* * *
Прошло восемнадцать лет (примерно столько в общей сложности продолжались обе кровавые магические войны без учета тринадцатилетнего перерыва) после всех этих невероятных и странных событий. Имя «лорд Волдеморт» было по-прежнему на устах у всей волшебной Британии, ибо не суждена была этому чародею тихая спокойная и умиротворяющая безвестность. Но теперь для людей оно олицетворяло собой надежду, последнюю надежду выжить и на короткий миг одержать победу над смертью. Теперь каждый маг в Британии знал: если и лорд Волдеморт не смог помочь, то не поможет уже никто, и нужно отпустить того, кто готовится покинуть этот мир. Чужая боль и смерти, как и раньше, были неотъемлемой частью в жизни этого волшебника. Только теперь он сам чувствовал ее каждый день, принимая на себя чужие страдания, и с годами его мантия из черной постепенно преобразилась в светло-серебристую, но не снежно-белую, и чародей не знал, какой еще он должен совершить поступок, который был бы достоин прощения. Как-то раз директор Хогвартса профессор Макгоннагал решила, что программу ЗОТИ следует немного дополнить, включив в нее некоторые целебные заклинания, которые бы позволили не просто защититься от черных магов, но и оказать первую помощь пострадавшим от темного колдовства, если в этом возникнет необходимость. Волшебница недолго думала от том, кто бы мог преподать эту науку ученикам. Она отправила сову с письмом к главному целителю больницы св. Мунго, в котором подробно излагала суть своей просьбы, приводя многочисленные аргументы, почему уроки лорда Волдеморта принесут студентам пользу. Маг согласился, рассудив, что и в самом деле нужно поделиться своими знаниями, чтобы они жили, когда его самого не станет. Ранним утром Волдеморт легко влетел во двор Хогвартса, плавно приземлившись рядом со встречающей его директрисой. — Приветствую вас, милорд, — улыбнулась профессор Макгоннагал, чуть склонив уже совершенно седую голову. — И в самом деле летаете, как птица! — Было время, когда я умел только ползать, — серьезно отвечал Волдеморт, видимо, намекая на давнюю дразнилку ровесников-гриффиндорцев, но в его темно-серых глазах заблестели веселые искорки. — Ой, Том, — смутилась директриса. — Мы не должны были так говорить. Сейчас она говорила с ним, как с человеком, с которым училась в школе, ведь после битвы за Хогвартс всем стало известно первое имя бывшего Темного Лорда. Перед последним поединком Гарри не раз его так называл. — Что вы, Минерва! Я уже все забыл. Вот только почему вы ни разу не обратились ко мне, чтобы дать исправить то, что я сотворил с вами. — К вам всегда обращаются люди с куда большими проблемами, и я не смела занимать ваше время. Честно говоря, я удивлена, почему вы согласились на время оставить свою больницу. — Так нужно. Пришло время поделиться своими наработками в области магии за последние годы, чтобы эти знания не ушли вместе со мной. — А вы скоро оставите нас? — голос Макгоннагал задрожал от волнения. — Когда-нибудь это все равно произойдет. Надеюсь, поскорее. — Значит теперь вы уже не боитесь смерти, а напротив, ждете ее, словно гостью? — Да, Минерва. Очень жду. Ведь это означает, что Беллатриса снова будет рядом со мной.Глава 142. Искупление. Часть 1
13 марта 2022 г. в 16:34
Открыв глаза, Волдеморт увидел, что лежит в каком-то пустом классе совершенно один, и сразу понял причину этого. Ну конечно, его телу не полагалось лежать вместе с теми, кто погиб, защищая Хогвартс. Волшебник встал, вышел в коридор и медленно побрел в Большой зал, низко склонив голову. Оказавшись у входа, он увидел через широко открытые двери, как преподаватели и ученики сидят за возвращенными на места факультетскими столами. Все взахлеб обсуждали последние события. Но стоило чародею зайти в зал, то в нем сразу же воцарилась тишина. Сотни глаз устремились на Волдеморта, и в руке каждого, кто смотрел на него, была направленная на мага волшебная палочка, хотя сотворить заклинание никто все же не решался, заметив, что руки волшебника пусты. Кроме того, каждого из присутствующих охватило сомнение, действительно ли это Темный Лорд, так как лицо колдуна изменилось. Оно хоть и казалось словно обожженным, а глаза при этом налитыми кровью, но в нем уже не было ничего змеиного, напротив, черты представлялись теперь вполне себе человеческими.
Волдеморт тем временем прошел в другой конец зала, туда, где лежала погибшая Беллатриса. Он опустился на колени возле ведьмы, обхватил худой рукой за плечи и прижал к себе безжизненное тело, аккуратно откинув прядь волос с застывшего лица. Видевшие все это волшебники недоуменно переглянулись, удивляясь тому, что Волдеморт способен на такие трепетные прикосновения. Чародей тем временем закрыл пустые глаза своими длинными белыми пальцами. Это ему легко удалось, потому как тело ведьмы еще даже не успело остыть. По-видимому, времени с момента гибели прошло совсем немного. Из правой руки волшебницы Волдеморт извлек свою старую тисовую палочку, но не успел он этого сделать, как десятки заклинаний полетели в него, правда, ни одно из них не достигло цели, разбившись о мгновенно наколдованную защитную полусферу. Но сам маг не стал творить ни одного Смертельного, да и вообще никакого заклинания. Перед его глазами снова одно за другим проносились воспоминания: от первой встречи с Беллатрисой до их последнего расставания на вокзале Кингс-кросс. Разумеется, никто этого не видел. Никто, кроме одного человека.
