***
Неделю спустя. Однако гром грянул, откуда не ждали. - Каффа? - неверяще переспросил Сулейман. Селим мрачно посмотрел на сына. Шехзаде, стушевавшись, пробормотал извинения и замер, глядя вроде бы и в глаза, но вроде куда-то в сторону, что раздражало. Изначально Сулейман должен был отправиться в Болу - маленький незаметный санджак, зато неподалёку от Стамбула, о чём было сделано соответствующее объявление. Но только что пришла весть: султан поменял решение, и юный шехзаде едет в Генуэзскую крепость, крымский город Феодосию. Это не могло быть случайностью, ибо каждое назначение обсуждается с пашами, и раз уж дошло до официального заявления, то, значит, препятствий не было. Однако что-то - вернее, кто-то - не дало случиться этому. Ахмет, да примет его шайтан в свои объятия, мутил воду. Как обычно, доказательств не было, да и не могло быть, но всем всё было ясно. - Отец, я готов ехать, если так пожелал повелитель. Но уверены ли вы, что это действительно его решение? - Приказы падишаха сомнению не подлежат! - рявкнул мужчина. - Ступай к себе! Поклонившись, мальчишка выскочил из покоев. Селим, меж тем, крепко задумался: потеря матери хоть и огорчила его, но медлить было нельзя. Находиться в Трабзоне дальше означает подписать себе смертный приговор, так как отец, увы, явно оказывает предпочтение Ахмету, иначе сын бы сейчас собирал вещи для поездки в Болу. Следовательно, нужно попросить другой санджак, причём крайне желательно, чтобы он был ближе к столице. Идеально подойдёт единственный вариант - Румелия. Почти столь же близка к столице, как и Маниса. Выйдя из покоев, шехзаде твёрдым шагом направился к султану. - Доложите обо мне, - велел он евнухам, глубоко вдыхая и сосредотачиваясь. - Как прикажете, господин. Почти минуту в коридоре царила тишина, нарушаемая лишь размеренным дыханием шехзаде и более прерывистым молодого евнуха, боявшегося даже глаза поднять на господина. Наконец двустворчатые двери распахнулись, и вышедший слуга, склонившись, проговорил: - Повелитель ожидает вас. Селим вошёл, встречая суровый взгляд отца и отмечая общую слабость его положения - сидит на стуле, тяжко на него оперевшись, руки лежат на столе, чтобы скрыть едва уловимую дрожь. Старость не обходит никого, и скоро начнётся смута. - Государь, я пришёл просить вас о милости. - Слушаю. - Сегодня я узнал, что вы изменили своё решение относительно Сулеймана и отправили его в Крым. Он ещё очень юн, поэтому осмелюсь просить вас разрешить мне управлять Румелией, чтобы быть рядом с сыном. Баязид бросил на шехзаде насмешливый взгляд. Он, может быть, стар, но отнюдь не глуп. - Нет. Если так хочешь поддержать моего внука, можешь отправляться в Семендире, это часть Румелии, но ближе к Каффе. Селим зло склонил голову. - Как вам будет угодно, повелитель. - Можешь идти. Покинув покои, мужчина метнул яростный взгляд на побледневшего евнуха. Хотелось бы его к себе, но сейчас нельзя - могут заметить, к тому же неизвестно, помнит ли султан раба в лицо, и проверять это опасно для жизни. Что ж, Семендире так Семендире, Румелия, в конце концов, во Фракии, жить можно.***
Две недели спустя. - Пияле, - позвал шехзаде, - собирайся. Нам нужно уезжать. Мужчина средних лет удивлённо расширил глаза, но молча кивнул и вытащил из шкафа лёгкий сундучок, начиная сгребать туда самые важные документы со стола. - Селим едет с нами, Ферахшад остаётся. - Господин, она же ваша дочь... - Жизнь сына важнее для династии. - выплюнул Коркут. - Девчонка останется, чтобы у меня было больше шансов оправдаться в случае неудачи. - Как вам будет угодно. Остальное сжечь? - Да. От пепла тоже избавься. - Как быть с вещами? - Брать по минимуму, только самое необходимое. Путь до Египта не близкий, но, думаю, мамлюкский