Пожалей меня, пожалей!
В моей судьбе, такой жестокой и нескладной,
Лишь от любви твоей, по-женски безоглядной,
На миг становится хоть чуточку теплей!
С. Трофимов «Пожалей»
Проснулась Беллатриса от ощущения, что к ее пылающему лбу приложили что-то холодное. В теле по-прежнему чувствовались слабость и тяжесть, но боль его уже не терзала. Ведьма попробовала пошевелиться и, к удивлению, ей это даже удалось. Она открыла глаза, но ничего не увидела в кромешной темноте. Однако слух уловил какое-то движение и нервно-облегченный выход, а источник прохлады со лба переместился на щеку. Тут вдруг волшебница поняла, что это человеческая ладонь, и обладателем таких холодных ладоней мог быть только один чародей на свете. Вспышка голубоватого света на кончике его волшебной палочки разрезала тьму. — Ну, наконец-то! — послышался едва слышный шипящий шепот у самого уха Беллы. Не успела она опомниться, как руки Волдеморта оторвали ее от подушки, обняв за плечи, и секунду спустя волшебница уже полусидела у него на коленях, прижатая к худой холодной груди. Узкая кисть с длинными пальцами белым лебедем ныряла в темных волнах роскошных волос. Беллатриса же никак не могла понять, происходит ли все это во сне или же наяву. Было трудно поверить, что после всего произошедшего между ними Темный Лорд вот так просто держит ее у себя на коленях и гладит волосы. Нет, такое просто невозможно! Колдунья вспомнила последнюю яростную схватку с мракоборцами в доме Дожа после разговора с Сириусом, заклинание, угодившее в нее, - и все! Дальше — полная темнота и беспамятство до того самого момента, как она очнулась уже в этой комнате. Но как она здесь оказалась? Неужели это Темный Лорд перенес ее сюда? Но откуда он вообще взялся на месте сражения? Зачем спас ее? И почему, в конце концов, не наказывает Круциатусом за то, что все-таки попалась аврорам? Когда Волдеморт опять заговорил, то ведьма поняла, что не спит и не грезит. — Хорошо, что тебе уже лучше! — тихо сказал колдун. Голос звучал бесстрастно, но при этом волшебник словно мимоходом коснулся ее кудрявой макушки. — Болит что-нибудь? — спросил он. — Нет, — пролепетала Белла пересохшими губами. — Только тяжесть и слабость во всем теле! — нехотя призналась она, понимая, что Волдеморт все равно видит ее мысли, как будто череп у нее из прозрачного стекла. Маг молча взял волшебную палочку, поднес ее поочередно к голове, груди, рукам и ногам, беззвучно шевеля губами, видимо, творя заклинания. И почти сразу же Беллатриса ощутила, как в теле, словно налитом свинцом, снова поселилась легкость, а жар начал спадать. Темный Лорд протянул волшебнице маленькую пробирку с коричневатой жидкостью. — Выпей это зелье. Оно окончательно тебя исцелит. Белла покорно взяла предложенную пробирку и одним глотком осушила ее. Руки Волдеморта тем временем гладили красивую женскую спину, стягивали тонкую шелковую сорочку, в которую он переодел ведьму, когда та была без сознания. Тонкие губы припали к шее, к тому месту, где к коже приливала кровь. Через секунду они начали осыпать поцелуями каждый миллиметр лица, а оторвавшись на секунду, чтобы вдохнуть воздух, хриплым голосом шептали: «Беллатрис-с-са, Белла, Беллс-с!» И вдруг маг отпрянул, пристально заглянул в темно-карие глаза и медленно, как будто через силу проговорил. — Я так замерз! Согрей меня, Белла! — попросил он. Волшебница взяла с прикроватного столика волшебную палочку и, направив ее на камин, разожгла в нем огонь. Но темный маг только покачал головой, взял ладонь ведьмы в свою и поднес к груди, где стучало сердце. — Нет! — проговорил он. — Я здесь замерз! Ты тоже холодная, но только не со мной! И только ты могла бы меня отогреть! В