Тайны Тёмного Лорда

      Когда Беллатриса очнулась, то поняла, что лежит на жестком холодном полу. Голова раскалывалась от боли, а налитое тяжестью и одеревеневшее тело плохо ее слушалось. Очевидно, действие заклятия, которое угодило в нее во время последней схватки с мракоборцами в доме Долгопупсов, еще не закончилось. Ведьма открыла глаза, но тут же снова зажмурилась, так как в них больно ударил свет, который в изобилии лился с четырех волшебных шаров, висящих под потолком. — Ну что, очухалась? — донесся до ее слуха грубый мужской голос, принадлежащий главе аврората Аластору Грюму. — Теперь держитесь оба, и ты, и твой муж. Вы дорого заплатите и за Долгопупсов, и вообще за все ваши мерзкие делишки, которые творили эти годы! — Сами виноваты! — дерзко усмехнулась колдунья, преодолевая приступ дурноты. — Проморгали врага в собственном доме! Ты такой же глупец, как и грязнокровки, чьи шкуры спасал в этой войне! — Заткнись, тварь! — рявкнул Грюм, взмахнув палочкой, и на теле Беллы появился след как от удара плетью, но она лишь прикусила губу от боли. — Я бы с превеликим удовольствием заавадил вас обоих или, по крайней мере, вырвал бы твой поганый язык! — Что, духу не хватает? Или доблестный мракоборец брезгует темными заклинаниями? — усмехнулась ведьма. — Отнюдь! — в тон ей отвечал аврор. — Просто судебный процесс над вами четверыми будет показательным, но радоваться тебе тут абсолютно нечему. В Азкабане, когда тебя будут пытать дементоры, ты будешь мечтать о быстрой смерти от Авады Кедавры, но никто тебе не дарует такой милости. Ведь ваш лорд повержен, леди, и ни тебя, ни остальных своих слуг не вытащит. Он, слава Мерлину, сдох в доме Поттеров, не сумев справиться с младенцем!       В ответ Беллатриса лишь презрительно фыркнула. Она заставила себя сесть и, гордо взглянув на Грюма, закатала левый рукав и показала еще пару дней назад такое яркое, а сейчас едва различимое изображение темной метки. Но оно все же не исчезло полностью! — А это видел? — выкрикнула ведьма. — Темный Лорд жив! Да, с ним что-то случилось, но он живой. А раз живой, значит рано или поздно вернется и освободит из темницы всех, кто до последнего момента был предан ему и верил в его силу. Он вызволит всех нас из тюрьмы и наградит! — Не уверен, леди! — усмехнулся Грюм. — Это ты, глупец, не уверен, а я ни секунды не сомневаюсь! — Дело твое! Но сейчас ты пока что находишься здесь, в Отделе магического правопорядка. И я тебе настоятельно советую рассказать нам все, что тебе известно о тех пожирателях, которые остались на свободе. Поверь, это в твоих же интересах! Только быстро, у меня нет времени с одной тобой возиться. — Ни за что! — вскричала ведьма в ответ. — Ты ничего не узнаешь ни от меня, ни от Родольфуса. — Дура! — процедил в ответ Грюм. — А я полагал, ты окажешься умнее как, например, Игорь Каркаров, да и Барти Крауч сын, кстати, тоже. Оба без колебаний сдали всех своих сообщников, которых знали, чтобы облегчить свое собственное положение. Каркаров даже про своего закадычного дружка Долохова рассказал. Но все равно, одних только их слов не всегда достаточно. Большинству из тех магов, которых они назвали, нельзя предъявить что-то конкретное. А они, в свою очередь, от всего отказываются и все отрицают. Говорят даже, что получили свои черные метки, будучи под влиянием чар, действовали не по своей воле, а под Империусом. Видишь, никто из последователей Темного Лорда после того, как их хозяин исчез, не горит желанием садиться за него в Азкабан. Почему бы тебе не поступить также?       Ведьма только презрительно сплюнула на пол, нарочно пренебрегая всеми манерами. — Придет время, когда эти трусливые крысы пожалеют о своем глупом поступке! Но я милорда ни за что не предам!       