Тайны Тёмного Лорда

      Просторная комната, залитая потоками света от многочисленных золотых шаров на потолке. Удобный письменный стол с ящиками для бумаг, а рядом другой — длинный и широкий, рассчитанный на десять или больше человек. Вдоль стен стояло несколько шкафов с прозрачными стеклянными дверками, за которыми виднелись полки с бумагами. Одетый в темно-синюю, идеально выглаженную мантию человек с русыми волосами, прямым греческим носом и волевым гордо вздернутым подбородком внимательно и по-хозяйски рассматривал помещение строгим взглядом серых глаз. Это был начальник отдела магического правопорядка, а теперь уже Министр магии Пиус Толстоватый. Однако, несмотря на фамилию, толстым этого человека назвать было нельзя, просто широкоплечим и в хорошей физической форме. Он, похоже, не без оснований полагал, что телесная крепость и ловкость — неплохие дополнения к магическому мастерству, если регулярно приходится сталкиваться с темными волшебниками всех мастей, и никогда не знаешь, что от них можно ожидать. Чиновник возглавлял отдел мракоборцев уже не один год с тех пор, как его предшественник Аластор Грюм ушел в отставку. При Толстоватом сменилось два Министра: сперва Фадж, затем Скримджер. Каждый раз Пиус надеялся получить этот пост, и по мнению надменного, с явно завышенной самооценкой человека, его достоинства несправедливо игнорировались. Толстоватый до недавнего времени питал стойкую неприязнь к черным магам, а к Пожирателям смерти, служителям Темного Лорда, — особенно. А тут вдруг в один день все его убеждения на их счет резко переменились. Просто к нему на прием записался Корбан Яксли, который, как выяснилось, был одним из членов Ближнего круга лорда Волдеморта и носил черную метку. Глава мракоборцев и сам удивился, как этот человек так легко и быстро, в пять минут, не более, убедил его в ошибочности суждений относительно грязнокровок и их места в волшебном мире, в том, что все дела Темного Лорда и его последователей — правые, а мир станет лучше, если все будет, как они хотят. Ну, а за верную службу, по словам Яксли, лорд Волдеморт обязательно наградит и непременно воздаст по заслугам, не в пример его нынешнему начальству. Чиновнику даже в голову не приходило, что все это результат наложенного на него заклятия Империус. Толстоватый завербовал для своего нового повелителя людей из руководимого им отдела, а также из некоторых других подразделений, оказав тем самым существенную пользу Волдеморту. Награда не заставила себя ждать, и вот теперь новоиспеченный Министр внимательно осматривал свои новые владения и устраивался в них поудобнее. Как раз в это время в кабинете стал клубиться темный дым, и из него появился Волдеморт. Толстоватый немедленно бросился на колени, беря в руки и целуя мантию Темного Лорда. Потом он заговорил подобострастным тоном человека, готового хоть сейчас исполнить любой приказ. — Приветствую вас, повелитель, в моей скромной обители. Чем обязан высокой чести видеть вас у себя? — У меня к тебе важное дело, мой дорогой Пиус! — холодно, без всяких предисловий начал Темный Лорд. — Милорд, я само внимание! Что вам будет угодно поручить своему слуге? — Мне нужен перечень имущества, которым владели Лестрейнджи до того, как были заключены в Азкабан. — Повелитель, — отвечал после короткой паузы Толстоватый, — я непременно предоставлю его вам, но мне для этого потребуется некоторое время. Видите ли, что-то из собственности семьи Лестрейндж было пожаловано Министерством другим его работникам в качестве награды за особые заслуги. — Грязнокровкам, не так ли? — в голосе Темного Лорда звучали злоба и презрение. — И им в том числе, милорд. — Неплохо же эти выродки и голодранцы поживились за счет представителей опальных старинных чистокровных родов, пока я был в изгнании! — Увы, это так, мой лорд! — А что с их хранилищем в