голосе волшебника сейчас не было ни капли гнева, напротив, теперь в нем явственно слышались глубоко затаенная грусть, какая-то бесконечная печаль и отчаянная мольба, словно от этого зависела его жизнь. Должно быть, умирающая замерзающая Меропа также слезно молила работников приюта, чтобы те впустили ее в тепло. Беллатриса не верила своим ушам. Это уж действительно было что-то из ряда вон! Неужели он в самом деле просит?! Волдеморт, чье имя уже сейчас многие начинают бояться произносить и именуют Тот-кого-нельзя называть или Сам-знаешь-кто? Сам Темный Лорд и кого-то просит, даже умоляет? Не приказывает, не накладывает Империус и не пытает Круциатусом? Но во все это пришлось поверить, когда чародей кроме слов еще и протянул к Белле свои руки, холодные, как будто у мертвеца, и прижался к ней таким же холодным телом. И Белла откликнулась, в свою очередь крепко обняла и стала горячо целовать в бескровные губы, бледное лицо, костлявые плечи, словно и впрямь надеялась любой ценой отогреть эту раздробленную душу и оледенелое сердце, даже если сама рисковала умереть от смертного холода. От прикосновений волшебницы змееуст, кажется, совсем потерял голову. Все планы по захвату власти, кровавые расправы и изощренные пытки отошли куда-то на задворки сознания, а потом и вовсе на время улетучились. И весь мир вдруг сузился до одной этой ведьмы, трепетавшей в его объятиях. Только сейчас он вдруг осознал, как истосковался по ней и по женским ласкам. Ведь после того памятного расставания он больше даже не посмотрел ни на кого… Беллатриса хотела было что-то сказать, но неистовые губы Волдеморта закрыли ей рот и не дали произнести ни слова. Голова у волшебницы тоже, в свою очередь, пошла кругом от радости. Пламенная волна страсти захлестнула обоих. Казалось, какой-то стремительный и мощный водоворот, из которого совершенно невозможно выбраться, затягивал два сладострастно переплетенных тела в глубокую пучину, именуемую счастьем. А две погрязшие в грехах и злодействах души все же ликовали от своего воссоединения. Спустя какое-то время Волдеморт сжимал в объятиях разморенное тело Беллы, прижав к себе столь крепко, что чародейка едва могла набрать в грудь воздух. Тишина в спальне прерывалась сперва только частым дыханием любовников, а потом Волдеморт зашипел на парселтанге, потому как в голове у него кружился целый вихрь мыслей, которые он не решался высказать чародейке напрямую, хоть слова и жгли ему язык. — Что же ты натворила, глупая, вздорная девчонка! — словно кричал кусок его раздробленной души. — Почему так быстро забыла данное мне обещание и усомнилась после всего, что с нами было! — Тут Темный Лорд еще крепче обнял Беллатрису, прижав к себе и коснувшись губами ее виска. — Чего тебе не хватало кроме этой пресловутой любви? Никакими словами невозможно описать то, что я испытал, когда ты ушла от меня. Словно кто-то снова разрывал на части мою уже расколотую душу! До сих пор меня, самого Темного Лорда, бросает в дрожь, при одном только воспоминании о той боли, которая казалась мне сильнее любого самого мощного Круциатуса. Она терзала меня все то время, пока я бодрствовал, но и спать я спокойно не мог. А сколько было бессонных ночей, проведенных в бесплодных попытках и безрезультатных экспериментах найти средство, чтобы только не видеть перед собой твоего образа. Я просто не знал, куда деваться от всего этого, и тогда решился прибегнуть к последнему средству, волшебству невероятно могучему, но столь темному и необратимому, что даже я, искушенный в черной магии чародей, воспользовался им лишь единожды. Это колдовство должно было сделать меня неуязвимым и бессмертным, а кроме того, позволило бы не