Гарри, когда вернулся в свою спальню в Хогвартсе, снова почувствовал боль в шраме и поспешил в Большой зал. Юноша уже перестал быть живым невольно созданным крестражем Волдеморта, но присутствие в нем на протяжение долгих лет чужого осколка души оставило на мальчике неизгладимый отпечаток. Когда спустя более чем двадцать лет появилась альтернативная реальность, где жестокий и коварный Темный Лорд одержал победу, то и жжение в молниеобразном шраме возобновилось, и способность говорить со змеями вернулась к нему в преддверии этих событий, хотя часть чужой души уже давно не обитала в нем. Вот и сейчас происходило нечто подобное. Желая разобраться в происходящем и понять дальнейшие намерения своего врага, Гарри снова осознанно проник в его сознание, и все увиденное поразило юношу до глубины души. Войдя, наконец, в зал, он устремился к Волдеморту, попутно прося всех не творить пока никаких заклинаний, и его послушались. Подойдя к защитной сфере, Гарри негромко обратился к Волдеморту, но в воцарившейся тишине было слышно каждое слово.
— Сперва достойно похорони супругу, Волдеморт, а потом сделай то, что тебе сказал Дамблдор там на вокзале.
Толпа ахнула, послышались изумленные перешептывания. Волдеморт, наконец, оторвался от пышных кудрей Беллатрисы, в которые до этого зарылся лицом, и посмотрел на Гарри. В красных глазах не было гнева, а только глубокое удивление.
— Как? То есть откуда ты…
— Даже теперь я могу проникать в твое сознание, Волдеморт. Тебе ведь так и не удалось до конца услышать Пророчество, правда? Согласно ему ты не знал, в чем была моя сила против тебя. Но сейчас я могу сказать тебе. В ту ночь, когда ты убил моих родителей, а затем сам лишился тела, твоя душа в очередной раз раскололась уже незаметно для тебя самого. Тогда отколовшаяся часть вселилась в единственное живое существо, оставшееся в доме — в ребенка. Я был одним из твоих крестражей, о котором ты и сам не знал, и часть твоей волшебной силы перешла мне, в том числе способность разговаривать со змеями. Но и теперь эта связь, похоже, не совсем утратилась, ведь и кровь у нас одна, не так ли?
Волдеморт задумался и, помолчав, ответил.
— Теперь это уже не имеет значения, — взгляд мага по-прежнему был прикован к чародейке, которая лежала у него на руках. — Ее жертва позволила мне обрести последний шанс на спасение, и я им воспользуюсь. Ее я тоже спасу, как до этого погубил.
— Не сомневаюсь! — отозвался Гарри.
— Сальварио! — произнес Волдеморт, смотря при этом на Беллатрису и от всей души желая спасти ее, вызволив из ада.
Волна цвета голубого неба с мерцающими золотыми блестками вырвалась из тисовой палочки и разлилась в воздухе. Все присутствующие невольно залюбовались красотой этого зрелища. Когда же светящиеся потоки стали растворяться в людях, то каждый человек почувствовал, как его наполняет бодрость, а боль, если она была, исчезает. Тогда стало понятно, что действие этой вспышки целебно.
В этот самый момент в зал вошел один человек, одетый в длинный халат лимонного цвета и с колпаком на голове. То была обычная униформа целителей из больницы св. Мунго. Сам вошедший оказался невысок ростом и узок в плечах. Его добрые голубые глаза на маленьком лице, напротив, казались, непривычно большими. Белоснежная мантия поверх халата была скреплена у самой шеи брошью со светло-голубым топазом. Кое-кто из учеников и преподавателей сразу узнали в волшебнике главного целителя больницы — мастера Асклепия. Почтенный старичок отстегнул невероятной красоты брошку и протянул Волдеморту.
— Отдаю своему преемнику! — твердо сказал он.
— Что?! — изумленно воскликнул Волдеморт.
— Твое заклинание Сальвариус вышло сильнее, чем у меня. По давней традиции именно волшебник, который сотворит заклятие сильнее, чем у действующего главного целителя, и становится его преемником.
— Этого не может быть! — прошептал Волдеморт.
— Ну, почему же не может? — уверенно и с воодушевлением отозвался Гарри. — Дамблдор сказал, что после того, как ты сотворишь Сальвариус, тебе будет указан путь к искуплению, ведь так? Ты убивал, а теперь будешь спасать жизни, причинял людям боль, а сейчас избавишь их от нее, принимая на себя. Нужно совершить поступки, противоположные тому злу, что ты творил. Это ведь очевидно. Твоя колоссальная волшебная сила останется при тебе, вот только приложение у нее теперь будет совсем другим, — серьезно сказал Гарри. — И к имени твоему отношение у людей тоже когда-нибудь изменится.
— Что ты такое говоришь, Гарри! — возмутился Рон и не только он. Много волшебников в один голос затвердили это же. — В Азкабане ему самое место или еще где похуже!
— Может и так, — задумчиво отозвалась Гермиона. — Но судьбе было угодно распорядиться по-другому.
Тут вмешался целитель Асклепий.
— Ах, что вы такое говорите, молодой человек! Потяжелее Азкабана его доля. Вы даже не представляете, как трудно отвоевать у смерти даже те немногие, по ее меркам, годы, и как трудно порой лицезреть чужие страдания и осознавать всю тщетность своих усилий.
Волдеморт покорно склонил голову в знак того, что принимает свою судьбу. Асклепий, быстро перебирая маленькими ножками, подошел к чародею, встал на цыпочки и прикрепил брошь к воротнику черной, как ночь, мантии. Волшебник недоуменно посмотрел на себя, взглядом красных глаз спрашивая, не полагается ли ему сменить одеяние. Асклепий, хоть и не владел легилименцией, понял вопрос и тихо сказал.
— Придет время, и она сама станет белее снега.