглов. — Что ты делаешь тут, бездарность? Что ты занимаешь место чужое? Уйди, уйди сам, пока тебя не убрали!       Столь высокомерные мысли родились, однако, не на пустом месте. Происхождение от Слизерина и унаследованная от него колоссальная волшебная сила, позволяющая ему чувствовать себя на уроках даже не на голову, а на две выше всех остальных, невероятные успехи и похвалы вскружили и без того горделивую голову, а вкупе с памятью о жизни в приюте и нежеланием прощать кого бы то ни было вылились в жгучую ненависть и презрение ко всем маглорожденным волшебникам и вообще к простецам и их миру. Здесь он со своим предком был полностью солидарен, считая, что волшебникам, обладающим столь благородными знаниями и силой, не должно пересекаться с какими-то ничтожными людишками. Потому и пресловутую Тайную комнату Реддл искал теперь с необычайным рвением, следуя простому принципу: кто ищет, тот находит. И вскоре ему действительно повезло, правда, помог счастливый (для Реддла, разумеется) случай. Но, как известно, фортуна благоволит упорным.       В это же самое время на третьем курсе факультета Гриффиндор учился некий Рубеус Хагрид. Он был из великанов и уже в тринадцатилетнем возрасте превышал ростом других студентов почти в два раза. Кроме того, он имел крепкое телосложение, пухлые руки и длинные густые волосы, которые далеко не всегда заделывал назад в хвост. До Хагрида никто из представителей этого народа в Хогвартсе не учился, но профессор Дамблдор усмотрел в нем магические способности и убедил директора Диппета принять великана в школу. Хагрид и в самом деле неплохо справлялся со всеми волшебными науками, хоть и выражался как-то косноязычно, особенно когда волновался. Но для спесивых слизеринцев, презирающих всех, в ком не текло хотя бы половины древней волшебной благородной крови, нескладная речь гриффиндорца стала достаточным основанием, чтобы потешаться над ним всем змеиным факультетом. Однако, когда великан поступил на третий курс, то преподавателям стало очевидно, что у Хагрида недюжинный талант к уходу за магическими существами. В этом ему не было равных. Казалось, что он просто чувствует зверей и к любому животному умеет найти подход. Но, что примечательно, привлекали великана не какие-нибудь безобидные флобби-черви, а самые что ни на есть чудовища: летающие полузвери-полуптицы — гиппогрифы, драконы всех пород, фестралы. Хагрид, в отличие от остальных волшебников, вовсе не считал опасными этих довольно агрессивных страшилищ, потому что и сам оказался на редкость добродушным и бескорыстным, невзирая на грозную внешность. Кроме того, Хагрид был очень любознательным, а еще смелым и непоседливым, как и все гриффиндорцы, поэтому и школьные правила нарушал очень часто, особенно когда тайком ходил в Запретный лес, где могли обитать какие-нибудь не совсем безобидные твари. За это преподаватели, которые заставали Рубеуса за его проделками, неизменно снимали с Гриффиндора немало очков. Один лишь профессор Дамблдор был немного снисходительнее.       Однажды Реддл, выполняя обязанности старосты, обходил школьные коридоры. Время было уже позднее, и всем студентам давно полагалось находиться в своих гостиных и спальнях. Том уже почти миновал Большой зал и собрался было спуститься в свои подземелья, как вдруг увидел, что с лестницы, ведущей в башню факультета Гриффиндор, льется слабая полоска света, а в ней видна большая тень. Реддл начал тихо подниматься, наложив на себя дезилюминационные чары: так проще было поймать нарушителя, а слизеринскому старосте доставило бы удовольствие зацапать кого-нибудь из гриффиндорцев при нарушении школьных правил и снять с них баллы. Когда Том оказался на лестничной клетке, то глазам его предстало любопытное зрелище. На полу действительно сидел Хагрид, а рядом с ним стоял большой сундук. На коленях у великана была уже знакомая слизеринцу книга о чудищах, только побольше и потолще той, что Реддлу довелось читать. А на книге сидел черный паук, которого любитель волшебных страшилищ кормил насекомыми прямо с рук, точно ручную собаку. — Ешь, мой дорогой Арагог, ешь, лапочка! — приговаривал Хагрид. — Минус десять очков Гриффиндору за то, что в неположенное время студент находится в коридоре, — строго проговорил староста Слизерина, снимая дезилюминационное заклинание. — И если ты, Хагрид, сейчас же вразумительно не объяснишь мне, что ты тут делаешь с этой тварью, то сниму еще пятьдесят баллов и поставлю в известность директора. От неожиданности и испуга Рубеус сначала вздрогнул, а потом посмотрел на Тома просительным взглядом. — Ой, Том, так ведь я, это, малыша Арагога кормлю. Разве не милашка? Реддл еще раз посмотрел на существо, которое Хагрид называл малышом и милашкой. Размером паук был чуть ли не с квоффл для квиддича, ноги у него оказались толщиной с палец, а паутина, которую он плел, напоминала нитки толстого шпагата. — Что это еще за тварь? — брезгливо спросил Реддл. — Это акрамантул, Том! — с восхищением глядя на паука, ответил гриффиндорец. — Ты с ума сошел! — воскликнул Реддл. — Да он же сожрет кого-нибудь, как подрастет! Я немедленно ставлю в известность профессора Дамблдора и директора Диппета. Это уже ни в какие рамки не лезет! Вообще-то Реддла не особенно волновала безопасность других студентов, в