* * *
Из тяжелой дремы Беллатрису вывели чьи-то осторожные и трепетные прикосновения. Даже в забытьи она поняла, что вряд ли это руки кого-то из ее тюремщиков. — Милорд? — чуть слышно прошептала она. — Это я, Белла! — донесся до ее слуха голос мужа. Родольфус приподнял ее и, заботливо поддерживая, помог сесть. Ведьма прижалась к его теплому телу, уткнувшись лицом в грудь, и снова заплакала. Родольфус погладил ее спину, пытаясь успокоить. — Я потеряла ребенка, Руди! — всхлипывала колдунья. Муж немного помолчал, а потом сказал, протягивая кусок черного черствого хлеба и стакан воды. — Поешь! Мне на ужин дали перед тем, как в камеру отправить. — Не хочу! — вдруг заорала ведьма. — Мой ребенок умер, и я тоже жить не хочу! Пусть уж лучше меня зацелуют дементоры, только поскорее! — истерила вне себя колдунья. Внезапно ее крик оборвался звуком сильной пощечины, потом еще одной. После этого Родольфус повалил чародейку на пол, задирая подол мантии, а руки принялись беззастенчиво шарить по голому телу. — Ты что творишь, Круциатус тебе в печенку?! — закричала Беллатриса, безуспешно пытаясь вырваться. — Ты вообще-то моя жена, и за тобой должок! — грубо впиваясь в губы ведьмы, усмехнулся Лестрейндж. — Я отомщу! — завопила Беллатриса. — Сама лично пущу в тебя Аваду! Едва только колдунья сказала это, как Родольфус тут же оставил жену в покое, а она сразу же вскочила на ноги, хоть лицо ее и скривилось от боли. — Ну, слава Мерлину! — спокойно и с улыбкой отвечал Родольфус. — Хоть в себя пришла. Это что-то немыслимое, когда воительница, и вдруг сдается, жаждет поцелуя дементора, а не своего возлюбленного повелителя! Такой я тебя никогда не знал, и ведь больше не узнаю, правда? Тут Беллатриса все поняла, бросилась к Родольфусу и крепко обняла его. — Спасибо тебе, Руди! — ласково проговорила она, целуя его в небритую щеку. — У меня еще никогда не было и, знаю, не будет такого друга! Хоть ты у меня остался! — Если ты хочешь, чтобы я был твоим другом, то я буду им! — преданно ответил Родольфус. — Знаешь, Руди, не будь в этом мире милорда, ты был бы моим возлюбленным! Но ведь наш повелитель жив, правда, Руди? — с мольбой глядя на волшебника, вопрошала чародейка. Она загнула рукав и показала бледное изображение темной метки. — С ним что-то случилось, это так, но он жив. А если жив, то рано или поздно вернется! Я знаю нечто такое, что милорд счел нужным доверить мне. Поверь мне, Руди! — Я верю тебе, верю, Белла. Или ты полагаешь, я зря хитрил, приводя тебя в чувство? Да, милорд обязательно вернется, освободит и наградит нас. Но тогда тем более, Белла, ты должна держаться, чтобы дождаться этого момента! Ведь ты же не хочешь, чтобы наш лорд, придя за тобой в Азкабан, вдруг узнал, что твое мертвое тело сбросили со стены тюремной крепости прямо в море? А потому ты обязана так же рьяно бороться за свою жизнь, как до этого сражалась с грязнокровками и предателями крови. Но только не вздумай открыто противостоять тем, у кого сейчас перед тобой явное преимущество. Напротив, если это неизбежно, склони голову на время, как гибкое растение склоняется, пригибаясь к земле под порывами сильного ветра, чтобы не быть сломанным этой грозной силой. Оно ждет своего часа, ждет, когда ветер утихнет. И, тогда снова встает и радуется солнцу. Держу пари, умытая дождем черная роза зацветет еще краше и заблагоухает еще сильнее! — Руди! — нежно глядя на мужа и трепетно обнимая его за плечи, воскликнула Беллатриса. — Какое счастье, что у меня остался ты! — После суда нас, скорее всего, разлучат, Белла! Мы наверняка будем сидеть в одиночных камерах, как особо опасные преступники. Но ты обещай мне сейчас, что будешь изо всех сил держаться за жизнь и выполнишь все сказанное. — Обещаю, Руди! — Ведьма снова указала на темную метку. — Это будет придавать мне силы. Я каждый день буду смотреть на нее, и однажды она вновь загорится. Но и ты обещай мне, что выживешь, Руди! Ты тоже обязан дождаться милорда и за верность ему получить заслуженную награду! — Обещаю, Белла! Ведьма улыбнулась. — Может, теперь поешь? — снова спросил Родольфус, протягивая волшебнице хлеб и воду. — Суд над нами завтра, и тебе будут нужны силы. Чародейка взяла кусок, разломила его пополам и протянула одну половинку Родольфусу. — Только вместе с тобой! Тебе силы будут нужны не меньше, чем мне. — Спасибо, Белла!Глава 87. Потерянное и оставшееся
