Тайны Тёмного Лорда

      Беллатриса не помнила, как добралась до своих покоев. Ведьме казалось, что ее избили, на протяжении долгих часов истязали немыслимыми пытками, не сравнимыми ни с каким Круциатусом, и от которых все тело ломит и кровоточит. Но то невыносимо болели ожесточенное сердце и погрязшая в злодействах душа. Колдунье казалось, что она напрасно прожила свои годы, жизнь. Ее использовали и затем выбросили за ненадобностью, втоптали в грязь и разбили. Заперев дверь и наложив сильные звукоизоляционные чары на свою комнату, Беллатриса билась и рыдала, кричала и швыряла все, что попадется под руку до тех пор, пока силы не изменили ей, и она в изнеможении не рухнула на кровать, а потом бездумно смотрела на стены и в потолок. Стрелки старинных часов, висевших на противоположной от кровати стене, подошли к шести, и звуки громких ударов вывели чародейку из полузабытья. Она вспомнила, что время идти к Родольфусу, чтобы дать ему целебные зелья, которые ей оставил Снегг. Тогда Беллатриса машинально, как заводная кукла, поднялась на ноги и отправилась в комнату мужа. Едва переступив порог спальни Родольфуса, ведьма тут же ощутила на себе внимательный взгляд его карих глаз, а увидев улыбку, почувствовала, что боль, которая каленым железом жгла ей сердце, как будто чуть притупилась. Беллатриса села к изголовью кровати и протянула мужу восстанавливающее зелье. — Пора пить лекарство! — тихо сказала она. Родольфус покорно выпил зелье и поставил пробирку на прикроватный столик. — Похоже, из нас двоих в целебном снадобье сейчас больше нуждаешься ты, а не я. — О чем ты? — недоумевала Белла. — Он отказался от тебя, ведь так? — спросил Руди, пристально всматриваясь в лицо волшебницы. — С чего ты взял? — попробовала было отговориться колдунья, опуская глаза. — Ты плакала! — уверенно констатировал муж. — У тебя красные глаза, на щеках — дорожки от слез и царапины от ногтей. Только один волшебник на свете может заставить столь суровую воительницу так яростно рыдать. И только таким поступком. Беллатриса опустила голову, пряча лицо от стыда, но Родольфус аккуратно взял ее за подбородок, посмотрев в глаза ласково и тепло. — Бедная моя черная роза! — прошептал он. — Опять тебя морозом побило. — Ладони супруга, теплые и нежные, легли ей на плечи. И тут ведьму прорвало, она снова разрыдалась во весь голос, ни капли не сдерживаясь при этом: с Родольфусом можно было плакать без опаски. Белла прижалась головой к его груди, в то время как муж тихо гладил ее макушку и струящиеся по спине волосы. — Ты уже однажды спас меня, Руди! — всхлипывала чародейка. — Спаси снова от самой себя, от него, от этого наваждения! Помоги мне забыть то, что я должна и хочу забыть! И Беллатриса сама торопливо потянулась к его губам, порывисто обняла за шею. Родольфус тут же ответил нетерпеливым поцелуем. Сейчас Белле казалось неимоверным блаженством ощущать бережные прикосновения рук, осторожно стягивающих платье и расшнуровывающих корсет, чувствовать трепетные прикосновения и ласки. Теплые губы касались ее лица, плеч, груди, даря успокоение и пробуждая ответную нежную страсть, шепча между поцелуями: «Я люблю тебя, Белла! Я всегда буду рядом и никогда не оставлю!» Белла с упоением отдавалась этим рукам и губам, которые вот так легко и быстро привели ее, словно потрепанный бурей корабль, в тихую спокойную и такую надежную гавань. В эти моменты колдунье казалось совершенно невероятным, что не так давно другие руки, холодные и костлявые, тоже неистово сжимали ее в своих цепких объятиях. А сейчас она тесно прижималась всем телом к теплому Родольфусу, согреваясь рядом с ним, как греется у камина замерзший и усталый путник. Потом Руди, положив голову жене на грудь, долго перебирал ее волосы, утопая в нежданном счастье. — Я люблю тебя! — тихо и совершенно искренне обронила Беллатриса. — И очень боюсь за тебя! — с тревогой добавила она, гладя широкую спину. — Вдруг ему взбредет в голову наведаться сюда? — в голосе чародейки был явный испуг. — Когда я взволнована, то дезилюминационное заклинание мне плохо дается. И что мне, в шкаф залезать или тебя туда прятать? — Ну, тогда кто-нибудь из нас примерит новую роль! — усмехнулся Родольфус. — Как это? — Сама посуди. Когда любовник прячется в шкаф, чтобы его не застукали в чужой постели, то это обычно. Но чтобы законный супруг или супруга — такого еще не бывало. При этих словах Беллатриса расхохоталась. Заливисто и весело, совсем не тем жутким безумным смехом, который вырывался из ее рта, когда она пытала своих жертв. Положительно, даже Азкабан не вытравил из Родольфуса этого озорного бесшабашного веселья и манеры говорить непристойности, нарушая приличия, но не впадая при этом в похабщину. Ведьма вспомнила, что, вообще-то, они муж и жена, и только что она как будто ожила в теплых и нежных руках Руди. Это все по своей сути было естественным и правильным, но в жизни Беллатрисы все давно уже перевернулось с ног на голову и так запуталось, что близость с законным и, как оказалось, по своему любимым и дорогим супругом, воспринималось колдуньей как нечто постыдное и запретное. Она словно вернулась в прошлое на двадцать с лишним лет назад, в те недолгие месяцы, когда во всех смыслах стала Родольфусу женой, и не было еще ни войны, ни крови, ни Азкабана. И сердце подспудно еще не изнывало от неимоверной тяжести совершенных злодеяний. В юности, будучи ученицей шестого и седьмого курсов, чародейка свыклась с мыслью о том, что родители сами найдут ей чистокровного супруга, и разумно почла за благо не отдавать никому своего сердца, ведь выбор девушки в этом вопросе мог совсем не совпасть с мнением отца или матери. Потому и не отвечала на чувства никого из поклонников. Больше того, волшебница даже тихонько посмеивалась над своими одноклассницами, которые с кем-то встречались, с нетерпением ждали очередного свидания или, плотно задернув полог своей постели, при свете волшебной палочки тайком читали какой-нибудь любовный роман, замаскировав его обложку под учебник. Тогда Беллатриса даже в самых невероятных девичьих снах не представляла, что ей самой доведется побывать в ситуации, которая запросто может послужить сюжетом для подобного чтива. Надо же! Именно она была сейчас частью самого что ни на есть классического любовного треугольника, разрывалась на две половины, а жизнь никогда еще не ставила ее перед таким трудным выбором. Каждый из этих двух столь непохожих мужчин влиял на нее определенным образом, заставляя проявлять разные стороны своей натуры. Волшебница глубоко задумалась, а потом спросила. — Руди, а что же Дельфини? — А что Дельфини, — проговорил маг в ответ. — Она мне как родная дочь! Родольфус ласково погладил Беллу по щеке, а она поцеловала мужа.