особенности не слизеринцев, а сам он считал себя вполне способным совладать с чудовищем. Но возможность получить баллы, а также в очередной раз заручиться поддержкой декана и директора упускать не хотел. — Нет, Том! Пожалуйста, не надо! Они же Арагога, того, — Хагрид провел ребром ладони по шее. — Туда ему и дорога! Он опасен. — Нет-нет! — заулыбался великан. — Он совсем не опасен. Пойдем, я покажу тебе. И, схватив Реддла за руку, чуть ли не силой потащил его вниз по лестнице в подземелья. Через минуту оба оказались рядом с кабинетом зельеварения. Хагрид остановился в, казалось бы, совсем не примечательном месте, ткнул волшебной палочкой стену, в которой тут же открылась небольшая дверь. Согнувшись, великан прошел внутрь, а за ним последовал и Реддл. Маленькая комнатка была без окон и напоминала чулан. В ней стояла только большая коробка, куда Хагрид и посадил паука, а потом тщательно запер замок. — Вот видишь, Том. Никакой опасности от этого малыша нет. — Но он же вырастет. — К тому времени уже начнутся каникулы, и я заберу его с собой туда, откуда привез. Он родом из очень далекой страны. Мне подарил его один путешественник, еще когда Арагог сидел в яйце. — Этой твари не место в Хогвартсе. Заведи себе кота, жабу или сову. — Да не люблю я кошек, мне от них чихать охота, жабы сейчас у каждого встречного, а совы… — Да замолчи ты уже! — начал раздражаться Реддл. — Мне некогда слушать твою болтовню. Я немедленно иду к директору. — Нет, Том! Не выдавай меня! Пожалей Арагога, он не опасен и ни в чем не виноват. Вот, прочитай, тут про них э-э-э, очень дельно написано, — и Хагрид раскрыл толстенную книгу, которая уже собралась было оттяпать ему палец, но великан быстро погладил ее по корешку, и опасное пособие присмирело, покорно дало листать страницы. — Вот, видишь! Главное, это… к любому зверю, да к любому, ну… правильный подход найти. А здесь про всех-всех чудищ написано, даже про тех, которых уж, того, как лет пятьсот и в помине нет. Эта книга самая полная. Мне мистер Кеттелберг, ну, учитель по уходу за магическими существами, — объяснял Хагрид, — сказал, что, дескать, последнее издание. Только несколько дней назад в Хогвартс поступила. Профессор Кеттелберг, вот лично сам привез в библиотеку для семикурсников, кто, ну, со всякой живностью работать собирается. По мере того, как Реддл слушал косноязычного гриффиндорца, холодное сердце старосты забилось от волнения вдвое быстрее, а в его голове мелькнула быстрая, как молния, мысль. — Дай мне книгу! — велел Реддл. Хагрид, несколько удивленный, но обрадованный тем, что слизеринский староста больше не заводит речь о походе к директору, немедленно подчинился. — Я хочу ее прочесть! — безапелляционно заявил Реддл. — Хорошо, Том! Я немедленно верну ее в библиотеку. — Нет! — отрезал Реддл, и глаза его грозно блеснули. — Ты дашь мне ее на время, а потом я верну ее тебе. Можешь не волноваться! Или ты полагаешь, что староста факультета такой раззява, что потеряет где-нибудь эту громадину, а? Или, может, способен испортить школьное имущество? — Нет, что ты, Том! — смутился великан. — Читай, пожалуйста, на здоровье! — Вот и договорились! — улыбнулся Реддл. Улыбка больше походила на зловещую усмешку, но Рубеус этого не заметил, потому что староста вдруг сказал: — А я, в свою очередь, в благодарность готов прикрыть глаза на твоего питомца, с условием, что в следующем семестре, когда он вырастет, его уже здесь не будет. — Ой, спасибо! Как ты добр, Том! Вот говорил же я своим, что, мол, не все же слизеринцы такие бяки-буки, а мне не верили! Но Реддл уже не слушал Хагрида, а положив книгу в маленькую заколдованную сумку, быстро вернулся в свою спальню.       Тщательно закрыв полог своей постели, он при свете волшебной палочки лихорадочно листал страницы и почти сразу же наткнулся на параграф, который рассказывал о древнем страшилище василиске. «Среди многих чудищ, коих в наших землях встретить можно, не сыскать таинственней и смертоносней василиска, также именуемого еще Король змей. Сей гад может достигать размеров воистину гигантских, а срок его жизни — многие столетия. На свет он рождается из куриного яйца, жабой высиженного. Смерть же несет путем диковинным, небывалым, ибо кроме клыков ужасных и ядовитых, даден ему взгляд убийственный, так что ежели кто с ним очами встретится, тот примет кончину скорую и в муках великих. Особливо боятся василиска пауки, сторонятся елико возможно, ибо он есть враг их смертельный. Сам оный василиск страшится лишь пения петушиного, ибо гибельно оно для него…»       До утра Реддл так и не уснул, слишком сильно было волнение. К щекам и рукам прилила кровь, так что они казались ему горячими, как в лихорадке. «Вот оно, вот! То, что я так долго искал! Чудовище в Тайной комнате — это василиск, король змей. Ведь предок мой, Салазар Слизерин, был змееустом, а значит, мог командовать этим чудовищем, срок жизни которого многие столетия. Наверняка на него просто наложены какие-нибудь сильные сонные чары, а парселтанг разбудит его. Все сходится! Осталось только понять, где оно спрятано и как может незаметно нападать». Реддл был уверен, что в скором времени получит ответ и на этот вопрос. Он чувствовал, что раз уж ему начало везти, то будет везти и дальше, и в самом деле оказался прав.