Глава мракоборцев внимательно посмотрел на пожирательницу смерти, и когда увидел фанатичный блеск и непоколебимую верность в глазах ведьмы, то перестал усмехаться, подошел к Беллатрисе и взял ее за левое запястье. — Ты единственная женщина среди пожирателей смерти и, я вижу, преданна своему лорду до конца. Скажи, зачем тебе все это? Ты молодая красивая женщина, благородная чистокровная леди, супруга знатного, состоятельного и уважаемого… — Тут он опомнился. — Лестрейндж, раздери его гиппогриф, что вы оба хотели, а? Неужели же не нашли себе другого занятия, кроме как убивать ни в чем неповинных людей, которые ничего дурного вам не сделали! Они просто спокойно жили и никого не трогали! Чем перед тобой провинились маглорожденные волшебники, кровожадная тварь? — Грязнокровным выродкам не место в волшебном мире! Если они еще и так глупы, что не убираются отсюда сами, то нам не остается ничего другого, кроме как помочь им и очистить мир от этой грязи! — Молчать! Ты сама грязная мразь! — рявкнул Грюм. — Я уже сыт по горло выслушиванием ваших гнилых идей и рассуждениями о бредовых идеалах. Да, ты права, мир действительно нужно очистить от грязи. Такой грязи, как ты! Ты сумасшедшая, Лестрейндж, больная на всю голову. И если бы на твоих руках не было столько крови, то место бы тебе определили в больнице святого Мунго, а не в Азкабане.       Глаза колдуньи злобно засверкали. — В больницу святого Мунго лучше отправь Долгопупсов. Вот кого действительно нужно лечить! — Заткнись, дрянь! — взревел Грюм словно раненый зверь, которому наступили на больную лапу, стоило Беллатрисе только упомянуть о Долгопупсах. — Не хочешь рассказывать по-хорошему, добровольно для своего же блага — расскажешь под действием сыворотки правды или же Империуса, а может, даже Круциатуса. И тогда никаких послаблений, смягчений режима и прочего.       Грюм встал и обошел вокруг ведьмы, беззастенчиво разглядывая ее оценивающим взглядом. — А вы очень привлекательны, мадам Лестрейндж, — ухмыльнулся он. — Будь я полегкомысленнее, непременно бы приударил. Но увы, красота ваша померкнет в Азкабане, и за какие-нибудь пару лет из молодой цветущей женщины вы, леди, превратитесь в дряхлую уродливую старуху! Вряд ли кто узнает в ней ту, кого некогда прозвали пожирательницей мужских сердец! Последний раз спрашиваю, будем говорить или нет? — Нет! — процедила колдунья.       Грюм, уже успевший сесть в свое кресло, снова вскочил на ноги. — Так! — холодно бросил он. — Хватит, с меня довольно! Больше я с тобой, стерва, церемониться не буду. Ты все расскажешь, я вытяну это из тебя! — Попробуй! — усмехнулась ведьма.       Волшебник подошел к небольшому сейфу и достал из него маленький флакон с прозрачной жидкостью по виду похожей на чистейшую родниковую воду. Затем он направил волшебную палочку на Беллатрису, и ведьма мгновенно остолбенела. Грюм запрокинул ей голову и влил в рот несколько капель сыворотки правды. — Говори, кто еще из пожирателей принял темную метку добровольно и осознанно, а не под действием Империуса. Кто еще служил твоему хозяину? — Не скажу! — Так, значит, принимала антидот? — Ну, разумеется! — усмехнулась колдунья.       Действительно, Белла много чего знала, и поэтому Волдеморт, чтобы обезопасить себя, последние несколько месяцев велел ей принимать особое зелье, которое позволяло противостоять действию сыворотки правды, если вдруг случиться попасть в руки аврорам. — Упертая ты, гадина! Ну, ладно! Империо!       Глаза ведьмы словно затуманились, а взгляд стал покорным и безразличным. — Дежурный! — чуть повысив голос, позвал Грюм, и в кабинет тотчас же вошел молоденький мракоборец. — Позови сюда Римуса Люпина! — Хорошо, сэр!       Когда глава мракоборцев назвал это имя, то Беллатриса вздрогнула, но потом снова замерла, продолжая стоять как неподвижная статуя. Дело в том, что совсем недавно Волдеморт придумал способ противостоять Империусу и стал обучать этому своих самых близких пожирателей, включая, естественно, Беллатрису, а еще Барти Крауча младшего. Это делалось как раз для таких случаев, если вдруг сторонники, которым известно слишком много, попадут в плен к противнику. Как ни странно, но противостоять Империусу можно было даже без волшебной палочки. Просто в момент наложения чар магу, который хотел от них защититься, надлежало сосредоточиться на чем-то очень важном для него, максимально сконцентрировать на этом свои мысли. Тогда имелся шанс, что это исключительно сильное темное заклинание не подействует. Но принимать все эти меры нужно было очень быстро, потому как чем больше времени проходило, тем труднее было сбросить с себя путы чужого колдовства. Беллатрисе же вовсе и не было нужды концентрироваться на чем-то или ком-то: Темный Лорд ни на секунду не покидал ее мыслей. На какое-то мгновение покорность овладела ведьмой, но