Гринготтсе? — как бы между прочим поинтересовался Волдеморт, но в холодном сердце мелькнула тревога. — Ну, до него, к счастью, у Министерства руки не дотянулись! Ведь волшебники гоблинам не указ. — Так вот, Толстоватый, я настаиваю на том, чтобы сегодня или в крайнем случае завтра утром, все имущество было возвращено его законным владельцам. Все до последнего кната! Имение, фамильный особняк, магазины… Грязнокровок, которые посмели прикоснуться к какой-либо собственности Лестрейнджей, арестовать и подвергнуть Круциатусу или Аваде Кедавре, если вздумают в чем-то оказывать сопротивление. Лестрейнджи были верны как никто в трудные для меня времена. Каждый, кто служил мне, кроме интересов чистой крови преследовал и личные. Я намерен вознаградить тех пожирателей, которые оказались достойны этого. Слуг, я убедился в этом, надо на привязи держать, иначе разбегутся. А цепи могут быть самые разные: страх, золото, власть в виде заветной должности… — Волдеморт многозначительно кивнул. — Не все ли равно, правда? — Волшебнику вообще-то не было никакой нужды тратить время на объяснения, ведь околдованный Империусом маг выполнит все приказания без лишних слов. Но Темный Лорд скорее рассуждал сам с собой, чем обращался к собеседнику. — А тем, кто не просто служил мне, но много лет терпел ради меня лишения, сначала надлежит вернуть долг! — Справедливо, повелитель! — выпалил Пиус с восторженной глуповатой улыбкой. — Но ведь мадам Лестрейндж теперь уже ваша супруга… — Тут в глазах Толстоватого на мгновение мелькнул испуг, однако он быстро взял себя в руки, натянув на лицо соответствующую случаю улыбку. — Прошу прощения, милорд, что сразу не поздравил вас! Примите мои искренние пожелания счастья и всего самого наилучшего, а также передайте миледи мое почтение. Волдеморт кивнул. — После развода миледи также имеет право на половину… — Миледи удовольствуется моим состоянием! — раздраженно перебил темный маг, и его собеседник прикусил язык. Темный Лорд тем временем вспоминал свадебный букет из черных роз, точь-в-точь такой, какой он много лет назад видел в магическом шаре. Снова в его ушах звучал голос преподавателя прорицаний и провидицы Кассандры Трелони, говорившей, что он принесет гибель человеку, который отдаст ему свое сердце. И маг уже пожалел о своем вчерашнем поступке. Нет, он, конечно, был доволен, что Белла наконец-то полностью принадлежит ему, и даже не думал теперь от нее отказываться, но в грудь к нему снова заполз удушающий страх за ведьму, хоть и Министерство уже находилось в его руках, и повода даже для малейших опасений не было никакого. Однако, чародей все же решил перестраховаться — на какое-то время до гибели Поттера сохранить в тайне свой брак с Беллатрисой. Любому другому чародею это могло бы показаться невыполнимой задачей. Действительно, как утаить то, что лицезрел не один десяток свидетелей? Но Волдеморт решил воспользоваться своими навыками работы с чужой памятью, а также заклинаниями из своего богатого арсенала. Многие волшебники, обладающие достаточной волшебной силой и талантами, хотя бы раз в жизни пытались придумать какое-нибудь свое заклинание, иногда очень даже успешно. Разумеется, и тщеславный Волдеморт регулярно занимался волшебными экспериментами. Результатом одного из них стала вариация заклинания «Обливиэйт», и маг, если хотел, мог накладывать его не на одного, а на нескольких чародеев одновременно. Кроме того, при желании колдуна заклинание могло работать строго заданный период времени или прекращаться в случае, если произойдет какое-то определенное событие. В этот же день Волдеморт устроил очередное собрание, после которого волшебники благополучно забыли, что присутствовали на бракосочетании своего лорда и леди Лестрейндж… Забыли и должны были пребывать в этой колдовской амнезии до тех пор, пока Гарри Поттер не испустит дух.