хан будет рад принять меня. - Вы полагаете, - осторожно начал Пияле, - что всё настолько плохо? Коркут ударил кулаком в стену. - Я просил вернуть прежний санджак, но отец отослал ещё дальше! Ахмет, шайтан его раздери, это всё его вина! Немного успокоившись, он сел и забарабанил пальцами по деревянной крышке стола. Пияле знал, что этот жест означает - господин сильно нервничает. Очень сильно. В последний раз такое происходило, когда Баязид становился султаном - дед Коркута, Мехмед Фатих, ввёл братоубийственный закон, и тот, тогда ещё одиннадцатилетний мальчик, очень переживал за отца. - Выезжаем через несколько часов. Ферахшад скажите, что мы с её братом уехали по своим делам, все расспросы пресекать.***
Каффа. Матушка окинула взглядом дворец, её примеру последовали я, брат и Бейхан с Фатьмой. Шах же что-то булькала в своих пелёнках. Толпа людей, встречающих нас у входа, заинтересованно перешёптывалась. Я мысленно скривилась - в дороге, видать, съела что-то не то или грязными руками ко рту прикоснулась, и внизу живота неприятно тянуло, терпеть взаимные расшаркивания не хотелось, но, увы, приходилось. Наконец, спустя полчаса, я добралась до постели и рухнула на неё прямо в дорожной одежде. Матушка немного задержалась, видимо, разговаривала со слугами. Становилось всё хуже, настолько, что заметила даже Бейхан. - Хатидже, - аккуратно дотронулась она до моего плеча. - С тобой всё в порядке? - Нет, - честно ответила я. Глаза сестры испуганно расширились. - Позови лекаршу, пожалуйста. Внезапно мою голову посетила одна мысль, и я стала судорожно, не обращая внимания на боль, задирать подол платья, стаскивая нижнее бельё, эти ужасные псевдошаровары. - Что ты делаешь?! - с ужасом спросила Фатьма. Служанки отвернулись, оставив её наедине с, как она полагала, наверное, сбрендившей сестрой. Наконец добравшись до слоя, прилегающего к коже, я заорала. На белой ткани красовалось алое пятно. И надо же было Бейхан с лекаршей залететь в покои именно тогда, когда я тут красуюсь со спущенными портками! Ладно ещё сестра, но чужая женщина вполне может рассказать кому не надо. Тут, конечно, не Топкапы, но могут счесть за плохое предзнаменование. Впрочем, очень скоро мне стало сильно похуй. Из всех отверстий что-то лилось, внизу живота словно медленно прокручивали острый кинжал, меня тошнило, хотелось срать, а ещё убить Селима, который зажопил несчастную Y-хромосому. Служанка омыла между ног чем-то холодным, кто-то что-то сказал, но мне было уже всё равно. От боли, безысходности и просто обиды на мир, чтобы хоть как-то отвлечься, я выгнулась и закричала что есть мочи. Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался одновременно испуганный и разъярённый Сулейман. Несколько минут назад. Девушка вытащила кровавую тряпку, лежавшую между ног госпожи, заменила её на новую, а старую шлёпнула в тазик. Сгустки свернувшейся крови плавали в красной воде, словно куски печени. Первые месячные проходили у султанши очень тяжело. Плотность крови меньше плотности воды, поэтому создавалось впечатление, что в этом тазу кого-то убили, как минимум. Вздохнув, служанка взяла посудину и вышла из покоев, чтобы сменить воду. - Шехзаде, - испуганно поклонилась она. - Госпожа. Валиде сдерживала сына, уговаривая отойти, потому что это "женские дела". В этот момент из покоев донёсся крик, и парень, чуть не сбив мать с ног, ринулся в комнату. Сулейман на долгие годы запомнил, как из покоев сестры вынесли таз, полный крови.***