она сразу же опомнилась, хотя и продолжала искусно притворяться, изображая подчинение, дабы иметь возможность лгать, отвечая на вопросы. Когда же она услышала фамилию и имя «Римус Люпин», то в ее голове мелькнула догадка, переходящая в уверенность и словно яркой вспышкой озарившая мозг. Едва волшебник вошел в кабинет, как колдунья сразу узнала его. Ведь это же оборотень! Один из многочисленных прихвостней Сивого, которых он привел с собой на службу Волдеморту, и в чьих мозгах тайком копалась Белла по поручению своего милорда. До этого человека с неприметной внешностью серой мыши колдунья еще не добралась. «Вот он! Вот тот самый шпион, о котором говорил повелитель!» — металась в голове одна лишь мысль, и колдунья едва сдерживалась, чтобы не выдать себя. — Допроси ее сам, как считаешь нужным! — велел Грюм. — Она под Империусом. А я уже сыт по горло всем этим. — И матерый аврор вышел. Он пребывал сейчас в самом скверном расположении духа, и для подобных настроений у мракоборца имелись вполне объективные причины. Да, Темный Лорд повержен, все празднуют победу, а негодяи и убийцы понесут заслуженное наказание… Но какой ценой! Столько сослуживцев и друзей сложили головы в этой войне, а за последние двое суток Отдел магического правопорядка совсем осиротел, потеряв лучших авроров. Джеймса Поттера убил Волдеморт, а Фрэнка Долгопупса эта стерва Лестрейндж довела до безумия своим изуверством. Потому, будучи за это невероятно зол на ведьму, Грюм всерьез опасался, что не сможет с собой совладать и в порыве в общем-то праведного гнева сотворит с колдуньей что-нибудь такое, чего не полагалось делать с подследственными и заключенными. Нет, ведьму ему, конечно, было не жаль, но нести наказание за расправу над ней ему все же не хотелось. Да и пятнать звание мракоборца — не лучшая перспектива.       Что до Римуса Люпина, то он среди авроров и членов Ордена Феникса считался одним из самых снисходительных и лояльных, не спешил судить людей слишком поспешно. Все дело было в том, что когда Люпин был еще ребенком, то его покусал оборотень, сам Фенрир Сивый. И после этого вся будущность волшебника оказалась под вопросом. Его никто не согласился бы принять в Хогвартс, если бы не директор Дамблдор. Он вошел в положение всей семьи и дал ребенку возможность учиться. Специально для Римуса был выкопан тайный подземный ход, который вел за пределы школы и заканчивался под небольшой хижиной. Перед самым полнолунием Люпин уходил в этот домик, наглухо запирал все двери и окна чтобы, когда превратится в волка и потеряет на время человеческий разум, не мог бы никуда сбежать из этой импровизированной клетки. Там на протяжении всей ночи полнолуния зверь выл на луну, бросался на стены, издирая их в клочья и устраивая невообразимый погром… В школе и в ее окрестностях, в деревеньке Хогсмид многие люди слышали эти страшные звуки, доносившиеся из хижины, а потому прозвали ее Визжащей. Никто достоверно не знал, кто или что является их источником, и многие думали, дескать, в домике завывают привидения или неуспокоившиеся души. Ну, а чтобы ни у кого не возникло желания пойти посмотреть и проверить любую из этих теорий, около хижины была посажена очень редкая и агрессивная гремучая ива, которая своими ветвями начинала колотить любого, кто осмеливался приблизиться к ней.       Когда же почти все оборотни встали на сторону Волдеморта, то Дамблдор попросил Люпина стать шпионом, и Римус, не раздумывая, согласился. Для этого волшебника директор, который оказался столь чутким к его беде, был непререкаемым авторитетом, и чародей считал себя обязанным ему чуть ли не всем: образованием и даже друзьями. Да, Джеймс Поттер и Сириус Блэк не отвернулись от товарища даже тогда, когда узнали о его болезни, из-за которой от оборотней шарахались все нормальные волшебники. Более того, оба тайком овладели искусством превращения в животных: Джеймс — в крупного оленя с ветвистыми рогами, а Сириус — в громадного черного пса. Они стали анимагами, правда, незарегистрированными, и в ночь полнолуния отправлялись играть со своим другом, чтобы ему было не так тоскливо и одиноко. Позже в их компанию был принят и еще один гриффиндорец, тот самый Питер Педдигрю — невзрачный мальчик маленького роста и весьма посредственный чародей. Однако он