* * *

После короткой встречи с Толстоватым Волдеморт трансгрессировал в Малфой-мэннор и сразу же велел Родольфусу явиться к нему в кабинет. Внимательно разглядывая пожирателя, Темный Лорд понял, как же сильно отразилось на слуге падение во время той злополучной ловли. Родольфус хоть и остался после этого в живых, но до конца от ранений так и не оправился. Он теперь сильно прихрамывал, один глаз косил, во рту не хватало нескольких зубов, а сломанный нос, который Снегг собирал из мелких осколков костей, был смещен на одну сторону, делая лицо кривым. А самое главное, глаза Родольфуса теперь были тусклыми, полными тоски. «А ведь Беллатриса, кажется, совсем не замечала этого уродства! — подумал темный маг. — Как, впрочем, и моего! Или у нее вкус такой своеобразный?» Волдеморт указал Родольфусу на диван, и тот сел. — Укатали Сивку крутые горки, да? — серьезно и без гнева спросил Темный Лорд. — Именно так, милорд! — обреченно вздохнул Руди. — Что же, тогда тебя можно освободить от службы и должным образом наградить за верность и преданность. Эти качества — большая редкость, и лорд Волдеморт умеет ценить их. Вот, возьми! — Чародей взял со своего стола свиток пергамента и протянул его Родольфусу. — Что это? — спросил Лестрейндж. — Это приказ Министра магии о возвращении Лестрейнджам их конфискованного имущества. Тебе ведь было не совсем по душе жить у родственников супруги? Руди вспомнил, как спустя короткое время после первого побега из Азкабана говорил мимоходом Беллатрисе, что ни один Лестрейндж еще не жил у кого-то из милости, на что ведьма сказала ему потерпеть, пока повелитель что-нибудь придумает, раз уж сумел вернуть им свободу. — Теперь ты можешь жить хоть в загородном имении для поправки здоровья, хоть в фамильном особняке Лестрейнджей в Лондоне. Я бы настоятельно советовал отправиться именно в столицу. — Милорд, — тихо ответил Родольфус. — Благодарю! — Подожди, я ведь просто вернул тебе долг, но еще не отдал награды, особенно за последнюю услугу, когда ты закрыл собой от заклятья Беллатрису! — гордо вскинув голову, говорил Волдеморт. — Он протянул другой свиток, поменьше первого. — Ты теперь возглавишь Национальный клуб квиддича! Родольфус на мгновение оживился, но при воспоминании о Белле снова сник. — Мне уже больше не играть в квиддич! — обреченно ответил он, низко склонив голову. — После моей последней службы. Хотя я бы это сделал и без вашего приказания, милорд! — Знаю! — коротко бросил Волдеморт. — Потому я и поручил это дело именно тебе, а не кому-то другому. Но Беллатриса всегда была моей, и тебе это известно. Брось ты эту бессмысленную печаль, Дольф! Ведь с первого курса школы ты спал и видел, как бы связать свою жизнь с квиддичем, в то время как отец прочил тебе карьеру в Министерстве. А в зеркале Еиналеж ты видел себя председателем этого клуба! — Да, мне хотелось летать, Том! — вдруг сказал Руди. Волдеморт вздрогнул, услышав свое старое имя, однако вспыхнувший было гнев в ту же секунду улетучился. — Но с тех пор прошло много времени, и, может статься, изображение в зеркале Еиналеж тоже изменилось. — Сейчас только тебе известно, как меня раньше звали. Перестань ныть, Дольф! Ты же знаешь, что я терпеть не могу слез. Даже если ты не будешь играть в квиддич и не восстановишься настолько, чтобы сесть на метлу, ты все равно сможешь стать наставником для молодых игроков, и их победы будут и твоими победами тоже! — Ты всегда умел расположить к себе людей и найти подходящие слова, Том! Что же, милорд, завтра я немедленно отправляюсь в Лондон! С этими словами Родольфус слегка поклонился и вышел. Волдеморт смотрел ему вслед долгим внимательным взглядом, при этом внутренне торжествуя. Так он убил сразу двух зайцев, не просто вознаградив верного пожирателя, но и спровадив куда подальше соперника.