- Сынок, выйди, - велела Айше. - Этот разговор не для твоих ушей. - Моя сестра истекает кровью, а вы говорите мне уйти?! - Пусть останется, - согласилась я, пошарив в воздухе рукой. Брат ухватился за неё, тепло его ладоней немного успокаивало и отвлекало от боли. - Хатидже, так делать не положено. - А я положила на это хуй. - Хатидже! - разозлилась мать. - Ещё слово, и я уйду! - Скатертью дорожка, - прошипела я. - Уверена, у служанок процесс отличается не сильно, пусть они и расскажут. Айше аж задохнулась от возмущения. Это было страшным оскорблением - отвернуться от матери к рабыням, потому что считалось, что именно мать должна объяснять про первую кровь и становление девушкой. Этакий финиш, переход во взрослую жизнь. Она резко встала, взмахнув длинными рукавами, и быстро исчезла за дверью. Лале и Мёге, поддерживающие меня, растерянно переглянулись. Видимо, опасались, что гнев Валиде обрушится на них. - Расскажите, - попросила я, вытянув шею к изголовью, где стояли девушки. - Госпожа, - неуверенно начала Лале. - Брат, ты останешься? Сулейман замялся. Конечно, парнишку смущали подобные разговоры, но самому было ужасно любопытно. Хотя признаться в этом - значило понести урон своей репутации. - Если я тебе нужен... - Конечно да! Ещё спрашиваешь! Он улыбнулся, покрепче ухватил мою руку и кивнул.***
Неделю спустя. - В итоге из меня вываливаются куски матки, - радостно заключила я. Сулейман позеленел и с ужасом уставился на книгу. Служанки объяснили, как могли, но их слова не удовлетворили моего любопытного брата, поэтому мы отправились в библиотеку, когда я более-менее пришла в себя и "кровь" завершилась. Местные прокладки - это скорее такие подгузники, ходить в них неудобно, да и подтекают они быстро, поэтому, чтобы избежать конфуза, мы подождали, пока месячные закончатся и уже тогда пошли выяснять. - И такое будет каждый месяц?! - придушенно спросил шехзаде. - Ага, - с садистским удовольствием согласилась я. - Ближайшие лет тридцать. - Господин, - склонилась рабыня брата, - вас зовёт Айше-султан. Целую неделю Валиде не разговаривала ни со мной, ни с Сулейманом, потому что он встал на мою сторону, чем я очень гордилась. Хотя наверняка она справлялась о моём состоянии у служанок, но лично ни разу не пришла. Бейхан очень расстраивалась, Фатьма хихикала вместе со мной. Этот вызов был ожидаем, но как-то не вовремя. - Идём, - встал Сулик. Служанка округлила глаза, видимо, насчёт меня указаний не было, но сказать это напрямую не решилась. Я кивнула и последовала за ними. - Тебя никто не звал, - холодно бросила мать. - Самолёт летел, колёса тёрлися, вы не звали нас, а мы припёрлися! - насмешливо пропела я. Брат фыркнул, наверное, вспомнил мои рассказы о снах и будущем. Глаза прислуживающих девушек стали совершенно круглыми. - Сулейман, - обратилась Валиде, видимо, решив игнорировать меня, - ты уже взрослый. Пришло время тебе заводить свой гарем. Как ты знаешь, церемония вручения сабли проводится только для сыновей действующего падишаха, поэтому, к сожалению, придётся обойтись без неё. Однако перед тем, как ты встретишься с девушками, обычай обязывает пройти церемонию обрезания. Как-то я упустила этот момент. В сериале обрезали и Баязида, и Джихангира одновременно, хотя разница в возрасте там была довольно приличная. Мустафу, Мехмеда и Селима, помнится, тоже решили в один день чикануть. Сулейману уже пятнадцать, дольше ждать нельзя. Возможно, мать боялась, что во время операции над единственным сыном что-то может пойти не так, а других наследников нет. Не обрезать нельзя - нужны свидетели, да и наложницам рты не заткнёшь, будут между собой обсуждать. Ещё есть религия, которая здесь не последнее место занимает, поэтому операции - быть. - Санджакбей Каффы готов встретиться с тобой на следующей неделе, поэтому церемонию проведут завтра. - Хорошо, матушка, - склонил голову Сулейман. - Смотри внимательно, чтобы чего лишнего не отрезали, - хохотнула я и получила беззлобный тычок в бок.