испытывать никаких чувств. Я должен был избавиться от тебя любой ценой. Все было уже давно подготовлено для ритуалов, оставалось только произнести заклинания. Много лет я колебался сделать то, о чем никто доселе даже не помышлял. Однако ради обретения бесстрастия наряду с дополнительными гарантиями своего бессмертия я был готов на все! И знаешь, ведь поначалу все было так, как я и задумал. То, что ты теперь не моя, казалось, нисколько больше меня не трогало. Мне вообще стали чужды почти все желания людей, у которых целая душа. Единственное, чего я продолжал страстно желать, даже сильнее, чем до ритуалов, была власть. Это в конечном итоге и побудило меня, наконец, начать открытую войну, которая теперь заняла все мои помыслы. Но зато ты исчезла из моих мыслей, и меня все устраивало. Я даже спокойно отнесся к тому, что придется снова встретиться с тобой в Лестрейндж-мэнноре, куда Родольфус, завоевавший доверие некоторых великанов, пригласил этих новых союзников. Упорно считал, что мне уже безразлично, с кем ты живешь, делишь кров, стол и постель. Наверное, это и сохраняло жизнь Родольфусу, позволив мне смотреть на него как на преданного и очень полезного слугу. Мерлин, как же я ошибался! Едва только рядом появилась ты, все рухнуло в один миг! По непонятной причине в отношении тебя даже магия крестражей дала сбой, хотя безотказно работала со всеми остальными. Увидев тебя снова, нет, даже еще не видя, от одного твоего с характерной хрипотцой голоса, который я услышал, когда ты разговаривала с Нарциссой, от одного этого все мои усилия пошли прахом! Мне и хотелось забрать тебя с собой, позабыв о прошлом, настоящем и будущем, и в то же время жгучая ненависть заставляла отомстить тебе за все, что ты со мной сотворила. Временами казалось, тебя убить мало, и смертельное проклятие — это слишком просто и гуманно. Я всячески пробовал избавиться от тебя, как от наваждения, с помощью магии, полагая, что если достигну цели, то вздохну с облегчением, но не тут-то было! Тогда я решил просто уничтожить тебя. Казалось, что нет ничего проще. Смертельное проклятье, всего два слова, уже таких привычных и обыденных. Но нет! Мне хотелось, чтобы и ты почувствовала, каково это, когда из тебя рвут заживо душу! В голове моей быстро созрел четкий план. Я стал обучать тебя боевой магии, попутно используя эти уроки, чтобы всласть поизмываться над тобой, видя, как больно тебе слышать мои грубые порицания. Втайне же меня поражали твои успехи и упорство. Когда пришло время, тебе стали поручаться разные миссии, участие в рейдах с расчетом на то, что рано или поздно ты попадешься аврорам, и за неоднократное применение непростительных тебя, скорее всего, приговорят к поцелую дементора. Но мракоборцам оказалось непросто поймать тебя. Тогда я послал тебя к Дожу за этими пергаментами, прекрасно зная, что тебе не удастся выкрасть их незаметно. Я сам за всем наблюдал, скрытый дезилюминационным заклинанием. Но, Мерлин, Белла, я не знаю, что со мной произошло, когда ты упала, а Грюм уже протянул к тебе руки, чтобы трансгрессировать в Министерство… В эту последнюю секунду мне показалось, что сердце или выскочит из груди или, напротив, остановится. Не знаю, какая сила заставила меня тогда броситься к тебе на помощь, позабыв про все на свете. А ведь будь это кто другой, я бы и пальцем не пошевелил. Что ты со мной делаешь? Почему я не могу отомстить тебе, хотя и обязан самой большой болью? А ведь уже много лет всякий, кто осмеливался даже косо взглянуть на меня, всегда расплачивался за это очень жестоко. Ответов на все это нет даже у меня, Темного Лорда, который столь сведущ в разном волшебстве. И где искать их, мне тоже неизвестно!