16 августа 2021 г. в 18:46
Тем временем колдунью уже отвели с допроса обратно в камеру. Какое-то время она корчилась на каменном полу от боли, а кровотечение только усилилось. Наконец, когда Беллатриса уже стала терять сознание, дверь в ее темницу открылась, и на пороге показались две волшебницы в одинаковых халатах лимонного цвета. Одна из них была среднего возраста, спокойная, с уверенными манерами, которые приобрела вместе со своим опытом врачевательства. Чуть позади нее стояла еще совсем молодая чародейка, очевидно, помощница, которая держала сумку с лекарственными зельями. Надо сказать, что почти все целители из больницы святого Мунго трудились в ней по призванию, отличались добрым нравом, всегда были готовы проявить сочувствие и оказать милосердие, не забывая о своем высоком долге, который исполняли с охотой и даже с гордостью. Но когда целительница поняла, кому на этот раз ей придется оказывать помощь, то гневу и возмущению ее не было предела. Если бы не то самое пресловутое чувство долга, то волшебница вообще бы развернулась и ушла без оглядки, даже не приблизившись к ведьме, что стонала сейчас на полу, но не просила о помощи. Действительно, во всей Британии сейчас на слуху были имена братьев Лестрейнджей, супруги старшего из них и сына самого министра Барти Крауча. Все волшебники со страхом и трепетом обсуждали их дерзкое нападение на весьма уважаемого мракоборца Фрэнка Долгопупса и его супругу, приходили в ужас от бесчеловечной расправы над ними и от ее последствий. А целительница, которая сейчас стояла на пороге камеры, еще и своими глазами видела несчастных и то, в каком плачевном состоянии они находились. К виновнице всего этого волшебница испытывала глубокое отвращение, злость и презрение.
Подойдя к Беллатррисе, она несколько раз коснулась ведьмы своей волшебной палочкой, обследуя ее. Все это врачевательница делала с брезгливым выражением на лице, словно дотрагивалась до ядовитой змеи или противной жабы.
— Лежи смирно и не дергайся! — приказала чародейка своей горе-пациентке. — Тебя сейчас же нужно выскоблить.
— Спасите моего ребенка! — взмолилась, наконец, мадам Лестрейндж.
— Ему уже ничем не помочь! — холодно и даже с какой-то долей злорадства отозвалась колдоповитуха. — А если еще хоть слово вякнешь, то я сразу же уйду и ты отправишься вслед за ним, стерва.
Вообще-то чародейка еще никогда ни одной женщине не сообщала столь суровую правду в такой грубой форме, напротив, вела себя в этих случаях весьма деликатно и всегда старалась смягчить удар и произнести слова утешения. Но только не сейчас. Целительница взмахнула волшебной палочкой и без церемоний принялась за дело. Беллатриса закусила губу от боли, как поступала и в тех случаях, когда Волдеморт пытал ее Круциатусом или в боевой схватке ее настигало заклятье врага. Однако сейчас было куда больнее. Та боль, которую ведьма испытывала раньше, была лишь телесной. А тут к физическим страданиям добавились душевные от осознания необратимой потери и пустоты, которую она принесла. Но колдунье все же было невдомек, что сейчас она просто расплачивается за все содеянное. Она стонала, а порой и подвывала от отчаяния.
— Мадам, может дадим ей обезболивающего зелья? — спросила молодая помощница, запуская руку в свою сумку.
— Обойдется! — категорично возразила целительница. — Не стоит переводить целебные зелья на эту мразь. Ишь, гнида, других Круциатусом пытала, а сама тут развылась. Как подумаю о бедных Поттерах, о несчастных Долгопупсах… Мерлин, их дети же теперь круглые сироты! Поделом ей, гадине! Будь моя воля, я бы вообще не притронулась к ней. Никогда еще не было так трудно исполнять свой долг!
— Я не узнаю вас, мадам! — в ужасе глядя на целительницу, сказала молоденькая чародейка.
— Я сама себя не узнаю! — помолчав секунду, отвечала она.
Тем временем мучительная процедура подошла к концу.
— Ну что, дрянь, — обратилась колдомедичка к Беллатрисе, убедившись, что кровотечение остановилось, — жить будешь, но поздравлять тебя особо не с чем. Даже останься ты на свободе, матерью вряд ли станешь.
Колдунья лишь злобно посмотрела в ответ.
— Пойдем отсюда! — обратилась волшебница к своей помощнице. — Не желаю больше ни минуты тут оставаться. — И обе чародейки, подобрав полы длинных халатов, поспешно вышли из темницы, оставив узницу в одиночестве.