* * *

      Выздоровление Родольфуса шло своим чередом, причем довольно быстро. Ему уже можно было вставать с постели, и чародей воспользовался этим, даже начал выходить ненадолго из дома, гулять, опираясь на руку Беллы. Теперь они почти все время проводили вместе, ели в комнате у Руди, бродили по саду Малфой-мэннора, чем-то напоминая молодоженов.       На смену лету пришёл сентябрь. Снегг, которого Волдеморт назначил директором Хогвартса, покинул Малфой-мэннор, а вместе с ним в школу отправились брат и сестра Кэрроу. Амикус теперь должен был преподавать защиту от тёмных искусств, а Алекто стала учителем магловедения вместо убитой мисс Бербидж. Тёмный Лорд не без оснований полагал, что воспитание в школьниках приверженности интересам чистой крови, а также нетерпимости и ненависти к грязнокровкам, станет одним из залогов его будущего успеха в строительстве нового мира, где у руля будут чистокровные маги, а маглокровкам в нем и вовсе не будет места. Так что теперь Беллатрисе самой приходилось долечивать мужа, хотя раз в неделю зельевар появлялся в поместье, контролировал процесс выздоровления, готовил лекарства и инструктировал Беллатрису, как их следует принимать. Нарцисса, которой раньше всех стало известно о разрыве сестры с Волдемортом и ее воссоединении с мужем, даже не знала, радоваться ли ей за Беллу или же бояться за нее. Ночевала волшебница теперь тоже в комнате супруга. Однако, с момента их примирения ведьму стал одолевать старый ночной кошмар, который первый раз привиделся ей в ту ночь, когда с подачи Темного Лорда стала убийцей. Только теперь уже далеко не один человек стоял на другом берегу реки. То была уже толпа людей. Все они протягивали к ней руки и в один голос твердили: «Мы ждем тебя!» От этих слов колдунья страшно вскрикивала во сне, просыпаясь в холодном поту. Вернее, ее будил Родольфус, гладил дрожащую спину, целовал волосы и виски, стирал со щек слезы и слушал всхлипы, терпеливо дожидаясь момента, когда жена успокоится. — Я так боюсь их, Руди! — дрожащим голосом говорила Беллатриса. — Но ведь ты плачешь! — как-то загадочно отвечал он. — Поэтому они когда-нибудь оставят тебя в покое. — Ты думаешь, они успокоятся от моих слез? — Убежден! — уверял Родольфус. Тогда Беллатриса немного успокаивалась, но засыпала только на плече супруга, в его руках. Потом ведьма все же попросила Снегга сварить ей зелье сна без сновидений. Зельевар согласился, однако велел принимать его крайне осторожно, так как в большой дозе это смертельный яд. А в качестве снотворного достаточно всего несколько капель. Родольфус же, обнимая спящую Беллу, долго не мог уснуть, да и не хотел, без устали наблюдая сон жены. Казалось, волшебник цеплялся за каждую совместно проведенную секунду, ловил каждый миг нежданно выпавшего на его долю счастья, словно боясь, что его у него скоро отнимут, и Беллатриса снова исчезнет из его жизни, хоть и говорит, что не собирается никуда уходить. Родольфус знал, что повелитель не сможет долго жить без Беллатрисы. Он лучше Волдеморта понимал, что эта женщина для Темного Лорда и живительный воздух, и наркотик, и последний источник света в черной раздробленной душе, без которого настанет полная тьма и жить станет невозможно. И маг оказался прав: недолгим был этот своеобразный запоздалый медовый месяц, вернее, всего несколько недель.