всегда с таким восхищением и благоговением смотрел на талантливых и всеми любимых в школе ребят, так, казалось, искренне хотел с ними подружиться, что Джеймс, Сириус и Римус не устояли и тоже стали считать его своим другом. Неуклюжесть и нерасторопность Питера вовсе их не злила и не смешила, а даже умиляла. Под терпеливым руководством и неустанными наставлениями друзей Педдигрю тоже научился превращаться в животное — крупную крысу — и получил за это от товарищей прозвище «Хвост». Вот и Римус за такое отношение к нему не как к изгою, но как к нормальному человеку, стал очень мягок и даже кроток с окружающими. Он даже Сивого жалел, полагая, что этот оборотень просто не может владеть собой, хотя Фенрир явно этого не заслуживал.       Однако, поручая дело Лестрейнджей именно Люпину, Аластор Грюм не учел одной детали. Он как-то не подумал, что творилось на душе у Римуса, когда он в одну ночь потерял всех трех друзей, с которыми был неразлучен со школы. Действительно, Джеймса и его жену Лили убил Тот-Кого-Нельзя-Называть, а от бедного малыша Питера даже тела не осталось, один только отрубленный палец. Но самое ужасное было то, что виноват во всем оказался еще один закадычный друг, Сириус Блэк. Точнее, все мракоборцы и члены Ордена Феникса, включая Люпина, считали его таковым. Никому в голову не приходило, что коварным предателем оказался именно Питер Педдюгрю, а вовсе не Сириус. Это Хвост выдал Волдеморту убежище Поттеров, а потом ловко инсценировал свою смерть, подставив другого друга. Педдигрю сам отрубил себе палец, а потом в обличии крысы сбежал. Теперь же Сириус Блэк должен был предстать перед судом вместе с Лестрейнджами и другими разоблаченными пожирателями смерти. Ничем доказать свою невиновность он не мог. Принадлежность к Блэкам в этом случае играла против него, и хоть кое-кто из сторонников Волдеморта, в том числе и Беллатриса, совершенно искренне и с презрением заявили, что предатель крови не имеет к ним никакого отношения, слова эти воспринимались мракоборцами как хитроумная попытка оправдать своего сообщника и родственника. Вместо оправдания показания пожирателей только ухудшили положение Сириуса. Из-за всего этого, из-за потери и предательства друзей Римус пребывал не только в удрученном состоянии, но и был на грани самого что ни на есть нервного срыва. Об этом Грюм и не подумал, когда вызвал его допросить Беллатрису, а потом и вовсе поручил ему вести дело Лестрейнджей.       А колдунья, которая тем временем успешно притворялась, будто находится под действием Империуса, посчитала, что у нее появился шанс разом и поквитаться со шпионом, вовремя ею необнаруженным, и, быть может, даже сбежать. Когда Грюм вышел из кабинета, Римус спокойно попытался убедить ведьму: для нее же будет лучше, если она все им откроет. Белла, как истая актриса, продолжая изображать покорность и кротость от воздействия Империуса, ответила согласием и лишь попросила перед рассказом выпить стакан воды. Пока Люпин отвлекся на ее просьбу, Беллатриса с быстротой и яростью дикой кошки бросилась на молодого дежурного, который, приведя в кабинет Римуса, так и остался на своем месте по поручению главы мракоборцев. Испуганный короткий возглас юного чародея, яростный вскрик ведьмы, смертельное проклятье и вспышка ярко-зеленого света из волшебной палочки, которую она отобрала… Все произошло так стремительно, что Люпин только и успел выронить от неожиданности стакан воды. Но выходка Беллатрисы и вид очередного убийства, похоже, стали для Римуса последней каплей. Ярость ведьмы передалась и ему, когда волшебник выхватил волшебную палочку и тоже, в свою очередь кинулся на колдунью. — Ах, ты, тварь неугомонная! — вскрикнул он и добавил: — Круцио! Ненавижу тебя, Блэк! — Сейчас в Белле он видел ее кузена. Ведьма хоть и завладела в бою чужой палочкой и, следовательно, могла ей колдовать, но еще не до конца освоилась с ней, и потому не успела отразить красную вспышку, угодившую ей прямо в живот и бросившую на пол. Белла закричала от боли, но не от той, которую обычно причиняло пыточное проклятие. Ведьма догадалась, что причина тут совсем в другом, а кровь, залившая подол ее платья и окрасившая каменный пол, только подтвердила эту мысль.       