***
Два месяца спустя. - Я тебя люблю! - Я тоже вас очень уважаю и почитаю, госпожа, - склонил голову Ибрагим. Шах недовольно взглянула на него снизу вверх, очевидно, ожидая более бурной реакции, и продолжила: - Когда я вырасту, мы поженимся! - На всё воля Аллаха. Я давилась смехом, наблюдая за этим цирком на выезде. Один в один Михримах с Бали-беем. Сулейман придушенно ржал где-то за кустами, потому что выбрался с другом на редкую прогулку по саду и наткнулся на меня с сестрой. Ибрагим стойко выносил домогательства малявки, бросая нам затравленные взгляды с немой просьбой о помощи. Я мило улыбнулась, от чего он слегка воспрянул духом, но тут же отвернулась и удалилась в густую растительность к брату, оставив несчастного парня Шах на растерзание. - Ты чего не спасаешь беднягу? - А ты? - Хочу посмотреть, чем это закончится. Бейхан слегка приболела - ничего серьёзного, обычная простуда, тем более, сейчас уже осень, но, чтобы не распространять болезнь, сестру посадили на карантин. Поэтому с Шах сегодня гуляла я. Не сказать, что это занятие приносило мне удовольствие, но и особенного отвращения я не испытывала. Ребёнок как ребёнок, шебутной, в меру активный. Единственно что недолюбленный. Валиде очень прохладно относилась к младшей, и она была почти полностью оставлена на служанок. Может быть, именно отсюда растут ноги зависти Хубан к сериальной Хатидже, а влюблённость в Ибрагима - попытка найти хоть кого-то близкого кроме нянечек. Наверняка они как Зейнеп с Азрой, физически присмотрят, а развивать, говорить, на вопросы отвечать явно не по их части, для этого мать нужна. Которая явно больше занята единственным шехзаде, а не очередной девчонкой. Бедное дитя. - Как обстоят дела с управлением? Что говорит лала? - Разве подобает приличной девушке интересоваться такими вопросами? Я пихнула его локтём. В последнее время нам не так часто удавалось поговорить по душам, большую часть дня он был занят, а вечером семейный ужин, на котором щекотливые темы не поднимешь. - Ремесленники недовольны, просят понизить налог с продажи. Была пара разбойничих нападений, но в целом всё стабильно. Лала меня очень хвалит, - гордо улыбнулся брат. - Молодец, - похвалила я, - но не забывай, что нужно постоянно соблюдать осторожность. Вдруг этот чиновник хочет потом тебя очернить? - Я единственный наследник, в чём смысл? - Мурад, - сжав кулаки, прошипела я. Брат понял и сразу помрачнел. Их осталось двое, и оба являлись внуками султана Баязида по прямой мужской линии. Если с Сулейманом что-то случится, следующим, кто после Селима взойдёт на престол, станет наш дражайший кузен. - Тебе нужен сын, и как можно быстрее. - Фюлане, моя фаворитка, беременна, - наклонившись к моему уху, прошептал он. - Что?! - тихо охренела я. - Какой срок? - Три месяца, скоро станет видно живот. Чем дольше никто не знает, тем лучше. - Валиде в курсе? - Да. Именно она посоветовала молчать. Внутри поднималась горькая обида. Такое важное событие, я стану тётей, мой брат отцом, а он просто взял и не сказал мне. Не доверяет? Спустя столько лет? На глаза навернулись слёзы, к горлу подкатил комок. Я ведь бы не выдала, ни за что на свете, но он этого опасался... - Поздравляю, - ответила я сорвавшимся голосом. Брат озадаченно поднял брови. С другой стороны, он же всё-таки сказал, пусть и не сразу, но простить будет сложно. Очень сложно. Я молча встала, кивнула Сулейману, стараясь не разрыдаться прямо здесь, и быстрым шагом направилась в лабиринт садовых дорожек, прочь от родственников и всяких там разных. Невольно прикрыла некрасиво скривившийся рот рукой и почувствовала, как горячая капля ползёт по щеке. Вроде радоваться надо, да и в итоге же я раньше других узнала, но такое ощущение, словно в душу насрали. Я-то ему доверяла всё (в этой жизни), а он, выходит, нет. И что вот такого, чтобы не сказать мне сразу? Что стряслось бы? Мудила. В момент, когда евнухи оповестили гарем о моём приходе, отрицание сменилось гневом. Как они посмели? Ладно рабыня, она против шехзаде и слова сказать не смеет, ладно Валиде с её маниакальной жаждой всё контролировать, но брат... Это было неожиданным. Внезапно я остановилась, осознав причину своей злости. Я считала, что важнее для Сулеймана, чем любой другой человек на этой земле. Даже Валиде. Много раз я говорила, что люблю его больше всех на свете, но ответил ли он хоть однажды "я тебя тоже"? В двадцать первом веке я отчаянно верила в то, что могу быть номером один в чьём-то списке приоритетов. Не просто важной, а лучшей. Той, без которой жизнь смысла не имеет. Но парню была дороже его семья, собственно, он это и не отрицал. У друзей, даже лучших, тоже она стояла пунктом выше. Родители очень меня любили, но это не то. Они меня создали, а вот найдётся ли тот, кто примет меня, не имеющую, по сути, к нему никакого отношения? Я эгоистична? Определённо. В идеале хотелось бы, чтобы человек без меня жить не мог, а я без него могла. И почему в таком случае другие не должны думать так же? Для нормального мужчины в моей системе отсчёта важнее всего в мире его жена и дети. Потом родители, более дальние родственники, друзья, знакомые и так далее. Но на первом месте - жена. Дети чуть-чуть, самую малость, но меньше, потому что рано или поздно вырастут, начнут свою жизнь, а с их матерью ему всю жизнь рядом быть. Рано или поздно первое место в сердце Сулеймана займёт другая женщина, и будет это явно не я или Валиде. Неважно, Хюррем, Махидевран, Гюльфем или хоть Гюльшах, но появится другая, и это придётся принять. Это больно. Зайдя, наконец, в свои покои и плюхнувшись на диванчик, я дала волю слезам. Не знаю, сколько прошло времени, но чьи-то тёплые руки обняли меня сбоку. Оторвавшись от заплаканной юбки, я обнаружила, что Лале сидит рядом и грустно смотрит, ни о чём, впрочем, не спрашивая. Мёге, кажется, вышла в город сегодня, захотела купить какие-то ткани. Свободным девушкам такое позволялось. Были мысли, что её могут завербовать, но думать их сейчас просто не было ни сил, ни желания. - Спасибо, - гундося, пробормотала я. Она обняла меня крепче. - Я всё для тебя сделаю, Хатидже. Наедине мы договорились избегать формальностей, иначе же просто свихнуться можно. И ведь она права, многие меня любят, матушка тоже, несмотря на наши большие разногласия. И чего только не хватает... Может, безумие было свойством тела султанши, а не души?***
Стамбул. Топкапы. Селим, восседая на помпезной кровати, стоящей в покоях совета Дивана, выслушивал донесения пашей и всё больше хмурился. Обстановка на границах накалялась, персы наверняка попытаются совершить государственный переворот ради передачи власти его племяннику. Этого ни в коем случае нельзя допустить, иначе начнётся смута. Пора было отправляться в новый поход.