* * *

Когда Родольфус вернулся в Малфой-мэннор и зашел в комнату, которую ему отвели в этом доме, то увидел в ней Беллатрису. Ведьма бросилась к нему и, заключив его лицо в свои ладони, с тревогой спросила. — Руди, как ты? Он не ответил, только мягко отстранил ее руки и низко склонил голову. — Я уезжаю! — чуть помолчав, сообщил он. — Куда? — невольно вырвалось у ведьмы. А потом она сказала слова, которые от нее доводилось слышать разве что Темному Лорду, да и то лишь в исключительных случаях, после какого-нибудь крупного прокола при выполнении задания. — Прости меня, Руди, если сможешь! — слеза скатилась по щеке чародейки. — Я сломала тебе жизнь! Мне не следовало тогда принимать твое предложение руки и сердца, чтобы сбежать из родительского дома. Но что сейчас говорить! — Ты ни в чем не виновата, Белла! — грустно отвечал бывший муж. — Я сам хотел быть с тобой, хотя все знал с самого начала: и причину, по которой ты согласилась выйти за меня, и то, что милорд уже забрал твою душу и сердце, а мне достается лишь прелестная оболочка, и то ненадолго. Но в своей жизни я никогда не был так счастлив, как в те короткие месяцы, что ты была мне настоящей женой! А эти последние недели… О, то был для меня просто рай на земле, потому что, оказывается, в твоей душе и в твоем жестоком сердце нашелся уголок и для меня. Я прекрасно осознавал, что так не будет продолжаться вечно. К тому же, я слишком хорошо знал милорда и понимал, что он этого не позволит. Белла, ты ведь знаешь, какая обо мне шла слава до того, как мы встретились. Я просто прожигал жизнь в свободное от дел в Министерстве время, которого было даже слишком много. Все мои заботы сводились к тому, как бы повеселей провести время и с кем напиться, за какой девицей приволокнуться на очередном балу и в каком злачном месте поразвлечься. Но когда увидел тебя, то во мне что-то изменилось. Меня перестала привлекать такая жизнь, которую я вел. Все в ней потеряло смысл и цену. Белла, я ни в чем тебя не виню, напротив, благодарен, что ты была в моей жизни. Милорд вернул мне родовое гнездо и все, что принадлежало Лестрейнджам, а кроме того, назначил главой Национального клуба квиддича. При этих словах волшебница улыбнулась. — Ты всегда этого хотел! Мечтал связать свою жизнь с квиддичем! — Да, и потому я уезжаю в Лондон. А еще мне было бы просто невыносимо оставаться здесь теперь, когда ты стала супругой повелителя. Ведь раньше, когда тебя звали мадам Лестрейндж, я мог хотя бы на людях, во время наших приемов вдоволь смотреть на тебя, прикрываясь толпой как щитом. И даже милорд мне ничего на это не говорил. Надо мной порой даже посмеивались, когда видели, что спустя годы брака я все еще восхищенно смотрю на тебя словно жених или новобрачный. Как будто, по их мнению, мне не хватало того времени, что супруги могут провести наедине. Но они же не знали нашей тайны. А теперь мне даже не будет позволено поднять на тебя глаза, свободно говорить с тобой, пусть и в толпе. И как я буду обращаться к тебе «миледи», когда жгут язык и готовы слететь с губ слова любви, о которых мне даже помыслить нельзя? Нет, Белла! Уехать и не видеть тебя мне очень тяжело, но еще труднее будет, если я останусь. Просто не в моих силах! Беллатриса молча слушала Родольфуса, не решаясь перебить или остановить. Но чем больше говорил бывший муж, тем тяжелее становилось у ведьмы на сердце. Далеко не каждой женщине доводилось слышать такие искренние и горячие слова любви, но колдунье было бы намного легче получить от этого человека обвинения и ругательства, чем такое. Она чувствовала, что недостойна этих признаний. Кроме того, чародейка знала, что ничего подобного ей услышать больше не доведется. Тот, кто остался с ней, никогда не скажет ей таких слов, не подарит этого счастья. И прошлой ночью, как и много лет назад, он дал ей это понять. — Удачи тебе, Руди! — голос ведьмы дрожал от сдерживаемых слез. Напоследок она тихо обняла Родольфуса, уже и не зная, кем он был для нее: другом ли, братом ли или же немного возлюбленным. — Будь счастлива, Белла, об одном тебя прошу! Прощай! — Прощай, Руди! Родольфус стремительно вышел из комнаты, а чемодан с его вещами поплыл за ним. Больше им и в самом деле свидеться не довелось. На другой день на собрании Ближнего круга все те пожиратели, которые присутствовали при разводе Лестрейнджей и бракосочетании Темного Лорда с Беллатрисой, благополучно до времени забыли о столь важном событии, будучи подвергнуты заклятью. Отъезд же Родольфуса и тот факт, что мадам Лестрейндж осталась в поместье сестры одна, никого не смутили и не удивили. Все знали о тяжелом ранении Руди, которое каким-то чудом хоть и не свело его в могилу, но служить Темному Лорду дальше, выполняя его порой весьма непростые поручения, уж точно не позволяло. Именно поэтому все однозначно считали: Волдеморт отпустил слугу на покой, предварительно вернув утраченное состояние и наградив за службу возможностью заниматься любимым делом. Кроме того, все помнили, что в столице находится больница святого Мунго, куда в случае чего Лестрейндж всегда мог обратиться для поправки своего пошатнувшегося здоровья. Ну, а мадам Лестрейндж осталась на службе, что всем казалось логичным и предсказуемым.