Тут в кабинет снова ворвался Грюм, который прибежал на крик колдуньи, совершенно правильно рассудив, что от мадам Лестрейндж можно ожидать чего угодно. Мракоборец быстро оценил ситуацию, окинув взглядом ведьму, Люпина и тело погибшего дежурного. Равнодушно смотря на Беллатрису, он только спросил Римуса: — Ты применял режущее заклинание? — Нет! — ответил в недоумении Люпин. — Это Круциатус! — добавил он, уже пожалев о том, что это Непростительное проклятие слетело с его губ. — Разве он вызывает кровотечение? — в свою очередь спросил Люпин, глядя на Беллатрису, которая тихо постанывала от боли и хваталась руками за живот, а ее резко побледневшее лицо, залитое холодным потом, скривила гримаса страдания. — Нет, Римус! Круциатус такого эффекта не дает, а вот выкидыш, как известно, всегда сопровождается кровотечением.       Люпин побледнел от ужаса. — Что же я наделал! — только и смог сказать он, сжимая ладонями виски. — Ты? — удивленно усмехнулся Грюм, даже и не думая предпринимать что-либо и помочь колдунье. — Ты ничего не наделал! Эта тварь сама во всем виновата, а вовсе не ты. И это она сама себя наказала. Ты, Римус, наверное, забыл или не до конца понимаешь, кто перед тобой. Это же просто кровожадная волчица хуже бешеной собаки! И поверь моему слову, раскаиваться в своих злодеяниях она точно не собирается. Напротив, допусти мы малейшую оплошность — и эта хищница, улучив момент, набросится на нас! — Тут аврор кивнул на убитого дежурного. — Она даже тебя сумела заразить своей злобой. Но можешь не волноваться, я тебе за это даже выговора делать не стану, не говоря уже о каком-то более серьезном взыскании. — Меньше всего я сейчас думаю о взыскании! — горестно воскликнул Римус. — А, понятно! Тебе, значит, стало жаль эту гадину, так? — Она все же человек! Больше того, она беременна! — Вот уж не вижу в ней ничего человеческого, кроме обличия! Беременная, говоришь? А как же Джеймс и Лили, убитые Тем-Кого… Волдемортом, то есть? Пора уже всем перестать бояться этого имени! Их сын, между прочим, хоть и остался по какой-то неведомой причине в живых, но будет расти сиротой! А про несчастных Долгопупсов, которые из-за их издевательств сошли с ума и теперь все время будут находиться в больнице святого Мунго, я вообще молчу! У них тоже был маленький сын. Вот кого надо жалеть, Римус! Впрочем, ты еще молод, а если бы поработал со мной в Аврорате, то тоже бы сказал: она это заслужила! Все, что с ней сейчас происходит — это расплата за ее злодеяния, которые, совершив виток, вернулись к ней, как бумеранг. Так всегда бывает, и когда ты повзрослеешь, наберешься опыта, Римус, то поймешь, о чем я говорю. А с этими тварями любые средства хороши, и мир только лучше станет! — Если мы будем вести себя также как и они и использовать их методы, то и отличаться от них ничем не будем! — Римус, дорогой, ну к чему сейчас это чистоплюйство? Ведь невозможно же не замараться, вычищая грязь! Наше Министерство, знаешь ли, этакий единый организм. Отдел магических изобретений и разработок — это мозги, Отдел магического транспорта — кровеносная система. Ну, а мы, хранители порядка, кто? Самая настоящая печень! — Тут Грюм добродушно улыбнулся. — Ты не волнуйся, мы этот организм от токсинов очистим, нормальную жизнь наладим…       Тем временем Беллатриса, до сих пор молчавшая и даже в приступе боли почти не слушавшая разговор, вдруг злобно крикнула: — Кого это ты назвал грязью, Грюм? Ну, держитесь, когда милорд вернется и освободит меня, то вам обоим не жить! За все ответите, понятно? Слово даю, что вы оба захлебнетесь в своей крови, или я не Беллатриса Лестрейндж, урожденная Блэк!       Грюм и Люпин скривились от отвращения. Глава мракоборцев вызвал конвоиров. — Отправьте ее обратно в камеру! Только с этой тварью держите ухо востро, хоть она и без палочки! — Потом помолчал пару секунд и нехотя добавил: — И целительницу из больницы святого Мунго позовите.       Когда ведьму увели, то Люпин, который до сих пор пребывал в шоке от того, что сделал, сказал: — Спасибо вам, мистер Грюм! Мне все же не хочется отягчать свою совесть, если эта, пусть и злодейка, умрет из-за меня! — Кто умрет? Она умрет?! Да скорее мы все сдохнем, пока эта стерва окочурится! Эта баба вообще как молния! Не знаешь, когда и где ударит! Не позавидую я ее тюремщикам! Впрочем, уж дементоры найдут на нее управу!